Жемчужина среди принцесс

Дорога домой

Приезд Маргариты в Испанию вдохнул в короля новую жизнь. Её протеже Монморанси разделял оптимистические надежды своего царственного господина. Все приближённые Франциска тоже верили, что только «мадам Маргарита» способна осуществить освобождение короля.

Однако послы, прибывшие в Мадрид за инструкциями, развеяли оптимизм короля. Когда архиепископ Амбренский вручил ему письма сестры и статьи, от которых зависела его свобода, Франциск понял, что переговоры герцогини Алансонской привели лишь к повторению требований, которые он с таким негодованием отверг в Пиццигеттоне. Поэтому, вместо того, чтобы расчленить Францию, король решил умереть узником, что вызвало восхищение и уважение его собственных подданных и испанцев.

— Я огорчён тем, что то, чего Вы от меня требуете, не в моей власти исполнить; ибо это не моя вина, если я не был и никогда не буду Вашим другом… — гордо ответил он императору.

В среду, 11 октября, послы попрощались со своим государем и отправились в обратный путь в Толедо. Франциск также передал с ними письма своей сестре, в которых ей предписывалось без промедления вернуться в Мадрид. Со смешанным чувством восхищения и печали она выслушала рассказ о стойкости своего брата и о том, как быстро и благородно он принял решение. Ответ короля был немедленно доведён до сведения Карла V, и чтобы сделать разрыв ещё более впечатляющим, Маргарита потребовала прощальную аудиенцию перед своим отъездом.

Отказ короля ратифицировать договор вызвал разногласия в императорском совете: одни готовы были пойти на уступку Франциску, а другие — сделать его вечным пленником. В конце концов, было решено стоять на своём и позволить герцогине Алансонской и послам покинуть Толедо. Карл льстил себя надеждой, что весёлый и непостоянный Франциск быстро устанет от плена, и что лучший способ добиться своего — сделать вид, что король останется в Испании навечно.

Маргариту переполняла печаль из-за столь неудачного завершения её переговоров, но она слишком близко к сердцу принимала интересы своего брата, чтобы советовать ему идти на уступки, столь губительные для его королевства.

Император выехал из Толедо в Аранхуэс на следующий день, и вполне вероятно, что герцогиня Алансонская отправилась обратно в Мадрид ранним утром после его отъезда. Прибыв туда 16 или 17 октября, она обнаружила, что король всё ещё сильно страдает от лихорадки и прикован к постели.

Тем временем симпатии всей Европы по-прежнему были на стороне Франциска и его сестры, а прославленный Эразм попытался утешить её в этот период невзгод:

— Я долго не решался Вам писать, но, наконец, уступил силе той необыкновенной симпатии, которую я питаю к Вам… уже давно восхищаюсь я и любуюсь теми высокими дарами, которыми наградил Вас Господь: осторожность, достойная философа, целомудрие, умеренность, благочестие, несокрушимая сила духа и удивительное презрение к суете мира сего. Если Вы спросите меня, откуда я Вас знаю, я, который никогда даже не видел Вас, скажу Вам, что многие Вас знают по портретам, не имея счастья видеть Ваше Высочество. А мне хорошие и учёные люди описали Ваш ум гораздо вернее любого портретиста. Вы не должны сомневаться в моей искренности… я не льщу Вашему могуществу, ибо не хочу от Вас ничего другого, кроме взаимной симпатии…

Однако Луиза Савойская с неописуемым ужасом восприняла известие о приостановке переговоров с императором. Возвращение болезни короля также вызвало волнение по всей стране. 14 октября, в день отъезда Маргариты из Толедо, четверо всадников, одетых как курьеры, проскакали по улицам Парижа до Дворца Правосудия, где собрался парламент, и провозгласили:

— Король умер!

Затем, пришпорив своих лошадей, всадники ускакали с бешеной скоростью, объявляя о смерти Франциска всем, кого они встретили на своём пути. Парламент немедленно распорядился арестовать преступников, однако те, к сожалению, скрылись. Узнав о панике, охватившей Париж, регентша поспешила заверить двор и парламент о выздоровлении своего сына, и снова отбила все попытки последнего ограничить её власть.

Маргарита тем временем оставалась в Мадриде, ухаживая за своим больным братом. Убеждённая в том, что ей больше нечего надеяться на императора, она тайно разработала план бегства короля.

— Монсеньор, что бы ни случилось, мы найдём способ освободить Вас! — постоянно заверяла она брата.

