Герой по найму

Глава двадцать четвертая РАЗВЕСЕЛОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ

— Опа-ля, опа-ля, попа просит пенделя! — клоунесса Мявка, что было сил, пнула Бипа, и тот, громко крича от боли, перевернулся несколько раз через голову. Потом потешно вскочил, держась руками за собственный зад, и вприпрыжку начал убегать от Мявки.

Зрители дружно рассмеялась, настолько комично это выглядело. И даже Кощей одобрительно покивал головой.

Царь внушал страх и уважение. Был он высок, затянут в темные одежды с доспехом поверх. Его абсолютно лысая голова с массивной золотой короной блестела в свете ламп и факелов, а белая борода была аккуратно подстрижена. Чуть узковатые плечи вполне компенсировали уверенные движения и огромный меч, висевший на поясе. И был бы он совсем похож на человека, если бы не его глаза. Аркасар перехватил ненароком взгляд царя, и замер на месте, не в силах пошевелиться. Два куска извечного льда — такими были глаза Кощея. И тот, кто видел эти глаза, понимал, перед ним не человек, а сущность, порождение, нечто с обликом человека, но неизмеримо сильнее, мощнее, величественнее его. Кто-то высший.

— Пенделя-пенделя, получай на три рубля!

Мявка разрубила медную монету ножом на три части — получились рубли — и бросила их в Бипа. Тот поймал все на лету и вновь побежал по кругу, а клоунесса гналась за ним, собираясь вытребовать долг.

Размалеванные и напудренные клоуны, с красными накладными носами, пышными париками, цветными костюмами и ботинками на много размеров больше, пришлись всем по вкусу.

Все вышло, как нельзя лучше. Кощеев град редко видел в своих стенах заезжих актеров — те слишком боялись мрачной славы темного повелителя. А подданным требовались развлечения, одной муштрой сыт не будешь.

Так что явление труппы Аркасара пришлось как нельзя кстати. Их, конечно, досмотрели, но что можно найти у бродячих артистов? Голь, да дохлую кошку. Собственно, то и нашли. Кошку специально выкупили за пару медяков у ребятни в Хмуром. Как знали, что пригодится!

Скала, на которой располагался замок, выглядела, словно застывший в камне огромный дракон, с немыслимыми для простой скалы, словно бы рукотворными многочисленными крыльями-ответвлениями, похожими на ветки дерева.

Сам же замок находился как бы в голове дракона — в верхней части скалы, и был самым великим сооружением на памяти Джубы. Огромные окна — словно глаза дракона, освещали голубым светом все вокруг и давали изнутри пространственный обзор. Круглый портальный вход внизу, в самом начале подъема, они миновали легко, предшествующие ему болота тоже — благо дорога вела от самых границ и до самого замка. Тот, кто построил ее, явно знал толк в этом деле.

— А что это у нас такое? — Мявка за руку вытащила силача Всех Порву на центр зала. — Это человек или порождение неуемной похоти одинокой женщины и камнееда?

Публика взоржала, благо, само порождение не поняло смысла шутки.

Всех Порву исподлобья оглядывался по сторонам, сгибая и разгибая подкову в руках, а после, утомившись, свернув ее в замысловатую фигуру, напоминающую фигу.

Выглядел он масштабно: черная борода, волосы, стянутые на затылке в тугой узел, подкрашенные темным цветом глаза, грозные защитные полосы на лице, и облегающий костюм, подчеркивающий все рельефы тела, и заодно, предотвращающий мышцы от растяжений.

— Хочет ли кто-то из присутствующих великих воинов, лучших солдат славного царя Кощея, попробовать свои силы и сразиться с нашим прославленным силачом?

Полдня артистов продержали взаперти в тюремной камере, пока докладывали Кощею, пока он решал, надо ли разрешать подобное, пока, наконец, дозволил и выделил главный зал для вечернего представления.

А потом не осталось ни минуты, чтобы присесть и передохнуть. Зал требовалось празднично украсить, декорации выстроить, программу довести до ума… а маэстро Аркасару, помимо прочего, нужно было уладить вопрос оплаты.

Разумеется, идти напрямую к царю с подобной мелочью было неразумно, но в замке имелся министр — всего один — глубоко несчастный, забитый жизнью, рано полысевший человек. С ним-то Аркасар и имел почти часовую беседу, в ходе которой оба оппонента изрядно вымотали друг другу нервы, но в итоге разошлись, довольные друг другом. В кошельке Аркасара прибавилось сто серебряных монет, а министр по всем поручениям рад был, что сэкономил еще двести, ведь Кощей повелел выдать триста монет на представление. Припрятать себе в карман разницу министр подумывал, но после, когда заезжие гастролеры убудут восвояси. А то, глядишь, решит царь сверить показания… и все, трындец!

