Гастон. История любви и коварства

Глава 12 Гастон

ЗВАНЫЙ УЖИН был утомительным испытанием. К бесконечному раздражению Гастона, мать усадила его рядом с Фелисити Фигье, которая ненавидела его с тех пор, как десять лет назад на пасхальном пикнике он запустил паука ей в причёску; а герцогиня всё ещё считала, что между ними возможна взаимная симпатия. С другой стороны от юного маркиза сидела гнусная вдова Харпер, которая на протяжении всей трапезы надоедала ему россказнями о своих амурных похождениях. Оказавшийся между нарочитым презрением Фелисити и пылким вниманием вдовы Харпер, Гастон боялся, что его вырвет в малиновое парфе.

Хотя, приходилось признать, то, что последовало, почти полностью возместило неудобства за столом. Выполняя условия их пари, заключённого во время игры в дартс в охотничьем домике, Жорж нехотя кружился по бальному залу со всеми липучими незамужними девицами. Мадемуазели и их мамаши осаждали Жоржа при каждом новом танце и строили ему глазки, пока его лицо не раскраснелось, а лоб не покрылся каплями пота.

Гастон отвернулся от мытарств брата и стал осматривать бальный зал, мерцающий свечами и украшенный свежими букетами из выращенных в оранжерее цветов. Звучала музыка, создавая у гостей романтическое настроение. Однако ни одна из присутствующих девушек не была предметом мечтаний Гастона. Он вспоминал брошенную через плечо мимолётную улыбку Агаты, сверкающую на солнце золотистую прядь, тревожный, вызывающий взгляд – милая чародейка будоражила его душу. Но только дамы в кринолинах и перьях считались подходящей партией для юного маркиза, хотя ни одна из них не стоила ни времени, ни внимания.

К счастью, Гастону были известны все укромные уголки в доме. Он годами старался быть невидимкой и знал точное время, когда можно улизнуть. Юноша достал карманные часы и откинул крышку. Ещё меньше часа, и ему удастся скрыться без выговоров от матери.

– Послушай, Жорж, а твой брат очень изменился, – донеслось вдруг до его ушей.

Гастон уставился на Анселя Оклера сквозь ветви пальмы в горшке, сомневаясь, что правильно расслышал слова молодого человека. Это что, болван похвалил его? Гастон схватил кружку с пуншем и осмелился подойти ближе. Юноша позаботился о своём внешнем виде и явился на бал в жилете с турецкими огурцами, шёлковых бриджах и сливовом камзоле, который оттенял его роскошные тёмные волосы и новый восхитительный цвет лица. Он даже приказал камердинеру отполировать до блеска туфли с пряжками и, сам себе удивляясь, велел ему вшить хлопковые подкладки в рукава камзола. Эта деталь добавила широты плечам и подчеркнула его тонкую талию. Гастон недоумевал, почему раньше не догадался подбивать одежду подушечками.

– Гас? Да ты что, смеёшься? – фыркнул Жорж. – Будь мой брат конём, мы бы давно избавили его от мучений.

Друзья Жоржа взорвались от смеха.

Глаза Гастона налились кровью, и он сердито шагнул к брату.

– Развлекаешь своих подхалимов, Жорж?

Замечание Гастона было встречено неловким молчанием. Небольшая группа, окружившая брата, состояла из его обычных дружков: справа топтался Оклер, слева неуклюже переступали с ноги на ногу близнецы Плантье, чьи громоздкие фигуры больше подходили для работы на ферме, чем для танцев на балу. Единственным новичком был коренастый юноша с чубчиком тёмных волос и удивительными бакенбардами, почти полностью скрывавшими округлые скулы.

Гастон отхлебнул тёплого пунша и язвительно заметил:

– И как это только никто из вас ещё не устал от вечного фиглярства моего брата?

Коренастый издал лающий смешок, но тут же прикрыл рот оборчатым платком и на всякий случай закашлялся.