Красота и приветливость принцессы произвели глубокое впечатление на чернокожего раба, в чьи обязанности входило приносить в покои короля воду и дрова, и он был готов на всё ради его сестры. Поэтому Маргарита придумала, чтобы её брат вечером поменялся одеждой с негром, испачкал лицо и руки сажей, после чего спустился бы вместо него во двор и смело вышел за ворота замка. А там его будут ждать быстрые скакуны. Чтобы избежать разоблачения, раб должен был лечь в королевскую постель и изображать больного. Однако из-за несчастного случая этот план провалился. Случилось так, что за два дня до бегства короля сеньор де Ла Рошло, брат маршала де Монморанси, и Клермон, личный секретарь Франциска, поссорились по какому-то пустяковому поводу. В пылу спора сеньор де Ла Рошло настолько забылся, что ударил своего противника. Вне себя от ярости, последний обратился к королю, чтобы потребовать возмещения ущерба или наказания нападавшего. К сожалению, Франциск отказался вмешиваться. Вне себя от ярости из-за нанесённого ему унижения секретарь решил отомстить королю. Поэтому он тайно отправился в Толедо и, добившись аудиенции у Карла V, рассказал ему о заговоре.

Поведение императора в этом случае вполне соответствовало его характеру. Он приказал, чтобы показания Клермона были записаны и переданы начальнику охраны Франциска. Раба же, подкупленного Маргаритой, император приказал убрать, но помимо этого, предписал соблюдать строжайшее молчание в отношении этого дела. При этом Карл не высказал никаких упрёков королю, и, по-видимому, никогда даже не упоминал об этом предмете. Тем не менее, в глубине души он был глубоко возмущён поступком Маргариты и ждал случая отомстить ей.

Принцесса же, хотя и была разочарована, ни в чём не раскаивалась.

— Монсеньор, — писала она в одном из своих писем брату, — поверьте, что ничто не причинит мне боли, если потребуется оказать Вам услугу, даже если мой прах развеют по ветру, ничто не будет утомительным, трудным или огорчительным; напротив, всё будет казаться утешением, покоем и честью.

Наконец, Маргарита нашла выход из создавшегося положения, но не сразу решилась предложить его своему брату. Её новый план заключался ни много ни мало в том, чтобы предложить королю отречься от престола в пользу дофина под регентством Мадам. Так что в будущем императору придётся иметь дело с Луизой Савойской и её внуком, свободным и независимым монархом. В конце концов, ей удалось убедить Франциска приказать составить необходимые документы, в которых он заявил о невозможности добиться собственного освобождения из плена, и о своей решимости скорее умереть в тюрьме, чем принять условия, унижающие его королевскую власть. Затем он официально отказался от трона в пользу своего старшего сына со всеми вытекающими отсюда последствиями. И подтвердил регентство герцогини Ангулемской, «исходя из того, что мы и все наши подданные знаем, как велики её благоразумие, достоинство и доброта, исключительное рвение к защите религии, любовь и сострадание к нашим упомянутым подданным в сочетании с нежной и неоценимой привязанностью, которую она всегда питала к нам и нашим детям».

— В случае, если случится так, что наша упомянутая госпожа и мать, — добавил король, — по причине болезни или других препятствий, или смерти (от какого несчастья пусть Бог в своей милости и благости избавит нас) больше не сможет возглавлять правительство от имени короля, нашего старшего сына, или других наших детей; в таком случае мы желаем и предписываем… чтобы наша очень дорогая и горячо любимая сестра Маргарита Французская, герцогиня Алансонская и Беррийская, преуспела во всех вопросах, касающихся упомянутого управления королевством вместо нашей упомянутой госпожи и матери…

Документ заканчивался абзацем, в котором Франциск оставляет за собой право возобновить свои королевские права в случае своего освобождения (однако он не был ни опубликован, ни зарегистрирован парламентом, главным образом, из-за того, что ратификация Мадридского договора сделала его недействительными).

Затем король уволил большую часть своих придворных, приказав им вернуться во Францию и преданно служить Мадам и его сыну.

