Гардемарин Ее Величества. Инкарнация

Глава 15

— Шаверма! Настоящая, питерская! — Поплавский поднял на вытянутой руке заветный сверток с рублеными овощами и чуть подгорелой курятиной. — Также ошибочно именуемая неграмотными людьми шаурмой. Впрочем, лично я предпочитаю название «божественный свиток» — оно как нельзя лучше описывать суть, а также…

— У вас на десантном все такие? — негромко поинтересовался я, ткнув Камбулата локтем в бок.

— Не-е-е, только этот. Уникум, мать его. Любого другого с такой биографией уже давно бы выперли с волчьим билетом. Или матросом на сухогруз отправили. — Камбулат усмехнулся и покачал головой. — А ему хоть бы хрен. Еще в гардемарины пролезет.

Я молча кивнул. Мой сосед по острогу действительно порой выдавал те еще кренделя. Зато был неглуп, отважен, хитер и, что куда важнее, стоял за своих горой, даже рискуя влипнуть в историю посерьезнее обычной. А эти качества, особенно подкрепленные наличием влиятельного родственника, порой открывают двери, за которые не может пробиться безупречная биография.

— Учись, курсант Острогорский. Вот так это делается! — Поплавский ловким движением оторвал идеально-ровный кусок бумаги, обнажая примерно с треть поджаристого лаваша. — И бери только здесь — у метро отравишься, а на углу Тринадцатой столько капусты кладут, что плеваться хочется.

Отведав расхваленной «самой правильной на Васильевском, и непременно в сырном, потому что в обычном — фуфло» мы направились дальше по проспекту, и за Благовещенским садом свернули направо на Седьмую линию. И я уже приготовился увидеть впереди «Василеостровскую», когда Поплавский решительным шагом направился к светящейся в темноте вывеске.

— «Якорь»! — торжественно прочитал он, взявшись за ручку на двери. — Каждый уважающий себя моряк обязан посетить сие славное заведение. Традиция-с!

В мое время курсанты… Нет, конечно же, тоже не отказывали себе в маленьких удовольствиях. И обычно прямо в расположении, тайком собираясь в бытовке с парой бутылок крепленого вина, ведь ночная вылазка в кабак грозила встречей с кем-нибудь из старших офицеров. Но за прошедшие полвека такие вот компактные бары, похоже, расползлись по всему Васильевскому, как тараканы. И Поплавский наверняка знал, в каком из них можно ненароком наткнуться на кого-то вроде коменданта Шиловского.

А в каком — нет.

Внутри заведение оказалось тем, что нынче принято именовать коротким заграничным словом «паб». Нарочито небрежная обстановка, кирпич и дерево: грубые лавки, такие же столы и огромная стойка из мореного дуба. Полумрак, уют и музыка — неожиданно даже. На небольшой сцене девчонка на пару лет старше меня выводила вариацию какого-то популярного хита. Без фонограммы, под гитару: тощий паренек в белой рубашке за ее спиной и в одиночку справлялся неплохо.

Приятно, мелодично и не слишком громко.

Поплавский определенно бывал здесь, и наверняка уже не раз и не два. Стоило нам спуститься по лестнице, как он уверенно двинулся вглубь зала и сразу же занял стол на четверых в углу.

Не успели мы рассесться, как перед нами возникла официантка в черном платье с волнующим декольте. Она принялась раскладывать перед нами меню, но Поплавский жестом остановил ее.

— Сударыня, нам большую мясную тарелку, ту, что на компанию, четыре «Василеостровского домашнего» и номер вашего телефона. И огромная просьба: смотрите на меня во все глаза. И как только опустеет бокал, это будет означать, что самое время нести следующий.

Официантка улыбнулась, повторила заказ и направилась на кухню, лихо вращая тазобедренной конструкцией. Уделив ей должное и вполне заслуженное внимание, я принялся с осматриваться.

Не знаю, по какой причине каждый уважающий себя моряк должен был обязательно отметиться именно в этом заведении. Из всей морской тематики здесь имелся лишь огромный якорь, прислоненный к стене на сцене за музыкантами. Не бутафорский, настоящий. Видимо, именно ему паб и был обязан названием.

Ну да ладно. Какая, в сущности разница? Главное — кухня.

