В ту блестящую эпоху, которую историки назвали «Ренессансом», Маргарита задумала основать в Париже колледж, который бы способствовал возрождению древних языков. В его создании также принимали участие архиепископ Санский и королевский духовник Пети. Здание колледжа решили воздвигнуть на месте старого отеля де Нель. В его стенах должны были разместиться шестьсот учёных и докторов наук со всех уголков мира, в том числе, преподавателей греческого языка, иврита и латыни. Франциск и Маргарита искренне желали передать руководство колледжем знаменитому нидерландскому гуманисту Эразму Роттердамскому. В 1517 году Гильому Бюде было поручено вести переговоры с ним, и желание короля привлечь этого прославленного человека к своему двору было настолько сильным, что дело приобрело важность государственного значения. Однако лишённый амбиций Эразм предпочитал жить в Бале, выпуская книги со своим другом печатником Фробениусом, чем принимать заманчивые предложения различных властителей Европы, которые стремились видеть его при своём дворе.
— Я посеял семена своим переводом Нового Завета, однако доволен тем, что другие должны будут собирать урожай, — считал он.
В общем, переговоры Бюде провалились. Любовь к свободе заставила Эразма уклониться от яростной враждебности Сорбонны, которая уже начала проявляться в выступлениях против нового колледжа, пока существовавшего лишь в проекте. Разочарование от отказа известного гуманиста сильно охладило пыл Франциска и его сестры, тем не менее, спустя много лет проект был возобновлён снова, хотя и в гораздо меньшем масштабе.
Двор Франциска стал школой, в которой обсуждались изящная словесность и научные предметы за столом, в дружеском кругу или во время прогулок. Король был постоянно окружён учёными, беседующими с ним, обыкновенно за обедом, о разных диковинных вещах, о которых он слушал с величайшим вниманием. Особенно любил брат Маргариты рассказы из естественной истории.
— Он так умел пользоваться обществом знающих людей, что прекрасно усвоил всё, что писали древние и новые авторы о зверях, растениях, металлах, драгоценных камнях, и судил об этих предметах совершенно правильно, — свидетельствует хронист.
А вот Луиза Савойская оказывала покровительство исключительно тем, чьи таланты прославляли правление её сына. Улыбки Маргариты тоже всегда ярче сияли для тех, кто симпатизировал её вкусам. Красивым сонетом, изящным экспромтом или научной диссертацией можно было легко добиться её покровительства. В конце 1517 года герцогиня Алансонская взяла к себе на службу знаменитого поэта Клемана Маро, который ещё до того прославлял красоту и достижения сестры своего государя. Франциск, зная об удовольствии, которое Маргарита находила в обществе его камердинера, отказался от его услуг, чтобы она могла предоставить ему то же место в своей свите. Довольно быстро между Маро и его покровительницей установились дружеские отношения, которые со стороны поэта принимали иногда даже оттенок какой-то страстности, что дало повод некоторым исследователям предполагать существование любви там, где её, в сущности, не было. Несомненно, что Маро так же, как и другие лица, близко соприкасавшиеся с Маргаритой, находился под её обаянием. Лучше представить это помогает фрагмент послания другого поэта, Жака Пелетье, к Маргарите:
Поэты, умеющие… любить, ищут в тебе половину своей души.
Их сердца дарят тебе ту способность любви, которую даровал им Господь…
И твоими горько-сладостными милостями ты учишь их любить всё лучше и лучше…
Твоя мягкость их ободряет, твоё величие возбуждает жар в их груди, который мало-помалу убеждает их, что они смеют тебя любить.
И так постоянно они возвышают свою душу до того величия, к которому стремятся.
Ещё во времена Людовика XII среди знати стало модным придумывать себе личную эмблему и девиз — обычай, очевидно, пришедший из Италии. Франциск при своём вступлении на престол принял изображение саламандры со словами «Питаю и уничтожаю», которые до сих пор можно увидеть почти на каждом здании и памятнике, возведённом в его правление. А герцогиня Алансонская избрала своей эмблемой подсолнух, потому что, по словам Брантома, её сердце было отдано Богу, этот же цветок имел не только сходство с солнцем, но и всегда поворачивался в сторону этого светила. Маргарита придумала также для себя девиз: «Несамостоятельна в действиях», дабы показать, что она связывала все свои действия, мысли, волю и привязанность с великим солнцем, которое есть Бог.
