Жемчужина среди принцесс

Прекрасная Франсуаза

25 января 1515 года двадцатилетний Франциск был коронован в Реймсе архиепископом Робером де Ленонкуром. Туда молодого короля сопровождали Клод, Луиза Савойская и Маргарита, в то время как самые могущественные властители Европы прислали своих послов, чтобы поздравить его с вступлением на престол. Благодарственный молебен длился целую вечность — пять часов. И всё это время Луиза простояла на коленях, прижимая к себе молитвенник, в котором хранила засушенные цветы из сада Франциска Паолийского. С полным удовлетворением «мать великого короля Франциска I», как она теперь с удовольствием называла себя, упоминает об этом событии в своём дневнике:

— В день обращения святого Павла 1515 г. мой сын был помазан и коронован в Реймском соборе. За это событие я очень благодарна Божественному милосердию, ибо получила вознаграждение за все невзгоды и неудачи, случившиеся со мной в расцвете моей юности, смирение было тогда моим спутником, тем не менее, терпение никогда не покидало меня.

В четверг 13 февраля Франциск I въехал в Париж с необычайной пышностью. Около ворот Сен-Дени была построена трибуна, увенчанная балдахином, усыпанным звёздами и золотыми блёстками. Королева Клод, Маргарита и её мать, сидевшие там, стали свидетелями великолепной процессии, которую возглавлял молодой король в серебряном одеянии с орнаментом и девизом. На голове у него была бархатная шляпа с бесценными драгоценностями, увенчанная плюмажем из перьев. Попона его лошади тоже была из серебряной ткани, украшенной бахромой с бляшками из чистого серебра и вышитыми гербами, в то время как герцог Алансонский был облачён в малиновую одежду, украшенную серебряными шнурами и вышитую золотой нитью с изображением птиц. Его шляпа тоже была из малинового бархата и украшена драгоценными камнями. Герцог де Бурбон был одет в серебряную ткань, расшитую огненными языками. На его мантии с золотой каймой были герб и девиз: «Toujours Jamais» («Всегда или никогда»), а шляпа — украшена рядом крупных жемчужин, а также прекрасными изумрудами, бриллиантами и рубинами. Дворяне и послы, следовавшие за ними, тоже были разодеты великолепно.

Около семи часов вечера кавалькада прибыла во дворец, где новый король публично поужинал в присутствии своих государственных чиновников. Рядом с дверью, ведущей в Палату просьб, снова была возведена трибуна для тех же дам, в то время как герцоги Алансонский, Бурбонский и Лотарингский сидели во время банкета по левую руку от короля, а по правую — послы папы, Венецианской республики и короля Англии. Никогда прежде зрители не видели более великолепной столовой посуды: золотых чаш, сосудов и серебряных тарелок всех видов. Потом представили комедию, которая завершила празднование.

После коронации в Реймсе Франциск I навестил вдовствующую королеву в Клюни. По версии Марии, которую она изложила в письме к брату, французский король предложил ей свою руку и сердце, пообещав развестись с беременной Клод. По версии же Франциска, он предоставил на выбор Марии в мужья кандидатуры своих союзников: герцога Лотарингии и герцога Савойи. Но англичанка призналась королю, что любит Саффолка и попросила у него помощи. По-видимому, сначала Франциск не хотел уступать и подговорил двух монахов внушить Марии, что если она выйдет замуж за Брэндона, то свяжет свою жизнь со слугой дьявола. И тут молодая вдова впервые проявила железную волю: если ей не позволят самой выбрать себе мужа, она уйдёт в монастырь. То же самое Мария написала брату.

В отличие от сестры, Генрих VIII хотел, чтобы её новый брак принёс пользу ему и Англии. У него был свой кандидат: прежний жених Марии, Карл Габсбург (который, кажется, был помолвлен со всеми европейскими принцессами). В конце января Генрих отправил Саффолка во Францию за сестрой, перед этим взяв с него клятву, что тот не женится на Марии (по-видимому, до короля дошли слухи об их связи). Тем временем Франциск I перешёл на её сторону. Во-первых, он не желал, чтобы английскую принцессу выдали за его соперника Габсбурга. Во-вторых, хотел таким образом унизить Генриха VIII (которого перехитрила девчонка). В-третьих, он, возможно, действовал по указке Луизы Савойской, опасавшейся влияния молодой красавицы на своего сына. Саффолк прибыл во Францию 27 января 1515 года и спустя пять дней Франциск принял его в Санлисе, сразу огорошив вопросом:

— Герцог, Вы собираетесь жениться на вдовствующей королеве, не так ли?

