Живущие во льдах

УДИВИТЕЛЬНЫЙ ЕДИНОЗУБ

Надежда Николаевна Сушкина, профессор Московского университета, была удачливым натуралистом. На ее глазах просыпались давно уже молчавшие камчатские гейзеры, на океанических островках заполняли перед ней, словно по заказу, свои лежбища котики, а на Земле Франца-Иосифа Надежде Николаевне посчастливилось даже провести несколько часов в компании единозубов. Произошло это в конце июля. Был разгар лета, но судно окружили льды — событие в общем нередкое для высоких широт Арктики. Уже вечерело, когда с ближайшего разводья послышались странные звуки. Там кто-то тяжело вздыхал, фыркал, пыхтел, храпел. Иногда слышались свистки, похожие на паровозные.

«Первое время трудно было понять, что происходит, — пишет Сушкина. — Но, вглядевшись в воду, мы увидели, что вокруг нас плавают животные четырех — шести метров длиной, медленно, точно с трудом поводя толстыми бивнями из одной стороны в другую и издавая эти странные звуки…

Одновременно на воде и под водой можно было различить до тридцати — пятидесяти животных. В общем же создавалось впечатление, что подошедшее к нам стадо насчитывало не менее сотни голов. Звери находились в большом возбуждении и беспрерывно передвигались. Правда, иногда вдали можно было видеть, что некоторые довольно долго неподвижно лежали на воде, точно маленькие подводные лодки, выставив над ее поверхностью овальные спины и головы. Затем они начинали быстро плавать, рассекая воду наподобие небольших катеров. Иногда, выгибаясь дугой, они выпрыгивали из воды, как дельфины, или подныривали под кромку льда вниз головой, высоко поднимая хвост в воздух. Выплывая же из-подо льда на разводье, звери часто выбрасывались из воды с торчащим вперед бивнем».

Ночью и ближе к утру животные немного успокоились, и об их присутствии можно было судить только по неподвижно торчащим над поверхностью моря бивням — иногда одиночным, иногда же перекрещивающимся между собой наподобие мечей. Рядом с ними на разводье суетилось множество птиц — кайр, чистиков, чаек. Пролетали поморники и отнимали у чаек их добычу. Несомненно, что пернатых и зверей привлек сюда один и тот же косяк рыбы. Наутро разводье опустело, исчезли и звери, и птичьи стаи.

Древние скандинавы звали его нарвалом — «трупным китом», может быть, из-за серой окраски тела, а более вероятно потому, что в то время были известны лишь туши животных, выброшенные морем на берег, живых же китов никто и никогда не видел. Это скандинавское слово вошло затем во все европейские языки. В России его издавна зовут также единорогом, а иногда и единозубом. Последнее название, хотя и не самое распространенное, пожалуй, наиболее удачно. Действительно, главный отличительный признак животного — мощный, направленный вперед, спирально закрученный бивень. Это и есть единственный зуб кита.

Бивень единозуба — одна из загадок, до сих пор не разгаданных зоологами. Конечно, в наши дни могут вызвать лишь улыбку рассуждения средневековых авторов о его сверхъестественном происхождении, о том, что это — часть тела похожего на лошадь библейского существа — единорога, даже что это — «перст божий». Не удивительно, что в прошлом зуб нарвала ценился очень высоко и его считали чудодейственным. Бивни единозуба некогда украшали дворцы мирских и духовных владык, сильным мира сего их преподносили как драгоценный дар. Царь Борис Годунов отправил в подарок персидскому шаху Аббасу, которого хотел склонить к союзу против турок, несколько кусков такого бивня. Счастливой обладательницей бивня была королева Англии Елизавета Тюдор. Кстати, известна и история этого бивня. Джон Бест, помощник капитана корабля ее величества «Эйд» (капитаном был Мартин Фробишер), 22 июля 1577 года записал в своем дневнике: «Мы нашли огромную мертвую рыбу, вмерзшую в лед. Она была длиной около 12 футов, а из ее рыла или ноздрей торчал рог в два ярда, витой и прямой, похожий на восковую свечу. По всей вероятности, это был морской единорог». «Рыба» была найдена в заливе, носящем теперь имя Фробишера, на юго-востоке крупнейшего острова Канадской Арктики — Баффиновой Земли. «Рог по повелению ее величества будет храниться в ее гардеробе», — сообщает далее Бест, автор хотя и не слишком подробного, но одного из самых первых описаний единозуба.

Сорок лет спустя тушу единозуба нашли на побережье Британских островов. Тушу исследовал и на этот раз более тщательно описал английский натуралист О. Тульпиус. Животное он назвал морским единорогом — Unicorn marinum. А еще через сто лет великий шведский естествоиспытатель Карл Линней внес этот вид в свою «Систему природы» под названием «единозуб однорогий» — Monodon monoceros, и это название укрепилось за китом в научной литературе.

