В деревню мы прибыли где-то через час. От постоянной тряски меня немного укачало, и я радовалась предстоящей остановке и отдыху.
Наш обоз въехал на широкую улицу, которая тянулась на десятки дворов. Лай собак ещё издалека оповестил жителей, что прибыли гости. Гораций с удовольствием отвечал сородичам, лёжа на сундуке и внося ещё больше сумятицы. Босоногая детвора в рубахах высыпала на улицу, с интересом разглядывая проезжающую карету.
— Барин! Барин приехал! — кричали они невпопад, следуя за обозом.
Я с удивлением смотрела на их чумазые загорелые лица и счастливые улыбки. Взрослые, пожилые мужчины и женщины, услышав крики, тоже начали выходить из дворов. Молодые, видимо, в это время работали в поле.
— Зачем мы приехали сюда? — брезгливо сморщила нос Александра Антоновна. — Константин мог бы съездить один. Или вообще вызвать старосту в усадьбу.
— Может, срочное дело, — пожала я плечами, разглядывая небольшие деревянные дома, крыши которых были покрыты соломой, а в загонах гуляли жеребята с лошадьми, козы или телята.
— Ой, коровки, — заулыбалась Маша, прильнув к окну. — Какие они милые.
— Грязные и вонючие, — проворчала тётушка графа, достав платок из ридикюля, и прикрыла им нос.
Карета остановилась возле большого двора со множеством построек. Граф спешился, и ему навстречу вышел дородный мужик с густой чёрной бородой, в косоворотке, штанах и лаптях. Он низко поклонился Константину, сняв шапку.
— Рады видеть вас, барин, — пробасил мужик. — Давненько вас не было.
— Здравствуй, Никодим, — сдержанно ответил граф. — Мы проездом. Хотел узнать, как дела в деревне и есть ли что-то срочное для меня.
— Так вы в Дивное едете? — удивился крестьянин, уставившись на карету и две повозки с вещами. — На лето? Как хорошо-то…
— Пока да, а там видно будет, — неопределённо пожал плечами мой муж. — Хотел познакомить вас с супругой своей.
— Вы обвенчались? Радость-то какая! Меланья! — заорал староста. — Поди сюды! Барин наш приехал! Жену молодую привёз!
Пока мужик звал хозяйку, граф подошёл к карете и открыл дверцу.
— Вас ждут, — и протянул мне руку.
Волнение охватило меня: я помнила о том, что староста, скорее всего, узнает меня. За мной последовала и матушка.
— Моя супруга Софья Андриановна, — представил меня граф старосте.
— Господи, барыня! — перекрестился вдруг мужик, взглянув на меня. Его лицо вытянулось, как только он заметил за моей спиной матушку, и он бухнулся на колени. — Екатерина Николаевна, вы ли это?
— Никодим, здравствуй, — спокойно произнесла женщина, хотя я видела, с каким трудом ей далась эта невозмутимость. — Вставай, не перед иконой в храме кланяешься.
— Как же это? — растерянно смотрел староста то на меня, то на матушку. — Барин, вы женились на юной барышне Паташевой?
— Да, Никодим, так и есть, — муж чуть улыбнулся крепостному. — Хозяйкой поместья будет теперь моя супруга.
— Меланья! Да где же ты? — снова заорал мужик, вставая с колен.
Вдруг со стороны избы донёсся истошный женский вопль.
— Кто это? — нахмурился граф, посмотрев на дом.
— Сноха моя мучается, — скривился мужчина, — ночью рожать вздумала и никак не разродится. Первый у неё ребёночек-то, тяжко идёт.
— А что же повитуха? — напрягся Константин, нахмурившись ещё больше. — Вызвали?
— Да ну её! — махнул староста. — Старая и слепая стала Фёкла, никто уж не зовёт её. Учила она дочь свою, учила, да толку никакого, только деток калечит. Мы уж сами как-нибудь. Бабоньки мои знающие, кто рожал уже, помогут ей.
— Что значит сами? — удивилась я. Снова раздался крик. — Ведите меня скорее к ней!
Я шагнула к крыльцу, но меня остановил граф, ухватив за плечо.
— Зачем? Вы же медсестра-травница.
— Хуже точно не сделаю, — упрямо поджала я губы, и граф отпустил меня.
— Никодим, веди нас в дом, — сухо произнёс мой муж.
Староста засуетился и взбежал на высокое крыльцо, открыв скрипучие двери. Я последовала за ним и оказалась в полутёмных сенях. Необычный запах трав и дерева окутал меня, откуда-то тянуло свежей выпечкой. Под потолком сушились пучки растений, у стен стояли деревянные кадки, косы и прочая утварь. За мной вошёл муж.
Никодим провёл нас не в дом, а дальше, в просторную клеть. Там стояли деревянные кровати, вокруг одной из них суетились три женщины-крестьянки разных возрастов. Сначала я привыкала несколько секунд к полумраку, так как свет шёл только от узеньких окошек под самым потолком.