Пока я глазел по сторонам, на столе будто сам по себе возник заказ. Глянув на внушительное блюдо, заваленное самым разнообразным копченым и жареным мясом, я с удивлением покосился на Поплавского.

Ну куда оно ему лезет-то, а? И это после шавермы, которая даже нынешнему молодому и растущему организму показалась весьма сытной.

— Ну, господа унтер-офицеры, выпьем же за примирение, за чудесное спасение его сиятельства барона Корфа, а также за отвагу и доблесть господина Острогорского, достойные истинного моряка. — пафосно провозгласил Поплавский, поднимая бокал. — За нас, господа!

Корф c Камбулатом громогласно повторили последнюю фразу, и мы сдвинули бокалы.

Пива я не пил давно — формально десять с лишним астрономических лет. И за это время местная пивоварня ничуть не испортилась и держала марку… Впрочем, возможно мой восторг скорее следовало списать на возраст: тот самый, когда деревья непременно кажутся выше, трава зеленее, а даже посредственный и недорогой пенный напиток — самым вкусным на свете

Мы успели осушить по паре бокалов, когда мое внимание привлекла шумная компания, ввалившаяся в паб с улицы. Спускавшиеся по лестнице молодые люди абсолютно не обращали внимания на окружающих, громко смеясь и переговариваясь. Шум меня ничуть не смущал, но когда я разглядел форму — черные однобортные кители и такого же цвета брюки с красным кантом — брови тут же полезли на лоб и, похоже, решили там и остаться.

В питейное заведение по форме?.. Бардак. Десять лет назад за такое всю шайку мигом отправили бы войска за Урал. С крайне незначительными шансам хоть когда-то дослужиться выше капитана.

На компанию обратил внимание не один я. Поплавский, разглядывая парней, изобразил на лице такую суровую мину, что даже почти перестал улыбаться.

— Красноперые? Здесь? Да еще и по форме? — в его голосе в равных пропорциях смешались изумление и праведный гнев.

Ничего удивительного. «Золотые мальчики» из Пажеского и моряки изрядно недолюбливали друг друга и в восемнадцатом веке, и в девятнадцатом, и когда я я сам учился в Корпусе. И за прошедшие десять лет, конечно же, ничего не изменилось.

— Зачем они сюда вообще приперлись? — продолжал возмущаться Поплавский.

— Полагаю, решили выпить. — Корф зачем-то решил ответить на риторический вопрос. — Гуляют, наверное…

— Вот пусть у себя на Садовой и гуляют! — прошипел Поплавский. — А Васильевский — наш. Господа, лично я считаю, что Морскому корпусу нанесено оскорбление, которое следует немедленно смыть…

— Да ладно тебе, Виталик, пусть сидят, — лениво протянул Камбулат, откинувшись на стену. — Если бузить не будут — то и пес с ними. Хватит уже на сегодня приключений. Отдохнуть охота.

Я не стал лезть в спор: никаких причин любить мажоров из Пажеского лично у меня не было, но и поводов снова нарываться на драку, пожалуй, тоже. Я отхлебнул пива, поверх бокала глядя на компанию за большим столом у стены… и едва не поперхнулся.

Быть такого не может!

Вместе с пажами в заведение пожаловало несколько барышень. И чем дольше я рассматривал красоток, тем больше убеждался, что одной из них оказалась моя недавняя знакомая из Пятигорска! Оля сменила джинсовые шортики и майку на короткое синее платье, расплела косички и вернула волосам родной светло-русый цвет, но я все равно ее узнал. Те же глаза, та же улыбка — только теперь она доставалась не мне, а этим… пажам.

Последние пару дней Оля почему-то не отвечала на сообщения и вообще пропала из мессенджера — а ведь у меня была по меньшей мере одна причина повидаться лично… Правда, эта самая причина осталась во внутреннем кармане «брони», которую я бросил в располаге.

Впрочем, какая разница?

Когда музыка сменилась на что-то томное и медленное, и на пятачке перед сценой закружились несколько парочек, я все-таки решил… ну, хотя бы поздороваться.

— Прошу меня извинить, господа. — Я отодвинул опустевший стакан. — Покину вас на некоторое время.

Выбравшись из-за стола, я решительно проследовал туда, где расположились пажи. Подошел к Оле, остановился рядом, дождался, пока она обратит на меня внимание, и чуть склонил голову.

— Позволите вас пригласить, сударыня?