– Лефу! – укорил его Дани Плантье.

– Извините, – отозвался Лефу, всё ещё смеясь. – Но «фиглярство» – очень точное слово!

Гастон тут же проникся симпатией к молодому человеку и протянул ему руку:

– Гастон. Рад познакомиться.

– Весьма. – Лефу пожал ему руку. – Я навещаю моих кузенов. – Он с очевидным презрением указал глазами на братьев Плантье.

– Сочувствую вам, – ответил Гастон и бросил Жоржу нахальную ухмылку, которую, как он знал, тот ненавидел.

– Чем мы обязаны твоему присутствию, Гас? Разве ты не должен прятаться за маменькины юбки?

Очередную колкость Жоржа снова встретил хамский хохот, но Гастон ровным голосом ответил:

– Хотел проведать тебя, дорогой братец, после того как ты отплясал сотню танцев с уродинами. Или ты ещё не закончил? – Гастон посмотрел за плечо Жоржу. – Кажется, мадемуазель Месни осталась без кавалера.

Молли Месни обожала Жоржа с детства и пугала его как никто другой. Из водянистых глаз и красного, как вишня, носа девицы беспрерывно текло. Гастон улыбнулся приближающейся Молли. Она чихнула, похожие на гусеницы брови взлетели, и перья куропатки в её волосах задрожали.

Гастон выглянул из-за спины Жоржа и помахал Молли, приглашая её подойти поближе.

– Я уже сто раз выполнил условия нашего пари, – проворчал брат, хватая Гастона за плечо. И вдруг взгляд у него переменился.

Гастон постарался вывернуться, но не успел. Подлая улыбка разлилась по лицу Жоржа. Он уцепился за борт камзола Гастона и сдёрнул рукав с плеча брата.

– Ну-ка, ребята, посмотрим, что тут у нас!

– Это что, бутафория? – встрял Ансель с отвратительной усмешкой. – Не может быть!

Гастон пытался вырваться, но не решился устраивать сцену и привлекать внимание остальных. Когда Жорж сунул левую руку ему в рукав, остановить его уже было невозможно.

– Подкладываешь подушки под плечи, как женщина, Гастон? – Жорж поцокал языком. – Я был о тебе лучшего мнения.

Давид Плантье, чьи рыжие кудри блестели в свете свечей, как парик злобного клоуна, протянул руку и вырвал горсть набивки из рукава камзола.

Хлопковая корпия рассыпалась по паркету, как снег, и Жорж захихикал. С пылающим лицом Гастон увернулся от остальных и дёрнул камзол на себя. Но было уже поздно. Лишённый подкладки рукав болтался на его тощей руке, как банановая шкурка.

Вокруг него раздался вой из глумливых воплей, и у Гастона сжалось в груди.

– А я слышал, что в Париже все мужчины подкладывают набивку в рукава, – заявил Лефу певучим голосом, который умудрился перекричать насмешки.

– Не будь дураком, Лефу, – сказал Дани Плантье, подталкивая своего кузена в направлении стола с закусками. – Иди-ка принеси мне кусок чёрного пирога.

– Ты имеешь в виду черничный пирог, кретин несчастный? – огрызнулся Лефу вполголоса и побрёл к столу.

Гастон понимал, что ему надо взять пример с крепыша и удалиться, но затаённая ярость, накопившаяся за годы изощрённых унижений, подтолкнула его в толпу и поставила лицом к лицу с Жоржем.

– Возможно, тебе следует быть подобрее со мной, братец. Что бы ты ни сказал и ни сделал, это не изменит того факта, что я старший. Я наследник, а ты запасной игрок. – Он ткнул пальцем в грудь Жоржа. – И ты не можешь примириться с тем, что однажды окажешься в зависимости от моей милости. – Стиснув зубы, Гастон проговорил последние слова с особым выражением: – Я бы на твоём месте не рассчитывал на содержание.