Герцог Алансонский не присоединялся к жене при дворе её брата до тех пор, пока торжества, устроенные в честь крещения дофина Франциска, не вынудили его вместе с другими высокопоставленными дворянами королевства явиться в Амбуаз. Вероятно, Карл был возмущён бегством Маргариты из Аржантана. Франциск, однако, независимо от того, хорошо или плохо поступила его сестра в этом вопросе, горячо поддерживал её во всём и одаривал её всеми знаками отличия и привязанности, которые он только мог ей предоставить. Через несколько недель после её прибытия в Амбуаз король сделал Маргариту герцогиней де Берри. Благодаря подарку брата Маргарита теперь имела собственный независимый доход, а предоставление ей права покровительства Буржскому университету позволили сестре короля давать приют и убежище многим из её друзей, когда они были изгнаны из Парижа в результате преследования Сорбонны.
Как уже упоминалось, 28 февраля 1518 года в Амбуазе королева родила дофина Франциска. Радость короля была безгранична. К тому же, это счастливое событие на некоторое время отвлекло внимание общественности от позорной борьбы между государем и его парламентом. Франциск послал одного из своих дворян, Сен-Месме, сообщить папе радостную весть и попросил его стать крёстным отцом дофина вместе с герцогом Лотарингским, в то время как Маргарита стала крёстной матерью. В ответ Лев Х сообщил, что его особу во время крестин будет представлять Лоренцо Медичи, герцог Урбино.
Племянник папы выехал из Рима в сопровождении блестящей свиты флорентийской знати. В этом поезде насчитывалось тридцать шесть мулов, нагруженных дорогими подарками от папы королеве и невесте герцога, Мадлен де ла Тур. Среди подарков Клод была роскошная парадная кровать, инкрустированная позолоченными черепаховыми панцирями и перламутром, чья стоимость оценивалась в 300 000 дукатов. Также Лоренцо Медичи привёз две картины Рафаэля: «Святое семейство» для королевы и «Святого Михаила» для короля. Желая не уступить ему в щедрости, Франциск назначил герцогу годовую пенсию в 10 000 экю. Поскольку оказалось невозможным разместить в Амбуазе всех королевских гостей, собравшихся на крещение дофина, над просторным двором замка был устроен навес из плотной ткани с лилиями, защищавший от ветра и дождя. Стены этого огромного павильона были увешаны богатыми гобеленами, изображавшими разрушение Трои и осаду Иерусалима. Нижний двор, в который выходила часовня, также был увешан гобеленами, вытканными из шёлка и изображавшими подвиги Геракла. На помосте было установлено великолепное парадное ложе для маленького принца. Над этим ложем возвышался балдахин из золотой парчи, на котором был изображён герб Орлеанского дома. От него к часовне вела высокая платформа, по которой должна была пройти процессия. Для знатных особ, приглашённых в часовню, были разостланы богатейшие бархаты и турецкие ковры.
