Какой же переполох я навела из-за своего падения. Напугала Машу — она круглыми глазами смотрела на меня. Я старалась ей улыбаться, заверяя, что мне совсем не больно, хотя нога ныла. Хорошо, что шляпа и трава смягчили удар по голове. Дворовые, оказавшиеся поблизости, поспешили на помощь, но граф упрямо нёс меня к дому. Он шёл прихрамывая, потому что старая травма не давала идти ровно. Наверное, ему тяжело и неудобно нести меня. Мне стало неловко.
— Стойте! Я сама! — запротестовала, глядя на мужа. — Отпустите, говорю!
Граф не стал со мной спорить и аккуратно спустил меня на землю.
Я попыталась наступить на больную ногу, но тут же острая боль дала о себе знать.
— Ай! — не удержалась я и закусила губу от досады.
— Вам не дойти, а я один вас не донесу, — Константин поджал губы. — Обопритесь на меня.
Я обняла мужа за шею, прижавшись к его боку. В этот момент из дома выскочил пожилой мужчина в ливрее, наш новый слуга.
— Михаил! — граф обратился к дворецкому. — Помоги поднять барыню в спальню.
— Софья Андриановна, прошу, — слуга учтиво подставил плечо, и я смущённо закинула руку на его плечи, повиснув на обоих мужчинах и опираясь на здоровую ногу.
Мы не торопясь вошли в дом и двинулись к лестнице. Константин тяжело пыхтел и прихрамывал, но упорно шёл наверх. На его лбу выступили бисеринки пота, он упрямо сжимал губы. А мне было безумно приятно, что муж не оставил меня и решил помочь подняться в комнату.
Моё сердце гулко стучало в груди, и я теснее прильнула к мужу, наслаждаясь его сильным телом и ароматом полыни, исходящим от его кожи. Никогда мне не было так хорошо, как рядом с ним.
Обнимая его за шею, я вдруг поняла, что моё желание, произнесённое под Тобольскими воротами, сбылось в полной мере. Я ведь просила встретить мужчину, предназначенного мне судьбой: доброго, умного, воспитанного. Вот же он — обнимает меня бережно и находится совсем близко. Наши души снова встретились в этом мире. И, кажется, я уже давно влюбилась в него, только осознала это лишь сейчас.
Константин толкнул плечом дверь, распахнув её настежь, и мы боком прошли в спальню. У кровати я отпустила дворецкого, и тот поспешил покинуть мои покои. Муж аккуратно уложил меня на кровать. Только он хотел выпрямить спину, как я крепко сомкнула обе руки на его шее, и графу пришлось замереть в неудобной позе, нависая надо мной.
— Спасибо, — чуть дыша произнесла я, глядя в его ясные голубые глаза. Мне хотелось сейчас только одного — поцелуя…
— Не стоит благодарности, — сухо произнёс он, убрал мои руки со своей шеи и выпрямился. — В следующий раз сначала убедитесь, что нога освободилась из стремени. Это хорошо, что Аврора смирная лошадь и осталась стоять на месте.
— Простите, — я потупила взор, понимая, что сама виновата и поцелуя мне не видать. — Обещаю, больше не такого не повторится.
— Барин! Чем я могу помочь? — тут же нарисовалась Настасья, забежав в комнату.
— Принеси небольшое полотенце, смоченное в холодной воде, — отчеканил граф.
— И мой саквояж, пожалуйста, захвати, — решила я воспользоваться случаем. — Он остался во дворе у Егора.
Горничная кивнула и выбежала, закрыв за собой дверь.
— Я осмотрю вашу ногу, — тоном, не терпящим возражений, произнёс граф, присаживаясь на край кровати.
Я кивнула. Он аккуратно поднял мои юбки до колен, сначала снял сапог со здоровой ноги, потом принялся за другой, стараясь делать это бережно, и не спешил, чтобы по возможности не тревожить повреждённую ногу. Однако я всё равно чувствовала боль и невольно кусала губы.
Когда его пальцы коснулись шёлкового чулка у колена, приятные мурашки побежали по моей коже. Затаив дыхание, я наблюдала, как он медленно снимает мой интимный предмет одежды. Константин не торопился, словно ему нравилось делать это, и на мгновение я даже забыла о боли. Освободив мою ногу от лишнего, муж аккуратно осмотрел стопу. Взял подушку и подложил её мне под лодыжку.
— Похоже, вы потянули связки, — в голосе у него вдруг появилась хрипотца. Константин поднял глаза и пристально посмотрел на меня. Тёплая волна неги прокатилась по моему телу от его взгляда.
— Да, похоже на то, — чуть дышала я, а его пальцы нежно прикоснулись к моей обнажённой стопе, двигаясь вверх к колену. От этой ласки сердце моё забилось ещё быстрее. Что он делает?
— Софья… я… — муж смотрел на меня, подбирая слова, и я ждала, что он сейчас наконец-то поцелует меня и скажет, что любит…
Но в этот момент хлопнула дверь — вернулась горничная, неся в одной руке мой лекарский саквояж, а в другой небольшое блюдо с холодной водой, где мокло хлопковое полотенце. Всё очарование сразу пропало, граф снова нахмурил брови и отвёл взгляд. С самым серёзным видом он наложил холодный компресс на мою лодыжку.
— Настасья, смачивай полотенце через каждые три минуты и прикладывай к ноге Софьи Андриановны, — строго посмотрел хозяин на прислугу. — И так полчаса, не меньше. Я приду позже и наложу тугую повязку.
