Корпус я разглядел издалека — еще до того, как свернул с Благовещенского моста. Трехэтажную бежевато-желтую громадину, вытянувшуюся вдоль набережной, сложно было спутать с чем-то другим. Строгий силуэт длинного здания над Невой намертво врезался в память, еще когда я был ровесником моего нынешнего тела. И так там и остался — похоже, уже навсегда.
Мотоцикл я припарковал напротив памятника Крузенштерну, прямо под белыми колоннами и круглой башней посередине, над которой развевался Андреевский флаг. Мог подъехать и ближе, чуть ли не к самому входу, но не стал. Заглушил мотор, снял шлем, сдернул с жердочки сиденья рюкзак и последние метры шел пешком — почему-то это казалось важным.
Я вернулся в мой город. В мой Корпус… И, похоже, заодно в мои восемнадцать: от предвкушения грядущего все внутри подрагивало точно так же, как и в далеком шестьдесят первом.
Хотя ничего здесь, в общем-то, и не изменилось. То же самое здание, построенное еще в конце восемнадцатого века, и те же огромные деревянные двери, которые я открывал тысячи раз. Изменилась только табличка справа: теперь под Андреевским флагом, двуглавым имперским орлом и гербом города красовалась новая надпись.
«Российский императорский флот. Морской Корпус имени светлейшего князя генерала-фельдмаршала Владимира Федоровича Градова».
Интересно как… И — чего уж там — приятно. Спасибо потомкам.
Потянув на себя тяжеленную створку, я будто вернулся домой…
И застыл, едва переступив порог. Снаружи Корпус остался прежним — зато внутри изменился, как теперь говорит молодежь, чуть менее, чем полностью. От того, что я помнил, остались только общие очертания, да и те местами будто разошлись в стороны, чтобы дать побольше простора убранству. Центральная лестница, конечно же, никуда не делась, но теперь вместо ветхого гранита, до блеска отполированного ботинками гардемаринов, курсантов и мичманов, на ней лежал светло-серый мрамор. Он же облицовывал пол и кое-где даже стены, уходя в коридоры по бокам.
За прошедшие десять лет кто-то не поленился сделать в здании капитальный ремонт, который наверняка обошелся казне в десятки тысяч рублей. И этот же кто-то, вероятно, заплатил художнику и рабочим, водрузившим прямо напротив входа огромную картину.
Надо вестибюлем возвышалась гигантская фигура в усеянном орденами белом адмиральском кителе. Погоны с жезлами и коронами, ворот и петлицы выглядели сравнительно достоверно, а вот вышитый золотом якорь на плече я не носил как раз примерно с тех самых пор, как выпустился из Корпуса. И уж конечно я никогда без надобности не полез бы в парадной форме на палубу эсминца, где художнику вздумалось меня изобразить.
Впрочем, несмотря на некоторые фактические неточности, портрет мне скорее нравился. Во всяком случае, в нем было все: и размах, и пафос, и блеск золота на пуговицах и пряжке ремня. Суровый взгляд, устремленный куда-то вдаль, горделивая поза, буквально излучающая силу и незаурядные таланты и, конечно же, густая седина, за которую я уже в сорок лет получил прозвище Серый Генерал. Не хватало, пожалуй, только одного: сходства. У плечистого богатыря, буквально воплотившего собой суровую мужскую красоту, со мной-прежним оказадось не так уж много общего. Впрочем, разве на парадных портретах бывает по-другому?
Разглядывая картину и погрузившись в свои мысли, я даже не сразу понял, что вдруг заставило меня напрячься. И только потом замер, прислушиваясь, и вдруг почувствовал, как волосы на загривке встают дыбом, как у взявшей след борзой.
Голос.
Кто-то сзади меня говорил. Громко, со злостью, и этот тембр я мог узнать из тысячи других — так крепко он въелся в память. Низкий, хриплый, будто его обладатель в свое время изуродовал гортань криком и так и не смог полностью вылечить.
За моей спиной стоял человек, который командовал «Кречетами» в больнице Пятигорска.
Стараясь не привлечь к себе внимания, я бросил аккуратный взгляд через плечо. Хриплый как раз закончил говорить: выдохнул напоследок что-то емко-сердитое, убрал телефон в карман пиджака и быстро зашагал по вестибюлю к лестнице.
Высокий, под два метра, с наголо бритым черепом и длинной расходящейся надвое бородой с проседью. Одет в штатское — черный костюм с лакированными ботинками. Идет так, будто здесь не в первый раз и даже не в десятый — до окружения и окружающих хриплому явно не было никакого дела.
