Гастон. История любви и коварства

Глава 16 Гастон

ГАСТОН СУНУЛ КУСОК почти сырого мяса в огонь и стал смотреть, как он чернеет в пламени. Маркиз ужинал в своей комнате один. Снова. И это было к лучшему, поскольку отец счёл его вором, а отбиваться от бесчисленных вопросов матери, когда она заметит внезапный рывок роста, у юноши не было настроения. Но одиночество, которым обычно он наслаждался, теперь казалось гнетущим. Впереди у него был вечер без надежды на малейшее развлечение, кроме прогулки по оранжерее. После того как накануне Гастон завалился в покои Гвен и навлёк подозрение на себя и Агату, он не решался искать девушку в доме.

Пока Агги не вошла в его жизнь, он и не догадывался, как одинок. Оглядываясь назад, он не удивлялся, что стал жестоким и враждебным по отношению ко всем. Друзей у него не водилось, а семья была слишком увлечена честолюбивыми замыслами, чтобы замечать его одиночество. Его «недуг» позволял ему сторониться жизни, а теперь, когда он сделался сильнее и привлекательнее, ему приходилось прятаться, чтобы избежать внимания.

Такова ирония судьбы

Гастон со вздохом откинул голову назад. Может, он ляжет в кровать пораньше с одной из глупых книг, которые посоветовала прочитать Агата. То ли «Путешествия Робинзона», то ли «Гулливер Крузо». Какая-то приключенческая чепуха.

Стук в дверь напугал юношу так, что он выпрыгнул из кресла. Гастон огладил камзол и пошёл открывать. На пороге стоял Жорж, сунув руки в карманы и сгорбившись.

– Что случилось?

Брат уже так давно не искал его общества, что Гастон предположил, будто кто-то заболел.

– Привет, Гас... Э-э... Я хочу сказать, Гастон. Ничего не случилось. Мы с друзьями сегодня идём в таверну. Хочешь пойти с нами? – Жорж запустил руку себе в волосы.

Гастон изумлённо смотрел на Жоржа. Пойти с ними? В таверну? Кто был этот самозванец и что он сделал с его братом?

– Зачем? – выпалил Гастон, не успев подумать.

Жорж пожал плечами.

– Я благодарен тебе за то, что ты спас меня от Молли Месни. Подумал, куплю тебе выпить и угощу теми пончиками, которые мы раньше так любили.

В детстве им очень нравилось ездить в город с гувернёром и обедать в таверне. Каждую трапезу они обязательно заканчивали жареными пончиками, посыпанными сахарной пудрой. При одной только мысли об этом рот у Гастона наполнился слюной. Он широко улыбнулся.

– Тогда пойдём.

Компания состояла из Анселя (Жорж, судя по всему, не мог выйти из дома без мерзского подпевалы), Дани и Давида Плантье (злобных шутов-близнецов) и их занятного кузена Лефу (чья крошечная фигура внушала Гастону чувство... полноценности). Гастону никогда не забыть, как Давид показал всем на балу его камзол с подкладками. Даже Жорж не осмелился бы так открыто унизить брата на одном из материнских вечеринок.

Пусть только Давид попробует ещё раз сыграть с ним такую шутку – его ждёт неприятный сюрприз. Утром месье Бланш принёс Гастону три костюма, сшитых по его новым меркам, – и никаких подкладок. Когда юноша надел угольно-чёрный камзол, идеально севший по мускулистым плечам, камердинер заморгал, как сова. Гастон заметил, что старому слуге пришлось прикусить язык, чтобы удержаться от расспросов о «волшебном эликсире».

Гастон тащился позади компании, которая шагала от стоянки для карет через городскую площадь. При виде затенённой скамьи, где Агата с аппетитом поедала круассан, пренебрегая правилами приличия, он улыбнулся. Большинство известных ему женщин сдерживают свои порывы, желая прослыть утончёнными особами. Одеваются по последнему слову моды, чтобы выделиться из толпы, тогда как на самом деле это делает их безликими. Скрывают природную незаурядность за хорошими манерами и жеманным кокетством. Возможно, в Агате его больше всего привлекает отсутствие светской изысканности. Гастон пнул сугроб, и снег взметнулся мелкими искрами, как волшебный порошок. Ну и кроме того, её способность к магии.