— Хорошо, барин, — кивнула горничная.
Муж даже не посмотрел на меня и вышел прихрамывая. Трость его осталась где-то во дворе. Я тяжело вздохнула. Что же он хотел сказать мне? Вот надо было Настасье появиться не вовремя. Прямо злой рок какой-то!
Горничная периодически охлаждала полотенце в воде и снова окутывала им мою ногу, иногда причитая о том, как это меня угораздило упасть с лошади. Я вежливо попросила её помолчать.
Когда через полчаса вернулся граф, тяжело опираясь на трость, в другой руке он держал стеклянную баночку и чистые бинты. Он успел сменить костюм. И я заметила, что мужчина стал сильнее хромать после того, как перенёс меня на руках через весь двор.
— Настасья, ты свободна, — я посмотрела на горничную, выпроваживая её из комнаты. Девушка мгновенно всё поняла и молча удалилась.
Граф принялся за мою травмированную ногу. Он постоянно поджимал губы, хмурясь, и неровное дыхание выдавало его эмоции. Константин злился. Наверное, на меня. Он сосредоточенно натёр лодыжку какой-то пахучей мазью и перебинтовал сустав. Делал он это всё быстро и ловко, даже не взглянув на меня.
И тут я поняла, откуда у мужа такие отличные навыки. После ранения нога временами даёт о себе знать. Эта мазь и бинты его личные, предназначенные для снятия болей и фиксации колена. Никогда ведь я не задумывалась о том, как порой ему бывает больно. Он же никогда не говорил об этом, и даже ни один мускул не дрогнул на его лице. Вот и сейчас Константин наверняка мучается ногой после нагрузки, поэтому и злится на меня.
— Константин Александрович, простите, что причинила вам боль, — тихо произнесла я, когда муж собирался молча покинуть мою комнату. — Честно, я не специально.
— О какой боли вы говорите, Софья? — мрачный взгляд графа скользнул по мне, отчего я смутилась.
— Ваша нога… из-за меня у вас теперь будет обострение, — поджала я губы. — Мне жаль…
— Не надо жалеть меня, Софья, — хмыкнул он, гордо вскинув подбородок. — Война внесла коррективы в мою жизнь, спасибо, что не отняла её. Отдыхайте. Берегите свою ногу, дайте ей восстановиться. Сегодня я ваш лекарь и рекомендую соблюдать постельный режим до завтра.
Граф схватил трость и вышел тяжёлой походкой из комнаты. Похоже, ему самому не помешает постельный режим.
Конечно, я понимала, что ногу следует поберечь и не стоит выходить из комнаты. Но скучать мне не пришлось. Меня вскорости навестили матушка и Александра Антоновна. Помимо разговоров о моём падении, мы решили насущные вопросы о том, что подавать завтра на званый обед и как развлекать гостей.
У меня выдался свободный час в тишине и покое. Тут же мне в голову пришла шальная идея: что, если я могу сама себя вылечить? Аккуратно согнула колено, призвала силу, и из рук полилось серебряное сияние прямо в ногу. Приятная прохлада окутала лодыжку, снимая боль. Работает! Минута волшебной терапии, и я смогла встать на ноги, совершенно не испытывая дискомфорта.
Эйфория накрыла меня. Может, у меня получится помочь Константину? Вот только как это сделать незаметно? Надо что-то придумать, а пока придётся до завтра лежать в постели и притворяться травмированной.
Обед принесла горничная на подносе и помогла мне переодеться в домашнее платье. Потом прибежала Мария. Она держала в руках книгу с любимыми сказками и уселась рядом со мной на кровать.
— Какую сказку будем читать? — улыбнулась я малышке.
— Подожди. Я хотела тебе кое-что показать, — и она вынула из книги два небольших листа из плотной серой бумаги, на которых были изображения, нарисованные углём.
— Это же ты, Маша! Прямо как живая, — ахнула я, опознав в первом рисунке девочку. — Как красиво! А это же… я?
На втором листе красовалась васадница в амазонке и шляпке точь-в-точь как у меня.
— Конечно ты! — захихикала девочка.
— Откуда у тебя эти портреты? — удивилась я, не понимая.
— Пока ты тренировалась, конюх сидел на пеньке и с тебя глаз не сводил, — начала воодушевлённо рассказывать Маша. — Потом проковылял в конюшню и вынес оттуда досочку с бумагой и грифелем. Снова сел и давай рисовать, на тебя постоянно поглядывал. Мне стало любопытно, что он там рисует. Мне очень понравился твой портрет, и я попросила Егора нарисовать меня. Вот, он отдал эти рисунки, а я решила тебе показать.
— Егор? — изумлению моему не было предела. — Это нарисовал конюх?
— Да. Правда красиво?
— Это великолепно! Где он так научился?
— Я спросила у него. Говорит, с детства любит рисовать, — пожала плечами девочка.
— Определённо, у Егора талант, — с трудом верилось, что обычный конюх умеет так профессионально рисовать. — Может, он изобразит нас вместе?
— Да! Здорово! Папа, ты и я! — обрадовалась девочка, обняв меня. Я прижалась к ней щекой, понимая, что не хочу возвращаться домой. Разве я смогу оставить Машу и Константина? Они теперь для меня самые родные и близкие люди. Осталось только завоевать сердце собственного мужа.