Оля непонимающе уставилась на меня, нахмурилась, но через несколько мгновений ее глаза удивленно расширились, а на губах появилась улыбка. Искренняя и, кажется, даже радостная.

— О-о, Владимир! Конечно, пойдем потанцуем!

Я учтиво протянул руку, Оля поднялась, и мы направились на импровизированный танцпол. Пажи проводили нас сердитыми взглядами исподлобья, но пока молчали. Зато столик в дальнем углу оживился: парни дружно подняли вверх большие пальцы, а Поплавский еще и принялся хлопать.

— Должна признаться, я удивлена. — Оля положила ладони мне на плечи. — И какими ты судьбами в Петербурге?

— Да вот. — Я кивнул в сторону сидящих за столом товарищей. — Приехал поступать в Морской корпус.

— Оу, так ты у нас теперь моряк?

— Пока еще нет, но скоро, вероятно, буду. После экзаменов посмотришь на меня в форме.

— Как самоуверенно, — усмехнулась Оля.

Я так и не понял, что именно показалось ей самоуверенным: твердое намерение поступить в Корпус, или совсем не изящный намек, что мы увидимся снова.

Впрочем, кажется, так и было задумано.

— Должен сказать, я удивлен не меньше, — я прервал чуть затянувшееся молчание. — А ты здесь как? Тоже учишься?

— Ну… Можно и так сказать, — уклончиво ответила Оля. — я…

Дослушать, что именно она хотела сказать, я не успел. За спиной мелькнула крупная фигура, и меня нагло и вполне однозначно дернули за локоть, сбивая с ритма.

— Прошу меня извинить, — вздохнул я, с сожалением отпуская Олину талию.

Передо мной стоял один из пажей. Тот самый, который сидел по центру стола и ржал громче всех. Краснощекий блондинчик, чем-то похожий на Корфа, только раскормленный раза этак в полтора. И, кажется, «Якорь» стал далеко не первым заведением, которое он сегодня посетил: По крайней мере, «выхлоп» от него был весьма ощутимый, и навряд ли такой бугай успел бы набраться за то короткое время, что компания провела здесь.

— Неприлично приглашать девушку на танец, не спросив разрешения у кавалера, — проговорил он.

Я удивленно приподнял брови.

С такой-то рожей? О-о-чень сильно сомневаюсь. Оля определенно не могла пожаловаться на отсутствие вкуса, так что ее кавалером паж мог быть разве что в собственных фантазиях.

— Неприлично шататься в форме пьяным по кабакам. — Я пожал плечами. — А то, что сделал я, вполне допустимо. Мы же не балу в конце концов.

— Еще поучи меня тут. — Кажется, мой ответ пажу очень сильно не понравился. — Ты откуда вообще такой взялся, а?

— Морской корпус. — Я сложил руки на груди. — Абитуриент. А с кем имею честь?..

— Саша, ну ладно тебе! Потанцевали и потанцевали, ты чего?

Оля попыталась сгладить углы, но ее ухажера уже, что называется, понесло.

— Ну понятно. Еще не поступил — а уже берега попутал, — ухмыльнулся паж. — Такой же баклан ощипанный, как остальные из Морского.

В этот момент песня закончилась, и последние слова во внезапно наступившей тишине отчетливо прозвучали на весь паб.

— Кхм-кхм, — Поплавский, возникший рядом, принялся демонстративно закатывать рукава на куртке. — Прошу прощения, сударь, не соизволите ли вы еще разок повторить то, что только сейчас сказали? Мне послышалось, или ваше красноперое сиятельство?..

— Мочи водоплавающих! — прогремело из-за стола у стены, и полдюжины фигур в форме бросились в нашу сторону.

Ну, понеслась…

Паж только этого и ждал. И сильно удивился, когда я нырком ушел от удара и на противоходе влепил ему в печень. Потом добавил лбом в подбородок, сбивая с ног, и ломанулся в свалку на помощь товарищам.

Камбулату помощь определенно не требовалась: как я и подозревал, разряд там имелся, как минимум первый взрослый. Плечистая фигура с неожиданным для таких габаритов изяществом вертелась, раздавая во все стороны джебы с кроссами и вполне уверенно отбиваясь сразу от троих противников… Нет, уже двоих. Поплавский разнес бокал о голову одного из пажей, и сейчас задорно колошматил второго, поймав за ворот кителя. А вот Корф отступал, вытирая рукавом расквашенный нос — видимо, уже пропустил.

