Гастон. История любви и коварства

Глава 17 Гастон

– ЧТО НА ТЕБЯ НАШЛО, почему ты как с цепи сорвался? – воскликнула мать, прежде чем Гастон успел сесть в гостиной.

Он огляделся в поисках плацдарма, чтобы выдержать шторм. Мать сидела в кресле около камина, отец стоял рядом с ней, облокотись на каминную полку. Но если сесть напротив матери, он снова будет чувствовать себя ребёнком. Вместо этого Гастон встал позади пустого кресла.

Родители созвали «семейный совет» сразу после завтрака, хотя из всей семьи присутствовали только они трое. Гастон размышлял, кто на него донёс. Хотелось надеяться, что не Жорж, – в конце концов, это мог быть кто угодно. Гастону показалось, что после драки между ними возникла какая-то новая связь, что Гастону, как ни странно, удалось заслужить уважение брата.

– Гастон! – прикрикнула на него мать. – В каких облаках ты витаешь, когда я с тобой разговариваю?

– Да, мама.

Её голубые глаза вспыхнули.

– Извините, я хочу сказать, что слушаю. А что... это Жорж вам рассказал?

– Вообще-то нет. Я бы хотела узнать об этом от него. – Мама обмахнула потное лицо веером. – На рассвете прискакал отец Давида, угрожал обратиться к властям. Ты не можешь представить, какое это унижение.

Впервые после драки Гастон почувствовал страх.

– Меня что... – он запнулся, – арестуют?

– Будет видно, – ответила мать.

Гастон знал, что не сможет выжить в холодной темнице на баланде. Придётся бежать.

В мозгу быстро сформировался план, включающий вторую карету и Агату. Нельзя было терять ни минуты. Его взгляд метнулся к двери.

Но тут ему пришла в голову другая мысль.

– Мужчины постоянно дерутся. Давид ранен смертельно?

Он найдёт предлог отвезти Агату в дом Плантье, чтобы она могла проскользнуть в комнату больного и вылечить его. Даже если снова придётся помогать ораве вонючих сирот, чтобы заслужить это чудо. Лучше уж благотворительность, чем тюрьма.

– Мальчик поправится. – Отец переступил с ноги на ногу. – Я спросил Жоржа о драке, и он сказал, что ты накостылял Давиду за дело.

От облегчения Гастон потерял бдительность и слегка ухмыльнулся.

– Так и есть.

– Это не оправдание! – Мать топнула каблуком по деревянному полу. – У него сломана челюсть. Возможно, он больше не сможет ни говорить, ни нормально есть.

Гастон вцепился в обитую тканью спинку кресла, и корки засохшей крови на костяшках треснули. Он достал из кармана платок.

– Я не знал, насколько сильно он пострадал, но...

– Такое поведение ничем нельзя оправдать! – воскликнула герцогиня Сильвена. – Мать Давида и Дани, Лидия Плантье, принадлежит к английскому королевскому дому. Это значит, что Давид – один из наследников титула.

– А по его манерам и не скажешь, – не успев остановить себя, пробормотал Гастон.

Отец хмыкнул – звук получился похожим отчасти на ворчание, отчасти на фырканье.

Гастон внимательно всмотрелся в лицо отца, но не нашёл в нём веселья, только обычную маску безразличия.

– Сейчас не время шутить! – взвизгнула мать. – Твои фортеля могут иметь разрушительные последствия для семьи.

Гастон едва удержался от замечания, что ему на это плевать.

Но мать продолжала:

– Нас могут изгнать из общества! Отлучить от всех важных персон! Как, по-твоему, это отразится на твоих брачных перспективах? А на судьбе брата и сестры? Кстати говоря, Молли Месни проявила к тебе интерес, а ты вёл себя из рук вон невежливо, пренебрежительно.

Отец выпрямился.

– Сильвена, давай не будем уходить от темы, ладно? – Не желая слушать её ответ, он попросил Гастона: – Расскажи нам о причинах потасовки.

– Я бы не назвала это потасовкой, когда мальчик изуродован... – заверещала мать.

Отец прервал её одним словом:

– Тихо, – и в ожидании уставился на Гастона. Отец был немногословен, но когда говорил, его слушали. И в этом случае единственный пронзительный взгляд мог решить чью-то судьбу.