Захваченный врасплох Саффолк пытался было слабо протестовать, но Франциск успокоил его и сказал, что замолвит за него словечко английскому королю. Несмотря на уверенность, что Генрих никогда не простит его, герцог сдался. 3 марта 1515 года Мария Тюдор и Чарльз Брэндон тайно обвенчались в присутствии всего десяти человек, в том числе, короля Франции, в маленькой часовне дворца Клюни. Позже Саффолк оправдывался перед Генрихом VIII тем, что «никогда прежде не видел, чтобы женщина так рыдала». Мария же объясняла своё поспешное бракосочетание страхом, что Франциск обесчестит её. Вдобавок, хорошо зная своего брата, она приложила к письму знаменитый алмаз «Неаполитанское зеркало», одну из драгоценностей французской короны, подаренную ей Людовиком ХII. Последствия для новобрачных были быстрыми и неутешительными: Франциск I отказался возвращать приданое Марии в обмен на их маленький «секрет». Что касается Генриха VIII, то он, хотя некоторые члены королевского совета требовали казни Саффолка, в конце концов, смилостивился и согласился простить шурина в обмен на ежегодные выплаты в 1 000 фунтов (всего штраф составил 24 000 фунтов) и возвращение серебряной посуды и драгоценностей, полученных Марией в качестве приданого, не говоря уже о подарках Людовика ХII. Такова была цена брака по любви.

Хотя отказ Марии Тюдор был Франциску неприятен, он очень быстро утешился и спустя несколько дней возобновил нежнейшие отношения с женой господина Дизоме. Но одной любовницы королю было мало.

Как пишет Клод Дюфрен в книге «Великие любовники», Франциск I, едва взойдя на французский престол, заявил:

— Я хочу видеть вокруг себя только самых красивых и самых любезных дам…

И разослал приглашения во все замки и города, предложив французскому дворянству пожаловать к нему с сёстрами, жёнами и дочерями. Все радостно отозвались на призыв короля и без сожаления променяли свои родовые гнёзда на тесную комнатку в королевском дворце, а свою однообразную, замкнутую жизнь — на шумное веселье придворных праздников.

Конечно, дамы при дворе были и раньше, но они не принимали того активного и непосредственного участия в придворной жизни, которое стало привычным в ХVI веке. Правление Франциска I стало триумфом женщины, её реваншем за многие века жизни в затворничестве и притеснениях. Кончились скучные времена, когда она, сидя за веретеном, ждала, когда же муж вернётся с войны или охоты. Беря пример с короля, дворяне и поэты стали прославлять грациозность, красоту, ум своих подружек и соперничать за право обладания ими. В этой погоне за удовольствиями король всегда оказывался победителем, и ни одна женщина не отказывала ему в благосклонности. Английский хронист Эдвард Холл описывал его «как красивого государя с весёлыми карими глазами, крупным носом, полными губами, широкой грудью и плечами, стройными и длинными ступнями». Кроме того, Франциск был очень высокого роста (180 см).

Ещё он говорил:

— Двор без дам похож на сад без цветов.

Короля повсюду, даже в походе, сопровождали не менее двадцати семи чудесных созданий, составивших придворный бордель. Он сам наряжал девушек «стайки» за свой счёт и на свой вкус и старался выполнить их любое желание. Свидетельством тому служит записка казначею, где он повелел «выдать Сесиль де Вьевиль, хозяйке девиц, сопровождающих наш двор, двадцать золотых экю». При этом король не считал этот подарок оплатой за их труды, а рассматривал это в качестве месячного содержания «как для неё самой, так и для распределения денег между другими женщинами и девицами её профессии».

— Поступок тем более замечательный, что сам он никогда не пользовался услугами этих любезных созданий, — утверждает тот же Клод Дюфрен. — Ему не было необходимости прибегать к их услугам для удовлетворения своих желаний: самые знатные дамы королевства считали за честь сделать это. Он требовал, чтобы к любой женщине при дворе относились с должным уважением независимо от её положения.

Однако Дюфрену, который считал, что этот бордель обслуживал только придворных, дабы те не нападали на дам и фрейлин королевы, противоречит хронист, который утверждал, что каждый вечер двух-трёх девиц из «стайки» или даже больше вызывали в опочивальню к королю.

Конечно, Франциск имел немало пороков и совершил много ошибок, имевших значительные последствия. Он был своенравным, импульсивным, распутным и ветреным. День постоянно находившегося в пути двора короля как бы делился на три части: утро отдавалось делам, вторая половина дня — охоте, вечер — развлечениям при дворе и танцам. Но в то же время молодой король был совсем неглуп, обладал красноречием, отличался храбростью и, по понятиям того времени, считался гуманным человеком.