Рой фигляров наконец-то смолк, Молли Месни подошла к Жоржу, и Гастон развернулся на каблуках. Он удалился с достоинством, насколько это было вообще возможно для человека в комичном кривобоком камзоле.

– Агги! Открой, я знаю, что ты там! – Гастон барабанил в дверь покоев Гвен.

Дверь распахнулась, и Гастон ввалился в комнату мимо сонной Агаты.

– Гастон, тебе нельзя сюда.

– Почему? Это ведь комнаты моей сестры, правда? – Он осмотрел розово-жёлтую гостиную; тускло горела единственная свеча, на полу между креслом и скамейкой для ног валялся афганский плед. Агата, очевидно, спала. Хорошо. Чтобы выполнить следующую просьбу, она должна быть отдохнувшей. Гастон протопал в спальню. Убедившись, что там никого нет, он спросил: – Где Ленора?

Девушка потёрла глаза.

– Я... Она взяла выходной вечер.

– Отлично. Мне нужно очередное преображение.

Агата с усталым вздохом ответила:

– Ты же знаешь, что так ничего не получится.

Гастон, как раненое животное, испустил прерывистый крик. Он резко развернулся и подошёл к окну. Юноше было наплевать, что мерзавец брат думает о нём. Он уже давно перестал принимать во внимание мнение Жоржа. Но когда он унижает его в присутствии остальных... Кто знает, сколько гостей видели, как он выдёргивает подкладку из рукава камзола? В это самое время бальный зал, вероятно, гудит от сплетен. Над ним, скорее всего, будут насмехаться во время светских визитов и чаепитий целую неделю. Или даже месяц!

Гастон сел в кресло и уронил голову на руки. Кого он пытается обмануть? Конечно же, ему не наплевать, и, ах, как это обидно, когда Жорж потешается над ним! Когда отец его игнорирует. Когда мать придирается к нему, отчитывает его. Когда Гвен – младшая сестра, которая должна обожать старшего брата, – презирает его. Как бы он ни старался, но всё равно снова чувствует себя маленьким мальчиком, недоумевая, почему никогда не может угодить родным.

– Гастон, – мягкий голос Агаты вклинился в поток его горьких мыслей, – что случилось?

Он ощутил её приближение, почувствовал, что она хочет коснуться его, утешить. Он не просил ни утешения, ни жалости. Никогда он не просил её жалости.

– Ничего. – Он поднял голову и изобразил на лице полуулыбку, которая не затронула глаз. – Просто небольшая неприятность с камзолом.

Она села в кресло напротив него, и он вытянул вперёд руки, показывая разные рукава.

– Я, видишь ли, подложил немного ткани под плечи. Слышал, что это сейчас модно в Париже. Но Жорж обнаружил это и не мог отказать себе в удовольствии позабавиться. – Последние слова он произнёс с излишней злостью, и пришлось заставить себя разжать кулаки.

Агата вскочила с кресла.

– Ты шутишь? Он вырвал подкладку из твоего камзола? Неужели при гостях?

Её ярость подействовала на Гастона как очищающий огонь. Мощный и пламенный, её порыв приглушил его гнев. Юноша пожал плечами и сказал:

– Да, но я сам дал ему повод.

Агата села на краешек кресла.

– Что такого ужасного ты сделал?

На сей раз он улыбнулся почти искренне.

– Назвал его фигляром в присутствии его друзей.

– Серьёзно? – Девушка широко улыбнулась, и пламя свечи заиграло у неё на щеках, заблестело в волосах, подчёркивая золотистые волны, свободно спадающие на плечи. Он жадно вбирал в себя очертания её фигуры: хрупкие босые ноги, изгибы бёдер, узкая талия. Тёмно-синяя ткань нового платья заметно подчёркивала светлую кожу. Агата никогда ещё не была такой пленительной. Гастона к ней тянула не только внешность, но способность понимать его, когда на него, кажется, ополчился весь мир. Вон как она вспыхнула от праведного негодования из-за несправедливости по отношению к нему.