– Пожалуйста, месье-

Гастон остановился. Ему послышался голос? Он медленно повернулся.

– Гас! Не отставай! – окликнул его Жорж. – Таверна на ночь закрывается.

Вся компания остановилась и обернулась к Гастону.

– Хотя, конечно, перед нами не осмелятся захлопнуть дверь! – добавил Ансель.

Все приятели в ответ зафыркали от смеха.

Гастон, уверенный, что услышанный им голос – плод его воображения или свист ветра, пошёл догонять остальных.

– Добрый месье...

Опять!

Гастон обернулся и увидел пожилую женщину, лежавшую в темноте у стены. Он подбежал к ней; она была наполовину занесена снегом.

– Мадам, что с вами?

– Оставь её, Гас, – крикнул Жорж.

– Таверна ждёт! – подхватил Ансель.

– Это попрошайка, – с насмешкой произнёс Давид, бросая женщине золотую монету. – Правда ведь, старая карга? Вымогаешь подачку?

– Прекрати! – резко обернулся к нему Гастон.

Ансель и Жорж стояли со окрещёнными на груди руками и с нетерпением смотрели на него. Лефу закусил губу и обменялся с Гастоном тревожным взглядом, однако ничего не сказал.

Гастон повернулся к нищенке и увидел, как Дани пнул ей в лицо снег.

– Выпей, бродяжка.

Гастон схватил Дани за руку и дёрнул его назад, сам удивившись, как легко ему это удалось.

– Не трогай её!

– Размазня ты, Гастон, – язвительно усмехнулся Ансель. – Мы слышали, как ты одел бездомного. Он наверняка уже пропил те тряпки. Охота была деньги тратить.

Близнецы дружно прыснули со смеху, и Гастон заподозрил, что у них один мозг на двоих.

Юноша бросил сердитый взгляд на компанию. Если он остановится и поможет женщине, то до конца вечера станет мишенью для насмешек. Эти бестии ни за что не забудут ему мягкотелости. Как ни смешно, но он почему-то страстно желал их восхищения, в то время как это им следовало бороться за его расположение, ведь он был старшим братом их товарища и наследником замка.

Гастон обернулся на пожилую нищенку – в её широко раскрытых глазах была мольба.

Почему он должен жертвовать приятным вечером ради женщины, которую никогда в глаза не видел и, скорее всего, больше никогда не увидит? У юноши засосало под ложечкой. Потому что Агата никогда в жизни не оставила бы эту несчастную на произвол судьбы в такой холод. Он стиснул зубы и повернулся к брату.

– Ей нужна помощь.

Жорж плотно сжал губы и встретился со старшим братом взглядом, и на короткий момент Гастону показалось, что брат может остаться с ним и помочь ему с бродяжкой.

Но тут Ансель раскрыл свой большой рот.

– Бросьте, парни. Пусть Гастон тратит тут время, если хочет. Лично меня зовёт кружка эля!

– Или четыре, – весело поправил его Давид, взяв Дани под руку, и они двинулись вперёд.

Таверна находилась недалеко. Нестройная мелодия и безудержный хохот сочились сквозь вечерний воздух, как песня сирен. Один за другим молодые люди развернулись и пошли на зов эля и тёплого очага. Даже Лефу бросил Гастону через плечо робкий взгляд и потащился за своими рослыми кузенами.

Гастон посмотрел на Жоржа. Он не хотел просить помощи, но лицо его выражало надежду, что брат останется.

Однако Жорж, не говоря ни слова, сунул руки в карманы и удалился.

Опустив плечи, Гастон отругал себя за разочарование, а ещё больше за то, что ноги так и просились догнать компанию. Почему кто-то другой не мог помочь этой женщине? Почему это должен быть именно он? И надо было ей попасться ему на пути именно сегодня.