Маргарите исполнилось двадцать три года, когда её брат вступил на престол. Её ждало блестящее положение при дворе, и с 1515 по 1518 годы материальное положение герцогини Алансонской, которую король осыпал подарками, значительно улучшилось. Правда, оставался ещё нелюбимый муж. Тем не менее, Карл никогда не отказывал Маргарите в уважении и советовался с ней по большинству вопросов. Герцог требовал только одного: она не должна постоянно жить при дворе или покидать без его разрешения Аржантан. Не думая о прошлом и не надеясь на будущее, Маргарита с головой окунулась в жизнь двора, где её дружелюбие и грация сразу сделали её объектом всеобщего восхищения. Придворные поэты не жалели эпитетов, воспевая сестру Франциска. А самый талантливый среди них, Клеман Маро, которого впоследствии она взяла к себе на службу, прославил её в следующих стихах:

Как раб, я предан госпоже, чья плоть

Стыдлива, непорочна и прекрасна,

В чьём сердце постоянство побороть

Ни радости, ни горести не властны;

С чьим разуменьем ангельским напрасно

Соперничать бы тщился ум людей.

На свете нет чудовища странней –

Такому слову не дивитесь вчуже,

Затем, что тело женщины у ней,

Но разум ангела и сердце мужа.

Естественно, Карл Алансонский ожидал, что на него тоже прольётся поток королевских милостей. Маргарита же из гордости не желала того, чтобы её муж стал объектом пренебрежения и насмешек придворных, если бы вдруг Франциск проявил холодность к его притязаниям. Поэтому сразу после вступления брата на престол она добилась назначения герцога губернатором Нормандии. Он также получил от короля официальное признание его первым принцем крови, право, которое герцог Вандомский у него оспаривал. Более того, Франциск уступил своей сестре и её супругу выгодную привилегию, которой пользовался каждый монарх после вступления на престол, заключающуюся в назначении мастера в каждой торговой гильдии по всему королевству.

Чувствуя неразрывную связь с братом и матерью, Маргарита в одном из своих стихотворений назвала себя «маленьким углом совершенного треугольника». Луиза Савойская могла гордиться тем, как относились к ней дети. Рассказывают, например, что Франциск всегда разговаривал с матерью, почтительно обнажив голову или опустившись перед ней на одно колено. Сама она отмечает в своём дневнике, что, когда однажды заболела, то Франциск обратился в сиделку и целую ночь не отходил от её постели. После церемонии коронации он сделал Луизу герцогиней Ангулемской, Валуа и Анжуйской и постановил, что она должна иметь равное с ним положение в королевстве. 4 февраля в связи с этим король издал следующий эдикт:

— Желая выразить почтение нашей очень дорогой и очень любимой госпоже и матери, герцогине Ангулемской и Анжуйской, учитывая, что, пока мы оставались под её опекой, правлением и администрацией, она заботливо и нежно воспитывала нас и прилежно обучала всем добрым и добродетельным нравам, мы считаем себя обязанными по чести и долгу воздать ей высшие почести и привилегии нашего королевства.

Луиза Савойская была неофициальной главой правительства в начале правления сына и официальной регентшей в годы его военных походов. В корреспонденции современников, например, кардинала Жана дю Белле, выражение «король и Мадам (так называли Луизу)» встречается чаще, чем просто выражение «король». Она окружила себя итальянцами и поселила при дворе своих сводных братьев — Рене, Бастарда Савойского, и Филиппа, будущего герцога Немурского.

Уже вместе с матерью и сестрой Франциск I начал вознаграждать своих приверженцев, более других доказавших ему свою преданность. Его бывший воспитатель Артюс де Буази стал главным советником короля и получил должность гроссмейстера королевского двора. Ещё он был назначен губернатором провинции Дофине, пэром Франции, графом д’Этамп и де Караваз, а принадлежавшие ему владения Роаннэ и Буази были преобразованы в герцогство Роаннэ. Карл де Бурбон получил шпагу коннетабля Франции по особой просьбе герцогини Ангулемской и стал губернатором Парижа и провинции Иль-де-Франс. Бывший президент парижского парламента Дюпре, изгнанный Людовиком XII за то, что слишком верно служил интересам Луизы Савойской, получил должность канцлера. Его предшественником на этом посту был добродетельный епископ Парижа Этьен Понше, друг Маргариты. По просьбе своей сестры король взамен даровал ему архиепископство Санса. Гильом Пети, один из самых терпимых и просвещённых людей того времени, стал духовником короля. Гильома Копа Франциск сделал своим главным врачом, Пьера дю Шателя наградил кафедрой Тюля и Масона, а Гильом Бюде, когда-то самый расточительный человек при дворе, в возрасте двадцати трёх лет посвятивший себя поиску знаний с таким же рвением, какое он раньше проявлял на поприще порока, был назначен библиотекарем короля. В течение первого года своего правления Франциск, кроме того, назначил Бюде послом в Ватикане, дабы он представлял особу короля среди выдающихся учёных, собравшихся при дворе папы Льва Х из рода Медичи.