Между тем попытка Маргариты устроить побег своего брата усилила враждебность императорского совета к Франциску, в то время как сам Карл подумывал о том, чтобы задержать его сестру в Испании. Твёрдость и неустрашимость, с которой она защищала интересы короля, сильно задели императора. Со свойственным ему лицемерием он сделал вид, что не одобряет предложение тех из своих министров, которые хотели арестовать герцогиню Алансонскую под предлогом, что она участвовала в заговоре против него. Однако единственным доказательством участия Маргариты в заговоре были показания разгневанного секретаря Франциска. Поэтому Карл не решился сразу отдать приказ о её заключении в тюрьму.

Тем не менее, в его голове возник другой проект достижения своей цели, с помощью которого, как он предполагал, это могло быть осуществлено без большого общественного порицания. В свой черёд, Франциск осознавал опасность, которой подвергалась его сестра, и решил больше не откладывать прощания с ней. Ранее он отозвал своих послов из Толедо, намереваясь, чтобы они отправились обратно во Францию в свите герцогини Алансонской. Теперь же поручил им обратиться к императору с просьбой продлить срок пребывания Маргариты в Испании, а также просить, чтобы ей было предоставлено разрешение проехать на обратном пути через Наварру, что значительно сократило бы продолжительность её путешествия, вместо того, чтобы пересекать Кастилию и Арагон, дабы попасть во Францию через Руссильон. Но Карл V резко отклонил обе эти просьбы, добавив:

— Теперь у мадам герцогини нет больше повода оставаться с королём и, по нашему мнению, ей лучше без промедления вернуться во Францию.

Полный срыв переговоров, который он приписал влиянию Маргариты на Франциска, настроил Карла V против неё, и теперь ему не терпелось разлучить сестру и брата.

После своего отъезда из Толедо принцесса оставалась с королём ещё около месяца. Во Францию же она отправилась примерно 19 ноября, и увезла из Испании не приятные воспоминания, а, напротив, сильное возмущение двуличием императора.

— Я могу искренне сказать, что мне приходилось иметь дело с людьми величайшего лицемерия и настолько малопочтенными, насколько это возможно, — написала она Жану де Бриону, канцлеру герцогства Алансонского. — Иногда они говорили мне хорошие слова, но в следующий момент всё забирали обратно…

Маргарита распрощалась с братом очень неохотно, но её мольбы не смогли отменить его твердого решения отправить её обратно во Францию. Это расставание стоило ей многих слез, и с тех пор в её стихах и других произведениях оно упоминалось как самый болезненный момент в её жизни.

На следующее утро во дворце Алькала она написала Монморанси:

— Всю ночь мне снилось, что я держу короля за руку; и я не хотела просыпаться, чтобы избавиться от этой восхитительной иллюзии.

Там же, в Алькале, принцесса встретилась с дворянином, посланным герцогом де Инфантадо, который попросил её почтить своим визитом его дворец в Гвадалахаре. Дон Диего де Мендоса был искренним другом Франциска и одним из самых горячих его почитателей, причём настолько, что навлёк на себя серьёзное неудовольствие своего повелителя.

— Если герцог хочет угодить императору, ни он, ни его сын не будут видеться с герцогиней и, тем более, разговаривать с ней, — заявил Карл.

Несмотря на это, Маргарита прибыла в Гвадалахару 21 ноября. Так как герцог Инфантадо был вынужден подчиниться приказу императора, гостью приветствовали его дочери, сестра и племянницы.

— Никогда не могла я представить, что окажусь здесь среди людей, испытывающих к королю такую горячую привязанность, которая стала для меня источником большого утешения, — сообщила она Монморанси.

Считается, что старшая дочь герцога Инфантадо, прекрасная донна Химена де Мендоса, питала романтическую страсть к Франциску и даже заявила:

— Если мне не позволят выйти замуж за короля Франции, я никогда и ни за что не выйду замуж за кого-либо другого и непременно стану монахиней!

Неизвестно, насколько это правда, но в 1526 году, когда Франциск обручился с сестрой императора, донна Химена приняла постриг и стала основательницей женского монастыря Пьета в Гвадалахаре.

Маргарита же, пока оставалась гостьей герцога Инфантадо, была окружена всеми почестями и вниманием, которые только можно было ей оказать. Сестра дона Диего, графиня Салдуэн, также была настроена благожелательно к королю и внесла большой вклад в смягчение суровости его заточения. Из Гвадалахары герцогиня Алансонская отправила через неё послание брату, в котором говорилось, «что она будет настойчиво молиться, чтобы, наконец, Бог даровал ему освобождение». Дочери герцога подарили Маргарите пару мулов с богатой попоной для её носилок.