– Молодой человек! – шершавый голос нищенки словно оцарапал ему кожу.

Раздражённый тем, что попал в такое положение, Гастон смотрел на женщину сверху вниз и ничего не говорил.

– Я не отниму у вас много времени. Я поскользнулась на льду, а ноги уже не те. Если вы будете так любезны поднять меня, я смогу добраться до дому.

Всего-то? Гастон наклонился и протянул к ней руки. Когда женщина ухватилась за его одетые в перчатки ладони, он сказал:

– На счёт три... Раз, два, три!

Он со всей силы потянул женщину, и она практически взлетела и встала на ноги.

– Спасибо, юный месье, – произнесла бродяжка, отряхнула снег с плаща и пошаркала прочь.

Приятели Гастона ушли недалеко и ещё только сворачивали в переулок. Если он поторопится, то быстро нагонит их перед входом в таверну и бросит им в лицо, что совершил добрый поступок, пока они еле-еле плелись по городу.

Но как только он решил догонять компанию, женщина снова поскользнулась и начала падать. Повинуясь инстинкту, Гастон подскочил к ней и успел поймать её до того, как она шлёпнулась на землю. Понимание, что дело ещё не сделано, осенило его прежде, чем пожилая женщина крепко встала на ноги.

Бродяжка без конца благодарила его и бормотала что-то о своей неуклюжести.

Гастон бросил взгляд на поворот, за которым уже исчезла компания, и снова посмотрел на женщину, ковыляющую по снегу. Таким шагом она и за неделю не пересечёт площадь. Со вздохом Гастон окликнул её:

– Где вы живёте?

Она остановилась, не оглядываясь:

– Тут недалеко. Я дойду.

Вот ведь навязалась на его голову! Гастон подошёл к нищенке и предложил ей руку.

– Позвольте мне проводить вас.

Женщина взяла его под руку, и они медленно двинулись вперёд.

– Как вас зовут, молодой месье?

– Гастон, мадам.

– Гастон... – Она немного подумала. – Вы из Шато-де-Бомон? Ах, мне следует обращаться к вам «ваша светлость»!

Гастон засветился от гордости, но ответил:

– Не стоит придавать значения формальностям. А кто вы, юная мадемуазель?

– Ах, какой вы дамский угодник! – Женщина смущенно засмеялась. – Моя юность давно позади. Эти скрипучие старые кости уже и не помнят её.

Они обогнули центр города и прошли мимо книжной лавки. Уютный старинный магазинчик с украшениями к Рождеству в витринах, с высокими стопками томов, оплетёнными лентами и гирляндами, напомнил Гастону, в какой восторг пришла Агата, увидев это заведение. Нужно снова отвезти её в город за покупками.

Когда он задумался, под каким предлогом может организовать очередную прогулку вдвоём, женщина указала на узкий переулок:

– Нам туда.

Они свернули в тёмную улочку, фонарное освещение с площади с каждым шагом тускнело, и Гастон вдруг задрожал от беспокойства. Что, если нищенка привела его в засаду? Денег с собой у него было немного, но золотые карманные часы и запонки легко могли стать добычей грабителей.

Он, видимо, напрягся, потому что женщина, вероятно, заметив это, мягко сказала:

– Не волнуйтесь, ваша светлость. Моя квартира внизу этой лестницы.

Гастона одолело дурное предчувствие, и он остановился перед спуском по ступеням. Женщина сошла вниз, отперла дверь, чиркнув спичкой, подняла над головой фонарь.

– Видите, не нужно бояться. Если вы изволите войти, я отблагодарю вас за хлопоты подарком.