Не забыл король и друзей своей юности, в том числе, Анна де Монморанси. Семья последнего была одной из самых прославленных в королевстве. Богатство, верность и преданность короне возвели этот род на первое место среди благородного рыцарства Франции. Не последнюю роль в этом также сыграли и родственные связи. Анна Бретонская дала приятелю Франциска при крещении своё имя из уважения к его отцу Гильому де Монморанси. Своими непринуждёнными манерами и чистосердечностью старый барон завоевал также дружбу Маргариты. В своих ранних письмах к нему она подробно описывала успехи его сына на военном поприще. Желая привить своему наследнику привычку к бережливости, барон отправил его в Италию воевать под началом знаменитого Гастона де Фуа лишь с 500 франками, двумя лошадьми и минимальным снаряжением.

— Никто не сможет познать мир и то, что такое жизнь, если рано не узнает жестокого обращения! — заявил при этом Гильом де Монморанси.

Однако Франциск, став королём, немедленно отозвал Анна из Италии и сделал его лейтенантом роты латников под командованием Рене, Бастара Савойского, сводного брата герцогини Ангулемской. В свой черёд, Брион, Моншеню и Бонниве тоже были отмечены наградами и почестями. В общем, Франциск и его сестра не забыли ни одного человека, кто оставался верным им среди превратностей юных лет. В первые два месяца после восшествия на престол король роздал более 300 000 тысяч золотых экю.

В то же время у него были и другие цели: он мечтал о славе великого полководца и тайно планировал свой первый поход в Италию, который позволил бы ему вернуть Милан, захваченный швейцарцами. Чтобы при этом Франция не получила удар в спину от Англии, Франциск I возобновил договор с Генрихом VIII, заключённый ещё покойным королём. В то же время молодой Карл Габсбург, внук императора, сам добровольно заключил дружественный союз с ним, послав графа Нассау в Париж, дабы тот от его имени принёс вассальную присягу за графства Артуа, Фландрию и Шароле, которые эрцгерцог унаследовал от своей бабки Марии Бургундской.

Французский король начал беседу с посланником Карла громко, торжественным тоном, дабы показать, что он опытен в делах управления государством.

— Я буду добрым другом герцога, — сказал он высокомерно, — потому что он мой вассал.

В ответ Нассау вежливо поклонился и возразил молодому королю:

— Сир, я должен Вам сказать, что ни один друг и ни один вассал не может Вам нанести большего ущерба, чем он.

Граф был также уполномочен вести переговоры о браке Карла с принцессой Рене, сестрой королевы Франции. В ответ Франциск согласился дать за свояченицей приданое в шестьсот тысяч экю вместе с герцогством Беррийским, как только она достигнет брачного возраста. В своём договоре с эрцгерцогом король также обязался признать его единоличное право на испанский престол после смерти его деда, короля Фердинанда Арагонского, а Карл обещал вернуть часть Наваррского королевства Жану д'Альбре или сыну последнего.

Узнав о враждебных планах Франциска I, король Испании, император Максимилиан, герцог Миланский и Швейцарская республика, за исключением двух кантонов, объединились в союз для защиты Италии. Папу тоже настойчиво уговаривали присоединиться к союзникам, но Лев Х намеревался только расширить владения своего дома и был готов поддержать ту власть в Италии, которая больше всего будет потворствовать его амбициям. Венецианцы тем временем возобновили свои союз с Францией и Генуей.

Ожидая, пока всё будет готово к новому итальянскому походу, в апреле молодой государь вернулся на берега Луары. 26 июня 1515 года в Амбуазе начались пышные празднества. Отмечали два события. Первое — передача Франциску королевой Клод в присутствии нотариуса всех прав на герцогство Миланское, являвшееся её собственностью, поскольку оно принадлежало Орлеанскому дому. Вторым важным событием стал брак Антуана Лотарингского с Рене де Монпансье, сестрой герцога Бурбона. На эту церемонию всё окружение короля собралось сначала в коллегиальной церкви Сент-Флорентэн, а потом отправилось в тронный зал, где и состоялось пиршество. После угощения сеньоры и дамы расположились на верхних и нижних галереях обители Семи Добродетелей, выходы из которых были заставлены тяжёлыми деревянными сундуками. Двор замка обнесли частоколом и таким образом превратили в ристалище. Король решил показать присутствующим охоту на кабана.

Пьер Сала, состоявший на королевской службе со времён Людовика XI, рассказал об этом в своём сборнике «Подвиги нескольких королей». Франциск I отправил в лес егерей за живым четырёхлетним кабаном. Зверя посадили в сундук из толстых дубовых досок, обшитых железом, и доставили во двор замка.