Гастон оторопел. Ему стало жарко.

И он понял, что хочет коснуться её.

Поглотить её.

Почувствовать вкус красоты и силы, которой обладает только она. Всего на мгновение.

Юноша оглядел лицо Агаты, и они встретились взглядами. Он наклонился вперёд. Его губы раскрылись, она тихо выдохнула, но не отстранилась.

Он придвинулся к ней, их колени соприкоснулись, и сквозь ткань просочился жар. Её похожие на калейдоскоп глаза вспыхнули небесно-голубым пламенем.

Гастон не мог дышать. Казалось, если он не коснётся её, то никогда больше не сможет жить. Он подался вперёд и нашёл её губы, бархатные и такие мягкие, что он хотел утонуть в них. Его рот блуждал по ним, одна рука запуталась в её волосах, другая стиснула ей колено. Это был именно такой поцелуй, о каком он мечтал. И даже лучше.

Кровь закипела. Её рука легла ему на затылок, запустила пальцы ему в волосы, и Гастон позабыл обо всём на свете. Слабый стон дрожал у него на губах, когда он сильнее впился в неё, наслаждаясь её вкусом, как малиной с мёдом и сливками.

Потом она вдруг оторвалась от него.

Лишённый блаженства, Гастон снова потянулся к ней, отчаянно желая продолжения.

Но она встала, отошла за кресло и, схватившись за спинку, сказала:

– Нельзя... Если твоя сестра вернётся...

К своему огромному удовольствию, Гастон заметил, что она часто дышит, а щёки у неё пылают. Её) тоже влекло к нему. От сознания этого он почувствовал себя рыцарем. Герцогом. Королём!

Агата убрала с разгорячённого лица волосы и, прищурившись, посмотрела на него:

– Тебе не заслужить нового изменения таким образом.

И от этих слов он мгновенно снова почувствовал себя жабой. Значит, вот как она о нём думает? Что поцелуй для него – всего лишь хитрый манёвр? Неужели она правда считает его таким подлецом?

– Не важно. – Он вскочил с кресла, но, прежде чем успел в ярости выйти из комнаты, Агата остановила его коротким вопросом:

– Зачем ты пришёл сюда, Гастон?

Он напрягся и остановился у двери. Ему хотелось избавиться от чувства, что никто на самом деле его тут не ждал. Он всегда был маленьким мальчиком, который никак не понимал причин людского презрения и всё время съёживался и ускользал, чтобы остаться в одиночестве, только бы не сталкиваться с враждебностью.

Но Агата дала ему возможность объясниться, подарила ему роскошь сомнений – и он воспользуется ею. Впервые на своей памяти он наслаждался компанией другого человека. Скучал по Агги, если они не были вместе. Высматривал её за каждым углом. Его сердце пробуждалось к жизни при одном взгляде на неё, когда она спешила куда-нибудь по коридору.

Он сунул руки в карманы бриджей и повернулся к ней лицом, с трудом выражая свои чувства словами:

– Мне... нужно было увидеть тебя.

Глаза у неё раскрылись чуть шире, и она сделала два шага к нему.

– Я был зол, я был в отчаянии и знал, что ты можешь помочь.

У Агаты поникли плечи.

Гастон бросился к ней и взял её руки в свои.

– Я пришёл не только из-за нашей сделки, но потому, что рядом с тобой я становлюсь лучше.

Она стиснула его руки.

– А сегодня, – продолжил он с самоуничижительной полуулыбкой, – меня тошнит от самого себя.

Вряд ли он сможет признаться ей, что сказал Жоржу, прежде чем выбежал из зала. Даже не спрашивая её мнения, он знал, что она не одобрит его угроз отречься от брата. Независимо от того, каким подлым был мерзавец.