Гастон поколебался, но в конце концов рассказал обо всём – как помог пожилой женщине, как потом в таверне все пили за его геройский поступок и как началась борьба на руках.

– Я выигрывал, – заключил он. – Клянусь, я почти уложил его руку на стол, как вдруг что-то кольнуло меня в ногу под столом. От боли и неожиданности я ослабил руку, всего на мгновение, но Давиду этого оказалось достаточно. – Гастон стиснул зубы и процедил: – И сукин сын выиграл.

– Выбирай выражения, Гастон! – Мать поднесла руку к горлу.

Не обращая внимания на её драматическое восклицание, отец сказал:

– Продолжай, Гастон.

Юноша молча обошёл кресло и закатал брючину, чтобы показать колотую рану – маленькую, но глубокую и всё ещё сочащуюся кровью. Отец наклонился, осмотрел её и выпрямился.

– Я уже такое видел. Небольшой клинок, спрятанный в носке сапога. Скорее всего, он прикрепил его перед соревнованием и, когда понял, что проигрывает, ткнул в тебя. Вот мерзавец.

Отцовский интерес подбодрил Гастона, и он продолжил:

– Когда я понял, что он сжульничал, во мне что-то сломалось. Я заехал ему в нос, потом под дых и свалил на пол хорошим ударом в челюсть. В конце концов кто-то оттащил меня от бездыханного тела.

Мать прикрыла рукой рот.

Даже от одного пересказа истории кровь у Гастона закипела. Впервые в жизни он испытал возбуждение от драки, удовлетворение от победы над чьей-то силой и ловкостью. Но осознание того, что из-за этого «подвига» он может отправиться в тюрьму, приглушило восторг. Он двумя руками схватился за спинку кресла.

– Меня придут допрашивать?

Отец поднял голову и поводил туда-сюда челюстью.

В ожидании отцовского вердикта Гастон затаил дыхание. Его судьба находилась в руках этого человека. Он мог воспользоваться своими связями, чтобы замести дело под ковёр, а мог при желании хоть сейчас запереть Гастона в каталажку.

Молчание длилось бесконечно, и юноша быстро перевёл взгляд с отца на мать.

Герцогиня Сильвена вздохнула.

– Отец Давида не собирается выдвигать обвинения. Но не думай, что удастся сдержать сплетни.

Гастон выдохнул; казалось, его сейчас вырвет от облегчения.

Отец облокотился о камин.

– Гастон, – сказал отец, – как благородный человек, я ценю, что ты счёл нужным защищать свою честь. Я также понимаю, что ты лишь недавно обрёл свою силу и не знаешь её пределов. Я только прошу в будущем проявлять благоразумие.

Гастона окатила горячая волна. Отец говорил так, словно он... одобряет его поведение.

– Но Гаэль! – высоким: голосом закричала мать. – Как же семейство Плаитье?

– Ничего им не сделается. Их парня не мешало поучить уму-разуму. А его надменный папаша с самого приезда в графство размахивает у всех перед носом знатным родством Лидии. Можно подумать, что в Англии они жили в Букингемском дворце, а на самом деле семейка перебралась во Францию, спасаясь от карточных долгов.

Лицо Гастона осветила внезапная улыбка, и – о чудо! – отец ответил ему тем же. Они обменялись понимающими взглядами, но тут отец снова поразил Гастона.

– Будешь сопровождать меня сегодня утром, сын, – сказал он. – Пора научить тебя управлять имением.

Гастон сделал быстрый поклон головой.

– Да, ваше сиятельство. Я буду счастлив.

Отец хлопнул Гастона по плечу. Это было самое сильное проявление отцовских чувств за последние годы. Отец с сыном бок о бок вышли из гостиной, и Гастон чуть не заплакал от восторга.

– Поедем осматривать фермы арендаторов...

Остального Гастон уже не слышал. Отец собирался готовить его в наследники – это было главное. Вообще-то с чего вдруг Гастон преисполнился гордости и обрадовался, как ребёнок? В конце концов, наследовать отцу – его право по рождению. Но сдержать ликование юноша не мог.

Он улыбался, и ноги почти скользили по плиточному полу.

Жорж позеленеет от зависти.