Покинув дворец Инфантадо через несколько дней, она проехала расстояние в четыре лье и остановилась на ночь в местечке, название которого неизвестно, хотя, вероятно, это была Хита. На следующий день, 30 ноября, принцесса остановилась на ночлег в Ядраке, городке, расположенном в пяти лье от Сигуэнцы, куда прибыла на следующий день, 1 декабря. Таким образом, Маргарита не спешила покидать страну, где оставался её брат. Погода была очень холодной, и непрекращающиеся дожди сильно утомили её во время путешествия по неровным дорогам Кастилии. На каждой остановке своего эскорта и в конце дневного путешествия она писала письма брату, Монморанси, матери и министрам императора.

Тем временем Карл V был немало смущен тем оборотом, который приняли дела. Его согласие на прекращение переговоров было вызвано скорее желанием запугать Франциска, чем убеждённостью в невозможности компромисса. Также копия акта об отречении, который подписал король, случайно или намеренно попала в руки императора и вызвала неописуемый ужас в его совете. Воспрепятствовать тому, чтобы этот важный эдикт покинул пределы Испании — считалось делом первой необходимости, и Карл начал разрабатывать на этот счёт план со своим обычным коварством. Персонами, которым Франциск, вероятно, доверил бы этот документ для передачи во Францию, были или герцогиня Алансонская, или Монморанси. Если Маргарита уже направлялась домой под защитой охранной грамоты, подписанной самим Карлом, то прошение Франциска о том, чтобы отпустили из плена его маршала, находилось на рассмотрении тайного совета. Таким образом, Карл и его министры, по-видимому, решили возобновить переговоры об освобождении короля, чтобы Франциск по настоятельной просьбе императора призвал свою сестру назад в Мадрид. По истечении же декабря, месяца, который был концом срока, в течение которого Маргарите гарантировалось свободное перемещение по Испании, её решено было арестовать. В совете также были согласованы меры по аресту Монморанси, если он попытается покинуть Испанию. Французские послы всё ещё были в Толедо, и император, вероятно, через вице-короля Неаполя, искусно добился того, чтобы они попросили совет направить депутатов в Мадрид для переговоров с Франциском лично, поскольку предыдущие переговоры потерпели провал.

Если король согласился возобновить переговоры, хотя и без особой надежды, то отозвать свою сестру в Мадрид решительно отказался и дал ей категорический приказ продолжать своё путешествие как можно быстрее. Вполне вероятно, что со своей природной проницательностью, унаследованной от матери, Франциск разгадал замыслы императора, задумавшего отомстить Маргарите за её бесстрашное поведение при его дворе. Вести же переговоры от его имени с Ланнуа он поручил Монморанси.

Как только до Луизы Савойской дошла весть о возобновлении переговоров, она призвала своего сына принять все условия, предложенные императором, с тем, чтобы потом, оказавшись на свободе, он смог бы оспорить их. В свой черёд, смерть маркиза Пескары 29 ноября 1525 года во время осады крепости Милана заставила Карла V ещё больше стремиться к скорейшему подписанию договора с Франциском.

Тем временем Маргарита по-прежнему продвигалась очень медленно, не подозревая ни об опасности, ни о предательстве.

Обычно утверждается, что принцесса была обязана герцогу Бурбону тем, что избежала ареста. И что именно он, якобы, предупредил её о зловещих планах императора. Однако не существует и следа какого-либо намёка со стороны коннетабля, сделанного либо непосредственно Маргарите, либо через министров её брата. Скорее всего, её подозрения насчёт намерений Карла V возбудил приказ брата, полученный ею через Монморанси.

Выехав 3 декабря из Сигуэнцы, она воспользовалась затем гостеприимством герцога Медина-Чели, зятя герцога де Инфантадо, который также был сторонником Франциска. Приём, оказанный ей в Медине, был не менее пышным, чем в Гвадалахаре, о чём Маргарита не замедлила сообщить брату.

Тем временем три императорских посланника прибыли в Мадрид и были заняты ежедневными совещаниями с королём и Монморанси. Часто ошибочно утверждается, что это герцогиня Алансонская повлияла на решение своего брата принять требования Карла и выполнить впоследствии лишь то, что казалось ему целесообразным и разумным. Напротив, Маргарита советовала Франциску набраться терпения и повременить, «если они попытаются заставить его принять их необоснованные требования». Она, как и Луиза Савойская, и министры её брата, и даже значительное большинство членов императорского кабинета, была убеждена, что, столь жёсткий договор не может быть выполнен.

