Разглядеть принцев Джуба не успел. В этот самый момент заиграл городской оркестр, до того скромно сидевший на подиуме в сторонке, и тут же на центральный помост вылез глашатай в нарядных одеждах, а народ живо потянулся к сцене, ожидая начало представления.
Глашатай вышел вперед, слегка откашлялся и заорал, да так, что городские голуби, не боявшиеся ничего в этой жизни, всей стаей взлетели с крыши и унеслись в сторону далеких гор, решив поселиться там навсегда.
— Великий го-о-осударь, царь и князь Тридевятоземелья Гро-о-омо-о-осла-а-ав! А так же прекрасная и обворожительная царевна Ве-е-е-селина!
На балкончике второго этажа царского терема, выходившего как раз на сторону площади, появились царь и царевна. Громослав благосклонно кивнул толпе, Веселина чуть поморщилась от яркого солнца и помахала рукой.
Горожане встретили их появление троекратным могучим «ура». Шапки полетели в воздух, народ ликовал. Царя, надо признать, любили и ценили за его главные качества: он не повышал налоги, время от времени устраивал народные гуляния с дармовой едой и выпивкой и иногда прилюдно вешал на городской площади татей и душегубов[11].
Был царь еще не стар, слегка за полвека, невысокого роста, чуть полноват, с залысинами на голове и торчащей вперед клинообразной бородкой. Веселина отличалась пышными формами и толстой золотой косой ниже талии. Даже сейчас она грызла орешки и сплевывала скорлупу себе под ноги, с коровьим любопытством поглядывая сверху вниз на царящую вокруг суету. Несмотря на свое имя, улыбалась царевна редко и вообще характера была мрачного и нелюдимого.
Громослав и Веселина опустились в высокие, обитые красным бархатом кресла с резными спинками — походные троны.
Глашатай переждал, пока воцарится относительная тишина, развернул длинный свиток пергамента и начал громко зачитывать:
— Царь Громослав повелевает! Настало время дочери его, царевне Веселине отыскать своего суженого, опору жизни, отца ее будущих детей. Дело это трудное, а многие из женихов — люди достойные, но как найти самого лучшего? Выход есть! — Глашатай сделал паузу, а люди на площади передавали его слова тем, кто не услышал.
До Джубы доносились обрывки разговоров. Народ волновался.
— Что он сказал?
— Трудно девке мужа подобрать!
— Почему трудно, девка с дефектами?
— Сам ты с дефектами, пень глухой!
Глашатай продолжил:
— Тот, кто хочет заполучить в жены царевну Веселину, должен быть человеком исключительным и обладать качествами, подтверждающими эту исключительность. Первое, каждый жених должен внести сумму в тысячу золотых монет в качестве подарка невесте. Подарок этот не возвращается. Претензии не принимаются. Деньги пойдут в казну на строительство мощеных дорог.
— Что он там сказал про тысячу золотых? — уточнил чей-то голос справа.
— Залог, говорят, дать надо, заявить о серьезности намерений. Чтобы, значит, женишок не сбежал после. А деньги — на строительство дорог пойдут!
— Дорог? — удивился другой голос. — Да ни в жисть они дороги строить не будут. По сундукам растащут, ироды!
— Это за Веселинку-то по тыще монет? — вторил ему третий. — Да кому она нужна! Да за тыщу монет я тыщу баб найду! По бабе за монету! А то и больше…
Звук оплеухи прервал мечтания знатока. Городские стражники, прогуливающиеся внутри толпы для поддержания порядка, быстро пресекали любые недозволенные разговоры.
— Второе и последнее царское условие, кандидат должен совершить подвиги в честь царевны. Испытания это сложные, на каждый их сдюжит. Всего подвигов будет три! Кто выполнит все задания, тот и получит в жены царевну Веселину, а так же полцарства в придачу! На то слово царское и бумага, скрепленная печатью!
— Печать подделать можно, пусть царь сам скажет! Его слово — кремень! — раздались выкрики из толпы.
Стражники метнулись на звук, но со всех сторон раздавался одобрительный гул. Народ требовал.
— Пусть скажет! Слово царское выше печатей!
Громослав поднялся из кресла и сделал знак толпе умолкнуть. Людишки притихли, взирая снизу вверх против солнца. У многих заслезились глаза.