Дождавшись, пока он пройдет мимо, я мысленно досчитал до десяти и последовал за ним, стараясь не привлекать к себе внимания. Что было не так уж и просто: в байкерской «броне» и с шлемом на локте я наверняка еще как выделялся среди окружающих меня курсантов и офицеров в черной форме.
Впрочем, хриплый почти не смотрел по сторонам, так что опасаться мне было, похоже, нечего. Добравшись до проходной, он махнул дежурному, толкнул турникет и проследовал дальше. Без всякой записи и даже без вопросов — видимо, его тут уже давно и хорошо знали.
У меня так, само собой, не получилось. Пришлось задержаться.
— Добрый день! — Усатый мужик с широкими боцманскими лычками на погонах лениво протянул ладонь. — Документы, пожалуйста.
Я, то и дело поглядывая на удаляющуюся темную фигуру, просунул в окошко паспорт.
— Владимир Острогорский, — прочитал дежурный. — К кому и по какому вопросу?
— К Разумо… к начальнику Корпуса, — тут же поправился я. — По поводу поступления.
— Так набор уже завершен. Учебный год начался, молодой человек.
— Не сомневайтесь, меня он примет, — буркнул я. — Записывайте.
Дежурный хотел было огрызнуться и даже вдохнул, но наткнулся на мой взгляд и тут же осекся и сдулся, разом потеряв желание спорить.
Разумно: в таком месте никогда не знаешь наверняка, кто перед тобой — то ли наследник древнего рода, то ли обычный малолетний шалопай. И даже если фамилия не красуется на первых страницах общего гербовника дворянских родов, это не значит, что к ее обладателю не следует относиться с осторожностью.
Поджав губы, дежурный записал меня в журнал. Я выдернул паспорт из его пальцев, засунув руку в окошко чуть ли не по самое плечо, и сорвался с места, торопясь поскорее догнать хриплого. К счастью, он пока никуда не свернул, и уже скоро впереди снова показалась рослая фигура с блестящим черепом. Замедлив шаг, я двинулся следом, прикрываясь снующими туда-сюда курсантами и стараясь не отставать.
На мгновение где-то в области затылка даже промелькнула мысль дождаться, пока хриплый окажется в чуть менее людном месте или… Нет, слишком опасно. Вряд ли сейчас можно придумать что-то глупее, чем лупить Молотом в стенах Корпуса. Да и не факт, что получится: драться с Одаренном третьего-четвертого ранга этому телу пока рановато.
Оставалось только шагать за хриплым след в след, и выискивать подходящий момент хотя бы получше рассмотреть лицо. Но и это у меня почему-то никак не получалось: поднявшись на второй этаж, хриплый вдруг прибавил шагу и свернул за угол. Я снова перешел на бег, метнулся следом…
И тут же налетел на упитанного светловолосого коротышку в черной форме с двумя унтер-офицерскими лычками на погонах.
Второкурсник — и по совместительству нарушитель внутреннего устава Корпуса: он то ли не дотерпел до подходящего места, то ли зачем-то решил перекусить прямо на ходу, и теперь со скорбным видом разглядывал то здоровенное белое пятно у себя на груди, то завернутую в промасленную бумагу шаверму у моих ног.
— Прошу меня извинить, — буркнул я, обходя беднягу.
Времени на полноценные расшаркивания не было: рослая фигура пока еще не затерялась, все так же возвышаясь над толпой курсантов и офицеров Корпуса чуть ли не на две головы, но в любой момент могла зайти в какую-нибудь дверь. Или вовсе свернуть на одну из бесчисленных лестниц, и тогда искать хриплого пришлось бы буквально наугад. И я уже собрался было пуститься бегом…
Но так и не смог.
— Не так быстро, сударь, — строго проговорил коротышка. — Мы с вами еще не закончили.
Белая пухлая рука держала меня за ворот «брони» — и держала неожиданно сильно. Настолько, что я был бы вынужден или тащить упрямого курсанта за собой волоком, или стукнуть, чтобы отцепился. Чего он, судя по упрямой и решительной физиономии, делать явно не собирался.
— Закончили! — буркнул я, опустив ладонь на сжимающие куртку пальцы. — Я опаздываю.
— В таком случае, для нас обоих будет лучше, если это досадное недоразумение решится как можно быстрее. — Коротышка натужно запыхтел, но сдаваться явно не собирался. — И вам, сударь, придется выслушать, желаете вы того, или нет.
— Ну так говорите быстрее! — рявкнул я. — И отпустите уже — я не собираюсь сбегать!
— Увы, я никак не могу в это поверить.
