ПОТОМКИ СЫНА СОЛНЦА

Больше восьми тысяч видов птиц обитает на нашей планете. Разнообразие их чрезвычайно велико. Одни поражают своими размерами: они либо крошки, либо гиганты, другие — причудливой формой или ярким оперением, третьи — голосом: то мелодичной песней, то громкими, пронзительными криками.

Все это не относится к соколам — птицам средней величины, одетым в скромный по окраске наряд и уж отнюдь не выдающимся певцам. И тем не менее прежде всего их можно было бы назвать самыми совершенными из пернатых. Среди многочисленных хищных птиц соколы занимают такое же место, как тигр или лев среди хищных млекопитающих: только у этих птиц можно видеть такое замечательное сочетание силы, ловкости, отваги, быстроты и изящества полета. В строении их тела, окраске оперения нет ничего лишнего, ничего броского, крикливого. Вызывает невольное уважение их поведение. Они нападают на добычу открыто, как правило, не обращают внимания на неподвижную, а тем более на мертвую дичь, и поэтому не случайно крупных соколов (а именно о них идет речь) называют также благородными соколами.

Орнитологи давно уже считают их хорошей «моделью», и на примере этих птиц было открыто немало общих биологических закономерностей. Соколы очень ценились в прошлом как ловчие птицы, они занимали видное место в истории многих народов, в том числе народов и нашей страны. Они часто фигурируют в фольклоре, с ними связаны на Руси даже истоки охраны природы и организации заповедников.

На севере СССР можно встретить два вида соколов — сапсана и кречета. Как и другие виды соколов, это птицы очень плотного телосложения, с большой головой, крупными темно-карими глазами, окруженными кольцами голой желтой кожи (возможно, поэтому взгляд их кажется таким острым, пронзительным), крепкими ногами и острыми длинными крыльями. Важный отличительный признак соколов — острый зубец на верхней половине клюва. Сапсан мельче кречета. Верх его тела обычно темно-серый с сизоватым отливом, низ более светлый, с «рябью»; чем старше птица, тем менее заметной становится эта «рябь». На щеках четко выделяются длинные черные «усы».

Кречет отличается от сапсана не только более крупными размерами, но и особенностями телосложения: весь он массивнее, хвост у него значительно длиннее, а крылья короче. Окраска оперения кречета может быть различной — и темно-серой с темным поперечным рисунком, и светлой, почти белой.

Сапсан встречается на всех материках, кроме Антарктиды. В тундрах и лесотундрах СССР обитает особый его подвид — тундровый, или белощекий, сокол. Кречет живет только на севере Евразии и Северной Америки и в Гренландии; лишь один из подвидов его (может быть, это близкий к нему вид) встречается в горах юга Сибири и Тянь-Шаня.

Сапсана называют также странствующим соколом (это буквальный перевод его латинского названия Falco peregrinus). Особенно оправданно это название для тундрового сапсана, поскольку он совершает регулярные перелеты: зимует на крайнем юге Европы, в Южной Азии, на юге Северной Америки. Выбирая места для устройства гнезд, сапсаны проявляют, если можно так сказать о пернатых, большой вкус: селятся на вершинах скал, на высоких обрывистых речных берегах — словом, в наиболее живописных местах с хорошим кругозором. Такие участки встречаются не часто, и, должно быть, поэтому так привязаны к ним птицы. Например, в 80-х годах XIX века английский путешественник Зибом нашел гнездо сапсана в низовьях Печоры, на том же самом месте, где оно располагалось и в XVII веке. Скалы или мысы, на которых соколы гнездятся в течение пятидесяти, а то и ста лет (сами птицы за это время, конечно, сменялись), и вовсе не редкость. Кстати, они часто так и называются — Соколий мыс, Соколий утес или остров.