— Даю слово! — произнес царь и опустился обратно в кресло.
Обещание это было встречено всеобщим ликованием. Вновь тут и там кричали «ура» в честь царя, слуги откупорили пару бочек с вином и начали наливать всем желающим. Тут же у бочек образовалась изрядная очередь.
— О первом испытании будет объявлено вскоре, сразу после того, как все прибывшие в Велиград кандидаты сделают взносы в пользу казны, — выкрикнул последнюю фразу глашатай, вытер пот со лба, свернул свиток в трубочку и тоже потянулся было к бочкам с вином, но не дошел.
Вновь заиграли рожки, слуги прибывших принцев шустро расчищали пространство вокруг карет, а под конец расстелили три красных ковра, тянувшихся прямо от карет к помосту, по ковру на принца.
Принцы синхронно двинулись вперед, каждый по своей дорожке, причем каждый норовил стать чуть первее прочих, из-за чего торжественная поступь то и дело сбивалась. Джуба ухмыльнулся. За спиной каждого шел слуга с мешком в руках.
Громослав привстал с трона, чтобы лучше видеть. Даже царевна Веселина проявила интерес и перестала грызть очередной орех.
Глашатай заорал:
— Наследник обширных земель во Франкии, сиятельный маркиз Жак де Гак!
Тонконогий щеголь в кружевах и огромной шляпе с перьями слегка поклонился и попытался изобразить пируэт на ходу, но едва не споткнулся о свою же шпажонку, прицепленную на боку, и с большим трудом выровнял шаг.
Народ вокруг откровенно заржал. Стражники начали охаживать тупой стороной бердышей особо смешливых, но это помогало мало.
— Говорят, это хранцузик на девушек не особо-то и заглядывается, — прокомментировал Кудр. — Род у него древний, но почти выродился. Поди, все из-за их заморских пристрастий…
Игги никак ему не ответил, продолжая разглядывать принцев.
— Младший принц Ара-ара-Авии, наихрабрейший воин песков, Джафар ибн Каид!
По второму ковру плавным, тягучим шагом, словно кот, двигался смуглый мужчина, одетый в длинный белый халат до пола, легкие сандалии и куфию на голове, закрученную черным жгутом. К широкому кожаному поясу был прицеплен громадный кинжал.
Над этим принцем не смеялись. Он вызывал скорее опаску, как случайно встреченная на дороге змея, которую стоит либо обойти стороной, либо убить на месте.
— Этому очередная жена понадобилась, а еще больше, ее приданое, — вновь пояснил Кудр, который все про всех знал. — Опасный тип!
Глашатай, между тем, объявлял третьего претендента:
— Мистер Билли Винстон, прибыл к нам издалека, владелец многочисленных пастбищ по ту сторону морей.
Этот принц и на принца-то похож не был. Одет необычно: в кожаные штаны, клетчатую рубаху, да странного вида шляпу, на ногах сапоги со шпорами. По его кривоватым ногам и походке враскорячку было видно, что сидеть в седле ему привычнее, чем ходить пешком. Спрашивается, зачем такому карету? Разве что для форсу.
Ему народ одобрительно засвистел. Он смахивал на своего парня, вот только смотрел вокруг с презрением, да плевал время от времени прямо на нарядный ковер тягучей и густой желтой слюной.
— Про этого ничего не скажу, темная лошадка. Деньжата водятся, а вот связей маловато. Думаю, брак ему нужен, чтобы укрепить деловые связи по эту сторону моря.
Джуба был готов согласиться с мнением Кудра.
К тому времени все три жениха дошли до помоста, поклонились Громославу и Веселине, а те в ответ благосклонно кивнули им в ответ. После чего слуги кинули мешки с золотом на помост, который тут же окружили стражники, а казначей королевства, мелкий плюгавый человечишка, прямо на месте начал пересчитывать содержимое мешков.
Тянулось это действие достаточно долго. Народ вернулся к вину, Веселина — к орешкам, Громослав задремал в кресле, женихи ждали.
Кудр сказал Джубе:
— Пойду, сейчас моя очередь.
Но не успел он сделать и шага, как вновь заиграл охотничий рожок, на этот раз громко и требовательно, и на площадь въехал железный человек, закованный в латы с ног до головы, на гигантском вороном жеребце. У него не было слуг и сопровождающих.
