— Поэтому, Триш, — сказал голос Фемура ей в ухо, — я подумал, стоит сказать вам, что у нас есть признание в убийстве Чейза. Это преступление не имеет ничего общего с вашими изысканиями по делу Гибберт. Так что вы в полной безопасности.
Триш и не догадывалась, что Фемуру все известно о ее страхах.
— Признания не всегда бывают правдивыми, — сказала она небрежно, чтобы окончательно не выдать себя. — Вспомните Дебору Гибберт и ее мать.
— В нашем деле признание не только не протечет, но и заплывет еще дальше, чем мы смели рассчитывать.
— Путаете метафоры, инспектор.
— Совсем необязательно. Если в лодке течь, то она далеко не заплывет, разве не так, мисс Магуайр?
На секунду ей показалось, что Фемур обиделся. Затем он рассмеялся, и Триш присоединилась к нему.
— Итак, — сказала она, отсмеявшись, — что у вас есть?
— Во-первых, имя заказчика. Во-вторых, имя того, кто заказ выполнил. В-третьих, имя посредника, который свел первого и второго и передал оплату. Мы изъяли основную часть денег — естественно, наличности — и на банкнотах нашли отпечатки всех троих. Хватит, чтобы выстроить такое железобетонное обвинение, какое вы в вашей лавочке и не встречали.
«В вашей лавочке?» Триш подумала, что теперь ее очередь обижаться. Ну ничего. Она еще отыграется.
— Это был тот самый наркоторговец, которого вы с самого начала подозревали? — любезно спросила Триш.
— Да, наркодилер тоже поучаствовал.
Триш было интересно, что именно утаивает главный инспектор, однако она знала Фемура достаточно хорошо и понимала — он не скажет ни слова, пока не придет подходящее, по его мнению, время. Расспрашивать его сейчас не имело никакого смысла.
— Сейчас его допрашивают, — сказал Фемур. — Если повезет и он расколется, у нас будет вся цепочка поставщиков и имена тех, кто участвовал в организации заказного убийства. Информация по сбыту наркотиков будет очень приятным довеском к раскрытому убийству, я так понимаю.
Если Триш не хотела потерять лицо, ей следовало, во-первых, сдерживать свое любопытство, а во-вторых, отплатить Фемуру за его выпад в адрес адвокатов. С другой стороны, ей не терпелось выяснить, кто так сильно боялся — или ненавидел — Малкольма Чейза и за что. Она стиснула зубы, а затем сказала:
— Спасибо, что потрудились мне сказать. Насколько я понимаю, вы не скажете мне, кто был убийцей и в чем мотив?
— Нет, не скажу. — Фемур немного помолчал и добавил: — Но вам не придется ждать долго. Как только мы получим ордер на арест, информация появится в газетах. Вы ведь понимаете, Триш, что я просто не имею права сказать вам больше.
— Это ведь не Кейт Гибберт или ее отец, верно?
— Верно. Это не они.
Триш слышала, что Фемур получает удовольствие от ситуации, поэтому не стала больше ничего спрашивать.
— Понятно, — сказала она. — Что ж, спасибо, что позвонили. Это было очень любезно с вашей стороны.
«Вот так уже лучше, — подумала Триш. — Так и правда похоже, будто мне безразлично все остальное. Пускай Фемур мне и не поверит, но хотя бы лицо не потеряю».
— Знаете, а меня тоже гложет любопытство, — внезапно сказал Фемур.
Триш улыбнулась, но ничего не сказала. Пускай сам спрашивает.
— Вам удалось разыскать что-нибудь интересное по делу Гибберт?
— Вы сможете узнать все очень подробно, когда фильм Анны Грейлинг выйдет на телеэкраны. Ждать осталось недолго, потому что на следующей неделе уже начинаются съемки.
— Что ж, справедливо.
— Еще как справедливо, главный инспектор Фемур. Нам обоим приходится хранить профессиональную тайну.
— Ну, а кто будет сниматься в фильме вашей подруги? Не считая вас, естественно.
— Вы, конечно, очень опытный дознаватель, но я думаю, у меня хватит ума не попасться на ваши уловки, — сказала Триш со смехом, надеясь скрыть свое постоянное беспокойство за Кейт и Деб.
Теперь Триш не отвечала ни за ту, ни за другую, но думать о них не переставала. Она и так чересчур запустила собственные дела в конторе, поэтому, когда Анна избавилась от угрозы разорения, а солиситоры Деб наняли одного из лучших королевских адвокатов, чтобы представлять ее интересы при пересмотре дела, Триш передала коллегам все собранные сведения и занялась своей непосредственной работой. Дэйв, наверное, так и не смог простить ее за тот риск, которому она подвергла свою карьеру.
Раздражение Фила Редстоуна беспокоило Триш гораздо меньше, чем недовольство Дэйва. Хотя она ясно дала понять, что не намерена обвинять кого-то в некомпетентности и наотрез отказалась участвовать в телефильме, Фил все равно злословил о ней по всему Темплу. Это было неприятно, однако Триш считала, что Фил недостаточно влиятелен, чтобы нанести серьезный вред ее репутации.
— Наверное, вы правы, — проговорил Фемур гораздо дружелюбнее, чем она ожидала. С другой стороны, смерть Айана Уотлама расследовал не он, поэтому и особых причин злиться у него не имелось. — Желаю удачи с фильмом, — добавил он.
— Думаю, мы с вами в самом скором будущем встретимся.
— Надеюсь. По крайней мере в том случае, если встреча будет неофициальной. Мне бы очень не хотелось, мисс Магуайр, чтобы вы снова фигурировали в одном из моих расследований.