Поскольку церемония проводилась поздно вечером, 25 апреля, более четырехсот лучников и столько же швейцарских гвардейцев выстроилось вдоль дороги к часовне, причём каждый нёс пылающий факел, так что было светло, как в полдень. Первыми маршировали офицеры королевского оркестра под мелодичные звуки труб и литавр. За ними шли дворецкие королевского двора со своими служебными жезлами и сто камергеров в богатых облачениях. Затем прибыл король в доспехах и герольды Савойи, Бретани, Нормандии и Дофинэ. Следом шла блестящая группа дворян по двое в ряд, которые предшествовали принцам, выбранным королём, чтобы принять ведущее участие в этой помпезной церемонии. Один из приятелей Франциска, граф де Сен-Поль, нёс тазик для дофина, коннетабль де Бурбон маршировал с восковой свечой, герцог Алансонский — с солонкой, а Лескён (брат графини Шатобриан) — с колыбелью. Далее следовал герцог Урбино, очень богато одетый и с ожерельем ордена Святого Михаила, держащий на руках дофина и поддерживаемый справа папским нунцием, а слева — послами императора и короля Испании. В процессии также приняли участие мать, сестра, свояченица короля и две его маленькие дочери-погодки, Луиза и Шарлотта, которых несли на руках. Что же касается графини Шатобриан, то она шла вместе с принцессами крови. По прибытии в капеллу все эти выдающиеся личности были встречены кардиналом де Буази и группой епископов и аббатов в митрах. Купель стояла на помосте, возвышающемся на шесть ступенек от пола и богато украшенном бархатными гобеленами и золотыми обручами. Маргарита, герцоги Урбинский и Лотарингский, крёстные маленького дофина, заняли своё место рядом с купелью, в то время как остальные кавалеры и дамы выстроились в соответствии с правилами строгого этикета вокруг помоста. Крестил младенца кардинал де Буази, ему помогали кардиналы Буржа и Вандома. Король и королева в компании адмирала Бонниве и других вельмож наблюдали за церемонией из застеклённой галереи, возведённой справа от купели. После окончания церемонии последовал чудесный банкет, а затем — грандиозный балет и бал, которыми, как утверждают хронисты, король от души наслаждался. Клеман Маро же так воспел радость королевства: «Да будет ласковым державное море для прекрасного дофина, которого так ждала Франция!»
Через три дня в часовне Амбуаза состоялось венчание Лоренцо Медичи и Мадлен де ла Тур. По этому случаю Франциск устроил великолепный банкет. Невеста сидела под навесом за столом между королевой и герцогиней Ангулемской. Гостям под звуки труб и других музыкальных инструментов были поднесены три блюда яств. Когда банкет завершился, Клод развлекала двор маскарадом. По сигналу семьдесят две дамы вошли в зал группами по двенадцать человек, одетые в различные национальные костюмы, и поразили гостей изящными танцами. Наконец, королева объявила об окончании бала и повела молодую герцогиню Урбинскую к её брачному ложу. Позже Флёранж записал в своих мемуарах:
— В придачу к мужу она получила сильнейший и совершенно свежий сифилис.
Дело в том, что Лоренцо Медичи приехал во Францию в ослабленном состоянии, что стало поводом предположить, будто он болен венерической болезнью. Хотя это, вероятно, было всего лишь последствием недавней раны, полученной при осаде Урбино.
3 мая Франциск I в окружении двадцати четырёх всадников, разодетых в бархат и дамаст и с развевающимися перьями на шляпах, объявил турнир открытым. Сражались столь горячо, что Федерико де Гонзага, маркиз Мантуанский, и Людовик де Брезе, Великий сенешаль Нормандии и супруг одной из самых красивых дам при дворе, Дианы де Пуатье, были серьёзно ранены.
Восемь следующих дней прошли тоже в турнирах и рыцарских поединках в честь королевы и молодой герцогини Урбино. После чего Лоренцо и Мадлен попрощались с королём Франциском и отправились в Рим, где папа вместе с кардиналами радушно встретил свою новоявленную племянницу, которая 13 апреля 1519 года родила дочь Екатерину Медичи, будущую королеву Франции.
Оставшуюся часть 1518 года Маргарита жила при дворе своего брата, где она занимала довольно высокое положение. Герцог Алансонский был богат и, несмотря на все свои недостатки, не страдал скупостью. У его жены было шесть фрейлин, свои камергеры, капелланы, секретари, привратники и камердинеры. Ещё Маргарита держала у себя на службе многих литераторов, предоставляя им пенсии и почётные должности при своём дворе. Год прошёл в банкетах, празднествах и путешествиях по всему королевству. Герцогиня Алансонская сопровождала своего брата, занимаясь, в основном, делами религии и искусства, так как Луиза Савойская никому не позволяла вмешиваться в управление государством. Клод же занималась воспитанием своих детей. Власть Франциска достигла вершины своего расцвета. Император, папа, швейцарцы, парламент и Сорбонна были вынуждены смиренно подчиниться его воле. Но вскоре на политическую арену выступил человек, обладавший более сильной властью, чем король Франции. И звали его Карл Габсбург.
