Глава 24

— А Виталик чего? — поинтересовался я. — Даже посмотреть не хочет?

— Ну, он-то, может, и хочет, — отозвался Корф с заднего сиденья. — Только у Грача на его счет весьма-а-а обширные планы.

— Ясно, понятно. — Я мысленно пожелал Поплавскому удачи в наряде. — Зато ты с нами. Посмотришь, как красноперые огребают.

— А чего это только посмотрю? Я еще и на телефон сниму.

Я молча кивнул, устроился поудобнее и принялся разглядывать показавшийся вдалеке справа Воронцовский дворец. Сначала боковой флигель на углу улицы Ломоносова и Садовой, а потом и основное здание в глубине двора за чугунной оградой.

Логово красноперых не менялось две сотни лет — с тех пор, как здание передали Пажескому корпусу, и до того дня, как я в последний раз был здесь… Кажется, в девяносто девятом. И за пропущенные мною годы, конечно же, ничего не изменилось. Все та же громадина песочно-желтого цвета: три этажа посередине и два — по бокам. Все те же белые колонны у центрального входа, все тот же треугольный портик на фасаде под крышей.

И все те же «золотые мальчики» внутри.

— Так, давайте-ка вот сюда. — Камбулат вывернул руль, нацеливая морду «Икса» на парковку у тротуара. — Вроде место есть…

Не знаю, как ему удалось втиснуть свою махину между двух соседних авто, но нам даже не пришлось вылезать через заднюю дверь. Корф выбрался первым и без особой спешки направился к воротам.

— О, а вот и Медведь приехал, — проговорил он, чуть замедляя шаг. И уже совсем тихо добавил: — И уже цирк устраивает…

— А я тебе говорю — подвинь свою пепельницу! — Грозный рык доносился откуда-то со стороны ворот. — Или я ее сам подвину.

Огромный пикап с надписью «RAM» на капоте — ни в чем другом его сиятельство, видимо, попросту не помещался — занимал чуть ли не половину ширины улицы, но все равно норовил устроиться у самого въезда на территорию. Худосочный паж пытался вяло сопротивляться, однако в конце концов сдался и перепарковался чуть левее, пропуская металлическую громадину.

— Здравия желаю, господа курсанты! Ну что, готовы показать красноперым, кто в городе хозяин?

Медведь и в черном кителе Корпуса не отличался особым изяществом, а в светло-сером спортивном костюме его габариты увеличились еще чуть ли не вдвое. Он выхватил из кузова пикапа сумку, еще раз грозно зыркнул на пажа и, радостно заулыбавшись, направился нам навстречу. Пожал руки всем — так, что мы с Камбулатом по очереди поморщились, а невысокого Корфа, кажется, на мгновение даже оторвало от земли.

— Готовьте документы, господа. — Медведь закинул сумку на плечо и зашагал к воротам. — На той неделе через флигель сразу в зал ходили, а теперь всех к турникетам гоняют. Тут на днях какое-то мероприятие будет, так что…

Про мероприятие я, кажется, уже и так знал, но все остальное наблюдал, можно сказать, впервые. У дверей нас встретил высокий парень по имени Алексей. Местный, но, в отличие от остальных пажей, простой и, пожалуй, по-своему приятный в общении. В его устах даже стандартное «бакланы» не звучало оскорбительно, да и на положенного в таких случаях «красноперого» он ничуть не обижался.

И, наверное, не просто так: я заметил, что Алексей чем-то напоминает Медведя, особенно со спины. Разные габариты, разная одежда… а вот движения чем-то неуловимо-похожие. Наверное, родственник или даже младший брат. Я мог только догадываться, чего ради главе рода понадобилось отдать детей в два разных Корпуса, ведь обычно семейные традиции подразумевают строгую преемственность.

Но, как говорится — неисповедимы пути столичной аристократии.

— Надоели уже эти проверки, — вздохнул Алексей, когда мы закончили возиться с документами на проходной. — Но ничего — зато посмотрите, как мы тут живем.

Жили пажи богато. Воронцовский дворец и в былые непростые годы выглядел роскошно, а за последние десять лет его и вовсе превратили чуть ли не в произведение искусства. Парадная лестница, двери и коридор на первом этаже в последний раз выглядели так нарядно, наверное, еще при императрице Елизавете. В Морском корпусе учились отпрыски далеко не самых бедных семейств Империи, однако до здешнего блеска здание на набережной все-таки не дотягивало: все вокруг буквально сияло вложенными капиталами — спонсорскими, родительскими и, конечно же, казенными.