Её глаза цвета весенней листвы смотрели на него с обожанием. Дышать стало легче, и на лице расцвела широкая улыбка. Она отвела его назад к креслам у окна и, тоже улыбнувшись, проговорила:

– Сними этот смешной камзол и расскажи мне обо всём.

Он с радостью скинул камзол и бросил его на пол. Потом сел и положил ногу на ногу.

– У тебя есть чай?

– Увы, нет. Но могло остаться печенье.

Агата хотела встать, но Гастон остановил её, схватив за руку.

О себе говорить не хотелось. Несомненно, это было странное чувство, но в ту минуту он желал насладиться обществом этой обворожительной девушки-чародейки.

– Расскажи мне, почему ты сбежала из дома.

Агата откинулась на спинку кресла и, глядя на него, спросила:

– Ты правда хочешь знать?

– Я всё хочу о тебе знать, Агги.

Щёки у неё мило вспыхнули, и она отняла у него руки.

– Даже не знаю, с чего начать.

Гастон сдержал первый вопрос, который пришёл на ум: «Откуда у тебя этот невероятный волшебный дар?» Вместо этого он подсказал ей:

– В тот день в лесу мне показалось, что ты бежишь от чего-то... или от кого-то.

– Да. – Она посмотрела в окно. – Мой отец ненавидит мои... способности. Он бы наказал меня за то, что я их использовала.

Гастон не мог сдержать возмущения.

– Какая жестокость! – воскликнул он.

– Но сбежала я по другой причине, – поспешила объяснить Агата. – Вообще-то я намеревалась остаться дома и дождаться возвращения мамы.

Она умолкла и заморгала, лунный свет заблестел на её влажных ресницах.

– Твоя мама? – осторожно подтолкнул её Гастон к продолжению.

– Мама ушла, когда я была маленькой. Она была необыкновенной. – Всё ещё глядя в окно, Агата смахнула со щёк слёзы. – Жизнерадостной и красивой. Доброй и заботливой. И сильной. Но магия начала разрушать её мозг. В ту ночь, когда она сбежала... она напугала меня.

Гастон, боясь прервать её, старался не дышать.

– Обычно мы вместе занимались магией. Ускоряли рост овощей в огороде или просто веселились. Однажды, когда мне приснился кошмар, она оживила моего плюшевого пёсика. Малыш обнял меня и до утра напевал мне на ухо колыбельные. – Агата проглотила слёзы и прерывистым голосом добавила: – Я знаю, что она меня любила и рано или поздно непременно вернулась бы.

– Но она не вернулась? – спросил Гастон, пока Агата пыталась взять себя в руки.

Девушка покачала головой, и Гастон вынул из кармана жилета чистый носовой платок и протянул ей.

– Спасибо, Ваша Галантность, – Она сквозь слёзы улыбнулась.

Ваша Галантность. По жилам Гастона пробежало возбуждение, в груди потеплело. Чтобы услышать, как она называет его этим именем, он готов сделать что угодно. Гастон выпрямился.

– Что же заставило тебя покинуть дом?

Её тонкие ноздри затрепетали, брови нахмурились.

– Отец пообещал меня дьяволу.

Гастон похолодел.

– Как это?

– Отвратительному старому негодяю, который хотел использовать мой дар в своих целях. – Агата подняла голову; она уже не плакала. – Я поклялась, что никогда этого не допущу... – Она умолкла и снова стала смотреть в окно.

Гастон ничего не понимал. От него отец отворачивался, потому что сын не соответствовал представлениям общества о мужественности. Но почему отец Агги отвергал её дар, стремился сбыть её с рук? Это невозможно было постигнуть.

– Кареты начинают разъезжаться, – сказала Агата. – Тебе нужно идти.

Гастон не разделял её опасений, голова у него шла кругом.

– Гвен останется до самого конца бала. У нас ещё есть время.