После подписания договора от Франциска требовали, чтобы он добился его принятия Генеральными штатами, которые король должен был немедленно созвать по возвращению во Францию, и заставил все парламенты по всему королевству принять и зарегистрировать его, а также добился его торжественного признания своим наследником, дофином, как только последнему исполнится четырнадцать лет. Если эти условия не будут выполнены, король должен был дать клятву, что вернётся в Мадрид. А пока двое его старших сыновей, дофин и герцог Орлеанский, должны были быть отправлены в Испанию в качестве заложников вместо Франциска, если только регентша не предпочтёт (добавил император в виде большой уступки) передать в качестве заложников вместо своих внуков двенадцать главных дворян королевства. Взамен же Карл V предложил королю руку своей сестры Элеоноры Австрийской, в которой так упорно отказывал ему раньше.

Покинув Медину-Чели, Маргарита отправилась в Монреаль, город на границе с Арагоном, расположенный примерно в пятнадцати милях от прежнего места. После отъезда из Медины она для большей скорости проделала остаток своего путешествия верхом. Дороги были в таком плохом состоянии, что во многих районах были почти непроходимы, и по мере того, как принцесса приближалась к горным районам Испании, холод становился всё сильнее. Франциск в своём протесте против Мадридского мирного договора осудил невежливое поведение императора по отношению к его сестре, вынудившего её совершить столь болезненное и утомительное путешествие в разгар зимы:

— …вышеупомянутая госпожа герцогиня в декабре месяце со своими фрейлинами, свитой кавалеров и своим багажом была вынуждена в разгар холода, снегопадов и заморозков пересекать королевства Кастилию и Арагон, графства Барселону и Руссильон, и въехать во Францию до истечения срока перемирия, поскольку император отказался дать ей разрешение для проезда через королевство Наварру, чтобы быстрее покинуть его владения; всё это было очевидным признаком того, что он хотел задержать указанную герцогиню Алансонскую в качестве пленницы вместе с её свитой на случай, если её обнаружат на территории Испании после прекращения перемирия.

Однако Маргарита, стремясь по приказу брата покинуть Испанию до конца декабря, похоже, не чувствовала усталости или не поддавалась ей, ибо, с состраданием описывая страдания своих дам, постоянно заявляла в письмах к Франциску, матери и Монморанси:

— У меня всё хорошо и меня беспокоят только дела короля!

4 декабря она остановилась на ночь в Бубьерке в Арагоне, и достигла Сарагосы, вероятно, около 6 декабря, проехав верхом более шестидесяти миль за два дня.

В это время регентша отправила искусного государственного секретаря Роберте в Мадрид, желая помочь королю в переговорах с императором. Не проходило и дня, чтобы туда не прибывали гонцы из Лиона. Такие же активные отношения поддерживались между Франциском и императорским двором в Толедо. Так, верховный казначей Бабу в своём отчёте о событиях в Испании перед парижским парламентом утверждал, что лично совершил путешествие между Мадридом и Толедо восемнадцать раз в течение пяти месяцев.

— …пусть никакая мысль о Ваших детях или Ваших территориях не останавливает Вашего возвращения, — умоляла сына Луиза, — ибо Ваше королевство нуждается в Вашем присутствии…. Поверьте мне, монсеньор, если бы я думала, что более длительное пребывание в плену было бы для Вас более почётным, я не стала бы давать Вам этот совет; но, видя, как необходимо Ваше присутствие для Ваших друзей и как мало впечатления производит Ваше длительное заключение на Ваших врагов, я не боюсь беспокоить Вас этим длинным письмом, умоляя Вас согласиться на всё, что им заблагорассудится предложить.

Столь настойчивые призывы матери, подданных и министров, и, наконец, любимой сестры Маргариты, побудили Франциска, наконец, пожертвовать своей рыцарской честью ради свободы.

19 декабря 1525 года король дал своим послам инструкции подписать Мадридский договор при условии, однако, последующей ратификации его регентшей. В этом документе он кратко излагает различные предложения, сделанные императору и которые Карл отказался принять, а именно: уступка Неаполитанского королевства, герцогства Миланского, Генуи, Турне и Турнезиса, Монтеня и Сент-Аманса, города и замка Эден, Фландрии и Артуа; помилование герцога Бурбона; выкуп в размере трёх миллионов золотых экю.