В конце долгого, проведённого в седле дня, в течение которого они улаживали споры между арендаторами, усталость взяла своё. Отец с сыном даже останавливались, чтобы потренироваться в прицельной стрельбе из лука, и герцог был доволен успехами Гастона. Когда они наконец вернулись в замок, вымокшие под начавшимся к вечеру снегопадом, Гастон весь превратился в сосульку и мечтал только о тарелке горячего супа и тёплом очаге. Но, обнаружив в своей комнате записку от Агаты, он тут же забыл обо всех земных благах.

Сложенный кусок бумаги лежал на комоде, сверху элегантным почерком было написано его имя. Гастон торопливо развернул листок – девушка просила его встретиться с ней в оранжерее в половине седьмого. Гастон быстро глянул на стоявшие на камине часы и обнаружил, что уже начало седьмого.

Сбросив мокрую одежду, Гастон накинул тёмно-бордовый плащ и осмотрел себя в зеркале. Причесал пальцами волосы и некоторое время полюбовался собой, гордясь своей новой внешностью. Или даже тем, что ещё только становился новым человеком. Волшебное преображение далеко не закончилось. Юноша погладил щёки и нос. Хотя лицо его теперь было привлекательным, в нём не хватало мужественности. Нужно добавить острых углов. Мягкие линии придавали ему ребяческий вид. И, чтобы сравняться с Жоржем, нужно ещё немного подрасти.

Но он понятия не имел, какие ещё придумать добрые дела, чтобы заслужить эти превращения.

Внезапно у него перехватило дух. Знает ли Агата о его драке с Давидом? Не передумает ли она из-за этого проводить очередной сеанс колдовства?

Бросив последний взгляд в зеркало, Гастон выскочил из комнаты и пошёл по коридору, намеренно сдерживая шаг. Он не мог представить, что снова станет худосочным прыщавым подростком, который смотрит на мир через призму обиды и бунта. Из злого мягкотелого труса, не обладающего ни малейшей властью, он превратился во влиятельного господина.

Посмотрите, как он ловко убедил отца встать на свою сторону. Сердце радовалось, когда Гастон вспоминал, как отец прислушивался к его предложениям по поводу споров и жалоб арендаторов. Они обсуждали каждый случай как партнёры... на равных.

А раз ему удалось склонить отца посмотреть на старшего сына иначе, ему точно удастся использовать ту же силу убеждения в общении с милой Агатой. Гастон вошёл во влажную жару оранжереи и потянулся за пухлым апельсином, как вдруг услышал какой-то шорох и оклик:

– Эй!

Юноша остановился и огляделся. Агата, наклонившись над большим папоротником, манила его к себе. При виде её лица у Гастона сразу же пропало напряжение в плечах, которого он даже не замечал. Странно, как он соскучился по ней, а не виделись они всего один день.

Когда он добрался до девушки, та прошептала:

– Я нашла для нас более укромное место, чем пруд с карпами.

Она повела его через узкую дверь в ту часть здания, где Гастон никогда не бывал. В полностью сделанном из стекла домике размещались длинные столы, уставленные небольшими ящиками, из которых торчали крошечные отростки. Горшковая печь, расположенная посередине, сохраняла в помещении тепло, несмотря на то что крышу укрывал снег.

– Где это мы?

– В питомнике, – ответила Агата. – Садовник, месье Рэн, проводит здесь много времени, но я подслушала, как он говорил, что уезжает в город.

В дальнем углу стоял потёртый деревянный стол, заваленный пакетиками семян и открытыми мешками с грунтом. По обеим сторонам от него располагались два старых шатких стула. Агата направилась к одному из них, но Гастон схватил её за руку и притянул к себе. Он всмотрелся в запрокинутое лицо; теперь он возвышался над ней гораздо больше, и это тоже вызывало восторг.

– Укромный уголок для двоих? – спросил он, шутливо выгнув брови.

Она провела рукой по его спине, слегка сжала ему мускулистое плечо. Глаза у неё осветились, как солнечное небо.

– Тебе идут новые габариты, Гастон.

Игривая улыбка вздёрнула уголок его рта, и он наклонился, чтобы поцеловать её нежные губы. Но она высвободилась из его объятий и беспокойно оглянулась на дверь и на стеклянную стену, за которой росли экзотические деревья и кусты. К счастью, в это время года сад посещался редко.