Он определённо и сам был не ангел и пытался использовать её способности для своей выгоды. Это в природе человека, рассудил юноша. Но презирать такую силу? Наказывать невинное дитя за столь невероятный дар – это противоречило здравому смыслу.

– Я не понимаю... Почему отец не ценил твою способность к магии? – настойчиво спросил Гастон. – Он боялся тебя?

Глаза у Агаты потемнели, как грозовые тучи, и она ответила:

– Он считал мой дар противоестественным. Порочным.

– Почему же он женился на твоей матери?

– Он стал осуждать мою силу только после маминого ухода. Говорил, что она стала меняться, что у неё помутилось сознание. Она помогала людям в нашей маленькой деревне и за её пределами. Но папа говорил, что она возвращалась от пациентов... неуравновешенной. Одержимой. – Агата резко наклонилась вперёд и схватила Гастона за руку. Он чуть не выскочил из кожи. – Я не могу позволить, чтобы со мной случилось то же самое, Гастон. Понимаешь? За волшебные способности надо платить, а я не хочу рисковать своим рассудком.

Гастон не мог пошевелиться. Он думал, что она наложила на него обязательства в их сделке, потому что хотела изменить его – вылепить из него нового, лучшего человека. Но, похоже, обмен был ещё более буквальный.

– Хочешь сказать, что, когда я делаю добрые дела, то плачу определённую цену за каждое преображение?

Уголок рта Агаты дёрнулся, и она подумала, прежде чем ответить:

– Не знаю.

– Не знаешь?

– Я каждый раз теряю сознание, как тогда в первый раз в коридоре, даже если ты стараешься заслужить очередное превращение хорошими поступками. Но когда я одела сирот, то почувствовала душевный подъём и прилив сил. Не понимаю почему. – Она зарыла лицо в ладонях. – Я хочу использовать свой дар, чтобы помогать людям, лечить их, но мне многое непонятно. Если бы только мама могла научить меня.

У Гастона сжалось в груди. Сердце его болело за эту девушку, отвергнутую собственным отцом. Она была одна в мире, и не к кому ей было обратиться за советом.

Совсем как ему.

Агата выпрямилась и устало взглянула на него.

– Ты пришёл сегодня сюда, чтобы потребовать очередного преображения.

Гастону хватило такта поморщиться от упоминания об этом.

– Скажи мне почему.

– Ну... – Гастон от неожиданности заморгал. – Я уже объяснил, что случилось. Что учинил Жорж.

– И ты считаешь, что физическая перемена – это выход.

Это было утверждение, а не вопрос. Она догадалась о его истинных намерениях. Правда, Гастон и не ожидал от неё наивности.

Он вздохнул и развалился в кресле.

– Собственно, да. Будь я выше и сильнее, он бы не посмел унижать меня.

– Уверен? – Агата встала и начала прибирать в комнате. Положила на полку несколько модных журналов и сказала: – Насколько я понимаю, доброта Жоржу не свойственна, и, издеваясь над окружающими, он обретает уверенность в себе.

Гастон поёрзал в кресле, по спине пробежала неприятная дрожь, хотя он и не понимал почему. Что-то в её словах затронуло его. Определённо, это было больше чем правда. Жорж уже много лет не проявлял к Гастону ни капли доброты. Агата выставила в коридор серебряный поднос с чашками и вернулась, чтобы сложить сброшенный на пол плед.

Когда она относила в спальню пару домашних туфель, Гастон наконец сообразил, на что она намекала – он тоже не выказывал доброты. Узнай Агги, что он сказал брату перед тем, как выбежать из бального зала, она пришла бы в ужас. Гастона и самого это отчасти ужасало, но в основном он чувствовал удовлетворение. Сладкую мстительность. Торжество справедливости.

Он услышал, как Агата суетится в спальне, и окликнул её:

– Ты считаешь, что доброта сослужит мне в жизни лучшую службу, чем сила и влияние?

