Гардемарин Ее Величества. Инкарнация

Глава 13

Кабинет ничуть не изменился. Остался точно таким же, как был, хотя само здание с шестьдесят первого года ремонтировали минимум дважды. Потертый ковер на полу, толстенные тяжелые шторы, и уже даже не винтажная, а самая что ни на есть антикварная мебель. Дерево выглядело так, будто давным-давно стало со стенами единым целым. И вместе с ними впитывало десятилетия славных флотских традиций, понемногу превращаясь в их физическое воплощение. Даже глобус — древний, родом еще из восемнадцатого века — никуда не делся и все так же стоял у окна, поблескивая круглыми лакированными боками.

В общем, из нового в кабинете был только хозяин: вместо старика Крузенштерна за огромным столом восседал его уже четвертый по счету преемник — граф Георгий Андреевич Разумовский. По моим подсчетам он давно разменял восьмой десяток, но выглядел значительно моложе. На возраст намекали только морщины в уголках глаз и огромные белоснежные усы. Порыжевшие над верхней губой, будто чуть тронутые ржавчиной — их гордый обладатель любил побаловать себя табаком. И не обычными сигаретами, а трубкой.

Как и положено настоящему морскому волку.

Черная, как уголь, форма, и шитые золотом погоны — по два имперских орла на каждой. Вице-адмирал. Мог бы дослужиться и повыше, но в девяносто пятом году по собственной воле отказался от места в Совете и ушел на покой — заниматься воспитанием подрастающего поколения флотских офицеров. Я, конечно же, не возражал: работать старик умел и был, пожалуй, последним, кого стоило бы подозревать в воровстве или растратах: уж чего-чего, а капиталов у его рода всегда имелось с лихвой.

— Здравия желаю, ваше превосходительство.

— Добрый день… А вы по какому, собственно, вопросу?

Разумовский поднял голову и смерил меня взглядом. Не то, чтобы сердитым, но уж точно и не приветливым. Похоже, я отвлек старика от какого-то очень важного документа… или беседа с хриплым оказалась не из приятных.

— Желаю поступать в Морской военный корпус, ваше превосходительство. — Я сделал шаг вперед. — Прошу рассмотреть…

— Так кто ж тебе запрещает, — усмехнулся Разумовский. — Приходи через год в августе, подавай бумаги. Через приемную, как положено — этим у нас вообще-то секретари занимаются.

— Мне не через год надо, ваше превосходительство, а сейчас. — Я выудил из рюкзака документы. — Особый случай — поэтому вот, сразу к вам.

Разумовский раздраженно нахмурился, но папку все-таки взял. И уже через несколько мгновений начальственный взгляд из скучающе-недовольного превратился сначала в любопытный, а потом и в удивлённый. Рекомендательное письмо от Морозова я предусмотрительно положил сверху и оно, что называется, захватило его превосходительство с первых строк.

— Действительно, случай особый. — Разумовский поднял глаза и снова уставился на меня. — И кем же Морозовы тебе приходятся?

— Друзья семьи, — ответил я. — Матвей Николаевич с дядей давно знакомы, ваше превосходительство.

— Да брось ты уже эти расшаркивания. А то заладил — превосходительство, превосходительство… Георгий Андреевич. — Разумовский еще раз пробежал взглядом письмо и усмехнулся. — А чего ж он тебя в Павловское не устроил? Пехота Морозовым поближе будет, там отец еще учился, и дед тоже…

— На флот хочу, Георгий Андреевич, — решительно отозвался я. — На десантное отделение.

— В гардемарины собрался?

— Так точно.

Разумовский посмотрел на меня. С прищуром — мол, видел я вас таких, каждый год приходят. Складывать уже некуда, а особая рота не резиновая…

Но промолчал. И молча принялся дальше перебирать документы. Справки, фотографии, заявление…

— Почему паспорт три дня назад выдан?

— Прислуга с курткой постирала… забыл выложить. — Я чуть втянул голову в плечи, изображая виноватый вид. — Пришлось новый получать.

— Не дело это. — Разумовский строго погрозил пальцем. — Моряку за документами положено следить… А аттестат из гимназии где?.. Или что ты там заканчивал? Реальное?

— Никак нет, Георгий Андреевич, — честно признался я. И сразу же уточнил, — с репетиторами занимался, на домашнем обучении. Аттестата не имею.

— Тьфу ты! Вот что за люди?.. — Разумовский вздохнул и покачал головой. — Для них строят-строят… Хочешь — в училище, хочешь — в гимназию, хочешь — в кадетский корпус. А они все дома, по старинке…

— Традиция, — вздохнул я. — У меня так вся семья…

— Да что мне эти традиции… Ты мне лучше скажи, как экзамены сдавать собрался.