Незабываемое впечатление оставляют весенние игры сапсанов. Подсмотреть их можно в мае, сразу после прилета птиц, в погожий солнечный день. Они словно радуются встрече с родиной. Сложив крылья, то самец, то самка устремляются к земле, но тут же взмывают ввысь, в бездонное голубое небо. Вновь падают то боком, то спиной, неожиданно разворачиваются в новых бросках, сопровождая их протяжными, хрипловатыми криками. Здесь весь набор фигур высшего пилотажа, быть может, даже резерв их, который еще предстоит осваивать авиаторам.

В нехитро утроенное гнездо (это лишь неглубокая ямка с небрежно брошенными в нее травинками, перьями), а то и вовсе на голую землю самка откладывает четыре красноватых крапчатых яйца. Через месяц насиживания вылупляются соколята, покрытые пока густым белым пухом. Еще через месяц-полтора молодые теряют последние пушинки, постепенно осваивают летное мастерство и переходят к самостоятельной жизни. В сентябре, когда тундры оставляет большинство пернатых, улетают на юг и сапсаны.

Сокол — гроза всех мелких и средней величины тундровых птиц, начиная с пуночки, лапландского подорожника, куличка-песочника и вплоть до утки, куропатки и даже гуся. Стоит ему показаться в небе, как тут же стихает хор птичьих голосов, а сами певцы прячутся кто где сумеет. Страх перед хищником бывает так велик, что при угрозе его нападения птахи как бы цепенеют, падают и на время замирают, а иногда ищут спасения и защиты у человека. Однажды в нашу палатку через полурасстегнутый вход ворвалась пуночка — иначе нельзя назвать ее стремительное появление — и, упав на груду спальных мешков, затихла. Тут же послышался свист рассекаемого воздуха, и перед палаткой мелькнула размытая тень. Выглянув наружу, я увидел в небе сапсана. Он был еще невдалеке, но быстро набирал высоту. Кто-то из моих товарищей поднял неподвижно лежавшую птицу. Зашел было разговор о том, как оказать ей первую помощь. Но помощи не потребовалось. Пуночка самостоятельно очнулась, соскользнула с ладони и выпорхнула из палатки.

Мне приходилось быть очевидцем и других охот сапсана, и каждый раз при этом, если события развивались неподалеку, слышался знакомый свист — звук падающего на добычу сокола. В лучшем случае удавалось также заметить в воздухе неясную серую тень. Промелькнув как молния, она тут же исчезала. И не удивительно: скорость пикирующего хищника может достигать ста метров в секунду, или трехсот шестидесяти километров в час. Совсем недавно это были неплохие показатели даже для самолета! Любопытно, что в прошлом, когда ханты, обитатели таежных районов Западной Сибири, были вооружены только луками, они употребляли на охоте особые «свистовые» стрелы, если требовалось, чтобы стая пролетных птиц снизилась или даже торопливо села на землю. Скорее всего свист такой стрелы пернатые принимали за пикирующего на них сокола.

Соколиная атака, если наблюдать за ней издали, — зрелище захватывающее. Как правило, сапсан предварительно взмывает ввысь и уже сверху, сложив крылья, стремительно кидается на добычу. Случаются и промахи. Тогда следуют новые «ставки» — так называют охотники этот его охотничий прием. Но как правило, участь жертвы бывает предопределена и нападение заканчивается страшным ударом прижатых к телу лап, точнее, мощных острых когтей задних пальцев.

Итак, добычу его составляют птицы. Известна суточная потребность сапсана в пище: она составляет около ста пятидесяти граммов. Нетрудно рассчитать теперь общий вес птиц, добытых за лето одним хищником, всей его семьей. Это будут уже — десятки килограммов — сотни жертв…

Однако, оценивая хозяйственное значение сокола, воздержимся от поспешных выводов. Ведь он преследует преимущественно мелких воробьиных, куликов — словом, самых многочисленных в тундре пернатых, не входящих в число охотничье-промысловых видов. Случается, правда, что он ловит утку или куропатку, и все равно считать его сколько-нибудь серьезным конкурентом человека, вредителем охотничьего хозяйства было бы неправильно.