— Я попробую! — из зрительных рядов выдвинулся внушительных размеров стражник.

— Не кусаться, не ломать конечности, не убивать! — заранее предупредил Аркасар. — Кто первым стукнет три раза об пол рукой, тот и проиграл!

И схватка началась. Всех Порву за последнее время изрядно поднаторел в кулачных боях — его от скуки обучал Аркасар, но и стражник знал свое ремесло. Так что поначалу оба соперника обменивались могучими ударами, способными убить на месте любого другого человека, им же удары причиняли лишь некоторое недовольство.

— Бей его, бей! — подначивала толпа. — По рылу! По почкам!

Пока шел поединок, Аркасар за сценой нервничал. Все хорошо, но хорошо для труппы циркачей, его же ожидала иная задача. И она пока никак не решалась.

Разведать обстановку вызвался Папагай, тем более что когда-то он жил здесь и неплохо знал расположение комнат. И Аркасар мучился, поглядывая в приоткрытое окно в ожидании мудрой птицы. Папагай запаздывал, а программа перевалила за свою середину. Оставался еще драматический акт, несколько шуток от импресарио, и все, финал!

За это время требовалось найти Великое Яйцо и выкрасть его. Аркасар считал это невозможным, но обрекший человеческую речь Папагай заверил — все реально и выполнимо, потому как Кощей и помыслить не мог, что некто столь наглым способом проникнет в град и рискнет похитить главную реликвию — нет! — саму жизнь бессмертного горного царя.

На этом строился весь расчет. Но Папагай все не возвращался, и Аркасар вновь поспешил на сцену.

За прошедшие несколько минут ситуация стала напряженной. Могучий стражник валялся на каменных плитах в бессознательном состоянии, с выкрученной в обратную сторону правой рукой, а Всех Порву стоял в сторону и хмурил нарисованные брови. Зал же недовольно гудел, всем хотелось, чтобы кто-то из местных побил циркача, но бросить новый вызов никто не решался, все видели, чем это кончилось для первого смельчака.

— А теперь трое на одного! — весело, с хохотом предложил Аркасар, которому требовалось потянуть время. — Кто осмелится?

Царь Кощей привстал со своего переносного трона, бросая столь мрачные взгляды на стражников, что сразу несколько шагнули вперед. Лучше уж пусть сломают руку, думали они, чем царь посчитает их трусами и слабаками.

— О-о-очень хорошо! — чуть подпрыгнул в воздухе Аркасар. — Вот ты, ты и ты! Вы трое участвуете в представлении! Смелые люди, не побоялись камнежора! А ведь он заразный!

Стражи сделали шаг назад, потом оглянулись на Кощея, и сделали два шага вперед.

— Шучу! Он не заразный! Просто покрыт пятнами и струпьями, но это нормально для его вида! Повторяю, не кусаться, не ломать руки-ноги, не убивать! Начали!

Второй тур протекал куда веселее первого. Тут хотя бы поединок растянулся на пять минут, а не завершился почти моментально. Троица нападала, Всех Порву оборонялся. До поры до времени. Таков ему был дан предварительный наказ.

«Где же Папагай! — крутилось в голове у Аркасара. — Где же шляется эта прекрасная и величественная птица?[73]»

Все было куда печально.

Папагай попался.

Выглядел он, к слову, шикарно. Многоцветный, весь праздничный, блистательный, с ослепительно белым клювом, он выделялся большими размерами и важным видом. Не заметить такую птицу было сложно, и это слегка сбивало планы.

Сначала он вылетел во двор, но там не было ничего интересного, кроме клетки с огромным, дико голодным медведем.

Мишка негромко рыкнул на птицу, но та сделала невозможное: клювом сбила замок с клетки и выпустила лесного гиганта на свободу.

Никто этого не видел, но вскоре через двор должен был пройти очередной патруль по стандартному маршруту обхода. Это было то, что надо.

А вот потом Папагай совершил ошибку, он вернулся в узкие коридоры, понесся по ним вперед, пытаясь отыскать единственно верный путь, и был схвачен бдительными стражами, которые накинули на него сеть, сковали одну лапу цепочкой и оставили в комнате до дальнейших разбирательств.

Бряк, младший стражник, приставленный сторожить западное крыло, а теперь, заодно, и Папагая, от природы был крайне любопытен. Он был уже наслышан о том, что эта птица — оракул, может предсказать будущее, разъяснить прошлое, указать верный путь в настоящем.