Впрочем, надо отдать должное местному руководству — мишурой дело не ограничилось: оснащение тренировочной зоны, на которую выделили весь первый этаж левого крыла, оказалось не высшем уровне — и даже чуть круче. Сразу несколько спортивных залов, площадки для отработки тактических маневров, манекены, боксерские груши… А тренажерка и вовсе выглядела так, будто я вдруг попал не в учебное заведение, а в элитный фитнес-клуб: новенькие аппараты, стойки с гантелями, прорезиненное мягкое покрытие на полу, диваны вдоль стен, экраны, полупрозрачные двери, наверняка ведущие в сауну, а то и бассейн… Не хватало только подтянутых девиц с их вечными селфи напротив зеркал.

Впрочем, кто знает, что творится в этом спортивном раю, когда начальство расходится по домам.

— Зависть. Ненависть. Вражда, — пробормотал Камбулат, оглядываясь по сторонам. — Ненависть — классовая.

Хорошо хоть раздевалки оказались самыми обычными — вроде наших в Корпусе, разве что отделанными чуть подороже. Закончив переоблачаться, мы с Камбулатом выскочили в спортзал, где на ринге в дальнем конце уже вовсю рубились две фигуры. Жилистого парня с чуть раскосыми глазами я узнал сразу — он с товарищем приходил качать права тогда, после физкультуры. А второй, похоже, был из местных.

Наш победил, и потом за канаты погнали всех по очереди. Камбулат управился за три двухминутки, лихо уложив своего пажа фирменным хуком в челюсть, а вот мне пришлось повозиться подольше: спарринговать с новичком «бакланьей сборной» вызвались сразу двое. Неуклюжий плечистый толстяк с сомнительной борцовской техникой отправился лежать уже секунд тридцать после неудачного прохода в ноги, зато со вторым пришлось повозиться.

Парень явно оказался из тех, кому мы тогда наваляли в «Якоре», и изо всех сил пытался взять реванш. И в третьем раунде у него даже почти получилось: я слишком уж расслабился, прозевал бросок и чуть не пропустил на добивании, но все-таки успел вывернуться и взять на болевой, обозначив вторую победу за неполные десять минут.

Сам Медведь в весельи не участвовал — видимо, изначально собирался больше смотреть, чем тренироваться. Он то сидел на лавке рядом с Корфом и остальными нашими, то бегал курить за дверь, выходившую на задворки.

Но когда я закончил на ринге, неожиданно оживился.

— Хорош, хорош! — Медведь буквально сорвал с меня перчатки. — Ты как, матрос, силы еще остались?

— Сколько угодно, — усмехнулся я. — Жалко, пажи закончились.

— Не закончились… Слушай, а ты «боевое» сейчас вывезешь? А то тут один хмырь прям спит и видит, как бы с тобой пободаться. Хитрый, собака такая! — Медведь чуть понизил голос и огляделся по сторонам. — Специально ждал, пока ты на рукопашке устанешь. Теперь требует в соседний зал на полный контакт.

— Будет ему полный контакт. — Я выплюнул в ладонь покрытую слюнями капу. — Только пусть потом не жалуется.

— Ну ты, матрос, зверюга! — просиял Медведь. — Волчара! Если и тут красноперых уделаешь — мы, считай, с чистой победой уходим.

Друзей в Пажеском у меня не имелось, зато врагов — сколько угодно. Так что я почти не удивился, разглядев за дверью старого знакомого.

Саша прогуливался туда-сюда вдоль тренировочной ямы, демонстрируя зрителям голый торс, в котором мышц и объемистого жирка было примерно поровну. Ни одной девицы на лавочках у стены я не разглядел, но его красноперое благородие это, похоже, нисколько не смущало.

Паж красовался исключительно перед самим собой.

— Ходкевич, — вполголоса пояснил Медведь. — Графа Станислава Константиновича сын. Валенок валенком, но Дар — от бога. Поэтому в сборной и держат… Справишься?