Накоплено немало фактов, свидетельствующих о полезной роли хищников в природе. Добывая в первую очередь больных, слабых, раненых, они в конечном счете оздоровляют местное животное население, предотвращают распространение в нем массовых заболеваний. Печально известны, например, последствия поголовного истребления пернатых хищников на севере Норвегии, происходившего в начале нынешнего столетия. Число куропаток, ради которых и проводилась истребительная кампания, вначале заметно возросло. Охотники ликовали. Но вскоре пришло разочарование. Среди куропаток вспыхнуло массовое заболевание кокцидиозом, начался падеж дичи, и количество ее сократилось до невиданных ранее размеров. Другой пример имеет уже прямое отношение к этому соколу. В ГДР, где ведется систематическая борьба с воронами, больные и вообще неполноценные по той или другой причине птицы встречаются гораздо чаще в добыче ловчих сапсанов, чем ружейных охотников.

Страх других птиц перед соколами, кстати, человек использует и в своих интересах. В Венгрии, например, сапсанов применяют для отпугивания скворцов или воробьев из садов и виноградников. Вид этого хищника, оказывается, действует гораздо вернее, чем ружейная пальба или даже такой современный способ защиты урожая, как проигрывание магнитофонной записи «крика ужаса» пернатых. Удачными были и опыты по отпугиванию птиц от аэродромов с помощью воздушного змея, похожего по форме на силуэт летящего сокола.

Впрочем, коренные жители Севера — хорошие натуралисты, и они не винят сапсана. Здесь считается, что он «охраняет», «пасет» дичь; отсюда и происходит его ненецкое название «ханавей», что значит «гусиный пастух». И в самом деле, гуси, утки, а иногда и кулики, мелкие воробьиные птицы ищут у него защиты от других хищников, в первую очередь от песцов. Те самые пернатые, что цепенеют от ужаса при его появлении, безбоязненно селятся совсем рядом, иногда всего в нескольких метрах от своего злейшего врага. И происходит что-то невероятное: сокол не только не обращает на них внимания, но и охраняет их яйца, птенцов, их самих. Известны даже птицы, которым вообще трудно вывести и вырастить потомство без опеки сапсана. Таковы, например, казарки — краснозобая и белощекая.

Как-то много лет назад — дело происходило на Новой Земле — я был в гостях у местного охотника. Стоял теплый летний день, и мы пили чай, сидя в доме у открытого окна. Перед нами открывалась величественная панорама цепи прибрежных скал, занятых колоссальным птичьим базаром. Среди зеркальной глади морского залива то и дело появлялись круглые усатые головы нерп. Но главной достопримечательностью мне показалась колония птиц во главе с сапсаном, что лепилась на ближайшем выступе скалы. Несмотря на то что рядом жили и шумели люди, тарахтели лодочные моторы, а у самого подножия скалы, всего метрах в пяти ниже выступа, бродили и затевали свары голодные упряжные собаки, пернатые из года в год селились здесь и благополучно выводили птенцов. Обитателями колонии были белощекие казарки (как и большинство диких гусей, обычно очени недоверчивые к человеку), гаги, пуночки и даже пара; аспидно-черных краснолапых чистиков. По рассказам старожилов, это поселение существовало с незапамятных времен (птицы обосновались здесь значительна раньше человека). Неизменным оставался и его состав, поскольку число гнезд в колонии прямо определялось площадью карниза.

Вновь я попал сюда спустя годы, но «домашней» колонии птиц, увы, не застал. В отсутствие хозяев в доме какое-то время жил начинающий зоолог, и первым делом в его коллекцию попали шкурки сапсанов; С тех пор соколы на выступе больше не гнездились, а без них не рисковали селиться и другие «квартиранты».