— Сдам, Георгий Андреевич. — Я выпрямился и вытянул руки по швам. — Слово будущего офицера!

Вид у меня, как в свое время завещал сам Петр Великий, был лихой и придурковатый. Настолько, что Разумовского, наконец, проняло. Он отложил документы в сторону, заулыбался, забавно тряхнул могучими усами и, не выдержав, рассмеялся уже во весь голос.

— Хорошее у меня предчувствие на твой счет, Острогорский. Да и не станет Матвей Николаевич абы за кого ручаться… Так то на этот год набор уже закрыт, но если уж на отделении тридцать человек есть, то и тридцать первому, если что, место найдется. Тому и быть! — Разумовский накрыл папку с документами ладонью и отодвинул на угол стола. — Допущу я тебя до экзаменов. Но больше поблажек не жди.

— Благодарю, Георгий Андреевич. — Я склонил голову. — Обещаю — не подведу.

— Ты не обещай, а лучше не подведи. Тебе жить-то есть где, пока не сдашь?

— Найду. — Я пожал плечами. — Город-то большой.

— Отставить — найду. Поднимайся на третий этаж, оттуда в левое крыло, в расположение. — Разумовский сцепил пальцы в замок и подался вперед. — Там найдешь коменданта, капитана Шиловского, Осипа Яковлевича. Передай — я лично велел заселить на время поступления. Запомнил?

— Так точно!

— Вольно… гардемарин. — Разумовский откинулся на спинку кресла. — Вопросы есть?

— Есть, Георгий Андреевич. — Я чуть понизил голос. — А кто от вас выходил? Сразу передо мной, высокий такой, с бородой.

— Граф Распутин. Григорий Григорьевич… Большой друг и жертвователь Корпуса. — Разумовский снова прищурился. — А ты с какой целью, собственно, интересуешься?

— Да так… Перепутал с кем-то, наверное. — Я приложил два пальца к несуществующей фуражке и закинул рюкзак на плечо. — Доброго дня, Георгий Андреевич.

Большой друг и жертвователь Корпуса, конечно же, не поджидал в коридоре. Зато мысли набросились сразу, стоило мне закрыть за собой тяжелую дверь.

Значит, Распутин… неудивительно, что лицо показалось мне знакомым. Бастард, рожденный дочерью цыганского барона и признанный стариком-отцом уже в зрелом возрасте. Сильный Одаренный, который не спешил связывать себя ни с армией, ни с гражданской службой. Десять лет назад о нем ходили весьма… занятные слухи.

Впрочем, и тогда, и сейчас меня куда больше интересовал его почтенный родитель: фигура одиозная и весьма известная в столице еще с самого начала прошлого века. Никто толком не знал, сколько старикашке на самом деле лет, но даже по самым скромным подсчетам — точно не меньше ста двадцати…

Было на момент моей смерти, и я почему-то почти не сомневался, что Распутин-старший до сих пор не отправился на тот свет и даже не собирался. Он получил графский титул, кажется, еще в сороковых. И постоянно ошивался при дворе, сколько я себя помнил. Пережил шестерых государей и всегда умудрялся услужить каждому.

В том числе и мне. При всей неоднозначности своей биографии, Распутин умел быть полезным. И вполне заслуженно считался одним из сильнейших Конфигураторов Империи, хоть никогда и нигде не учился. Разумеется, никто в своем уме не доверил бы хитрому и тщеславному старикашке всех тайн, но все же я привлекал его к работе над проектом. И не меньше половины Конструктов, вытащивших меня с того света, Распутин разрабатывал лично.

И вполне мог уже тогда догадываться, кому и для чего понадобились схемы запредельной сложности, да еще и в таком количестве. Значит, вот она — та самая утечка…

Правда, это пока никак не объясняет желание младшего Распутина избавиться от подключенного к аппаратам тела, попутно превратив в обгорелые развалины целый больничный корпус. Его папаша умел не брать на себя лишнего и не прыгать выше головы.

Раньше — умел.

Погрузившись в свои мысли, я не заметил, как дверь слева открылась, и задел ее плечом. Совсем легонько, но с той стороны тут же послышалась недовольное сопение, которое, стоило мне пройти, вдруг сменилось сердитым воплем.

— А ну стоять!

Я вздохнул и медленно повернулся.

Еще одна дуэль? Третья? Впрочем… Нет, этот вызывать не будет — по чину не положено.

