Через час за мной приехала Екатерина Николаевна. Как и обещал граф, кучер отвёз нас домой в открытом экипаже. Вот тогда я смогла рассмотреть местность.
Дом Константина Александровича находился на окраине города, и, когда мы выехали на улицу, я с жадностью принялась всматриваться в дома и различные постройки. В основном это были деревянные одноэтажные здания, никакого асфальта, естественно, — обычная грунтовая дорога, по которой тряслась наша бричка. Дожди не проливались несколько дней, и из-под колёс летела пыль. Иногда приходилось прикрывать платком нос, когда навстречу мчался какой-нибудь экипаж и пыльный шлейф от него достигал нас. Скудные посадки деревьев и кустов не спасали широкие грязные улицы.
Каменные строения появились только ближе к крепости, и я заметила колокольню Воскресенского собора и башенку лютеранской кирхи, которые находились за крепостной стеной. Сердце замирало оттого, какой вид города предстал передо мной. Это надо же! Макет крепости, который я когда-то видела в краеведческом музее, словно ожил, и я собственными глазами смотрела на Омск того времени.
Проезжая по ветхому деревянному мосту через узкую Омь, я почувствовала необычайное волнение. В памяти всплыли картины из моего мира, где на этом же месте стоял новый широкий мост из железа и бетона, по которому ехать было в разы надёжнее.
Оказавшись на левом берегу, я с замиранием сердца разглядывала Ильинскую церковь, которой в моём мире уже не существовало, — её разрушила советская власть. От красивого здания с белёными стенами и зелёными куполами веяло умиротворением и благодатью.
Екатерина Николаевна перекрестилась, когда бричка поравнялась с церковью, и я тоже быстро осенила себя крестом, склонив голову. Помнится, моя прабабушка всегда так делала, если рядом оказывался храм или церковь.
Дом, в котором мне предстояло жить, находился почти на окраине Казачьего форштадта. Большое деревянное одноэтажное здание, почерневшее от времени, выглядело как последнее пристанище для городской бедноты. Внутри было не лучше: стены тёмные, пахнет сыростью и варёной картошкой. Наша квартира оказалась в самом конце коридора. Две небольшие комнаты, маленькая кухня с печкой и закуток, отгороженный ширмой, где стояли рукомойник и ведро с крышкой вместо туалета. Мылись Паташевы в общественной бане раз в неделю. Желания испробовать на собственной шкуре услуги городской бани не возникло.
В гостиной стояли два кресла и диван, требующие замены обивки, большой круглый стол, а также стеллаж с книгами. Небольшое окно выходило на север и пропускало мало света, поэтому в комнате с белыми стенами было сумрачно даже в солнечную погоду.
— Вот здесь мы и жили с Соней последние полгода, — тяжело вздохнула Екатерина Николаевна, окинув взглядом комнату. — Спасибо графу Зотову, что выплатил наш долг хозяину. Хоть какая-то передышка будет. Надеюсь, в следующем месяце мы найдём средства оплатить аренду. Не знаю, с чего вдруг он проявил благородство?
— Я знаю, — нервно сцепила я пальцы. — Константин Александрович сделал мне предложение... то есть вашей дочери.
— Что?! — ахнула женщина, опустившись на диван. — Он позвал тебя замуж?
— Да.
Я в подробностях рассказала о том, какие условия предложил граф и что требовалось от меня. Когда я озвучила обещание графа о возвращении поместья Паташевых, Екатерина Николаевна замерла, прикрыв рот ладошкой, и в её глазах заблестели слёзы.
— Послезавтра я должна дать ответ графу, — сердце сжалось от волнения. — Я понимаю, что этот брак спасёт нас обеих от нищеты и позора, но решила сначала спросить у вас. Как вы отнесётесь к тому, что я выйду замуж вместо Софьи? Это очень ответственный шаг для меня — ведь я решаю судьбу вашей дочери.