Бряк долго переминался с ноги на ногу, не решаясь подойти к прикованной птице, но все же любопытство пересилило.

Тихонечко приблизившись, он долго разглядывал цветные перья, величественный профиль, чем-то напоминающий ворона, и, наконец, решился.

— Предскажи мне судьбу? — попросил он шепотом. — Сахарку получишь!

Папагай открыл один глаз.

— Откр-р-рой окно! Я пр-р-редскажу! Душно…

Бряк думал недолго. Цепочка, которой была прикована птица, была выкована на славу. Такую все равно не порвешь. Он широко распахнул ставни, полной грудью вдохнув свежий горный воздух.

— Открыл. Теперь предскажи…

— Пр-р-редскажу! Пр-р-редскажу! Жить ты будешь еще… — тут заморская птица словно прислушалась к чему-то далекому. Стражник замер, боясь спугнуть волшебный дар. — Двадцать! Кар!

Стражник огорчился.

— Всего двадцать лет? Так мало? Я ведь еще молод… А как я умру?

Папагай все прислушивался к чему-то, ведомому только ему. Внезапно во дворце раздался громкий крик[74]. Стражник рванулся было проверить, в чем дело, но огромная птица каким-то образом мгновенно очутилась у него перед лицом, и, вцепившись когтями в накидку, вонзила свой страшный клюв ему в глаз. Стражник рухнул, как подкошенный.

— Вот так и умер-р-ршь… — задумчиво прокаркал Папагай. — Двадцать лет… двадцать дней… двадцать мгновений… впр-р-рочем, по большому счету, это совер-р-ршенно неважно… все пр-р-роходит… все суета…

Смертоносная птица, предварительно выклевав оба глаза незадачливому стражнику, и довольно каркнув, одним мощным ударом клюва перебила цепочку, после чего не торопясь вылетела в окно и, широко взмахивая крыльями, полетела вокруг замка, выше и выше, пока, наконец, не обнаружила то, что искала.

Аркасар дождался, когда уже совсем отчаялся. Папагай влетел в окно, спланировал ему на плечо и что-то быстро и негромко начал каркать ему прямо в ухо. Чем дольше слушал распорядитель, тем быстрее разглаживались невольные морщины на его лбу.

— Спасибо тебе, мудрая птица! — сказал Аркасар, когда Папагай замолк. — Теперь у нас есть шанс!

Тут пришло его время выходить на авансцену и объявлять следующий номер. Всех Порву к тому времени одолел каждого, кто осмелился выйти против него, и теперь стражи, даже под страхом гнева Кощея, сидели на лавках, как приклеенные.

Царь же, видя подобное непотребство, не приказал казнить наглеца, побившего его лучших воинов, а, напротив, снял с левой руки крупный перстень и передал его Всех Порву.

— Заслужил! — хриплым голосом, от которого веяло смертью, сказал он. — Если надумаешь пойти служить ко мне, станешь сотником!

Всех Порву опустился на одно колено и принял перстень с благоговением.

— А мы-ы-ы-ы продолжаем! — выскочил вперед Аркасар. — Следующим номером нашей программы выступит маэстро Папагай с его предсказаниями, из коих сбылись ровно все!

Клоунесса Мявка вынесла жердь, и из-за кулис, в один мощных взмах крыльев, вылетела крупная птица и приземлилась на перекрестье.

Несколько стражников из задних рядов заметно заволновались. Ведь они только что приковали этого Папагая на верхнем ярусе, и вот он тут, словно ничего и не происходило. Но доложить царю сейчас было попросту невозможно, и стражи засомневались, а ту ли птицу они словили наверху? Они покинули зал и отправились на проверку.

Аркасар, тем временем, тенью выскользнул в коридор и отправился по указанному Папагаем маршруту.

Два налево, три вверх, два направо, два вверх, три налево, три направо. Вуаля!

Запомнить было легко — у Джубы была изумительная память, — а вот выполнить, гораздо сложнее. Приходилось учитывать стражников, которые очень удивились бы, узрев странного распорядителя в зеленой куртке.

Тем не менее, он шел верным путем.

В то же время в зале происходило представление. Стражники по очереди задавали Папагаю-оракулу вопросы, и тот неспешно отвечал на каждый. Правда вот ответы его были весьма однообразны, и все до единого предрекали скорую гибель вопрошавшему.

Клоунесса Мявка пыталась что-то сказать птице на ухо, но Папагай взъерепенился и не желал слушать советов. Все шло к тому, что гастролеры вскоре будут биты.