Такое удивительное сожительство известно ученым уже давно, однако удовлетворительного объяснения этому явлению до сих пор нет. Установлено, правда; что большинство хищников (к ним относится и «гусиный пастух») вблизи гнезда не охотятся и, следователь^ но, поселившихся рядом пернатых дичью не считают. Кроме того, как уже говорилось, сапсан нападает только на летящую добычу, а гуси и гаги обычно подходят к гнезду по земле. Очевидны и преимущества, которые имеют сожители сокола (получает ли он что-либо взамен, неясно). Но тогда чем же объяснить^ что явление это свойственно только Крайнему Северу^ Может быть, причина его заключается в краткости здешнего лета, в продолжительном гнездовом периоде как у сапсана, так и у гусей, в одних и тех же требованиях птиц к гнездовым участкам? Возможное Во всяком случае такое сожительство гораздо чаще, можно видеть на равнинных участках тундр, а ведь именно там найти весной проталины труднее, чем в гористых местах. Так или иначе, но птичье население тундр не только не терпит урон от сапсана, но и многим обязано ему. Так что же — полезен сапсан или вреден? Ответ может быть только один. Конечно, полезен!

Кречет относится к кочующим птицам, проводит зиму невдалеке от мест размножения, а то и вовсе круглый год не расстается со своей родиной. Летом он населяет скалистые морские побережья, лесотундру, альпийский пояс гор. Зимой же его можно встретить и в тундре, и в высокоствольном лесу, и даже в больших городах.

Кречеты устраивают гнезда на деревьях или на скалах, как и сапсаны, подчас по нескольку столетий подряд на одних и тех же местах. Например, на острове Харлов у мурманского побережья в 30-х годах XX века они жили там же, где обитали еще в XVII веке. Впрочем, если быть точным, гнезд эти птицы сами не строят, а занимают и лишь поправляют постройки воронов или канюков. Причем каждая пара имеет по нескольку гнезд и использует их в разные годы, посменно.

Как и у сапсанов, бывают у кречетов весенние игры, только подсмотреть их можно не в мае, как у тех, а в апреле, когда случаются еще сильные морозы и земля сплошь покрыта снегом. Раньше, в конце апреля, птицы приступают и к размножению. В мае в их гнездах появляются пуховые птенцы, а в конце июля — начале августа молодые уже начинают самостоятельную жизнь и семьи распадаются. В зависимости от того, где они обитают, кормятся кречеты главным образом белыми куропатками (в лесотундре) или чайками-моевками, чистиками, кайрами (на морских побережьях). В отличие от сапсана не брезгуют они и зверьками — зайцами, белками, даже полевками и, следовательно, добывают корм не только в воздухе, но и на земле.

Сапсана и особенно кречета человек с давних пор «вынашивал» — приручал и применял для охоты. Ловчие птицы (ими кроме сокола могут быть также ястребы и орлы) задолго до нашей эры использовались в странах Древнего Востока. Например, скульптурное изображение сокола, сидящего на руке охотника, найденное при раскопках Вавилона, насчитывает более 3600 лет. По крайней мере за две тысячи лет до нашей эры соколиная охота распространилась в Китае. Да и намного позже, уже в VIII веке, по свидетельству венецианца Марко Поло, китайская знать предавалась этой страсти с необычайным увлечением и размахом. Так, Кублай-хана во время его охотничьих выездов сопровождали до десяти тысяч сокольничих и птицеловов.

В начале нашей эры стали охотиться с ловчими птицами и в странах Западной Европы. Вообще не будет ошибкой сказать, что в древние и средние века никто из владык, восточных или европейских, не чуждался таких пышно обставленных увеселений. Дошли до нас и старинные теоретические труды по этой проблеме; самый известный из них — «Об искусстве охотиться с птицами» — написан еще в 1247 году германским императором Фридрихом II Гогенштауфеном. Кстати, автор предвосхищает здесь некоторые выводы об изменениях размеров тела теплокровных животных в зависимости от их распространения, сделанные современными биогеографами.

Увлекались соколиной потехой и на Руси. О ней упоминается в «Русской правде» (XI век), в «Слове q полку Игореве» и «Поучении» Владимира Мономаха (XII век). Известно, что Соколий двор существовал в Киеве еще в IX веке, при князе Олеге.