Если юность Франциска прошла в блеске и достатке благодаря опеке самой любящей из матерей и щедрости короля Людовика XII, то, напротив, Карл воспитывался в сравнительной безвестности в Нидерландах. Его отец, эрцгерцог Филипп Красивый, умер, когда он был ещё ребёнком, а мать, инфанта Хуана, сошла с ума. Поэтому опекунами мальчика стали его тётка Маргарита Австрийская и дед, император Максимилиан I, человек нерешительный, расточительный и слабый, которого любили в Германии, но мало уважали в Европе. Никакие блестящие придворные зрелища, красивые женщины или развлечения не оживляли детство и юность эрцгерцога, однако размышления в уединении брюссельского двора сформировали будущего великого императора. Карлу приходилось проявлять терпение и выдержку, и, в отличие от Франциска, он был вынужден трудиться с непрестанной настойчивостью, чтобы добиться не только своих умеренных желаний, но и своих законных прав. В 1516 году Карл унаследовал испанский престол, а в начале 1519 года, когда скончался Максимилиан, он выступил основным соперником Франциска I, тоже претендовавшего на императорскую корону. Для того, чтобы склонить курфюрстов (князей-выборщиков) на свою сторону, король решил отправить в Германию своего друга Бонниве.
В 1518 году адмирал уже оказал своему покровителю реальную услугу, отправившись послом в Англию и поспособствовав возвращению Франции города Tурне, захваченного англичанами в предыдущее царствование. Дело было тем более сложным, что кардинал Вулси, вице-канцлер Генриха VIII, присвоил себе руководство этим богатым епископством. Однако лесть и великолепные подарки Бонниве помогли убедить алчного прелата. Справедливости ради нужно добавить, что Этьен Понше, епископ Парижский, Франсуа де Рошешуар, сеньор де Шамденье, и Никола де Нёвилль, сеньор де Вильруа, помогавшие адмиралу в этом посольстве, разделили с ним успех переговоров.
Было бы также неправильным думать, что, только стремясь к благу Франции, молодой Франциск мечтал обладать короной императора Священной Римской империи. Честолюбие и тут не давало ему покоя. То ли его вдохновляла слава императора Карла Великого, под чьей властью когда-то была создана огромная империя, в которую входили территории современных Франции, Германии, Нидерландов, Бельгии и Италии, то ли он желал установить гегемонию Франции на континенте.
— А также покорить своим величием прекрасную госпожу де Шатобриан, — указывает Ги Бретон.
Вокруг избрания нового императора шёл самый настоящий торг. Курфюрсты, совершенно не стесняясь, откровенно набивали себе цену.
Успех переговоров в Англии заставил короля поверить в то, что Бонниве обладает большим дипломатическим талантом. Сопровождали его Дорваль, опытный переговорщик, и Флёранж, который, будучи сыном герцога Робера де Ла Марка, владетеля Седана, чьи земли граничили с Империей, был хорошо осведомлён о германских делах. В мае 1519 года переговорщики прибыли в Трир с четырьмя сотнями германских кавалеристов.
— Постоянно называвшиеся послами, они везли с собой 400 000 экю, которые лучники несли под своими бригандинами (доспехами) и в бужеттах (жезлах), — писал в своих мемуарах Флёранж.
Открыто и бесстыдно французы пытались купить голоса курфюрстов. Агенты Карла Габсбурга делали то же самое, но с большей скрытностью. Избиратели брали деньги обеими руками, оставляя за собой полную свободу выбора, и, за исключением архиепископа Трирского, большинство было против Франциска I. Бонниве зазывал немецких князей и графов к себе на пиры, откуда гости почти всегда разъезжались пьяными. Но большинство историков придерживается следующей позиции:
— Если бы Бонниве сохранял внешние приличия, подобающие представителю самого могущественного правителя Европы, распределял бы деньги с благоразумием и экономией, а не расшвыривал бы их с показным блеском, то у Франциска были бы все шансы выиграть выборы.
Папская курия заняла неопределённую позицию. Избрание императором Карла грозило превращением римского престола в рупор мировой политики Габсбургов и ослаблением его роли в европейских делах. Но и избрание французского короля, навязавшего Льву X Болонский конкордат, ставивший католическую церковь во Франции под контроль королевской власти, не сулило Риму ничего хорошего. Поэтому папа не вмешивался в ход предвыборной кампании и ограничивался лишь закулисными переговорами с представителями соперничающих сторон.