– Давай сядем, чтобы нас, не дай бог, не заметили. Она обогнула стол и села на один из стульев.

Гастон с сомнением посмотрел на второй, засыпанный землёй, вынул носовой платок и, как можно лучше вытерев сиденье, приподнял полы камзола и сел. Агата провела пальцем по горке чёрной земли, и Гастон сказал:

– Я счастлив любой возможности видеть тебя, но почему нужно было встречаться так срочно?

Она взглянула на него из-под ресниц.

– У меня есть хорошая новость и плохая. Какую хочешь услышать сначала?

У Гастона громко забилось сердце.

– Плохую.

Как всегда, сначала плохую.

Агата выдохнула и снова опустила глаза.

– Сегодня я подслушала разговор между лакеем и помощником дворецкого. Я пошла в кладовку за печеньем, которое повариха хранит специально для Гвен. Они меня не видели...

Девушка откинулась на спинку стула и закусила губу.

Гастону, хотелось перегнуться через стол и поцеловать эту губу. Но растерянность и нетерпение услышать плохую новость взяли верх, и он выпалил:

– Какое мне дело до разговора двух слуг?

Агата подняла глаза цвета бурливого моря.

– Это только сплетни, но... они думают, что кто-то в доме интригует против тебя.

Гастон заморгал:

– Что ты имеешь в виду?

– Я и сама не поняла. Но Робин, старший лакей, сказал, что свалить на тебя вину за украденную табакерку было гениальной затеей, потому что это нельзя ни доказать, ни опровергнуть.

Гастон вскочил со стула и гневно закричал:

– Так это Робин украл ту штуковину?

Агата широко распахнула глаза и покачала головой.

– Вряд ли.

Гастон стал дышать глубоко.

– Что ещё они сказали?

Она крепко стиснула кулаки и положила их на колени.

– Что кроме обвинения в краже и подстроенной драки будут и другие уловки, чтобы тебя... опорочить.

– Опорочить! – с негодованием вырвалось у него.

Агата отшатнулась назад, чуть не перевернув стул.

Гастон замер, заметив, какие бледные у неё щёки и как крепко она держится за край стола – вокруг костяшек пальцев блестят волшебные искорки, – и вспомнил, что она рассказывала ему о жизни дома. О том, почему ей пришлось бежать. С таким отцом она, конечно, часто видела такие вспышки гнева.

Он снова сел и схватился руками за голову.

– Я не на тебя злюсь.

– Я... я знаю. – Голос у неё дрожал.

Гастон старался успокоиться, но мысли путались. Зачем кто-то хочет скомпрометировать его? У кого есть для этого средства или мотив? Может ли этот человек добиться цели?

Потом он вспомнил, как Обер сказал, будто кто-то из персонала видел его входящим в кабинет отца перед исчезновением табакерки. Но кто это был? Конечно, слуги, скорее всего, не любят его. И неудивительно: он много лет помыкал ими в хвост и в гриву. В конце концов, слуги существуют, чтобы исполнять желания хозяев.

– Как ты думаешь, это не может быть мадам Бургунди? – предположила Агата уже более ровным голосом. – Она пыталась избавиться и от меня.

– Я думал, это скорее из-за того, что. я обошёл её, когда договорился о переводе тебя в ученицы к горничной.

– Что, однако, не снимает с неё подозрений. – Глаза у Агаты ещё больше расширились. – Поверь мне, она не прощает, когда с ней не считаются.

Гастон покачал головой.

– Может, Алебарда и сварливая старуха, но она живёт в семье с самого моего рождения. Сомневаюсь, что она что-то замышляет против меня.

Агата задумчиво постучала пальцем по губам.

– А как насчёт твоего брата?

Гастон готов был согласиться, но снова покачал головой.

– В последнее время мы с Жоржем снова подружились. Вчера он позвал меня пойти в таверну вместе с его друзьями и ничего не рассказал родителям о моей драке с Давидом Плаитье. – Не говоря уже о том, что он изменил своё отношение к поступку Гастона, помогшего пожилой женщине. Восторг слышался в каждом тосте, который Жорж произносил в честь добросердечия Гастона. А по пути домой в карете не переставал нахваливать умение старшего брата драться и его храбрость.

