Жертва

ГЛАВА 18

Голова Триш гудела после трудной встречи. День в суде прошел неплохо, а вот потом в контору пришли двое клиентов, которые хотели срочно поговорить с адвокатом. Несчастные так страдали, что после разговора Триш не могла думать ни о чем, кроме их истории. Они хотели подать в суд на местные органы здравоохранения и добиться, чтобы те оплатили экспериментальное лечение их дочери, у которой не так давно обнаружили лейкемию в неизлечимой форме.

Сегодня вечером Триш казалось, что ее всегда будут окружать одни только несчастные семьи. Если они не мучили друг друга, то становились жертвами судьбы или безразличных чиновников, чьи интересы никогда не совпадали с нуждами людей. Органам здравоохранения всегда приходилось выбирать не менее чем из пятидесяти случаев, одинаково заслуживающих внимания.

Триш вспомнила, как Анне удалось втянуть ее в дело Деборы Гибберт в самом начале. Она сказала: «Тебя ведь всегда интересовали семейные проблемы». Ну, если не слово в слово, то примерно так. А что, разве такие проблемы волнуют не всех? В несчастных семьях люди страдали от боли и очень часто страдали без всякой вины. Разве могло быть что-то важнее? Все остальные проблемы начинались именно оттуда. Почти все преступники, которых Триш встречала в своей жизни, выросли в несчастных семьях.

В такие вечера Триш особенно сильно нуждалась в Джордже, но сегодня он развлекался в одиночестве, поэтому ей пришлось взять себя в руки и пойти домой — готовить ужин самостоятельно. «Хорошо, если у меня хватит сил хоть чего-нибудь съесть», — сказала себе Триш.

Наверное, она просто сходит в душ, чтобы смыть пыль, смешанную с потом, затем нальет бокал вина, включит телевизор и, устроившись в постели, заснет под какой-нибудь легкомысленный фильм. Триш понимала, что в принципе не должна была так устать. Просто последние несколько дней она засиживалась над бумагами далеко за полночь и, кроме того, до сих пор сильно злилась на Анну.

Триш подошла к металлической лестнице в свою квартиру и взялась за поручень перил. Пятьдесят ступеней к собственному домашнему очагу вдруг показались ей горой Эверест. Она кое-как подняла одну ногу и поставила на первую ступеньку. От ее грузной поступи металлическая конструкция гулко вздрогнула. Триш уже много лет не чувствовала себя такой разбитой. Особенно летом, когда работы бывало гораздо меньше, чем обычно.

— Здравствуйте, — сказал вдруг чей-то молодой, очень испуганный и смутно знакомый голос.

Триш посмотрела наверх, в сторону своей входной двери. В темноте вырисовывался смутный силуэт. Это была Кейт Гибберт.

— Вы там как? В порядке? — спросила она, глядя на Триш сверху вниз.

— Да. Просто немного устала, — ответила Триш и, собравшись с силами, выдавила улыбку. — Прости. Кейт, что тебе пришлось ждать. Как у тебя дела?

— Нормально. Извините, что я тут околачиваюсь, мне надо срочно с вами поговорить. Никакого другого адреса, где можно вас найти, я не знаю. Я пыталась позвонить вам на мобильный, но он не отвечает, а я… у меня нет денег, чтобы идти куда-то еще.

— Ты давно меня ждешь? — спросила Триш и, начисто забыв об усталости, взобралась по лестнице.

— С половины шестого. Я подумала, что к тому времени вы уже вернетесь с работы. Я не знала, что вы задерживаетесь допоздна.

— Господи! Ты простояла здесь пять часов? Кейт, девочка моя, прости, пожалуйста. Входи.

Триш включила свет и не раздумывая ринулась на кухню — дать Кейт вина и печенья, пока не готово ничего основательного. С банкой сырных крекеров в одной руке, двумя бокалами и штопором в другой и бутылкой вина под мышкой, она вернулась в гостиную и увидела, что Кейт плачет.