— Да должен. — Я стащил через голову мокрую тельняшку. — Только от ямы отойдите на всякий. Мало ли…

Стандартную конструкцию для поединков Одаренных у нас в Корпусе специально держали за кирпичной стеной в самом дальнем углу плаца, но здесь не побоялись оставить прямо в здании. Правда, со всеми мерами предосторожности: покрытый толстыми резиновыми пластинами овал метров пятнадцати в поперечнике был утоплен в пол чуть ли не на половину человеческого роста, а по краям его окружали стены из карбона и свинца.

Именно эти три материала — считая резину — лучше всего впитывают избыточную энергию Дара, которую неопытные бойцы вкладывают в атакующие элементы. Тот, кто в свое время строил зал, предусмотрел почти все возможные неожиданности, однако и пол, и стены ямы выглядели так, будто по ним раз этак десять прошлись из крупнокалиберного пулемета. Даже если Одаренные старших рангов тренировались на загородных полигонах, талантливого молодняка в Пажеском определенно тоже хватало.

— Держи защиту. Отводи, если можешь, — тихо подсказал Медведь, провожая меня к лестнице, ведущей вниз. — Силы у него вагон, но техника так себе, на троечку. Если в первом раунде не ляжешь — второй забираешь точно.

— Ну, будь здоров, баклан ощипанный! — поприветствовал меня Саша — то есть, его сиятельство граф Ходкевич. — Сейчас я тебе клюв-то подправлю.

Теперь, когда между нами было примерно с полторы дюжины шагов, красноперый выглядел куда увереннее, чем тогда, на пляже за Териоками. Видимо, решил, что все мои умения в обращении с Даром сводились к бесполезной в спарринге способности накачивать кулаки бронебойной энергии.

— Давай, начинай. — Ходкевич расставил ноги чуть шире и попрыгал на месте, разминаясь. — Погляжу, что ты за птица.

Сами по себе бездарные шутки меня нисколько не смущали, однако самодовольная круглощекая рожа определенно просила даже не кирпича, а чего-то поувесистее. Я вдруг на мгновение представил, что мог бы сделать, будь вокруг нас какой-нибудь глухой лес, а не стены Пажеского корпуса и полторы дюжины свидетелей с камерами в телефоне.

И картина, надо сказать, получилась в высшей степени приятная — хоть и кровавая.

— Не-е-ет, — протянул я. — Давай лучше ты. А то мало ли сломаешься.

— Да как скажешь.

Ходкевичу тоже не терпелось пустить Дар в ход, так что он не стал утруждать себя словесными кренделями.

И, примерившись, атаковал.

Чистой силой, без всяких изысков. Даже не полноценным Молотом, а так, играючи. Невидимая волна побежала от его руки в мою сторону, поднимая пыль с резинового пола. Но в нескольких шагах от кроссовок остановилась, размазавшись о поднятый Щит.

— И все? — поинтересовался я. — Так мы до вечера провозимся.

Следующий удар оказался посильнее. А третий или четвертый я даже почувствовал, понемногу подключая резерв.

Атакующие элементы в бою используются редко — да и зачем, если можно носить сразу десяток увесистых Молотов в кобуре на боку. Огнестрельное оружие изрядно потеснило Дар на полях сражений еще полторы сотни лет назад, однако так и не смогло сравняться с ним окончательно. И юнкеров, пажей и курсантов в пехотных школах продолжали учить тем же стандартам, которыми колошматили друг друга их далекие предки.

Молот, Сабля, Плеть и Копье. Ходкевич использовал, а я отразил их все, и только последнее не принял в «глухую», а отвел в сторону, чтобы не тратить резерв без надобности. За прошедшие дни тело набралось сил, но до прежних возможностей ему было еще далеко.

— Надо же, крепкий какой, — усмехнулся Ходкевич, разворачиваясь в защитную стойку. — Давай теперь ты.

Я начал с Плети, двойным ударом крест-накрест, а потом швырнул Копье — сразу, без паузы. И только сейчас увидел в глазах напротив… нет, пока еще не удивление — скорее любопытство. Такие комбинации даже в юнкерских училищах раньше давали только с курса этак со второго-третьего, а первогодке их знать и вовсе не полагалось.

То ли еще будет, красноперый!