Передо мной стоял среднего роста офицер, чем-то напоминающий черную птицу… Только не ворона, а скорее грача — тощего и облезлого. Сходство дополняли длинный острый нос и близко посаженные глаза, в которых плескалась… нет, не злоба — скорее то, что обычно принято называть дурным характером.

— Кто такой? Фамилия, курс, отделение!

Голос оказался премерзкий — чуть ли не по-женски тонкий и действительно похожий на визгливый грай. Полностью соответствующий внешности.

Вот же угораздило меня…

— Владимир Острогорский, абитуриент, — представился я. — Простите, с кем имею честь?

Кажется, мой спокойный голос, а главное — вполне невинный вопрос, вывели грача из себя окончательно.

— Абитуриент, значит? — прищурившись, прокаркал он. — Такими темпами, молодой человек, вы рискуете вылететь отсюда, еще не поступив. Я — комендант Корпуса, капитан второго ранга Осип Яковлевич Шиловский!

Да уж… Повезло так повезло.

— Очень хорошо, Осип Яковлевич. Вы-то мне и нужны, — кивнул я. — Как раз шел к вам — по делу.

— И какое же… — Грач гневно раздул ноздри на клюве, — какое у абитуриента может быть ко мне дело?

— Его превосходительство Георгий Андреевич просил передать, что велел заселить меня на время сдачи экзаменов.

— Что, простите? Селить абитуриента? — Я почти физически чувствовал презрение, которым буквально сочился комендант. — Какая… какая блажь! Он что, думает, я обязан устраивать каждого, кто приедет в столицу поступать?

— Значит, отказываетесь? — усмехнулся я. — Так и передать его превосходительству?

— Вы… — Грач явно не привык к обращению в таком тоне. — Вы вообще знаете, кто я такой⁈

— Знаю, — я пожал плечами. — А вы, Осип Яковлевич, знаете, кто я?

Кажется, сработало: его высокоблагородие комендант наконец сообразил, что зарвался. Когда служишь в таком месте, не стоит забывать, что даже юнец в байкерской «броне» и с шлемом на локте запросто может оказаться родственником члена Совета… Внуком, племянником… Или даже сыном.

— Довольно разговоров, — тихо произнес он, в мгновение ока сдуваясь чуть ли не вдвое. — Следуйте за мной!

Расположение оказалось совсем рядом — буквально за углом. Двери по обе стороны коридора выглядели абсолютно одинаково, и я ничуть не сомневался, что изрядная часть комнат здесь пустует, однако грач зачем-то повел меня в самый конец — туда, где даже лампы под потолком не горели.

— Устраивайтесь, — буркнул он перед тем, как упорхнуть обратно. — Других вариантов у меня не имеется. Белье получите у каптера.

Выделенное мне помещение выглядело… пожалуй, привычно. Примерно такими я и запомнил комнатушки, в которых жили курсанты во времена моей молодости. Эту, похоже, когда-то тогда и ремонтировали в последний раз… А может, и нет: материал самой двери и проема чем-то напоминал дерево в кабинете Разумовского. Та же фактура, тот же цвет, только местами стертый и неухоженный. За долгие годы лак потемнел чуть ли не до черноты, и его обновлением здесь, похоже, так и не озаботились, поэтому даже самые крохотные царапины выделялись белым.

Да уж… Двери в начале коридора определенно выглядели понаряднее.

Я провел по дереву кончиками пальцев и тут же наткнулся на неровность. Символы уже давно забились пылью, но очертаний не утратили, и я прочитал три буквы. К, В, и Л — наверное, инициалы курсанта или мичмана, который жил здесь… Ого, сотню с лишним лет назад — чуть ниже расположились цифры: одна тысяча восемьсот девяносто третий.

Надпись «Грач — мудак» смотрелась куда свежее. И даже если была сделана несколько лет назад, актуальности не утратила до сих пор. Видимо, сходство с пернатым местные подмечали и раньше.

— Не, ну ведь и правда же — мудак, — усмехнулся я себе под нос, взявшись за ручку.

Дверь вела из коридора в этакий «предбанник» — одну из тех прихожих, которые во всех подобных общежитиях выглядят почти одинаково. Лампочки внутри не горели, и я скорее угадал, чем разглядел в полумраке поворот на кухню, санузел и проход в два стандартных блока: как и полвека назад, юных курсантов селили в рассчитанные на четверых апартаменты попарно. На левой двери висел тяжелый замок, который, похоже, не трогали уже целую вечность, зато правая была полуоткрыта, и в широкую щель лился свет.

И звуки музыки. Там, в комнате, кто-то негромко играл, перебирая струны гитары. Похоже, блок оказался обитаемым: его высокоблагородие комендант подобрал мне апартаменты с соседом.