Триш поставила бутылку с бокалами на стол и обняла девушку. Кейт старалась расслабиться, но им обеим не удавалось успокоиться. Триш отпустила ее и пожалела, что рядом нет Джорджа. В подобных ситуациях он действовал очень умело. Пытаясь представить, что сделал бы Джордж, Триш усадила гостью на диван. Затем достала упаковку одноразовых носовых платков. Налив вина, протянула полный бокал гостье и села рядом.

— Спасибо, — сказала Кейт. — Простите меня.

— Ничего страшного. Я ведь знаю, что тебе последнее время пришлось несладко.

Триш тоже отпила немного вина, чуть-чуть подержала его на языке и сглотнула.

— Да и вообще, у любого человека сдали бы нервы, если бы он простоял перед чужой дверью пять часов, не зная, придет хозяин или нет. Ты хотела о чем-то со мной поговорить?

— Да. Я не могу… не могу говорить об этом с папой.

— О чем?

— Он расстраивается, когда я говорю о моем… о моем настоящем отце. — Кейт робко посмотрела на Триш поверх кромки бокала. — Не знаю, известно вам или нет, но моим настоящим отцом был человек, которого недавно застрелили.

— Малкольм Чейз? Да, если честно, я знала об этом. Заметила, что вы с ним сильно похожи. — Триш улыбнулась. — Так всегда бывает — если знаешь, кого сравнивать, то сходство заметить несложно. Мне очень жаль, что он погиб. У тебя и так непростые времена, а тут еще такое горе.

Кейт поставила бокал на стол и, всхлипнув, прижала смятый носовой платок к глазам.

— Это так нечестно. Понимаете, я ведь только-только с ним познакомилась. Он оказался таким… таким замечательным. Мой отец — в смысле, мой прежний отец — рассказал всю правду, когда маму посадили в тюрьму. Я тогда подумала, что он мне не нужен. В смысле, Малкольм не нужен… — Кейт застенчиво улыбнулась. — А потом я узнала, что он хочет помогать Анне Грейлинг с ее фильмом и освободить маму. Ну, тут я и подумала, что мне надо с ним встретиться. Я просто хотела с ним поговорить. Поговорить, и все.

— Я знаю, что ты приходила к нему домой.

Кейт пораженно застыла, а потом попыталась что-то спросить, но вместо этого только открывала и закрывала рот, как голодный карп. Всю ее застенчивость будто рукой сняло, а глаза сверкали гневом.

— Когда его застрелили, — объяснила Триш, — мы разговаривали со многими людьми и задавали им массу вопросов. Это было необходимо, Кейт. Я слышала, что ты ездила к отцу в Пимлико.

— Да, простите. Я не подумала.

— У меня не было возможности поговорить с ним о тебе. Как он тебе понравился? Он не обижал тебя?

Кейт отрицательно покачала головой, и ее глаза снова наполнились слезами. Она сделала глоток вина, чтобы успокоиться, но только закашлялась.

— Он оказался таким замечательным. Сказал, что сам давно хотел найти меня и познакомиться. Просто он боялся расстроить меня и думал, что это будет нечестно. Понимаете, он ведь понятия не имел, знаю я о нем или нет. Он сказал, что наблюдал за мной издалека.

На лице Кейт появилось выражение чуть робкой, неуверенной гордости. Триш чувствовала нечто подобное, когда Пэдди впервые пришел в себя в отделении интенсивной терапии прямо на ее глазах.

— Малкольм сказал, — продолжала Кейт, — что ему было очень трудно ждать, но он решил не беспокоить меня до следующего года, пока я не сдам экзаменов.

«Значит, он и тебя очаровал», — подумала Триш и спросила:

— Ты виделась с ним еще раз?

Кейт отрицательно покачала головой, а по ее глазам Триш догадалась — девочка хочет сказать что-то еще.

— Может, разговаривала?

— Пару раз.

— Когда?

— Один раз в тот самый вечер, когда все случилось. Наша школьная группа по английскому ездила в Лондон, в Национальный театр. Это была последняя неделя семестра.