В итоге безумные расходы Бонниве, его горячность и высокомерие настроили большинство курфюрстов против французов и, несмотря на все усилия архиепископа Трирского, императором был избран Карл Габсбург. Общее мнение выразил курфюрст Фридрих Саксонский, которого Эразм назвал «Мудрым»:
— Надо выбрать старшего из немецких князей (он имел в виду самого знатного, то есть Габсбурга).
На результате выборов также сказались знаменитые 900 000 гульденов, которые Маргарита Австрийская заняла у немецких банкиров Фуггеров на предвыборную кампанию своего племянника.
После оглашения результатов выборов Бонниве направился в Кобленц, где соединился с Флёранжем и Дорвалем. Их возвращение во Францию не обошлось без приключений. Франц фон Зиккинген, немецкий рыцарь, во главе наёмников устроил им засаду, чтобы завладеть тем немногим, что осталось не растраченным на подкуп избирателей. К счастью, архиепископ Трирский дал французам эскорт до Лотарингии. Адмирал, сражённый болезнью, вызванной разгулом, остановился здесь на два месяца, чтобы подлечиться водами в Пломбьере.
Одним из первых поступков Карла V после его избрания императором было написание очень скромного письма своему разгневанному сопернику, а также Анну де Монморанси с просьбой оказать ему добрые услуги для поддержания мира между Францией и Империей. Однако Франциск I был слишком огорчён предпочтением, оказанным Габсбургу. Независимо от личной вражды, у них было слишком много наследственных споров, которые вполне могли служить предлогом для начала военных действий. Согласно Парижскому договору 1516 года Карл обязался вернуть часть Наварры семье д'Альбре. Тем не менее, став императором, он от этого обязательства уклонился. А также не выплатил сумму в 100 000 золотых дукатов, которую обещал дать Франциску в обмен на уступку прав на Неаполитанское королевство, и отказался признавать себя вассалом короля Франции как владетель графств Фландрии и Артуа. Наоборот, Карл V потребовал от короля вернуть ему герцогство Бургундию, узурпированное Людовиком XI у его бабушки Марии Бургундской. Также он отстаивал свои права на Миланское герцогство как на ленное владение Империи, которое Франциск отнял у герцогов Сфорца. В общем, причин для военных действий было достаточно.
Во время скандальных предвыборных переговоров два государственных мужа, Артюс де Буази и Гийом де Крой, вели свои переговоры в Монпелье, стремясь сохранить мир между Франциском I и Карлом V и уберечь Европу от ужасов всеобщей войны. Спустя два месяца, 1 мая 1519 года, когда они уже были близки к согласию, Буази, которого с некоторых пор стали именовать «кузеном короля», умер от мочекаменной болезни. Его брат узнал об этом, находясь в Германии. Опозоренный своим дипломатическим провалом, Гильом опасался вновь появляться при дворе, но по возвращении король встретил с его распростёртыми объятиями. Франциск I не только сделал Бонниве главным управляющим двора вместо умершего брата, но и поручил подготовку своей встречи с английским королём Генрихом VIII, чтобы заключить с ним союз против императора.
Так как Луиза Савойская до сих пор дулась на дочь из-за того, что та лишила адмирала своей благосклонности, Маргарита решила показать ей истинное лицо этого кавалера, которого, по-видимому, разлюбила. С этой целью, прикинувшись снова влюблённой, она коварно посоветовала Бонниве:
— Вам нужно подружиться с графиней де Шатобриан. Я рассказывала ей о нашей любви. И в её окружении мы сможем видеться без всякой опаски.
Адмирал поверил ей и, надеясь, что таким путем он сможет вернуть себе её расположение, стал ухаживать за Франсуазой де Фуа. Но, как всегда, не смог удержаться… Как пишет Брантом, однажды Бонниве обманул короля с его фавориткой прямо в замке Амбуаз. Когда в дверь постучал Франциск, графиня затолкнула адмирала в огромный камин и забросала его лежавшими там листьями. Потом, не теряя самообладания, она открыла дверь царственному любовнику. Таким образом, Гильом вынужден был быть тайным свидетелем любовных игр этой парочки. Наконец, Франциск собрался уходить.