Кречеты наряду с собольими мехами и «рыбьим зубом» (моржовыми бивнями) почитались в Московском государстве едва ли не наибольшей драгоценностью, а русские сокольники слыли искуснейшими мастерами своего дела. Соколов посылали как «поминки», или «дары», правителям соседних государств. Ценились такие подарки очень высоко, и иногда лишь с их помощью удавалось уладить пограничные конфликты, добиться заключения мира с соседями, военного союза, договориться о займе. Впрочем, эти птицы использовались при дипломатических переговорах и в других странах. Известно, например, что в 1396 году после неудачной битвы с турками французский король Карл VI выкупил своих пленных маршалов за несколько кречетов. Тогда же и той же ценой спас сына от турецкого плена герцог Бургундский.

«И зело потеха сия утешает сердца печальные и забавляет веселием радостным и веселит охотников сия птичья добыча», — говорится в «Уряднике Сокольничья Пути», русском трактате о соколиной охоте, относящемся к середине XVII века — периоду ее последнего расцвета. По дошедшим до нас источникам той поры, «потеха» эта была конная. Часто использовались в ней и борзые собаки. Ловчую птицу в клобучке (особой шапочке, закрывающей ей глаза), с колокольцами (звон их облегчал поиски потерявшегося сокола) с ременными «обножами» и «должиком» на ногах всадник держал на руке, защищенной от острых когтей толстой кожаной рукавицей. Доехав до места, птиц освобождали от клобучков и «ставили вверх» — заставляли летать кругами над охотником и атаковать вспугнутую дичь либо бросали вслед замеченной добыче. Охотились так на журавлей, лебедей, гусей, уток, цапель, зайцев, а на Востоке — даже на мелких антилоп. На Руси же особо почиталась травля «коршаков» — коршунов.

Сохранились с той поры и описания отдельных охот, имена выдающихся пернатых ловцов. В письмах царя Алексея Михайловича значится, например, что между 4 и 12 июня 1657 года семь кречетов добыли одиннадцать коршунов, а сибирский кречет Свертяй гнал коршуна полторы версты и сбил его после семидесяти «ставок» (а количество «ставок» было главным показателем достоинств ловчей птицы). 7 июня 1660 года один кречет затравил шесть коршунов, всего же за день их добыли восемнадцать.

Ко двору Алексея Михайловича ежегодно доставляли около двухсот кречетов, а всего их содержалось здесь до трех тысяч. Одни только царские кречатни обслуживало почти триста человек. Не удивительно, что добывание («помыкание») соколов, их перевозка, содержание и вынашивание были на Руси, как и в некоторых других странах, особым промыслом. Профессия ловцов («помытчиков») обычно передавалась по наследству, а их обязанности строго определялись инструкциями. Например, в России всем имеющим прямое отношение к ловчим птицам строжайше воспрещалось пить вино, курить табак, играть в «зернь», чтобы «государственным птицам от пьяных и нечистых людей дурно не учинилось».

Естественно, конечно, что многовековую историю имеет и охрана этих ценных птиц. Так, ландграф Людвиг Гессенский еще в 1577 году ввел большой штраф за убийство сокола или разорение его гнезда. В других случаях, например в Англии, виновного в этом ждала смертная казнь. На Руси указами царя Алексея Михайловича основные места гнездования кречетов объявлялись «государевой заповедью»; фактически это были первые в Европе заповедники. Один из них существовал на Семи Островах у мурманского побережья, там же, где государственный заповедник (один из участков Кандалакшского заповедника) располагается и в наши дни.

Нетрудно понять, почему соколы занимали столь большое место в сказаниях и легендах разных времен и народов. О них говорится и в саге о Нибелунгах, и в песне о Сигурде, и в «Слове о полку Игореве», в известных преданиях о покровителях соколиных охотников святом Бавоне (во Франции) и Трифоне-сокольнике (в России). Изображение сокола красовалось на щите предводителя гуннов Атиллы. И все-таки в своем преклонении перед этими птицами, в признании их совершенств всех превзошли древние египтяне. Они обожествляли сокола, почитали его за символ бога Хора — сына Солнца, и его изображения — от больших каменных изваяний и бронзовых статуэток до крошечных ювелирных изделий — тысячами находят при археологических раскопках в Египте.