Всадник, не слезая с коня, пересек все ковровые дорожки наискосок, его жеребец грозно фыркал, и принцы волей-неволей расступились, а вновь прибывший кинул на помост одну из седельных сумок, громко звякнувшую при ударе о доски.
— Барон Дарон! — запоздало оповестил глашатай. — Прибыл к нам из далекой земли Доланд. Знатен множеством побед. Никогда не имел поражений!
Барон откинул забрало шлема, являя взору любопытствующих заросшее бородой по самые глаза лицо, наискось перечеркнутое страшным старым шрамом.
Барон поклонился царю и царевне, но совершенно как равный. Веселину несколько передернуло.
«Да уж, — подумал Игги. — Царевне не позавидуешь, если в итоге именно он окажется ее мужем».
Барон был страшен.
— Опасайся его, — прошептал Кудр. — Этот пойдет на все. Он заложил свой замок, чтобы собрать денег на взнос. Это его последняя надежда!
Чем больше Джуба смотрел на кандидатов, тем тоскливее становилось у него на душе. Кудр не то, что не стоял в одном ряду с ними, он даже не валялся где-то поблизости. Даже франкийский любитель кружев выглядел на несколько порядков опаснее боярского сынка. Н-да, тут придется совершить невозможное, чтобы хотя бы не вылететь на самом старте, а уж мечтать добраться до финала — из разряда несбыточных желаний.
Но и аванс Игги возвращать не собирался.
Следующим к помосту вышел Кудр. Его тут знали, поэтому освистывать начали сразу. Кудр не пользовался популярностью у народа, но голову боярский сынок держал высоко, посматривая на окружающих, как на мусор под ногами. Это отнимало у него последние возможные очки, так что по шкале симпатий зрителей Кудр ушел в самый конец списка претендентов.
Тем не менее, он поклонился царскому балкону, и глашатай оповестил всех собравшихся:
— Кудр, сын боярина Крива, уроженец Велиграда.
Других достоинств у Кудра не нашлось, поэтому, дабы скрасить неловкость, один из добрых молодцев — охранников притащил мешок с золотом.
— А этот-то прыщ куда лезет? — волей-неволей подслушивал Джуба разговоры вокруг. — Если батя денег натырил, да колесовать его не успели, но это не значит, что с такой мордой в царевичи можно метить.
— Завидуй молча!
— Я не завидую, я за справедливость!
— Тогда иди в Думу, они там тоже за справедливость.
— Да туда же только бояр берут, как мне-то попасть? И все одно, как царь скажет, так и делают. Где тут справедливость?
— Вот и закрой рот, раз не понимаешь, что справедливость — это когда все вокруг происходит так, как нужно. А кому нужно — не твоего скудного умишки дело…
Монеты Кудра, а точнее, его отца, пересчитали быстро. Джуба надеялся, что на этом список претендентов исчерпан. Но не тут-то было!
В этот раз заиграло сразу несколько рожков слаженным хором и усиленной громкости. Дальние ворота в частоколе, окружавшем с трех сторон царский терем и внутренние территории, скрытые от посторонних глаз, распахнулись во всю ширь, и на площадь, сверкая блестящими кольчугами и шлемами на солнце, выехала отборная царская дружина, состоящая из богатырей, каждый сам себя шире.
Возглавлял конный строй молодой, статный, широкоплечий и вызывающе красивый блондин, с мужественным лицом, квадратной челюстью, наглым взором. Джуба знал его — это был правая рука воеводы — богатырь Святополк. Но так же Джуба не понаслышке знал и о его надменном, своенравном нраве и нетерпимости к чужому мнению.
Богатырь Святополк Джубе не нравился. Он считал его отменным говнюком.
Зато царевна Веселина неожиданно оживилась. Она привстала с кресла, зарделась и помахала богатырю платочком.
Вот, значит, как, понял Джуба. Сердечная симпатия налицо. Это и не удивительно, учитывая, что красавец-богатырь постоянно находился перед очами царевны, денно и нощно охраняя царскую фамилию от ворогов.
Будь у Джубы соответствующие полномочия, он несомненно доказал бы, что ночная богатырская служба не ограничивалась патрулированием территории. И, кто знает, может быть, царевна уже несет в своем чреве дите, но это не точно. Вот был бы подарок ее будущему мужу, если, волею судеб, им окажется не первый царский богатырь, а иной кандидат.