Она прошаркала внутрь квартиры, и фонарь осветил тесное однокомнатное жилище. Преступников поблизости не наблюдалось. Гастон спустился по ступеням и остановился в дверях. Каморка была чуть больше кладовки, в дальнем углу около шкафа со сломанной дверцей ютилась узкая кровать. Но обращало на себя внимание, что повсюду разложена пряжа. В составленных друг на друга корзинах громоздились мотки шерсти. Вязаные шарфы, варежки, шапки различных цветов свисали с верёвки. Незаконченное одеяло лежало на подлокотнике шаткого кресла-качалки у расположенной в углу печки.

Гастон перевёл взгляд на хозяйку квартиры. Он уже встречался с ней раньше – это она продавала вязаные изделия на городском рынке.

– Вы торгуете рукоделием!

Она с улыбкой повернулась к нему и показалась при этом на много лет моложе.

– Да, вы с юной мадемуазель однажды останавливались около моей палатки. Но теперь я едва вас узнаю.

Гастон сунул руки в карманы и опустил голову, глядя на свои заметно увеличившиеся в размере ноги. В присутствии этой женщины он чувствовал себя как ребёнок, который стремится заслужить одобрение старших.

– Да, мадам. Я пережил скачок роста... в некотором роде.

– Могу себе представить.

От её всезнающего тона Гастон вскинул голову.

Но женщина, не глядя на него, перебирала вещи в коробке с вязанием.

– Вот. Одно из моих самых искусных изделий.

Она пересекла каморку и вручила ему пару мужских перчаток. Они были связаны аккуратными крошечными петлями и казались сшитыми из прочного материала. Гастон стянул свои тонкие перчатки из кожи козлёнка и надел новую пару.

– Как вы...

– У меня дар оценивать размеры на глаз, – объяснила женщина. – Во время прогулки в такую холодную ночь нужно беречь руки, юный месье.

Гастон никогда ещё не получал подарков просто так, тем более в знак благодарности.

На прошлый день рождения мать пригласила парижского портного, чтобы он сшил ему новый гардероб. Но когда одежду доставили, она не смогла удержаться от замечания: «Теперь не кажется ли тебе, что пора выбрать жену, Гастон?» Отец же сопроводил подарок на Рождество особым наставлением: «Я сам выбрал для тебя это ружьё. Надеюсь, тебе удастся до следующей охоты научиться бить в цель».

Гастон сжал и разжал руки, одетые в тёплые перчатки, и сердце у него ёкнуло.

– Спасибо, – поблагодарил он.

– Нет, это вам спасибо, ваша светлость. – Свет фонаря отразился в глазах женщины, и их зеленовато-синий оттенок что-то напомнил юноше. Но он не успел понять, что именно, – мысль ускользнула от него.

– Постарайтесь не выходить на улицу после заката, мадам, – посоветовал Гастон, прикасаясь к шляпе и наклоняя голову. – И будьте осторожны на обледенелой дороге. – С этими словами он вышел из каморки.

Юноша дошёл до улицы и плотнее закутался в плащ, спасаясь от холодного ветра. Какая странная старушка. Он пошевелил пальцами, удивляясь, как хорошо сели на его руки перчатки и как в них тепло. Надо будет купить у неё такой же шарф, когда он в следующий раз будет в городе. А ещё лучше – распространить слух о её товаре среди состоятельных семей графства.

И только подойдя к освещённой таверне, он понял, что женщина не назвала ему своего имени.

– За моего брата-рыцаря! – в пятый раз произнёс Жорж тост.

Гастон чокнулся своей кружкой с Жоржем и улыбнулся каждому за столом, приветственно поднимая кружку. Когда он прибыл в таверну, проводив пожилую торговку в её квартиру – если только можно так назвать яму под землёй, – Жорж по-дружески хлопнул его по плечу и извинился за то, что оставил его одного.

Извинился!

Гастон чуть не упал в обморок при этом небывалом изъявлении братской любви. Следуя примеру Жоржа, вся компания начала расточать ему похвалы, называть его самоотверженным героем и давать другие лестные характеристики. Вообще-то один только Лефу произносил слово «герой» на полном серьёзе, но Гастон решил, что даже шутливое признание его заслуг дорогого стоит.