— Барин! Барыня! — ахнули женщины, обернувшись.
— Меланья, оне помочь хотят, — вкрадчиво произнёс староста.
— Как тебя зовут? — я тут же подошла к постели, на которой лежала молодая беременная, и у меня сердце оборвалось при виде неё. Боже, совсем девочка, бледная, с огромным животом. Ей хоть восемнадцать есть? Скорее всего, нет.
— Дуня, — чуть слышно ответила роженица.
— Первая беременность?
Она кивнула.
— Воды текли?
— Не было ещё, — ответила за неё жена старосты.
— Когда начались схватки? — я обернулась и посмотрела на женщин.
— Так ночью, до того, как петухи начали петь, — неопределённо пожала плечами самая молодая наблюдательница, но чуть постарше роженицы.
— Здесь слишком темно, — я поняла, что без моей помощи им не обойтись. — Меланья, приготовьте чистую постель в избе.
— Как это — в избе? — опешила она. — Там же дети, мужчины скоро на обед придут…
— Выгнать всех на улицу, пусть там едят, — строго посмотрела я на женщину. — Вы хотите помочь своей снохе? Чтобы она и ребёнок остались живы и были здоровы?
Она растерянно кивнула.
— Тогда слушаться меня.
— Хорошо, барыня, — кивнула Меланья и покинула помещение.
— Что вы собираетесь делать? — нахмурился граф, подойдя ко мне ближе.
— Роды принимать, — я уверенно взглянула в его голубые глаза, которые в полумраке стали тёмно-синими. — Дуня не разродится сама.
— А вы справитесь? — недоверчиво изогнул он бровь.
— Сделаю всё возможное, что от меня зависит, — отчеканила я. — Скажите матушке и тётушке, что я задержусь. Они могут ехать в Дивное. Покиньте дом, здесь вы будете лишним.
Граф удивлённо изогнул бровь.
— Пожалуй, вы правы, мужчинам тут не место. Я вернусь за вами позже, — вздохнул он и вместе со старостой покинул клеть.
Я проводила его взглядом. В сердце бились волнение и тревога. Опыта у меня слишком мало, я молодой специалист, только закончила медицинский колледж. Я, конечно, принимала роды, но рядом со мной всегда были опытные врачи, а сейчас я совершенно одна, без привычного оборудования, препаратов и инструментов. Но и роженицу я не могу оставить мучиться.
— Нужна чистая кипячёная вода. Мыло есть? — обратилась я к самой старшей женщине — похоже, это мать старосты.
— Есть, — кивнула она и поспешила выйти.
Слава богу, хоть мыло в наличии.
— Ещё мне нужна длинная спица с крючком, ножницы, чистые передник, рубаха и платок. Найдёте? — я сняла пыльную шляпу.
— Найду! — отчеканила молодуха и тоже покинула помещение.
Крик роженицы снова разрезал пространство, девушка схватилась руками за живот, кривясь от боли.
— Дуня, слышишь меня? — я присела возле кровати, но трогать роженицу грязными руками не стала. — Дыши! Делай глубокий вдох и медленно выдыхай. Давай, девочка, помоги себе, — и я начала показывать, как дышать.
Девушка удивлённо посмотрела на меня, но послушалась и начала глубоко дышать, повторяя за мной.
— Умница, вот так, — похвалила я её, — скоро схватка закончится.
Когда Дуня успокоилась, расслабленно откинувшись на подушки, в клеть вернулась Меланья.
— Постель готова, — доложила она.
— Хорошо. Дуня, вставай, пошли в избу.
Беременная, кряхтя, еле села, потом встала. Свекровь закинула её руку себе на плечи и помогла дойти до светлой горницы, где были пусть и небольшие, но окна, которые более-менее нормально пропускали свет. В углу стояла кровать, туда и уложили девушку.
— Сейчас переоденусь и осмотрю тебя, — обратилась я к Дуне, заметив её молодую родственницу, которая принесла чистые вещи.
— Такое подойдёт? — девушка протянула длинную металлическую спицу с небольшим крючком и узкие ножницы.
— Да, только их нужно хорошо прокипятить в чистой воде, — строго посмотрела я на вполне подходящие инструменты. — Где это можно сделать?
— Печка как раз топится, там вода готовится для дитяти.
— Хорошо, — что ж, будем использовать те методы обработки инструментария, какие доступны. — Помогите мне, пожалуйста, снять платье и расшнуровать корсет.
Меланья быстро справилась с моей одеждой. Я осталась в одной тонкой сорочке. Вымыла руки по локоть с мылом под горячей водой, которую лила для меня молодая родственница. Вроде кто-то назвал её Акулиной. Потом женщины надели на меня бежевую рубаху из грубого домотканого полотна и передник, повязали на голову платок, спрятав под него все локоны.
— Приступим, — с поднятыми руками я подошла к кровати. — Дуня, не бойся. Я только осмотрю тебя.