Она появилась в дверном проёме.

– Да, я так считаю.

Он оторвал от неё взгляд и покачал головой. Она не имела представления, как устроен его мир.

Внезапно Агата оказалась перед ним и ласково заглянула ему в глаза.

– Я вижу в тебе хорошее, Гастон. Ты способен измениться. Будь образцом для подражания, как и положено тебе по природе!

– А что, если я этого не хочу?

Агата сжала губы и посмотрела на него строгим взглядом.

– Тогда ты отгородишься от настоящей дружбы и любви. Ты обрекаешь себя на такое же несчастье, какое навлекаешь на других.

У Гастона засосало под ложечкой, и он почувствовал кислый вкус во рту. Он вспомнил, как в тот роковой день в лесу, когда хищники рычали ему в лицо и он уже попрощался с жизнью, он поклялся измениться. В ту страшную минуту он заклинал судьбу дать ему шанс прожить свой век иначе. Потом появилась эта удивительная девушка и спасла его во многих смыслах. Он всмотрелся в её умоляющие глаза.

– Я не знаю, как измениться.

– Значит, хорошо, что я рядом и могу помочь тебе. – Широкая улыбка осветила её симпатичное лицо, и она стала просто красавицей. – Тебе нужно только захотеть измениться. Захотеть лучшей жизни.

Гастона потянуло к ней, как пчелу к цветку. Что она сделает, если он посадит её к себе на колени и снова поцелует? Он крепко взял её за руку, она ответила страстным взглядом, и сердце у него понеслось вскачь.

Вдруг резко распахнулась дверь, и Агата вырвала свою руку.

– Что здесь такое? – Мощная фигура мадам Бургунди заполнила дверной проём.

Агги отступила от Гастона на шаг и забормотала:

– Я... просто... тут...

Гастон встал:

– Я ждал, когда вернётся сестра, а Агата убирала комнату. Что вам угодно, мадам Бургунди?

Недовольный тон Гастона приструнил экономку, и она захлопала глазами, как сова. Потом поджала губы и сказала:

– Я ищу Ленору.

Агата выступила вперёд, уверенность, казалось, вернулась к ней.

– Леноре нездоровится, и я предложила подождать вместо неё мадемуазель Гвенаэль и помочь ей приготовиться ко сну.

– Что ж, тогда... – Старуха огладила фиолетовую юбку. – Для тебя это хороший опыт. Однако я должна сказать, что в этом доме не принято, чтобы член хозяйской семьи... – Взгляд её метался по комнате, избегая Гастона. – Вам двоим не пристало находиться наедине.

– Не стоит беспокоиться, мадам Бургунди, – заверил её Гастон. – Как видите, ничего предосудительного не происходит. Мне просто нужно поговорить с сестрой. Прошу вас, идите по своим делам.

Экономка присела в реверансе.

– Хорошо, ваша светлость.

Но, уходя, она пронзила Агату таким злобным взглядом, что у девушки перехватило дыхание.

Когда надоедливая женщина наконец удалилась, закрыв за собой дверь, Гастон и Агата оба громко выдохнули.

– Если эта старая ящерица будет тебе надоедать, сразу же сообщи мне, – сказал Гастон.

Агата бросила ему очаровательную лукавую улыбку.

– Думаю, я сама смогу справиться, Ваша Галантность. – Она изогнула руки, и вокруг пальцев заплясали искорки.

Гастон расхохотался.

– Не сомневаюсь, юная волшебница. – Да, эта милая чародейка наверняка может постоять за себя. Он подошёл к ней и провёл костяшками пальцев по гладкой щеке. Внезапно Гастону ужасно захотелось доказать ей, что она в нём не ошиблась, что он на самом деле добр и достоин её доверия. – Я подумаю над следующим подвигом и дам тебе знать, когда буду готов.

Агата встала на цыпочки, медленно поцеловала его в щёку и прошептала:

– Буду ждать.