Король хотел сразиться со зверем один на один, но отказался от этой затеи, уступив мольбам жены и матери. Тогда он приказал привязать посреди двора чучело, чтобы животное набросилось на него. Рассвирепевший кабан выскочил на волю, со всего разбега вонзил в чучело свои огромные клыки и принялся рвать его на части. Дворяне, находившиеся на нижних галереях, дразнили кабана. Тот старался добраться до них, но выходы были загорожены, и ему это не удавалось. Два сундука преграждали вход на пологий пандус, ведущий на второй этаж. Под ударами мощных клыков они немного сдвинулись, зверь единым махом преодолел рампу и внезапно оказался напротив короля. Франциск, повествует Сала, мог укрыться в комнате королевы, но это было ниже его достоинства. Он приказал всем удалиться, ибо хотел справиться с кабаном в одиночку, и стал ждать зверя с таким спокойствием, словно к нему приближалась девушка.

— Невозможно описать, каким ужасом были охвачены королева и госпожа регентша, да и все остальные, видевшие, какая опасность угрожала королю, — свидетельствует Сала. — Но никто не осмеливался ослушаться короля и встать между ним и кабаном, хотя поступить так желали пятеро или шестеро из его дворян. Он этого бы не потерпел. Кабан шёл прямо на него. Король, никогда не расстававшийся с большим и острым мечом, неизменно висевшим у него на боку, выхватил его одним махом. Когда между ними оставалось не больше двух туазов, кабан бросился на него, стараясь вонзиться в бедро, чтобы нанести смертельную рану. Но отважный и непоколебимый король сделал полшага вперёд и своим добрым мечом ударил кабана в грудь с такой силой, что пронзил насквозь. Раненый зверь оставил короля, спустился по другой винтовой лестнице, что возле колодцев, сделал по двору пять-шесть шагов и рухнул замертво.

Через три дня, 4 июля 1515 года, Франциск прибыл в Лион, дабы возглавить доблестную армию в составе восьми тысяч гасконцев и басков, которая после присоединения наёмников, главным образом, из западногерманских княжеств, насчитывала уже сорок тысяч солдат. Как и в прежних итальянских походах, главная сила её состояла в лёгкой полевой артиллерии. Луиза Савойская и Маргарита сопровождали его, а беременная королева Клод осталась в Амбуазе. Франциск разделил армию на три части: коннетабль де Бурбон возглавил авангард, король должен был командовать центром, а герцог Алансонский — арьергардом. Францией же в отсутствие короля должна была управлять его мать, получившая грамоту на регентство. Но когда указ об этом был внесён в парламент для регистрации, сенаторы отправили депутацию, чтобы выразить протест Франциску.

— Мы будем рассматривать любую попытку ограничить регентские прерогативы нашей матери как оскорбление нашей королевской власти, — с негодованием заявил сын Луизы Савойской.

После чего направил суровое послание в парламент с приказом о немедленной регистрации указа. И сенаторам пришлось подчиниться.

Тем временем авангард королевской армии перешёл вброд реку Дюранс и ценой невероятных усилий и лишений пересёк Альпы. Единственные горные проходы в Италию оказались заняты врагами, и французам пришлось создавать новый путь, то есть предпринимать дело неслыханной трудности и опасности. Но они не остановились перед этим: взрывали и буравили скалы, перебрасывали мосты через бездонные пропасти или, обвязавшись верёвками, вбивали столбы и строили деревянные крытые галереи, чтобы провести пугающихся лошадей. И по этим мостам и галереям, висевшим в воздухе, сколоченным на живую нитку, прошла вся артиллерия и множество одетых в латы и кольчуги всадников. Но когда такой способ казался слишком опасным, тогда пушки на блоках спускали в бездны и потом с неимоверными усилиями вытаскивали на противоположные вершины.

На пятый день французская армия, перевалив через горы, была в Ломбардии. Она явилась так неожиданно, и переход, ею сделанный, был связан с такими сказочными препятствиями, что итальянцы едва верили своим глазам: уж не с неба ли свалились французы?

— Они свалились почти что с неба — они спустились с Альп», — писал Мишле, французский историк ХIХ века.

В это время швейцарцы ощущали себя в полной безопасности в городке Вилла-Франка за высокими горами, а их начальник Просперо Колонна хвастливо заявил:

— Эти французы заперты, как гиббоны в клетке!

Внезапно дверь дома, где сидел этот военачальник, задрожала от удара копья, и вошёл герцог Олбани, капитан французской гвардии, который арестовал Колонну и сообщил ему о сдаче Вилла-Франка. Можно представить себе изумление Просперо, когда он услышал о блестящем переходе через Альпы и о чудесных подвигах, совершённых французами, заставившими его воскликнуть:

— Они дьяволы!

Весь цвет французской армии участвовал в этом доблестном подвиге, а Бурбон, Монморанси и Шабанн добавили новые лавры к своей славе. Но главным героем был Пьер де Террайль, шевалье де Баярд, которого называли «рыцарем без страха и упрёка». Будучи блестящим профессиональным воином, он построил свой образ жизни по принципам рыцарей «круглого стола» времён короля Артура. Спал на земле зимой и летом, питал презрение к деньгам и сделал нормой поведения куртуазное поклонение прекрасной даме.