Всех Порву тоже это понял по недовольному гулу толпы, и встал прямо за Папагаем с невероятной железякой в руках, готовый отбиваться до последнего.

И даже клоун Бип никуда не прятался. Он давно понял, что из этого ужасного града живым не уйти, после чего поплакал и смирился. А приняв судьбу, преобразился. Он внезапно осознал, что больше не боится. И это ощущение наполнило его новой, незнакомой доселе силой. Он встал плечом к плечу с Всех Порву, взяв в руки простую палку и нож.

Очередь дошла до самого царя. Мявка, дерзко глядя поверх голов стражников, вперила взор в Кощея и резким, неприятным голосом спросила его:

— А вы, великий бессмертный царь, не хотите ли узнать свою истинную судьбу?

Уже за одну эту фразу ее могли тут же схватить и казнить на месте, и стражники гневно приподнялись со своих мест, но Кощей одним повелительным взмахом руки остановил всех.

— Почему бы и нет, — его хриплый, низкий голос звучал, как приговор, — давайте же узнаем, сколько мне осталось?

Зал напрягся, Мявка напряглась, даже Всех Порву замер недвижимой глыбой, понимая, что происходит нечто неординарное.

Лишь Папагай был свободен и расслаблен. Сидя на своем насесте, он свел глаза впереди, не поворачивая головы, и вперился взглядом в лицо Кощея.

— Ну и сколько же? — поторопил его царь.

— Кар! — отчетливо начал считать Папагай. — Кар! Кар! Кар!..

Аркасар уже давно не крался по коридорам, он мчался игривой ланью, сайгаком, бешеной кошкой, старательно считая повороты и надеясь, что не сбился в пути. Второго шанса уже не будет, и он это прекрасно понимал.

Вот же, вот же, вот же! Дернула жадность и некоторое безденежье, а теперь несешься по дворцу существа, которым пугают детей, да и взрослых тоже. И если ошибешься, жить тебе всего ничего.

Несмотря на то, что почти все стражники были на представлении в коронном зале, патрули никто не отменял. Пару раз Аркасар чуть было не столкнулся с проходившими соседними коридорами стражами, но вовремя успевал приостановиться и пропустить их мимо.

Везло. Пока еще везло.

К слову, он вполне оценил воинский потенциал Кощея. По крайней мере, то, что видел своими глазами, внушало уважение, Громославу стоило бы поостеречься. Если бы царь горы пошел войной на Тридевятоземелье, то имел бы все шансы на скорую победу. Это факт. Но существовали еще и нюансы.

Вот, наконец, последний поворот по плану Папагая, и Аркасар вылетел прямо на двух стражников, охранявших широкую дверь.

Опешили все. Но импресарио опомнился первым.

— Господа! Почему вы не на представлении? Царь лично послал за вами! Поспешите же!

— Но… — попытался возразить первый стражник, — мы должны караулить здесь!

— Должны! — подтвердил второй.

— Приказа покинуть пост не было! — вновь вступил первый.

— И быть не могло! — опять включился второй.

— Да что же вы сегодня все такие недоверчивые! — горестно возвестил Аркасар, и двумя точными ударами вырубил обоих стражей, после чего снял с пояса первого связку с ключами, выбрал более-менее подходящий, и с третьей попытки отпер тяжелую дверь, ведущую в покои Кощея.

Комнаты царя выглядели шикарно. Темные лиловые портьеры, золото, красное дерево.

Сейф у стены. Высокий, крепкий, несокрушимый.

Если Яйцо хранится в замке, то только здесь. Лучшего места не сыскать!

Навыки мастера-взломщика Аркасар приобрел в юности, и с тех пор только и совершенствовал их. С сейфом он справился быстро, но, открыв его, ощутил разочарование.

Внутри были бумаги, слитки золота, украшения, пара клинков, но не было главного — Яйца!

Но Аркасар был уверен, что он на верном пути. Не мог Кощей хранить свой главный приз, основную ценность где-то в ином месте. Только здесь, в пределах своих апартаментов.

Он ходил по смежным комнатам, изучал обстановку, что-то замерял, шевелил губами, щелкал пальцами.

Времени оставалось в обрез. Папагай не сможет вечно дурить мозги Кощею. Надо спешить ему на выручку.

И тут, как щелкнуло, подобный сейф он видел уже однажды, и у него был особый секрет — поворотный механизм.

Нужно только надавить вот здесь, а потом дернуть вот сюда…

Массивный сейф развернулся легко, без единого скрипа, и в заднем его отсеке хранился лишь один-единственный предмет, облаченный в деревянный чехол, обтянутый мягкой кожей.

Великое Яйцо!