По мере того как Кейт говорила, ее голос становился все выше и выше, будто она хотела убедиться наверняка, что Триш все поймет правильно. Триш кивнула.

Кейт жевала губы с таким видом, словно ей к ступням прикладывают раскаленные утюги.

— И я ему позвонила, — сказала она наконец. — Во время антракта. Там возле туалета был телефон. Я думала, может, он расскажет мне, как там дела с фильмом про маму.

— Понятно, — сказала Триш, стараясь подбодрить Кейт, а та потерла пальцем глаза и снова покачала головой.

— Если честно, это был только предлог. Я вела себя, как настоящая эгоистка. Я хотела поговорить с ним ради себя самой. Не ради мамы.

— Ты дозвонилась до него?

— Да, — ответила Кейт, глядя прямо перед собой.

Судя по всему, раскаленные утюги все еще жгли ей ступни. Затем она встрепенулась и выдавила храбрую улыбку, которой Триш ни на секунду не поверила.

— Мы говорили целую вечность, почти весь антракт, и он был такой… такой милый. Он пообещал, что будет сражаться за маму до последнего дыхания. Про вас говорил. Сказал, что вы просто великолепны.

— Он так и сказал? Слово в слово?

Триш подумала, уж не говорил ли он этих слов кому-то еще. Кейт кивнула. Чересчур поглощенная своей историей, она не поняла значимости своих слов.

— Я имею в виду не то, что он говорил обо мне, а то, что он сказал о твоей маме и о последнем дыхании, — объяснила Триш.

— Да, а еще он пообещал, что когда маму освободят, мы все — я, он и мама — обязательно соберемся вместе и подумаем, как исправить ошибки прошлого. Тут кто-то позвонил к нему в дверь. Я слышала звонок по телефону. Он сказал, что приехал посыльный на мотоцикле. Малкольм видел крыльцо из окна своего кабинета. Он сказал, что ему пора идти, и повесил трубку. — Кейт посмотрела на Триш полными ужаса глазами. — Наверное, тогда его и застрелили.

Триш почувствовала себя абсолютно беспомощной. Она консультировала людей по любым семейным и юридическим вопросам, но никогда не успокаивала детей, которые пережили такой кошмар.

— Ты рассказала о вашем разговоре полицейским? — спросила она осторожно, так, чтобы Кейт не подумала, будто она сомневается или осуждает ее.

— Нет.

Кейт всхлипнула и вытерла нос тыльной стороной ладони. Затем вспомнила о носовом платке и вытерла им руку и лицо.

— Мне кажется, тебе стоит все им рассказать, — посоветовала Триш так мягко, как будто предлагала Кейт почаще гулять в хорошую погоду. — Полицейские должны знать все, что происходило в тот вечер. Сейчас уже поздно, но завтра мы вместе можем с ними поговорить. Если хочешь, оставайся на ночь у меня. Я постелю тебе в комнате для гостей. Твой отец… в смысле Адам, знает, где ты?

— Нет. Я оставила ему записку, что пойду погулять. — Кейт посмотрела на Триш. — А с малышами все будет в порядке, честное слово. С ними осталась одна моя подружка, так что даже если папа задержится, они не останутся одни.

— Ну и отлично. Только он, наверное, уже волнуется. Сейчас я позвоню ему, а ты пока допивай свое вино. Я постелю тебе чуть позднее. Кстати, ты есть хочешь?

— Нет. Только, пожалуйста…

— Что?

— Если он захочет поговорить со мной, я… Это так трудно. Я не хочу ничего объяснять. По крайней мере не сейчас.

— Не волнуйся, я сама скажу ему все, что нужно. Главное, постарайся успокоиться. Я приду через пару минут, принесу простыни.

Триш позвонила Адаму из спальни. Как она и предполагала, тот уже извелся от беспокойства, говорил быстрее обычного и настойчиво требовал объяснений. Триш сказала, что на ночь Кейт останется у нее, а утром они поедут в полицию давать показания. Триш пообещала, что после сама посадит девочку на поезд или автобус и отправит домой.