Впрочем, почему бы и нет? Сидеть в расположении до самых экзаменов я все равно не собирался, а толковый ровесник и уж тем более старшекурсник-мичман подскажет, чем тут можно заняться до вечера — а то и составит компанию.

— Доброго дня! — проговорил я, решительно толкая дверь.

— Ну знаешь… Не стал бы я называть добрым день, когда тебя заселяют в такое место.

Парень в белой футболке и темно-синих «трениках» лежал на койке, сонно поглаживая пальцами струны гитары. Но стоило мне появиться на пороге, тут же оживился и, отложив инструмент, уселся и принялся разглядывать меня.

А я, в свою очередь, разглядывал его в ответ.

Высокий… даже длинный — наверняка выше меня на полголовы, если не больше. Худой, но скорее крепкий и жилистый, чем просто тощий: в крупных кистях рук угадывалась немалая сила. Зеленоглазый, с веснушчатым крупным носом и прической, которая едва-едва укладывалась в требования устава. Нет, парень не отращивал волосы сверх положенного — просто сами темно-рыжие кудри будто норовили нарушить дисциплину, своевольно торча во все стороны. Где-то на уровне ушей они переходили в неожиданно-солидные для молодого лица бакенбарды, но ни усов, ни уж тем более бороды курсант, конечно же, не носил.

Первый курс?.. Нет, все-таки второй, уже с унтер-офицерским званием: на погонах наброшенного на спинку стула кителя рядом с вышитым золотым якорем виднелись две лычки.

— Байкер, значит?.. — Парень окинул взглядом мои «доспехи» и уважительно хмыкнул. — Круто, круто… И за какие же грехи тебя сослали в мою скромную обитель?

— Да ни за какие. — Я пожал плечами. — Только поступать буду.

— Поня-я-ятно. Абитуриент… Ну, будем знакомы: Виталий Сергеевич. Можно просто Виталик. А фамилия у меня самая что ни на есть флотская, — парень широко улыбнулся, — Поплавский!

— Острогорский. — Я пожал протянутую руку. — Владимир Федорович. Можно просто Владимир.

— Ага. И на какое отделение собираешься, Владимир Острогорский?

— На десантное. — Я бросил рюкзак на свободную койку и принялся стаскивать куртку. — Если возьмут, конечно.

Особых сомнений у меня не было, но делиться подробностями весьма не иллюзорного блата я не собирался. Тем более, что моего нового знакомого это, похоже, и вовсе не интересовало.

— На десантное — это к нам. Это хорошо. — Поплавский радостно оскалился. — Плохо только, что свою службу начинаешь с острога.

— С острога? — Я покрутил головой по сторонам, разглядывая обшарпанные стены. — Так это он и есть, получается?

— Получается, да. Он самый. Во всем крыле ремонт уже давно сделали, а тут — хрен. Не иначе, чтобы его высокоблагородие комендант определял сюда самых отъявленных грешников.

— А ты, значит?..

— Как раз один из них. Грач, крейсер ему в бухту, меня еще с первого курса терпеть не может. Вот и гадит, насколько ума хватает.

Похоже, Поплавский ничуть не являл собой образец добродетелей офицера и дворянина. Но мне почему-то скорее нравился: человек, на которого так взъелся мелочный и недалекий комендант, по определению не мог быть таким уж плохим.

— Ясно все с тобой, — усмехнулся я, плюхаясь на койку напротив. — Слушай… А можно глупый вопрос?

— Валяй.

— Будешь моим секундантом? — Я поморщился, мысленно на всякий случай ругая себя за бестолковую доверчивость, но все-таки продолжил: — А то у меня в городе и знакомых-то нет. Ну, вот кроме тебя теперь.

— Ничего себе ты лихой, абитуриент! — вытаращился Поплавский. — Не успел даже в располагу заселиться, а уже нарвался… Дуэль, значит?

— Ага, — вздохнул я. — Две.

— Две?.. В смысле — по очереди⁈

— Нет, блин, сразу. — Я откинулся назад и оперся лопатками на стену. — В час ночи, на Смоленском кладбище. И в два.

— У часовни? — уточнил Поплавский. И, не дожидаясь ответа, принялся радостно потирать руки. — Надо же… Вот они, славные морские традиции. Блюдут, значит! Правильные нынче первокурсники — будет, на кого флот оставить.

— Так поможешь?

— Ну ясен перец! Грешник грешника в беде не бросит. Две дуэли… Что я — дурак такое пропускать?

— Ты хоть знаешь, как отсюда ночью сбежать? — поинтересовался я.

— А то! — Поплавский хитро улыбнулся и подмигнул. — Я тут, брат, все знаю.