Коротышка зачем-то изъяснялся так, будто мы оба с ним были не безусыми пацанами, а аристократами, которые находились в затяжной ссоре и вдруг столкнулись нос к носу на приеме у общего знакомого, да и еще и так, что избежать неловкой беседы никак не получалось. Со стороны это наверняка выглядело до нелепого комично, однако странный второкурсник то ли планомерно нарывался, то ли в целом по жизни отличался.
Только не умом и сообразительностью, а вообще непонятно чем.
— Вы, сударь, совершенно, отвратительно невоспитанны, — продолжал выговаривать он, назидательно размахивая у меня перед носом указательным пальцем. — И не только проявили неуместную в этих стенах суету, но и лишили меня трапезы.
— Да говори ты уже нормально, блин! — не выдержал я. — Хочешь, я тебе этой гадости хоть целый ящик куплю, только отстань!
— Гадость? — Глаза коротышки недовольно блеснули. — Более ужасных слов я в жизни не слышал! Боюсь, я вынужден потребовать…
— Чего — извинений? За эту х… за шаверму⁈
Еще немного, и я, пожалуй, просто засветил бы парню между глаз, наплевав на все условности, этикет и даже то, что после таких выкрутасов мое обучение в Морском корпусе закончилось бы, не начавшись. Но к счастью для нас обоих, он перестал выписывать словесные кренделя и перешел к делу.
— О нет, сударь. — И без того серьезное лицо коротышки на глазах преисполнялось пафосом и какой-то нездешней мужественностью, будто он собирался с голыми руками броситься на танк, а не дальше капать на мозги незадачливому ровеснику. — К моему глубочайшему сожалению, все многократно хуже. Поставив это пятно, — Коротышка ткнул себя пальцем в грудь, тут же вляпавшись в соус, — вы оскорбили не только меня лично, но и форму курсанта. Тем самым оскорбив также Морской корпус и весь военный флот. И, следовательно, должны ответить за свой проступок так, как того требуют славные традиции.
Да они сговорились, что ли⁈ Сначала Камбулатов, теперь этот… Не то, чтобы подобного рода разборки Одаренного столичного молодняка были такой уж редкостью, но я за каких-то полдня получил уже второе по счету требование сатисфакции. Причем нынешний… скажем так, оппонент, в отличие от первого, ничуть не походил на лихого забияку.
— Дуэль? — вздохнул я.
— Я бы на вашем месте говорил потише, сударь! — Коротышка перешел чуть ли не на шепот, суетливо оглядываясь по сторонам. — Но — да, вы правы. Сегодня ночью я буду ждать вас ровно в час у часовни…
— Ксении Блаженной на Смоленском кладбище! — прорычал я. — Клянусь честью, сударь, я там буду… Только в два часа — на час ночи меня уже вызвали!
От неожиданности коротышка вытаращился и разжал пальцы, отпуская куртку и давая мне, наконец, долгожданную возможность удрать. Конструкты дружно полыхнули, и я с бешеной скоростью помчался по коридору, расталкивая курсантов и рискуя к сегодняшнему ночному рандеву на Смоленском набрать еще пару-тройку дуэлей. Хриплый уже исчез из виду, но я буквально только что видел его где-то в конце коридора. Никаких дверей тут уже не было, и единственный путь вел к короткой лестнице, уходящей в центральное крыло Корпуса.
И вот здесь бегать уже точно не стоило. И не только потому, что юные курсанты вокруг в этой части здания понемногу сменялись офицерами. Если память меня не подводила, на втором этаже в этой части располагались кабинеты начальства, и хриплый запросто мог зайти в любой из них.
Но в какой именно?..
Когда дверь в конце коридора распахнулась, и в проеме показалась знакомая борода и двухметровая черная фигура, я отвернулся и принялся старательно делать вид, что меня больше всего на свете интересует расписание четвертого мичманского курса. Вряд ли хриплый хотя бы примерно знал, как выглядит мое новое тело, однако сам облик — байкерский «доспех», джинсы и рюкзак — слишком уж выделялся на фоне местной черной формы с погонами.
Впрочем, хриплого нисколько не интересовали ни курсанты, ни уж тем более абитуриенты: он шагал по коридору, сосредоточенно пялясь в телефон, и, похоже, к тому же еще и спешил куда-то.
А вот мне спешить было уже некуда. Раньше я слышал только голос врага, а теперь увидел внешность. Достаточно близко, чтобы улучшенный Конструктами мозг вспомнил ее хоть через неделю, хоть через месяц, хоть через десять лет. А имя… имя можно выяснить и в начальственном кабинете.
Тем более, что как раз туда-то мне и надо.