— Все понятно, — сказал Адам медленно, растягивая слова.

Он говорил с болью в голосе. Кроме того, в его словах звучала угроза. По крайней мере Триш так показалось, хотя поручиться она не могла.

— Благодарю за звонок, — сказал Адам. — Вы не знаете, почему она так внезапно сорвалась в Лондон?

— Нет. Мне не хотелось задавать ей слишком много вопросов. Сейчас Кейт очень расстроена, но, думаю, утром ей станет гораздо лучше. Если завтра ей снова будет плохо, то, перед тем как ехать в полицию, я отвезу ее к своему врачу. Он прекрасный специалист. Ну, вот вроде бы и все. Сейчас мне пора идти. Я позвоню вам, как только появятся какие-нибудь новости.

— Мне надо поговорить с ней. Сейчас же.

— Я думаю, Адам, вам не стоит сегодня с ней разговаривать. Правда. Кейт устала и очень взвинчена. И потом, она чувствует себя виноватой, что расстроила вас. Пожалуйста, не трогайте ее сегодня.

Последовало задумчивое молчание.

— Ладно, будь по-вашему, — сказал он наконец. — Передайте Кейт от меня привет. Конечно, если сочтете, что это не слишком сильно ее расстроит.

Триш прикрыла на секунду глаза, но вслух возражать против сарказма не стала.

— И передайте, что я на нее не сержусь.

«Вот так-то лучше», — подумала Триш. Сейчас Адам говорил почти искренне.

— Обязательно передам, — сказала Триш. — Я позвоню вам завтра утром. Спокойной ночи, Адам.

Триш взяла под мышку простыни и одеяла и спустилась по спиральной лестнице в большую гостиную. Кейт полулежала на диване, опираясь спиной на подушки. Ее глаза покраснели, а веки сильно набухли. Вино в бокале осталось почти нетронутым.

— По правде говоря, я вино не очень-то люблю, — сказала она, заметив, куда смотрит Триш. — Извините.

— Ничего страшного. Не стоит оправдываться. Это абсолютно не важно, тем более что мне надо было сначала спросить, хочешь ты вина или нет. Кстати, у меня еще есть диетическая кока-кола и минеральная вода. Сейчас я застелю тебе кровать, а потом принесу все, что захочешь.

— Я могу сама кровать застелить. Я привыкла.

— Мы застелем ее вместе, — сказала Триш и повела Кейт в комнату для гостей.

Пару минут спустя, когда они склонились над кроватью, подтыкая под матрас нижнюю простыню, Триш спросила:

— Малкольм рассказывал о том времени, когда они с твоей мамой были вместе?

Разумеется, нечестно было давить на Кейт сейчас, когда она в таких расстроенных чувствах, но другой возможности могло не представиться.

— Да, немного. Малкольм сказал, что мама была его единственной настоящей любовью, но он понял это слишком поздно. Когда у них… когда они с мамой встречались, он совсем запутался и не смог разобраться в своих чувствах.

Кейт подняла голову и откинула назад прядь длинных прямых волос.

— И еще он сказал, что мама никогда ему обо мне не говорила. То есть говорила, но гораздо позднее. Он сказал, что не знает почему.

Триш жалела, что не поговорила с Деборой до того, как узнала версию Малкольма Чейза, облагороженную его стремлением понравиться Кейт, произвести на нее хорошее впечатление.

— Тогда я сама спросила маму, почему она ничего ему не сказала.

Кейт выглядела старше, чем обычно, а в голосе девочки появилась горечь, которую Триш еще никогда в ней не замечала.

— Когда?

— В пятницу, когда она мне звонила. — На глаза Кейт навернулись слезы, и она снова стала ребенком. — В прошлую пятницу. Мы разговаривали о его смерти. Папа каждую неделю присылает маме телефонные карточки, и она звонит мне по пятницам, перед школой.