В XVIII веке появилось огнестрельное оружие. Естественно, ловчие птицы не могли с ним соперничать, и соколиная потеха стала постепенно выходить из моды. Правда, местами она сохранилась даже до наших дней. Соколов все еще «вынашивают», с ними охотятся (конечно, уже без былого размаха) местами в Западной Европе (чаще на ворон и галок), в республиках Средней Азии (на уток, фазанов, зайцев), в странах Востока. Однако общее отношение к хищным птицам, в том числе и соколам, менялось. Владельцы охотничьих угодий, а вслед за ними охотоведы, охотники видели теперь в этих пернатых конкурентов человека, опасных вредителей. Для «потомков сына Солнца» наступили долгие черные дни. Истребители их не только не несли наказания, но часто даже получали премии. Больше того, появилась мода на перины, набитые пухом кречетов, и его стали специально заготавливать в Гренландии.

В наши дни отношение к хищным птицам вновь изменилось. Они опять начали пользоваться благосклонностью человека. В большинстве стран все виды их стали охраняться (за исключением, пожалуй, ястреба-тетеревятника и камышового луня — охотники и птицеводы так и не смогли с ними примириться).

Что же касается сапсана и кречета, то они подлежат особой охране. В СССР эти пернатые включены в Красную книгу: кречет — как вид, находящийся под угрозой исчезновения, сапсан — как редкий вид. Конвенцией о международной торговле видами дикой фауны и флоры, находящимися под угрозой исчезновения, предусматриваются полный запрет торговли сапсанами и транспортировки любых предметов их промысла и строгий контроль за торговлей кречетами. Тем не менее будущее пернатых хищников, в том числе соколов, вызывает серьезную тревогу.

Сапсан еще недавно относился к довольно обычным птицам тундры (южнее он повсюду редок). Гнезда его встречались иногда в трех — пяти километрах одно от другого, а общее количество обитающих в СССР тундровых сапсанов составляло, по-видимому, несколько десятков тысяч. В отличие от них кречеты всегда и повсеместно были редки, их ловили помалу даже во времена наибольшего на них спроса. За долгие годы работы на Севере мне довелось видеть только четыре кречетиных гнезда (сапсаньих же по крайней мере много десятков). Сколько всего кречетов в СССР и в мире, сказать трудно, но, конечно, немного. Известно лишь, что в 50 —60-х годах нашего века в Швеции гнездилось всего двадцать — тридцать пар кречетов, в Норвегии — около ста пар, а на Аляске — сто — сто пятьдесят пар.

Но так было. За последние двадцать — тридцать лет численность сапсана, в том числе тундрового, сильно упала и он стал уже одной из редких птиц мира. В Швеции, например, ежегодная убыль сапсанов превышала десять процентов, катастрофически сократилось их количество в Англии, ФРГ, Северной Америке. На Аляске, в долине реки Тананы (притока Юкона), в 60-х годах гнездились четырнадцать пар сапсанов, в 1970 году — семь, в 1975 году — только две пары. В этом же штате в долине реки Колвилл в 50-х годах обитали тридцать две — тридцать шесть пар сапсанов, из них двадцать — двадцать пять пар гнездились и каждый год успешно выращивали по четыре-пять десятков молодых. В 1969 году орнитологи насчитали здесь тридцать три пары, а гнездилось из них лишь тринадцать. В 1973 году из четырнадцати встреченных на реке Колвилл пар гнездились четыре, а вывели и вырастили они всего лишь девять молодых.

По-видимому, не лучше обстоят сейчас дела и с кречетом. За последние десять — пятнадцать лет на обширной территории от Белого до Берингова моря вообще достоверно было найдено не более двадцати — двадцати пяти гнезд этих птиц.

Загрузка...