Когда известие о поражении Колонны достигло Лиона, обрадованный король распрощался со своей матерью и сестрой и во главе одной из лучших армий, хорошо дисциплинированной и под командованием старых и опытных ветеранов, двинулся вперёд на Турин. А Маргарита и её мать отправились обратно в Амбуаз, куда они прибыли через несколько дней после того, как королева Клод 19 августа 1515 года родила дочь Луизу (скончавшуюся в возрасте двух лет). Несомненно, регентша была разочарована тем, что в своей первой депеше к сыну не могла объявить о рождении дофина.

В течение короткого периода между отъездом короля и его триумфальным возвращением во Францию, на протяжении не более четырёх месяцев, герцогиня Алансонская жила со своей матерью и невесткой в Амбуазе. Своё время она проводила в учёбе и переписке с друзьями, а также утешала Клод, опечаленную разлукой с мужем, и безропотно сносившую язвительные колкости герцогини Ангулемской (та питала неприязнь к невестке из-за старой вражды с её матерью).

13 — 14 сентября 1515 года у деревни Мариньяно юго-восточнее Милана Франциск дал битву, которая открыла перед ним путь в Ломбардию и одновременно сделала его легендой. Французская армия заняла оборонительные позиции, чтобы предотвратить соединение 30 000 двигавшихся на Милан швейцарцев с испано-папской армией. Вторая задача французов заключалась в том, чтобы облегчить присоединение к ним шедших по долине реки По отрядов их тогдашних союзников — венецианцев. Утром, обращаясь с речью к своим воинам, король вдохновил их на сражение следующими словами:

— Пусть каждый из вас вспомнит о своей даме сердца! Что же касается меня, то я-то свою не забуду!

Кто же была той счастливой избранницей, занимавшей мысли короля? Может, Жанна Дизоме? Хотя в случае короля вариантов очень много.

Швейцарцы пошли в атаку и французы отвечали им метким огнём аркебузов и полевой артиллерии. Непобедимая до того времени швейцарская пехота потерпела поражение и не смогла соединиться с войсками испанского короля и папы. Резонанс от победы был столь велик, что во Франции вскоре была сочинена получившая широкую популярность песенка, которая завершалась следующими словами:

Победа, победа благородному королю Франциску!

Победа славному дому Валуа!

Победа благородному королю Франциску!

А маршал Тривульцио, принимавший участие в семнадцати генеральных сражениях, объявил:

— Это всё просто детская игра по сравнению с битвой при Мариньяно, которая была сражением гигантов!

На следующий день после победоносной битвы Франциск I вкусил её плоды в объятиях некой миланской дамы Клериче, известной красавицы. Кроме того, любивший красоту во всех её проявлениях, во время пребывания в Италии король был восхищён шедеврами итальянского Возрождения и всё своё последующее правление старался обогатить Францию несравненными художественными произведениями из этой страны. Красивые здания и особняки в ренессансном стиле начали строиться в Париже и других больших городах Франции. По соседству с серыми и мрачными громадами средневековых замков возникали великолепные дворцы в Амбуазе, Блуа, Шамборе, Фонтенбло. Позолота и лепные украшения покрывали фасады и залы этих изящных построек. Итальянская мода быстро завоевала сердца и кошельки французского дворянства. А вместе с модой во Францию проникли и нравы итальянской придворной жизни, с борьбой партий и фаворитов, интригами и т. д.

Вести о славной победе Франциска над швейцарцами в битве при Мариньяно и о последующей оккупации Милана французами достигли Маргариты и её матери во время их пребывания в том же Амбуазе. Герцогиня Ангулемская совершила пешее паломничество к храму Нотр-Дам-де-Фонтен, чтобы снова передать на попечение Небес того, «кого я люблю больше, чем себя, моего славного сына и торжествующего Цезаря, победителя швейцарцев», как она выразилась в своём дневнике.

А вот Льва Х известие о Мариньяно заставило дрожать на своём папском троне. Он трепетал за безопасность церковных владений и боялся, что завоеватель Милана может издать указ об изгнании Медичи из Флоренции. Но Франциск не понял выгод своего положения и не сумел ими воспользоваться. Вместо того, чтобы прямо двинуться на Рим и Неаполь, которыми ему так легко было завладеть, король позволил уговорить себя не предпринимать больше ничего решительного и навсегда упустил случай укрепиться в Италии.

Переговоры папы с Франциском I проходили в Болонье 11–15 декабря 1515 года.