Гастон встретился глазами с Агатой. Страх, что она отменит какие-то из изменений, снова одолел его.

– Я должен объясниться насчёт драки.

Но она только пожала плечами.

– Я слышала об этом. Похоже, Давид действительно заслужил трёпку. И ещё... я знаю, что ты помог нищенке на улице.

– Откуда?

– Гас, второй лакей, случайно оказался в трактире за углом и, когда в таверне началась потасовка, прибежал туда поглазеть. Сегодня за завтраком он рассказал в подробностях всё, что видел и слышал.

– Но как ты узнала о том, что я помог женщине?

Агата улыбнулась, и взгляд у неё потеплел.

– Кроме прочего, Гас проходил мимо, когда ты защищал женщину от компании приятелей. Он задержался посмотреть, что будет дальше, и, по его словам, был потрясён, что ты вступился за нищенку перед товарищами и остался помочь ей, когда другие ушли.

Гастон смахнул волосы со лба.

– Ничего себе! Я больше и шагу не могу ступить без свидетелей!

– Жаль тебя расстраивать, но это всегда было так. Слуги всё видят и всё знают.

Гастон замер, её слова смутно обеспокоили его. Если слугам известен каждый его шаг, не знают ли они о его отношениях с Агатой? И не потому ли против него созрел заговор?

– Но не исключено, что всё услышанное мной по поводу табакерки – одни домыслы, – со вздохом произнесла Агата. – У слуг мало развлечений, вот они и точат лясы.

Гастон кивнул. Возможно, она права. Он поскрипел зубами. А может, и нет.

– Ты не спросил меня про хорошую новость, – весело сказала Агата.

Гастон с усилием отвлёкся от своих мыслей и взглянул в освещённое надеждой лицо девушки.

– Хорошо, ты меня заинтриговала. Какая хорошая новость?

– Ты заслужил следующее преображение.

Гастон выпрямил спину:

– Что? Как?

– Тем, что пришёл на помощь несчастной женщине, хотя тебя отговаривали.

У Гастона вспыхнули щёки.

– Да ничего особенного. Я просто проводил её домой.

Агата потянулась к нему через стол и взяла его за руку, глаза у неё были цвета Средиземного моря – яркие, сине-зелёные.

– И, поскольку тебя смутила моя похвала, я вижу, что ты изменился.

Он помолчал. Смущение здесь ни при чём, он раскраснелся по другой причине. Гастон чувствовал в появлении нищенки что-то... очень странное. Весь их разговор, с той минуты когда он помог ей встать на ноги до того оценивающего взгляда, которым она одарила его напоследок, проносился у него в голове уже сотни раз. Он тщательно обдумывал каждую реплику и всё же не мог понять, что его настораживает. Но если его волшебница хочет видеть в нём смущённого одобрением девушки храбреца, не стоит её разубеждать.

Гастон погладил свою щёку и улыбнулся:

– К моему новому росту подошло бы более мужественное лицо, тебе не кажется?

Агата, глядя на него и хмуря лоб, наклонила голову сначала в одну сторону, потом в другую.

Гастон объяснил:

– У меня всё ещё детская физиономия. Я бы хотел иметь такие же острые скулы и квадратный подбородок, как у отца, и сильную челюсть и широкий лоб, как у Жоржа.

Свет в её глазах потускнел, морская волна потемнела, и Агата ответила:

– Я могу это сделать. Но нам нужно подождать, чтобы не навлекать ещё больше подозрений, тебе не кажется? Кстати говоря. – Она пожала ему пальцы. – Перестань выставлять напоказ свои изменения. Гвен и так уже догадывается о моей причастности к ним. Никто не должен знать о моих способностях, Гастон. Я не шучу. Иначе я тут же исчезну, ты не успеешь и глазом моргнуть.

Гастон потянулся к ней через стол, не обращая внимания на землю, которая пачкала рукав нового камзола, и взял другую руку Агаты. Он не может потерять её. Дело в том, что он ужасно привязался к ней и хотел выразить свою благодарность. Пора было привести свой план в действие.

Он сжал руки Агаты, заглянул ей в глаза и поклялся:

– Обещаю защищать твою тайну даже ценой собственной жизни.