— Сделаю все возможное, чтобы в следующий раз держаться от вас подальше, главный инспектор.
— Уж будьте так добры. До свидания. И примите мои поздравления, если для них есть повод, конечно. Подозреваю, что есть. Иногда я жалею, что вы работаете не у меня в отделе.
Он повесил трубку, не дожидаясь ответа, а Триш осталось только гадать, где он раздобыл сведения, которые, по идее, должны были храниться в тайне. Анна собиралась использовать их только в фильме, не разглашая заранее.
Триш положила трубку и вернулась на кухню. Джордж мог вернуться с минуты на минуту, а у нее еще не все было готово. Триш проверила то, что уже успела сделать. Цветы стояли в вазе посреди стола, а свечи ждали только того, чтобы их зажгли. Шампанское охлаждалось в холодильнике, а открытые устрицы лежали на тарелке с колотым льдом. Края устричных раковин украшали листья водорослей. Купить водоросли оказалось труднее и дороже, чем все остальные продукты. Однако чем сложнее была задача, тем сильнее Триш хотелось ее решить. И естественно, она ее решила.
Ужин не был оригинальным — нечто вроде соблазнительного обеда на День святого Валентина, и все-таки Триш надеялась, что Джордж достаточно хорошо знает ее чувство юмора и оценит его по достоинству.
Именно шутка должна была показать, что Триш раскаивается в своем поведении и снова целиком и полностью принадлежит Джорджу, не отвлекаясь ни на Анну, ни на Деб, ни даже на Кейт. Маска интереса и сочувствия, которую он носил последнее время, треснула только однажды, но Триш сама понимала, как невнимательна была к нему. Она хотела загладить свою вину, и лучший способ это сделать — рассмешить Джорджа.
В дверном замке повернулся ключ. Триш отвернулась от элегантно накрытого стола и увидела, как в комнату вплывает огромный букет темно-красных роз над двумя длинными сильными ногами в серых брюках. Выходит, они по-прежнему мыслят в одном направлении. Триш рассмеялась, и Джордж выглянул из-за букета.
— Я просто хотел извиниться за то, что вел себя как ребенок, — сказал он.
Триш отступила в сторону, чтобы показать ему свой подарок. Джордж положил цветы на стол и сделал к ней шаг.
Позднее, когда они съели все устрицы и выпили почти все шампанское, он сам заговорил о фильме Анны.
— Вообще-то, — сказала Триш, потянувшись к бутылке, — я не собираюсь участвовать в его создании. — В его глазах внезапно появилась тревога, и Триш торопливо добавила: — Ты не подумай, будто я считаю, что у тебя нервы не выдержат, — сказала она с улыбкой. — Просто у меня накопилось много своей работы, да и марать профессиональную репутацию такой авантюрой не хочется. Я передала Анне все данные, которые обнаружила. Теперь это ее работа. Что-что, а свою работу она знает отлично.
— Не знаешь, кого она зазвала на съемки?
— О, тут ей повезло по полной программе. Отвратительный доктор Фоскатт согласился на съемки и признал, что в то время он понятия не имел об опасности сочетать терфенадин с грейпфрутовым соком.
— Что соответствует действительности, не так ли? В том смысле, что тогда об этом почти никто не знал?
— Правильно. А вот игнорировать этот факт, когда о нем стало известно, было неправильно.
— Ну, это не преступление.
Триш сморщила нос.
— Может, и так. Все равно, я считаю, что он вел себя очень небрежно и в том, как лечил мистера Уотлама, и в том, как относился к Деборе. Если бы мы смогли доказать, что доктор Фоскатт сам давал Айану Уотламу астемизол, его бы судили за лжесвидетельство. К сожалению, у нас ничего не получилось.
— Значит, он выйдет сухим из воды?
Триш вспомнила последний разговор с Адамом Гиббертом и от удовольствия почувствовала, как покалывает в кончиках пальцев.
— Не совсем сухим, — ответила она. — Муж Деборы написал жалобу в Генеральный медицинский совет. Может, она и не подействует и ужасный Фоскатт не предстанет перед дисциплинарным комитетом, пока не рассмотрена апелляция Деб, но масса неприятных часов ему обеспечена. Пускай отвечает за те страдания, которые причинил семье Гибберт.
— Месть? — с улыбкой спросил Джордж.
— О да. Может, я и научилась сдерживать горячность, — сказала Триш и подняла бокал с шампанским, — но не потеряла ни грамма праведного гнева. Я хочу, чтобы доктор Фоскатт был наказан. Если единственный способ это сделать — заставить его волноваться за свое профессиональное будущее, то так тому и быть. Его ошибки принесли людям много горя. Не думаю, что он совершил бы их, если бы не ненавидел Деб так сильно. Не будь в его действиях злого умысла, я бы не злилась. Мне кажется, умысел все-таки был, поэтому доктор должен заплатить за свои действия.
Джордж смотрел на нее с непроницаемым видом. Триш надеялась, ей не придется выслушать лекцию о том, что адвокату не пристало говорить о мести.
— Ну что? — спросила она.
Губы Джорджа медленно растянулись в полуулыбку, по которой Триш всегда узнавала его истинное лицо даже под маской неодобрения.
— Не теряй из-за меня голову, Триш, — сказал он серьезно. — Иногда меня действительно пугают твои вспышки ярости, но ведь они часть тебя самой. Я как-нибудь справлюсь со своими страхами. Я не хочу, чтобы ты притворялась ради меня и становилась не тем, кто ты есть. Договорились?
Триш почувствовала, как теплая волна удовлетворения и спокойствия поднимается по спине, расслабляя и мышцы, и чувства, которые, оказывается, были давно напряжены.
— Договорились, Джордж.