Чтобы умилостивить завоевателя, Лев Х согласился отказаться от своих претензий на Парму и Пьяченцу, отозвать свои войска из императорской армии и вернуть Модену и Реджо герцогу Феррары. Король со своей стороны взял под свою королевскую защиту церковные владения и Флоренцию. Взамен он хотел, чтобы Святой Престол уступил ему свою привилегию назначения французских епископов, что предоставило бы в его руки источник доходов и власти. Это соглашение послужило основой знаменитого Болонского конкордата, который был принят во Франции со смешанной яростью, иронией и презрением. Потому что уступка папы передала важнейшие бенефиции королевства в руки расточительных любовниц Франциска и придворных.

Вдобавок, между папой и королём в Болонье были обсуждены два брака. Франциск обязался найти жён для брата и племянника Льва Х. Джулиано Медичи он предложил руку Филиберты Савойской, сводной сестры его матери, которой обещал даровать в приданое герцогство Немур, а Лоренцо Медичи должен был жениться на принцессе Мадлен де ла Тур д'Овернь принадлежавшей к дому Бурбонов, и, что было гораздо важнее в глазах папы и его жадного племянника, очень богатой наследнице. Если первый брак был заключён без промедления, то второй был отложен до тех пор, пока Лоренцо с помощью французов не завоевал соседнее Урбино.

В Болонье Франциск I познакомился также с гениальным флорентийцем Леонардо да Винчи и пригласил его во Францию. Художник принял приглашение короля и поселился в замке Кло-Люсе возле Амбуаза, который Луиза Савойская выкупила у своего зятя. Здесь он провёл последние три года своей жизни, получая пенсию в 10 000 скудо, и умер 2 мая 1519 года, согласно легенде, на руках короля, который называл его не иначе, как «отец мой». Ещё при жизни Леонардо продал Франциску несколько своих картин, в том числе, знаменитую «Джоконду».

Уладив свои дела в Италии, король вернулся во Францию после славной кампании, в ходе которой проявились его военные способности и личная доблесть, обеспечившие ему уважение ветеранов и обожание подданных. Клод в сопровождении свекрови и Маргариты встретилась с мужем в Систероне (Прованс) 13 января 1516 года. Герцог Алансонский сопровождал Франциска, но, похоже, увиделся с женой только в Лионе, где король прожил несколько дней после своего возвращения. Слава брата заставила Маргариту острее чувствовать своё одиночество. Между ней и Карлом по-прежнему не было ни малейшей симпатии, хотя внешне поведение герцогини Алансонской как супруги было безупречным. В блестящем кругу доблестных молодых дворян, жадно ловивших каждую её улыбку и дороживших каждым её словом, она чувствовала себя королевой. Маргарита также была героиней празднеств, турниров и балов, которыми король развлекал свой двор. Гордая её триумфом не меньше, чем подвигами сына, Луиза Савойская позволяла дочери царить при дворе, одновременно отказывая в этом тихой и скромной Клод. Даже на официальных церемониях Маргарита заменяла свою невестку, когда та была беременной.

Высокая и стройная, изящная и величественная в каждом своём движении, герцогиня Алансонская, по словам современников, производила неотразимо чарующее впечатление. Так, Иларион де Кост, писатель ХVII века, специализирующийся на биографиях, говорит:

— Она выделялась не только своими знаниями, но также изяществом своей одежды и красотой своей речи.

Тем не менее, вскоре её потеснила другая красавица, которая стала сердцем королевского двора. Как уже говорилось, Франциск I отличался чрезвычайной любвеобильностью, хотя многие из его любовных похождений лишь плод фантазии писавших о них современников. Но почву для них, конечно, давали реальные любовные связи короля. Груз государственных дел взвалила на себя Луиза Савойская, а её сын полностью отдался удовольствиям. Однако в начале 1517 года он немного остепенился, учредив при дворе новую должность официальной королевской фаворитки для Франсуазы де Фуа. Бывшая фрейлина Анны Бретонской, та прекрасно знала итальянский язык и латынь, а также писала стихи, но после венчания с графом Шатобрианом десять лет прожила в его замке в Бретани. Согласно одной из версий, об этой даме Франциску рассказал Анн де Монморанси, желая вырвать короля из объятий красавицы Клериче, которая удерживала его в Италии.

Получив королевский приказ прибыть с женой в Амбуаз, Жан де Лаваль, граф де Шатобриан очень удивился. Тем не менее, поразмыслив, он отправился в путь один. Но Жан не учёл любопытства Франциска I, сгоравшего от желания увидеть его жену, красотой которой восхищается историк ХIХ века Андре Кастелло:

— Невозможно представить себе более гармоничное лицо, более красивый разрез миндалевидных глаз, более маленький и пухлый ротик, волосы цвета чёрного угля. Что же касается её тела, то лучше не пытаться его описывать, на это не хватит слов…

В один прекрасный день у короля состоялся разговор с её мужем, содержание которого донёс до нас писатель XVII века Антуан де Варильяс:

— Господин де Шатобриан, для нас было бы огромным удовольствием увидеть в Амбуазе вашу супругу…

Лаваль попытался схитрить:

— Сир, моя жена не любит свет, ей больше нравится в нашем замке.