Кейт отпустила край простыни и, выпрямившись, посмотрела Триш прямо в глаза.

— Она сказала, что мой настоящий отец говорил неправду. Мама рассказала ему о своей беременности сразу, как только получила результаты анализов, а он потребовал, чтобы она сделала аборт.

Триш неторопливо заправила простыню под угол матраса, чтобы дать себе время немного подумать. Она не знала, на кого злится больше — на Малкольма Чейза или на саму Деб.

— А когда мама сказала ему, что никогда не сможет убить своего ребенка, он ответил, что в таком случае пускай она сама за все и отвечает. Сказал, что не хочет иметь ничего общего ни с мамой, ни со всем этим. Так и сказал. Назвал меня «этим».

— Кейт, он ведь тогда не знал тебя.

Триш посмотрела на девочку, поняла, что утешение не помогает, и попыталась снова:

— Малкольм говорил не о тебе, Кейт, а об ответственности, которая свалилась на него так внезапно и которой он панически боялся. Постарайся не принимать его слова на свой счет. Твоя мама не хотела, чтобы ты так думала.

— Нет, хотела. Она хотела, чтобы я на него злилась. Она сказала, что я ни в коем случае не должна превращать Малкольма в какого-то героя. Сказала, что папа заботится обо мне и любит меня, и мы всем обязаны только ему. Мой настоящий отец повел себя как трус и эгоист, и мама не допустит, чтобы я верила в его обман, хотя когда-то они и любили друг друга.

Триш очень нравилась Дебора, однако для такой жестокой честности время было совсем неподходящее.

— Послушай, Кейт. Твоя мама, как и ты, живет сейчас в состоянии невероятного стресса. Я знаю, она очень расстроилась, узнав о смерти твоего настоящего отца. Может быть…

— Но ведь он хотел, чтобы мама сделала аборт. Он не хотел, чтобы я родилась.

— Зато мама этого очень хотела, — мягко сказала Триш. — Она никого не любит так сильно, как тебя. Когда я ходила к ней поговорить о телефильме, она думала только о тебе. Ни о самой себе, ни о твоем официальном отце, ни о твоих младших братьях и сестренке. Только о тебе, Кейт. Она так сильно тебя любит.

— Но она не понимает…

— Я думаю, она все понимает. Иногда очень трудно разговаривать о таких вещах, особенно в ее ситуации, когда она тебя даже не видит. Ну ладно. На сегодня хватит разговоров. Ты и так чересчур устала. Как насчет горячей ванны? Конечно, это не бог весть какое средство, но иногда помогает успокоиться.

Кейт явно не привыкла к беспрекословному подчинению, но сейчас выглядела как самая послушная из дочерей, которая только и ждет очередного указания. Такое поведение ей совсем не шло.

— Ванная у меня вот здесь, — сказала Триш. — И постарайся выспаться как следует. За последние два года ты пережила больше, чем некоторым выпадает за всю жизнь. Но я уверена, что ты справишься.

— Вы так думаете?

— Ну конечно. Ты сильная и храбрая, Кейт. Сейчас я открою воду, смотри, чтобы не перелилась через край. Договорились?

Триш наконец-то упала в собственную кровать и подумала, не стоило ли предложить Кейт таблетку от бессонницы. Бедная девочка в таком взвинченном состоянии, что вряд ли заснет.

Все еще пытаясь решить, рискуют ли члены семьи Гибберт принимать от других людей какие-нибудь непонятные таблетки, Триш не заметила, как сама погрузилась в сон. Следующим, что она осознала после мысли о таблетках, был звук радиоприемника, который включился ровно в половине седьмого утра.

Триш тут же выключила его и встала. Вниз по лестнице она спустилась так тихо, как только могла. Дверь в спальню для гостей была открыта. Триш просунула голову в дверной проем и увидела Кейт. Девочка лежала на спине, с волосами, картинно раскинувшимися по подушке, и спала, приоткрыв рот.