Метнувшись к нему, я за плечо развернул его оппонента и, размахнувшись, отправил беднягу собирать столы и лавки. А потом за плечо дернули уже меня.

Паж, начавший всю эту заваруху, оказался крепким — уже очухался. И сейчас собирался отыграться по полной: воздух вокруг сжатого кулак едва заметно зарябил от энергии Дара. Забыв о неписаных правилах кабацких драк, идиот собирался вломить мне Молотом — и еще каким!

Ну что ж…

Я перехватил его кулак ладонью, сбивая элемент, а потом изо всех сил дернул, выворачивая кисть. Такому в Пажеском корпусе, конечно, не учили. Глаза напротив вытаращились от удивления и боли, и поверженное тело рухнуло на колени. И как раз думал, достойно ли будущего гардемарина заехать ему ногой в лоб, когда где-то за спиной послышались, крики, свист и громкий топот.

— Полиция! — Поплавский, как всегда, сообразил быстрее всех. — За мной, судари!

Коротко разбежавшись, он лихо перемахнул через стойку, и, отпихнув ошалевшего от удивления бармена, скрылся за дверью, ведущей во внутренние помещения. Корф с Камбулатом последовали за ним. Я перевел взгляд на все еще стоящего передо мной на коленях пажа, выпустил его руку, и бросился за товарищами.

— Я тебя найду, баклан! — донесся мне вслед полный злобы голос. — Слышишь меня⁈

Найдешь, красноперый, найдешь… Как только с гауптвахты вернешься.

Перепрыгнув через стойку, я ломанулся на кухню. Поплавский, стоящий в дверях в другом ее конце, призывно махал рукой.

— Давай, быстрее же, ну!

Кажется, ему было не впервой покидать «Якорь» таким образом. Черный ход вывел нас в узкий двор-колодец, куда почти не проникал свет фонарей с улицы. Дождавшись, пока я выскочу наружу, Камбулат мощным пинком уронил мусорный контейнер, блокируя двери, и бросился в темноту под арку.

Поплавский с Корфом уже топали где-то впереди, удирая в соседний двор, потом еще в один, и наконец, на тротуар: давно изученный курсантами маршрут вывел нас прямиком на Восьмую линию.

Пробежав еще метров двести, Поплавский снова свернул под арку и, наконец, остановился. Сразу за ним под каменный свод нырнул Камбулат, и уже последним — Корф. Его короткие ноги явно не очень годились для таких упражнений. Да и нормативы по физкультуре на инженерно-конфигурационном, похоже, были попроще десантных, и после не самого героического забега в километр с копейками бедняга сопел, как тюлень.

— Бл… Блин! Да ну вас знаете куда? — кое-как выдавил он, отдышавшись. — Нормально же сидели — нет, надо было с красноперыми закуситься!

— Защите чести мундира превыше всего! — Поплавский назидательно поднял палец вверх. — Даже если он остался висеть в шкафу в располаге.

— Ага… — Корф уперся ладонями в собственные колени, отдыхая. — А на построение ты завтра как вставать будешь, защитник?

— А он и не будет, — заржал Камбулат. — Проспит. Нарядом больше, нарядом меньше — какая ему разница?

— Верно сказано, господин унтер-офицер! — Поплавский поправил куртку и осторожно выглянул из-под арки. — Я бы, кстати, еще прошвырнулся. Там на набережной недавно такое место разведал…

— Ну нет уж, хватит! — отмахнулся Корф. — И так спать три часа останется, а мне бы еще к лекции методичку полистать.

— К лекции? — переспросил я.

— Ну да… Завтра первой парой Конструкты. — Корф посмотрел на меня с недоумением — настолько искренним, что его попросту невозможно было подделать. — Подготовиться надо…

— Антоша… Братик, сердце родное, — проникновенно выдохнул Камбулат. — По секрету: ты эту лекцию вообще-то должен слушать, а не читать всему курсу по памяти.

— Оставь его. Этого олимпиадника уже не спасти. — Поплавский потрепал товарища по плечу и повернулся ко мне. — А у тебя, кстати, что завтра? Какие планы?

— У меня?.. — Я на мгновение задумался. — А черт его знает. Экзамен, наверное. Или сразу два.