— …тут ему захотелось удовлетворить настоятельную потребность, — говорит Брантом. — За неимением других удобств, он справил малую нужду в упомянутый камин. Он так торопился, что полил несчастного влюблённого словно из садовой лейки…
Только после ухода Франциска, по словам рассказчика, адмиралу удалось «согреться огнём своей дамы».
Будучи крайне польщённой тем, что приобрела столь галантного кавалера, Франсуаза не стала скрывать своей радости, и молва об этом разнеслась повсюду. Когда же слухи дошли до Луизы Савойской, приехавшей в то время ко двору короля, то она, наконец, перестала гневаться на дочь из-за Бонниве.
— Дворянин этот был так благороден, статен и обходителен, — пишет о нём Маргарита, — что все придворные дамы очень к нему благоволили. В числе их была и возлюбленная короля, но она не была ни так молода, ни так хороша собою, как его жена. Однако молодой дворянин так полюбил эту даму, что совершенно перестал обращать внимание на жену и за целый год провёл с ней, может быть, одну только ночь. И что для неё было ещё горестнее — муж её никогда с ней не разговаривал и не выказывал никаких признаков своего к ней расположения. И, пользуясь богатством жены, он самой ей уделял столь малую его часть, что она даже не имела возможности одеться так, как полагалось и как ей хотелось.
Между тем Луиза де Кревкёр, как и предсказывала герцогиня Алансонская, действительно сделалась одной из красивейших женщин Франции, и «все стали говорить, что никто из придворных дам не может сравниться с ней по красоте».
— И чем больше она сознавала, что достойна любви, тем обиднее становилось ей, что муж не обращает на неё никакого внимания, — читаем в «Гептамероне».
Она начала следить за своим мужем и, в конце концов, открыла истинную причину его холодности, убедившись, что он изменяет ей с графиней де Шатобриан.
— И вот, с тех пор как она окончательно уверилась в том, что муж ей изменяет, она так опечалилась, что стала носить только чёрные платья и перестала вести светский образ жизни.
Со своей стороны, Маргарита сделала всё, что могла, чтобы уговорить Луизу де Кревкёр не печалиться и не отвращаться от жизни. Вскоре та послушалась свою госпожу и стала принимать ухаживания некоего важного вельможи. Но когда об этом случайно узнал Франциск, то приказал царедворцу отступиться от жены своего любимца. Вероятно, из ревности, Бонниве, наконец, обратил внимание на свою красавицу-жену, да только теперь Луиза стала сама избегать его. Дело в том, что у неё как раз начался новый роман с неким молодым человеком, любимцем дам. Тогда адмирал поспешил услать её в провинцию под надзор своей замужней сестры, а сам продолжил ухаживания за фавориткой короля. Но граф Шатобриан, узнав о связи Бонниве с его женой, «воспылал такою ревностью, что решил во что бы то ни стало убить» своего соперника. Маргарита испугалась и тотчас же предупредила адмирала о грозящей ему опасности, но «тот сразу же вернулся к своим прежним помыслам и ответил, что если только ей будет угодно каждый день проводить по три часа в его обществе, он больше не скажет (Франсуазе) ни единого слова».
Однако принцесса на это не могла согласиться.
— Но если Вы не хотите дать мне жизнь, то зачем же Вы предостерегаете меня от смерти? — спросил её Гильом. — Или только для того, чтобы терзать меня мучениями, которые для меня страшнее, чем тысяча смертей? Так знайте, сколько бы раз мне ни удавалось избежать смерти, я буду искать её и, в конце концов, найду, ибо только тогда сердце моё обретёт покой.
Холодность Маргариты, возможно, объясняется тем, что она была увлечена своим новым поклонником герцогом Бурбоном, которого из-за его могущества и богатства называли «вторым человеком в королевстве». Франциск I, как известно, сделал его вице-королём Неаполя, но потом отозвал обратно во Францию по просьбе Луизы Савойской, скучавшей за своим любовником. Вместо него в Милан уехал маршал Лотрек, старший брат графини Шатобриан. Таким образом, король убил двух зайцев, угодив и матери, и фаворитке. А обиженный на Луизу коннетабль в отместку стал ухаживать за её дочерью.