Глашатай быстро объявил обо всех регалиях Святополка, народ одобрительно ухал и кидал вверх шапки*.
В целом, к дружине относились уважительно и одобрительно, но ровно до тех самых пор, пока не вступали с кем-то из них в прямой конфликт. В таком же случае, теряя зубы, людишки предпочитали более никогда не видеть ни одного богатыря, даже издали.
Итак, шесть претендентов налицо. Три заморских принца разной степени свежести и потасканности, один железный барон, боярский сынок, да первый богатырь Велиграда.
Главный вывод, который сделал для себя Джуба: все очень сложно!
Но это был еще не конец. Откуда-то из толпы, постоянно извиняясь, бочком вышел парнишка. Ну как парнишка — отрок годков шестнадцати-семнадцати на вид, с небесно-голубыми глазами, широко открытыми всему миру, и нечесаными соломенными волосами. Одет он был самым простецким образом, практически, как Дубыня, стоявший все это время рядом с Джубой и поглощавший баранки одну за другой: в косоворотку, порты, да лапти. Разве что сидор паренька был значительно увесистей, чем тот, с которым явился Дубыня.
— Прошу прощения, еще есть я! — негромко, но уверенно сообщил он всем присутствующим.
Пара стражников кинулась было, чтобы оттащить нахала в сторону, да изрядно наказать его за дерзость, но народ, до того момента пассивно наблюдавший за происходящим, внезапно взволновался, зашумел, и стражники волей-неволей замедлили шаги, а потом и вовсе остановились.
— Это же Елисей! Это наш Елисей! Ура Елисею!
— Он дошел, гляди-ка! Я тоже скидывался, честное слово!
— Неужели ему разрешат участвовать? Не верю!
— Куда они денутся, слово дадено!..
«А вот это уже интересно!» — подумал Джуба. Он, конечно, слышал об исключительном феномене, кандидате из народа, бродячем певце Елисее. Последнее время о нем какие только слухи не хаживали, ведь он единственный человек простого сословья, кто решился поучаствовать в испытаниях и добыть руку царевны Веселины.
Денег у парня, разумеется, не водилось, но тут уже народ показал себя во всей красе, и пока Елисей шел к Велиграду через всю страну, люди скидывались на взнос, кто по четверти медного грошика, кто по половинке, а кто и целый давал. Говорят, были и такие горячие головы, что дарили певцу даже серебро, но Джуба склонялся к мнению, что уж это-то чистой воды слухи.
Долго ли, коротко ли, правдою иль кривдою, но Елисей все же дошел до Велиграда, хотя в это никто не верил.
Он прошел вдоль ковровых дорожек, не наступая ни на одну из них, и бухнул свой увесистый мешок на помост. Слой пыли взметнулся вверх, окутав на несколько мгновений прочих кандидатов[12].
Елисей согнулся до земли в поклоне перед балконом, а потом поклонился на все оставшиеся три стороны и народу, не забыв о тех, кто ему помогал.
И вот тут грянул такой гул, что сразу стало понятно, кто теперь главный любимчик толпы. Вот только Игги сильно сомневался, что симпатии простых людей хоть в чем-то реально помогут парнишке.
Царь Громослав едва удостоил его своим взглядом, Веселина же полностью проигнорировала последнего кандидата в женихи. Не тот уровень!
Слуги долго и скрупулезно подсчитывали медные монеты, пока, наконец, не заявили, что сумма полностью, до последнего грошика, набрана.
Претендентов стало семь.
«Хорошее число», — подумал Джуба.
Наконец, когда все страсти поутихли, глашатай вновь взгромоздился на помост, развернул свой свиток и громко и отчетливо зачитал:
— Царь объявляет свою волю:
«Тот достоин будет руки моей дочери, кто докажет это делом — а не словом, поступком — а не золотом. Повелеваю! Первое испытание — добыть и принести ко двору перо жар-птицы! Сроку на это — ровно седмица!»
Царь Громослав встал и сурово кивнул. Мол, с его слов передано верно, им собственноручно написано и утверждено.
Джуба, не сдержавшись, присвистнул. Дело предстояло сложнее, чем он предполагал.