Но король продолжал настаивать, а его желание имело силу закона. Тем не менее, граф перед отъездом приказал супруге:

— Может случиться, что я буду вынужден пригласить Вас явиться ко двору… Не подчиняйтесь этому приказу…

— Да разве я посмею не подчиниться Вам? — спросила молодая женщина.

— Когда я действительно захочу, чтобы Вы ко мне приехали, я пришлю с письмом вот этот перстень.

И он показал Франсуазе два одинаковых перстня. Когда король снова потребовал, чтобы он пригласил в замок жену, Лаваль прямо на глазах суверена написал записку, в которой приглашал жену приехать к нему, но при этом не приложил к письму упомянутый перстень. Но он не знал, что у короля повсюду были шпионы: один из них узнал про этот перстень и доставил его монарху. Франциск приказал быстро изготовить копию, после чего оригинал был положен в ларец Шатобриана. Спустя несколько дней граф с удивлением увидел, что в Амбуаз приехала его красавица-жена:

— Вы не должны были подчиняться моему приказу, к письму не был приложен перстень.

— Но перстень был приложен к письму, вот он, — возразила Франсуаза.

Как Жан и подозревал, стоило Франциску увидеть молодую женщину, он тут же воспылал к ней страстью, которую выразил в стихах:

Едва подумаю о дне, когда тебя увидел,

Душа моя взлетает ввысь, волнуясь,

И замирает там, тобой любуясь.

Графиня де Шатобриан героически сопротивлялась его натиску в течение нескольких недель, но, в конце концов, сообщила королю о своём близком поражении тоже в стихах:

И под угрозой смерти я не стала б говорить

Того, в чём я тебе сейчас признаюсь,

Уверена я: честь мою ты сможешь сохранить,

Ведь сердце и любовь мою тебе вверяю.

Так началась страстная любовь, которой суждено было продлиться десять лет. Естественно, в течение этого времени король довольно часто изменял своей возлюбленной, а та отвечала ему той же монетой, но их взаимные измены ничуть не повлияли на искренность их любви. Наделённая не только редкой красотой, но также жизнерадостностью и остроумием, Франсуаза де Фуа, в отличие от многих других королевских фавориток, любила своего возлюбленного, даже не помышляя о том, чтобы извлечь из этого личную выгоду. Ну, разве что добилась высоких должностей для своего супруга-рогоносца и своих трёх братьев: Лотрека, Лескёна и Леспарра. Что же касается Франциска, то он проявлял к своей любовнице постоянство чувств, что для него было несвойственно. После каждого своего похождения на стороне он возвращался к ней ещё более влюблённым и снова прибегал к поэзии, чтобы унять её ревность:

И даже если взгляд я на другую устремляю

Частенько в месте, где мы с Вами повстречались,

Не значит это, что любовью к ней пылаю.

Слухи об этой любовной связи короля получили широкое распространение. Не привыкший скромничать относительно своих побед и охваченный радостью обладания такой красивой женщиной, Франциск отбросил всякую осторожность. Он ввёл Франсуазу в свиту своей жены, а сам стал вхож к ней в любое время дня и ночи. Граф де Шатобриан, естественно, не стал скрывать своего недовольства, за что и удостоился всеобщего осуждения.

Вот что говорит об этом Брантом:

— Мне приходилось слышать, что как то король Франциск захотел переспать с одной из придворных дам, в которую был влюблён. Явившись к ней, он наткнулся на её мужа, который со шпагой в руке ждал, чтобы убить короля. Не растерявшись, король приставил к груди противника острие собственной шпаги и повелел ему поклясться жизнью, что никогда не причинит жене никакого зла и что если всё же позволит себе хоть какую-то малость, то он, король, прикажет отрубить ему голову; а на эту ночь послал его прочь и занял его место. И дама эта была счастлива, что нашла такого храброго защитника своего самого главного богатства, тем более что с этих пор никто, начиная с мужа, не смел ей слова сказать, и она делала всё, что захочет!

Таким образом, Жан де Лаваль быстро понял, что проявил отсутствие такта, и принял разумную позицию — на всё закрыл глаза. И за это попал в милость к королю, который осыпал его дождём наград. Однако эта связь Франциска вызвала неодобрение Луизы Савойской и Маргариты. Они опасались влияния графини де Шатобриан на их Цезаря, которое сильно вредило их собственным интересам. Но все попытки герцогини Ангулемской разлучить влюблённых постоянно наталкивались на сопротивление короля. А вот Клод приняла данное положение вещей без малейшего протеста и Франциск, желая оставаться великодушным по отношению к ней, почти ежегодно награждал её ребенком. Что же касается Маргариты, то внешне она тоже смирилась с фавориткой брата.