Служанка таверны принесла блюда с пончиками, сыры и свежий хлеб, и приятели с аппетитом принялись за еду. Гастон был голоден как волк. Оказалось, что доблестные поступки рождают зверский аппетит.

Когда тарелки опустели и на полный желудок разговор пошёл вяло, Лефу поднял кружку и возгласил:

– Наш герой Гастон мог бы стать превосходным солдатом в Сухопутных войсках.

Тост был по меньшей мере странным, поскольку Гастон не проявлял ни малейшего интереса к военной службе, но он заулыбался приятелям, которые восклицали:

– Ура, ура!

Все, кроме Давида Плантье, проворчавшего себе под нос:

– Боюсь представить.

Гастон выпрямился на стуле и повернулся к рыжеволосому забулдыге:

– Что ты имеешь в виду?

– Вряд ли уважающее себя войско примет в свои ряды парня, который подкладывает в камзол корпию, – ответил Давид и поднял кружку, чтобы скрыть гаденькую ухмылку.

Гастон раскрыл было рот, но передумал возражать. Как он может показать, что ему больше не нужны подкладки в рукава, и не выдать волшебного превращения?

Но Давид не унимался.

– Очень сомневаюсь, что тебе светит карьера военного. Всем в графстве известно, что ты даже не можешь натянуть тетиву лука, не то что прицелиться из ружья. Разве только враг испугается твоего внешнего вида и сдастся.

За столом раздалось хихиканье, и Гастон вспыхнул.

– Слова тоже имеют большую силу, а у Гастона язык хорошо подвешен, – совершенно бесполезно, но явно с добрыми намерениями вставил Лефу.

Дани двинул кузена в плечо, чуть не сбив Лефу со скамьи. Маленький человек замолчал.

Пять пар глаз уставились на Гастона, ожидая ответа на насмешки Давида. В груди юноши затрепетала обида, но он не хотел испортить вечер, а потому неестественно весёлым тоном проговорил:

– Полагаю, в армии учат обращаться с оружием. Не думаю, что я так уж безнадёжен.

– Выпьем за это, – ответил Жорж, поднимая кружку; возможно, он тоже хотел разрядить обстановку.

– Не хочешь побороться со мной, Гастон? – Давид сдвинул бледно-рыжие брови, бросая юноше вызов.

У Гастона быстро забилось сердце, он провёл пальцем по краю кружки и спросил:

– Что ты предлагаешь?

Давид выпрямился и намеренно заговорил громко, чтобы слышали те, кто сидел вокруг них:

– Чтобы доказать, что физическая мощь действеннее слов, я предлагаю помериться силами на руках.

Жорж наклонился через стол.

– Тебе не обязательно принимать вызов, Гас...

– Согласен. – Гастон устал прятаться на заднем фоне, быть вечной мишенью для насмешек и мальчиком для битья. Пора было постоять за себя.

Улыбка, расползшаяся по лицу Давида, могла бы напугать даже смельчака. И всё же внутри у Гастона зародился какой-то протест. Не страх, но глубокая, очищающая ярость – и страстное желание стереть эту дьявольскую улыбку с веснушчатого лица придурка.

Оба одновременно встали, скинули камзолы и сели напротив друг друга в конце прямоугольного стола. Давид пощёлкал костяшками и поставил руку на локоть, приглашающим жестом растопырив ладонь и поигрывая пальцами.

Гастон оценил возможности своего противника. Даже учитывая последнее преобразование фигуры юноши, Давид был тяжелее как минимум на двенадцать килограммов. Но праведный гнев придавал Гастону сил.

Он наклонился вперёд и поставил локоть на стол. Вокруг стали собираться зрители.

– Ставлю на рыжего! – крикнул кто-то.

– Не-а, в глазах у чернявого пляшет дьявол. Ставлю десятку на него!

Ставки продолжались, крики слились в нестройный гвалт. Гастон поймал весёлый взгляд брата. Жорж схватил Апселя за плечо и с широкой улыбкой потряс друга. Гастон не мог сказать, на что надеется младший брат: на его победу или проигрыш. Да в ту минуту ему это было и не важно.