Триш тихонько прошла в гостиную и взяла ежедневник чтобы проверить, не надо ли ехать в контору с самого утра. К счастью, до завтрашнего дня у нее не было назначено никаких встреч или судебных заседаний. Она поставила на плиту чайник и села за стол, надеясь справиться со всей бумажной работой до тех пор, пока Кейт не проснулась.

Было еще чересчур рано, чтобы звонить в полицию, или в контору Сплиндера, или Джорджу. Триш налила себе полную кружку чаю и принялась сортировать документы, которые запихнула в портфель вчера вечером.

Час спустя принесли почту, и среди писем Триш обнаружила конверт, подписанный Деборой Гибберт. Триш с опаской посмотрела через плечо и с облегчением увидела, что Кейт нигде поблизости не видно. Письмо оказалось довольно коротким.

Триш отпила глоток наполовину остывшего чая и перечитала письмо. Оно показывало, что Дебора до сих пор доверяет Адаму целиком и полностью. У Триш сжалось сердце при мысли о том, какое разочарование рано или поздно ждет Деб. Она вспомнила сомнения Адама в невиновности жены и презрение, которое источала Корделия, говоря о младшей сестре. Неужели люди никогда по-настоящему не понимают тех, кого любят?

Триш не верилось, что письмо, которое она прочитала минуту назад, и оскорбительные излияния, переданные Корделией, были написаны одним и тем же человеком. Ксерокопии тех писем до сих пор лежали в нижнем ящике ее письменного стола. Триш нагнулась и снова достала их из стола.

Почерк был тот же самый, а все остальное — абсолютно иным. Резкие фразы будто соскакивали со страниц, такие же горькие, какими Триш запомнила их после первого прочтения.

Триш отложила ксерокопии писем в сторону и, открыв кран с горячей водой, подставила под него руки. Затем выдавила на ладони жидкого мыла и принялась тереть их изо всех сил.

Отмывая руки, Триш думала, что интересно было бы посмотреть на вторую часть корреспонденции и проверить, не провоцировала ли Корделия сестру. Взглянув на часы, Триш испугалась, что Кейт может скоро проснуться. Вытерев руки полотенцем, убрала письма в стол и усилием воли заставила себя вернуться к работе.

Триш мирно сидела перед компьютером в одной из своих огромных футболок, в которых обычно спала, когда из комнаты для гостей появилась Кейт. Девочка протирала заспанные глаза, а Триш торопливо повернулась к ней лицом и натянула футболку на колени. Сзади на футболке была надпись, которая слишком хорошо подходила к нынешней ситуации. Надпись гласила: «Еву обвинили несправедливо».

— Доброе утро, Кейт. Как спалось?

— Если честно, заснула только под утро. Потому так долго и не вставала. Я только что проснулась. Простите. Я вам, наверное, мешаю.

— Нисколько. Давай-ка для начала мы с тобой позавтракаем, а затем позвоним следователям. Ну, а чем ты предпочитаешь завтракать? Я могу сделать тосты, или сварить яйца, или приготовить мюсли.

— А можно я сделаю себе яичницу-болтунью? Я немного проголодалась. Вчера ни крошки в рот не взяла. Мне совсем есть не хотелось.

— Ну конечно, — сказала Триш и торопливо поднялась со стула. — Только тебе не обязательно готовить самой. Давай я все сделаю. Тебе тосты поджарить?

— Да нет, все в порядке. Правда. Я привыкла сама готовить. Мне даже нравится. Я всегда успокаиваюсь, когда готовлю, понимаете?

— Сказать по правде, не совсем.

Триш вдруг подумала, может, и Джордж готовит только для того, чтобы успокоиться? Если да, то интересно, чем она так пугает или расстраивает его, раз он приезжает к ней в Саутуорк и сразу становится у кухонной плиты.

— Но если тебе так хочется, то я совсем не против, — сказала Триш. — Давай-ка покажу тебе, где что лежит, а потом пойду оденусь.