Тем временем, при дворе гадали, возьмёт или не возьмёт Франциск свою фаворитку на встречу с Генрихом VIII. Впрочем, придворные зря сомневались, ибо именно Франсуаза вдохновляла своего царственного любовника на то, чтобы, поразив английского короля своей роскошью, склонить его к союзу с Францией. Вдобавок, она рассчитывала во время этой встречи сыграть самую блестящую роль.
Это событие состоялась в июне следующего 1520 года на севере Франции между городами Ардр и Гине. Франциска I сопровождали туда его жена, мать, сестра и… графиня де Шатобриан.
— После четырёх дней пути, — пишет Ги Бретон, — королевский кортеж, наконец, выехал на равнину, где стояли триста палаток из расшитой золотом и серебром ткани. Необычен был это лагерь. Настоящие полотняные дворцы его образовывали сказочный город, выросший будто из-под земли.
Недаром место встречи двух монархов назвали «Полем золотой парчи».
И вот наступил момент первой встречи двух королей. Франциск в белом одеянии с золотым поясом, в золочёной обуви и в маленькой шапочке с развевающимся султанчиком приветствовал Генриха, одетого в пурпурный камзол и увешанного драгоценностями с головы до ног. Сохранилось интересное описание внешности французского короля, оставленное одним уэльским солдатом, который присутствовал в лагере англичан:
— Его голова соразмерена… У него гладкие, тёмно-русые волосы, трёхмесячная борода более тёмного цвета, длинный нос, глаза цвета лесного ореха… молочная кожа. Его ягодицы и бёдра очень мускулистые, но, ниже коленей, его ноги худые, изогнутые, длинные и полностью плоские. У него приятный голос, но «не королевская» привычка постоянно закатывать глаза к небу…
Один шатёр, возвышавшийся над всеми остальными, специально предназначался для обмена церемониальными приветствиями обоих королей. Его внутреннее убранство состояло из ковров, роскошных тканей и драгоценных камней. Франциск, Генрих, королева Клод, Луиза Савойская и графиня де Шатобриан вошли в него в сопровождении двух английских и двух французских сеньоров. Затем Генрих VIII поприветствовал дам, окружавших Франциска и, судя по всему, был рад, наконец, увидеть его фаворитку, о которой ему столько рассказывали в Лондоне. Французский король заметил, как вспыхнул взор англичанина, и был счастлив, что смог поразить своего соперника не только несравненными богатствами, но и восхитительной любовницей.
А вот Маргарита не принимала активного участия в переговорах, и придворные хронисты просто официально зафиксировали, что она присутствовала на всех последовавших за этим банкетах и рыцарских турнирах. Генрих VIII стремился стать арбитром между Франциском I и его могущественным соперником-императором, причём во время встречи было торжественно провозглашено обручение единственной дочери короля Марии Тюдор, предполагаемой наследницы Англии, с дофином Франциском.
Увы! Вся эта демонстрация роскоши не принесла никакой пользы. Скорее, наоборот. 24 июня 1520 года, через семнадцать дней, монархи распрощались. А спустя некоторое время к королю Англии прибыл с визитом Карл V с маленькой свитой и в скромном одеянии. Через три дня император и Генрих VIII заключили союз, договорившись о том, что маленькая Мария Тюдор станет невестой Карла. Если Франциск I отнёсся к этому по-философски, то Луиза Савойская не могла забыть о том, что ненужная демонстрация роскоши полностью опустошила королевскую казну. И обвиняла фаворитку сына:
— Это графиня Шатобриан побудила моего Цезаря на безумные траты!
По словам Ги Бретона, «Мадам» сделала так, чтобы слух о том, что Франсуаза стала любовницей Бонниве, дошёл до её сына. Однако Франциск по отношению к любовным связям между мужчинами и женщинами проявлял большую терпимость, о чём свидетельствует вот такое его наставление:
Все те, кто дам любезных осуждают,
Рогами тайно награждающих дружков своих,
Клевещут зря, напоминая болтунов пустых,
Ведь дамы этим милосердье проявляют…
Тогда мать короля на время затаила свою ненависть.