Странное спокойствие окутало Гастона, словно тёплый плащ, и он взглянул в жёлто-зелёные глаза соперника.

– Начнём.

Давид навалился грудью на стол и схватил руку Гастона.

Юный маркиз никогда в жизни не принимал участия в таких соревнованиях, а потому наблюдал за противником и повторял его позу – тело напряжено, запястье согнуто, правая нога упирается в пол.

– Итак, господа, на счёт три, – объявил кто-то.

Давид слегка ослабил хватку, повернув руку костяшками вверх. Гастон не понял, что это означает, и его уверенность испарилась. Может, в этом конкурсе, кроме силы, предполагается ещё особая тактика? Если так, то он никаких уловок не знал.

Быстрые движения на противоположной стороне стола привлекли его внимание.

– Раз...

Лефу сцепил руки, словно боролся сам с собой. Заметив взгляд Гастона, он энергично закивал и поменял положение рук.

– Два...

Гастон не имел представления, что хотел показать ему коротышка. Его охватила паника. Он что-то делает неправильно? Лефу разнял руки и снова сцепил их, на этот раз предварительно согнув правое запястье. А, он подсказывает, как лучше схватиться за руку соперника!

Гастон отпустил руку Давида и, выгнув запястье, снова взялся за неё. Тут человек крикнул:

– Три!

Гастон не успел и опомниться, как Давид навалился на него со всей силы. Гастон сопротивлялся, но ему удалось лишь слегка сдвинуть руку Давида. Борясь, он скрипел зубами и напрягал ноги. Новые мышцы его тела пробудились к жизни, и он подивился этому, удвоив усилия. Однако рука Давида не двигалась с места.

Пот выступил у Гастона на лице, побежал по шее. Ни за что он не позволит этому шуту гороховому взять верх. Юноша натужился со всей мочи и заставил руку Давида вернуться в вертикальное положение. Подбодрённый этим маленьким успехом, он сильнее напряг мышцы и снова толкнул руку противника, но безрезультатно.

Вокруг бесновались зрители, подзадоривали их, но среди этого гама выделился один крик:

– Гастон!

Он узнал певучий голос Лефу и поднял глаза: маленький человек схватил своё запястье и выгнул его назад. Ещё один приём. Гастон перевёл взгляд на свою руку. От кисти по предплечью разливалась боль. Руки борющихся были сцеплены так тесно, что Гастон не мог поменять положение, не рискуя потерять выгодную позицию.

Если только...

С кряхтеньем он приложил ещё одно усилие и вывернул кисть внутрь, ослабив пальцы Давида. Получив возможность переместить ладонь ближе к запястью соперника, Гастон попытался сокрушить его сопротивление. Быстрое движение дало результат, и их руки наклонились в другую сторону, предоставляя Гастону преимущество. Мало того, боль уменьшилась, и онемевшие мышцы возобновили борьбу. Предвидя победу, юноша надавил со всей мочи.

Хватка Давида слегка ослабла. Гастон снова поднажал, чувствуя, как внутри растёт ликование. Он уже почти уложил руку соперника на стол, как вдруг правую ногу прострелила острая боль. От неожиданности Гастон отпустил ладонь Давида, тот схватил его руку и легко пригвоздил её к столу.

Дани гикнул и заорал:

– Мой брат Давид выиграл!

Вокруг поднялись возгласы радости и разочарования. Гастон вскочил на ноги, опрокинув скамью.

– Что это было? – воскликнул он.

– Умей проигрывать с достоинством, Гас, – с ухмылкой ответил Давид. – Я выиграл честно и справедливо.

– Честно... – гневно выпалил Гастон и поднял ногу. Брюки были порваны. Давид как-то умудрился уколоть его! По голени текла струйка крови. Он водрузил ногу на стол и закричал: – Он сжульничал!

– Просто признай поражение. – Жорж сжал его плечо. – Ты, по крайней мере, не отказался от поединка.