— София, ты думаешь, что сможешь вернуться в своё время? А если не получится? — вздохнула женщина. — Скажу тебе точно: моя дочь приняла бы предложение графа Зотова. Она очень любила наше поместье и скучала по нему. Когда она собиралась замуж за Андрея, то грезила о том, чтобы вернуться в Дивное.
— Значит, вы не против того, чтобы я вышла замуж за Константина Александровича? — облегчённо вздохнула я.
— Честно скажу, я рада, что граф оказался более благородным человеком, чем его брат, — из глаз матушки всё же брызнули слёзы. — Имя моей дочери наконец-то перестанут поносить в обществе. Мы сможем оплатить все долги и вернуться домой. Я даже думать о таком не смела.
У меня словно камень с души упал.
— Екатерина Николаевна, мне понадобится ваша помощь, — улыбнулась я, положив руку на прохладную ладонь женщины. — В субботу мне предстоит идти с графом на званый ужин к супругам де Граве. Я не сильна в дворянском этикете, в нашем мире нет таких строгих правил, и я боюсь попасть в неловкую ситуацию. У нас в запасе почти три дня, чтобы я успела подготовиться.
— Ох, конечно же, я помогу, — глаза женщины засияли. — Называй только меня теперь матушка или маменька, так ко мне обращалась Софья. Привыкай, нам нужно сохранить тайну, не забывай об этом.
— Конечно, матушка, — улыбнулась я. — Вы правы. Понимаю, вам тяжело, но, пожалуйста, расскажите ещё о Софье и её окружении. Я должна быть готова ко всему. Вдруг мне встретится её бывшая подруга или кто-то, хорошо знавший вашу дочь.
Время до пятницы прошло насыщенно: Екатерина Николаевна много говорила о дочери, с удовольствием обучала меня светским манерам и этикету. Я нашла много общего между мной и Софьей. Она училась на медсестру и прошла курсы травниц, я же окончила медицинский колледж и получила профессию акушерки. Хотела поступать в медицинскую академию и уже готовилась подать документы в июне, но судьба забросила меня сюда.
За эти дни я на себе ощутила всю бедность Паташевых. Питание было скудным: каша и чай с сушками или сухарями. Запасы круп и соли были на исходе, а долг перед бакалейщиком только рос. Екатерина Николаевна стыдилась просить снова продукты под карандаш.
Больше всего меня волновало то, что зимой в квартире будет холодно. По словам Екатерины Николаевны, они с дочерью экономили дрова и даже в морозы топили нежарко, чтобы хватило на всю зиму. Вдобавок проблема заготовки дров остро стояла перед нами, так как денег на них в этом году совсем не найти. Все драгоценности, какие можно было продать, матушка давно сдала в ломбард. Теперь надежда была исключительно на брак с графом, как бы меркантильно это ни звучало.
Перед сном я много думала о Константине Александровиче и уговаривала саму себя, что фиктивный брак — это вынужденная мера. Мне нужно как-то выжить в этом незнакомом мире и найти способ вернуться домой, так что ничего страшного нет в том, чтобы выйти замуж за малознакомого мужчину. Константин не вызывает во мне никакого отторжения или неприязни. Он нравится мне, и я чувствую к нему уважение и благодарность за то, что он решил помочь Софье и её маме. Да и Машенька со своими голубыми глазами, как у отца, запала мне в душу.
Когда пришла пятница, я была как на иголках и не находила себе места. Екатерина Николаевна красиво уложила мне волосы. Я надела голубое платье, которое смотрелось уместно и прилично для подобного приема. Взяв в руки книгу со стихами, попыталась отвлечься, пока ожидала графа.
Стук в дверь всё же раздался неожиданно. Мы молча переглянулись с Екатериной Николаевной, и, как хозяйка, она открыла дверь гостю.
Сердце замерло, когда он вошёл в помещение. Граф был в том же офицерском кителе — фуражку он сразу снял — а в руке держал шикарный букет розовых пионов.