Я атаковал еще пару раз и снова ушел в оборону. И на этот раз ее прочность начали проверять уже всерьез. Три Молота подряд, потом Копье, а за ним в ход пошла и артиллерия потяжелее. Ходкевич выбросил вперед обе руки, и передо мной загудело пламя, растекаясь по Щиту. Второй выпад я снова отбил в сторону, и карбоновая стенка за мной с хрустом застонала, принимая удар.

Дальше мы перебрасывались элементами уже как попало, без всякой очередности. Почти что сражались… и почти на равных. Синаптические группы, которые отвечают за использование Дара, в новом теле модифицировали вместе со всем остальным, однако даже самый могучий потенциал требует тренировки и развития. И пока что грубой силы у противника все-таки было побольше.

Даже удивительно, что Ходкевич на заливе испугался моего якобы-шестого ранга: увесистые Молоты, которые сыпались на Щит со всех сторон, по мощности тянули минимум на пятый. Однако фантазии красноперому отчаянно не хватало, а стандартные атакующие комбинации, которым учат в пехоте, я знал все до единой.

Поединок двух Одаренных — не безыскусный мордобой или борьба на руках, а скорее ближе к фехтованию. Можно сколько угодно колошматить шпагой по броне, но куда больше пользы будет от точечного укола — и непременно в правильное место. В сущности, именно в этом, а не в сырой мощи или величине резерва и заключается настоящая разница. Боевик среднего ранга применяет элементы и полагается на знакомые атакующие серии и прочность Щита.

Мастер же оперирует чистой энергией. Парирует выпады противника, отводя разрушительную силу в сторону. Выбрасывает хитрые обманки, перегружая внимание и заставляя впустую сливать резерв в оборону. Его атаки всегда непредсказуемы и перетекают одна в другую. Никаких стандартов — чистая импровизация, основанная на запредельном чутье потоков Дара. Не отдельные грубые ноты, а музыка. Комбинация, которая длится, пока не нащупает брешь в защите.

Именно поэтому никаких шансов у Ходкевича на самом деле не было — с того самого момента, как глупый паж решил выйти со мной в спарринг. Схватка затянулась, и он понемногу начинал уставать. Нет, его удары не утратили мощи, но с каждым мгновением становились все более и более беспорядочными и неуклюжими, словно бедняга никак не мог разобраться, что со мной делать. И просто «насыпал» в надежде, что наглый «баклан» пропустит очередную оплеуху и свалится…

Без толку. Тренировочная яма вокруг понемногу покрывалась выбоинами и копотью, Ходкевич разошелся на полную, но все никак не мог меня достать.

И этот спектакль определенно стоило заканчивать. Выждав момент, я поднырнул под очередной размашистый Молот, полоснул наискосок снизу вверх, рассекая Щит, и только в самый последний момент успел пожалеть красноперого. Ударил в треть силы — так, что его опрокинуло и протащило спиной по полу, а не размазало об стенку.

— Есть нокдаун! — рявкнул Медведь, вскакивая с лавки. — Конец боя!

Ходкевич явно не против был продолжить, однако наши уже успели спрыгнуть в яму и буквально вытащили меня наружу. Камбулат бросил прямо на голову прохладное мокрое полотенце, Корф сунул в руки бутылку с водой, а кто-то — кажется, тот самый, раскосый — принялся стальными пальцами разминать плечи, продавливая мышцы чуть ли не до костей.

— Красава! — выдохнул Медведь мне прямо в ухо. — Сейчас мы тебя еще поднатаскаем, и в октябре красноперых так дернем, что…

Дальнейшие планы капитана сборной потонули в радостном шуме. Которой, впрочем, продлился недолго: уже через полминуты на площадку спрыгнули следующие двое поединщиков, и все внимание публики перекочевало туда. А мне оставалось только сидеть с полотенцем на шее и глазеть по сторонам.

Пока кто-то другой глазел на нас… наверное.

— Слушай, Антош… Скажи мне вот какую вещь — а ты мог бы подключиться к тем штуковинам? — Я вытянул руку, указывая на полусферу камеры в углу под потолком. — Ну, чисто теоретически?

— Так я уже, — лениво отозвался Корф. — Прямо с телефона. У этих оленей защиты вообще никакой, считай, нет, только базовый шифр. Ломается на раз-два… А ты это к чему?

— Да так, — вздохнул я, жестом подзывая Камбулата подойти поближе. — Тут такое дело, господа унтер-офицеры…

Загрузка...