Гастон скинул руку брата и настойчиво спросил:

– Разве ты не видишь рану?

– Комарик укусил? – Ансель наклонился над ногой Гастона. – Я бы такого прыщика и не заметил.

Тут подошёл Давид с новой кружкой эля, которую купил ему восторженный зритель.

– Думаю, мы доказали, кто здесь самый сильный и самый умный. Мелкий ты слизняк.

Гастон, как разъярённый бык, выдохнул из носа пар. Со звериным рыком он обежал стол и двинул Давиду прямо в нос. Клоун закинул голову назад, рыжие кудри задрожали. Давид восстановил равновесие и поднял кулак, но Гастон ударил противника в живот и, когда тот согнулся пополам, заехал ему по подбородку.

Давид упал.

Ярость, копившаяся годами бессилия, распалила Гастона, он набросился на Давида и стал колошматить его по голове и плечам. Парень выставлял вперёд локти, чтобы защитить лицо, молотил руками, но Гастон не обращал на это внимания и снова и снова обрушивал на голову поверженного врага удары. Как часто он представлял себе эту минуту! Мечтал выбить дух не только из Давида, но и из Апселя и Жоржа, и из каждого, кто безжалостно издевался над ним, их оскорбления и унижения ранили сильнее, чем избиения.

Лицо было забрызгано кровью, но Гастон не замечал, что Давид потерял сознание, пока Дани не оттащил его от обмякшего тела брата. Дани толкнул Гастона в руки Жоржу и присел около близнеца.

Жорж схватил Гастона за руки, и тот стал вырываться.

– Позовите кто-нибудь лекаря! – с отчаянием в голосе крикнул Дани.

Гастон тяжело дышал, пытаясь унять зверя, жаждущего ещё крови. Возмездия. Костяшки пальцев сочились красным. Ему было всё равно. Ошеломлённый взгляд Лиселя он встретил с победной улыбкой. Потом он заметил Лефу. Учитывая, как кузены шпыняли его, молодой человек наверняка понимал, какое торжество сейчас испытывал Гастон. Лефу стоял в нескольких шагах, глядя на него не то с ужасом, не то с восторгом, – юноша не мог понять, пока новый друг не улыбнулся. Разбушевавшийся маркиз переполнился гордостью и глубоко, удовлетворённо выдохнул.

Местный лекарь, который тоже пил в таверне, присел около бездыханного Давида.

– Отнесите его ко мне в аптеку, и осторожнее: у него, кажется, сломана челюсть. – Доктор поднял голову и сурово обратился к толпе: – Мордобой – это не способ решать спор.

– Ты изувечил его, – сказал Жорж со смесью потрясения и изумления в голосе:

– Давно ждал случая, – выплюнул Гастон.

– В самом деле? – Жорж прищурился и наконец отпустил Гастона.

Тот сделал неуверенный шаг назад, оправил наряд и вскинул голову.

– Ты же знаешь, как Давид всегда относился ко мне. Разве не так твои друзья решают разногласия между ними?

Их взгляды встретились, и лицо Жоржа залилось краской.

– Приму к сведению.

Давид со стоном очнулся, и Дани помог брату подняться.

– Хорошо хоть ты его не убил, – заметил Жорж. – Но лучше нам поскорее убраться отсюда, пока кто-нибудь не вызвал городскую стражу.

Гастон почувствовал, как по его лицу течёт кровь. Мужчины постоянно дерутся, правда ведь? Половина так называемых дружеских соревнований между Жоржем и его приятелями заканчивается потасовкой.

Жорж сунул Гастону в руки его плащ и шляпу и вдруг обнял его за плечи и повёл к выходу. Это внезапное товарищество выглядело несколько натужным и довольно неловким, но Гастон не стал сопротивляться. Где-то в глубине души он с нежностью вспоминал те дни, когда они с Жоржем были вдвоём против всего мира, и осмеливался надеяться, что они снова смогут стать братьями.