— К этим чрезмерным предложениям, — говорится далее в документе, — мадам герцогиня Алансонская добавила после своего прибытия уступку виконтства Оксон и округа Сент-Лоранс с выплатой дополнительной суммы в пятьсот тысяч золотых экю; но император всё ещё недоволен и требует уступки герцогства Бургундского в дополнение к вышесказанному. Король вынужден согласиться на это, а также предоставить в качестве заложников для исполнения договора двух своих старших сыновей или господина дофина с двенадцатью главными дворянами своего королевства; и обязуется исполнить все вышеуказанные условия в течении четырёх месяцев после своего освобождения при условии, что император, со своей стороны, согласится на брак мадам Элеоноры, королевы Португалии, с королём и даст ей в качестве приданого графства Оксон, Массон и Бар-сюр-Сен, а также — на брак инфанты Португальской, дочери упомянутой королевы, с монсеньором дофином.

Маргарита тем временем продолжала своё путешествие. 10 декабря она была в Сервере, и, примерно 14 числа того же месяца, в Игуаладе. Вероятно, именно там она получила весть о решении своего брата подписать Мадридский договор и жениться на вдовствующей королеве Португалии. После этого она написала Франциску письмо, чтобы выразить свою радость, и попросила разрешения вернуться в Мадрид.

Тем не менее, она продолжала двигаться вперёд и 17 декабря, вероятно, прибыла в Барселону. Вблизи от этого города её догнал гонец с письмами от короля, содержавшими благоприятные известия о его здоровье и, по-видимому, объяснявшими мотивы, побудившие его приказать маршалу де Монморанси отправить её из Испании со всей возможной скоростью. Поэтому Маргарита решила возобновить своё путешествие с удвоенной силой. Постоянно испытывая тревогу из-за предательства императора, она с утра и до наступления ночи оставалась в седле.

— …страх заставлял меня проявлять такое усердие, что каждый день в течение целого месяца я была верхом с шести часов утра до тех пор, пока не прибывала к своему ночлегу, — сообщила она своему канцлеру.

Несмотря на все трудности, Маргарита преодолела расстояние между Барселоной и городом Сальсесом, первым населённым пунктом на границе с Францией, за четыре дня, и прибыла в Сальсес 21 или 22 декабря, на девять или десять дней раньше срока, указанного в охранной грамоте.

В другом письме принцесса сообщает, что провела Рождество в городе Нарбонна.

Мадам написала своей дочери, что встретится с ней в Турноне, но Маргарита, которой не терпелось поскорее обнять свою мать, умоляла её «из любви к королю» добраться до Пон-Сент-Эспри. Луиза Савойская выехала из Лиона, как только услышала о прибытии дочери во Францию, но спешка и волнение вызвали у неё приступ подагры, заставивший её остановиться в Руссильоне, маленьком городке в департаменте Изер.

29 декабря Маргарита отправилась из Безье в Монпелье, откуда она снова написала брату:

— Монсеньор, чем дальше я углубляюсь в Ваше королевство, тем больше осознаю тот факт, что Вы всё ещё в Мадриде; ибо, хотя нельзя отрицать, что Ваше королевство в настолько хорошем состоянии, насколько можно пожелать, всё же оно напоминает тело без головы, которое оживёт, если Вы вернётесь, и умрёт, если этого не произойдёт.

В Монпелье принцесса встретилась с кардиналом Лотарингским и папским легатом, присоединившимся к её кортежу. Также навстречу ей выехали герцог и герцогиня Вандомские. В Низмесе она, вероятно, получила известие о недомогании матери и быстро продолжила своё путешествие вверх по Роне до Дузера, небольшого городка, расположенного вблизи от Монтелимара. В Дузере с Маргаритой произошёл неприятный инцидент: при выходе из носилок она поскользнулась и упала на землю, разбив колено до кости. Рана была очень болезненной, и, по словам вызванных хирургов, достаточно серьёзной, что заставило герцогиню Алансонскую провести день в постели.

Возобновила своё путешествие она примерно 6 или 7 января и прибыла в Руссильон на следующий день после своего отъезда из Дузера. Несмотря на то, что Мадам сильно страдала от недомогания, она встретила дочь с радостным волнением и вознесла хвалу Богу за её благополучное возвращение. Материнские объятия были Маргарите наградой за все её труды, опасности и лишения, которые она так мужественно преодолела во время того, что сама назвала своим «Великим путешествием в Великую Испанию».