Теперь известно, что у детенышей единозуба в верхней челюсти есть зачатки двух зубов. У самок они обычно не развиваются и, как правило, не выступают из десен. У самцов же один из зубов, чаще левый, вырастает в бивень двух-трехметровой длины, похожий на закрученное копье. Не так давно было выяснено, как происходит такая «закрутка». Оказалось, что это результат сопротивления растущего бивня вращательному движению хвоста плывущего единозуба (хвост кита выполняет ту же роль, что и винт корабля). Поэтому спираль всегда закручивается в одном направлении — справа налево, хотя форма, глубина, количество нарезов на поверхности бивня у разных животных и неодинаковы. У взрослых китов совпадает даже количество ее оборотов: их бывает пять — пять с половиной.

Итак, зоологи изучили и описали многие подробности строения бивня, его физические свойства, даже химический состав. Однако по поводу назначения, биологического смысла этой странной части тела кита исследователи теряются в догадках. Предположения, конечно, существуют, и их не так уж мало. Считают, например, что единозубы, так же как и моржи, при кормежке распахивают бивнем морское дно. Предполагают, что своим «копьем» они прокалывают и убивают крупных рыб, которыми кормятся, что это — орудие защиты от нападающих хищников, что им они пробивают во льду лунки, сквозь которые дышат, что бивень служит теплорадиатором и с его помощью животные освобождаются от излишков тепла, тем самым поддерживая нормальную температуру тела. В последние годы, когда выявилось важное значение в жизни китов эхолокации — способности улавливать отраженные звуковые волны, биологи заподозрили, что дело здесь тоже не обходится без бивня: возможно, он играет роль звуковой антенны и единозуб использует его для передачи направленных звуков.

Однако все эти предположения шатки. Прежде всего бивень хрупок и легко ломается при ударе. Как рассказывают очевидцы, единозубы, оказавшись среди сомкнутых льдов, нередко гибнут от удушья, но так и не пытаются пустить в ход бивень, чтобы пробить лунку и добраться до воздуха. У наблюдателей создалось даже впечатление, что животные сами представляют, насколько непрочны, даже нежны эти «копья», и всячески опасаются их повредить. Бывает, правда, что единозубы проламывают лед, и иногда довольно толстый, но бивней при этом никто из наблюдателей не видел (может быть, звери продавливают продух спиной).

Защищаются ли они своим бивнем от врагов? Но этому тоже нет никаких доказательств. Самые страшные враги единозуба — хищные киты-косатки. Нападая на него, они не встречают сопротивления и, по-видимому, без труда справляются со своей жертвой, что в общем и неудивительно. Косатка почти вдвое крупнее единозуба, гораздо подвижнее, а главное — это «профессиональный» хищник (недаром его английское название — killer или killer whale, то есть «убийца», «кит-убийца»), обладатель страшных зубов и четко отработанных приемов нападения. При появлении косаток единозубы находят спасение лишь во льдах, куда «убийцы» заплывать не решаются. Называют его врагом также полярную акулу. Однако она очень медлительна и скорее всего ограничивается лишь тем, что объедает туши китов, пойманных в сети.

И наконец, главное возражение. Ведь бивнем владеют только самцы, причем взрослые. А как же в таком случае кормятся, охлаждаются, обходятся без локаторов, защищаются от врагов и спасаются от удушья, оказавшись в сплоченных льдах, самки и молодые? Тем более что самки нередко держатся отдельно и рассчитывать на помощь самцов не могут.

Высказывается еще одна догадка: бивень — это «турнирное оружие» и, пуская его в ход, самцы лишь выясняют отношения» между собой в брачный период. Натуралисты подсмотрели у единозуба довольно сложный ритуал: самцы скрещивали свои бивни, размахивали ими, словно и впрямь затевали дуэль. В пользу такого предположения как будто говорят и косвенные доказательства. На голове самцов оказывается гораздо больше шрамов (следов дуэлей?), чем у самок. Обладателями обломанных бивней чаще бывают вполне взрослые, половозрелые самцы, а кроме того, быстрый рост бивня приходится как раз на период созревания животного. И все же это лишь догадка. В общем зоологам здесь есть еще над чем подумать.

Говоря о бивне единозуба, нельзя не вспомнить, что порошки из него издавна считались противоядием при отравлениях, например, мышьяком или сулемой. До конца прошлого века они продавались в аптеках многих европейских стран и как кровоостанавливающее средство. От них ждали помощи также больные туберкулезом легких. И нужно сказать, что надежды их нередко оправдывались, что, впрочем, неудивительно: в химическом составе бивня преобладают соли кальция, а они и в наши дни считаются действенным средством в лечении этой болезни.

Вообще единозуб относится к числу наименее изученных зверей земного шара. Хотя кое-где на него регулярно охотятся, натуралистам удается видеть единозуба так редко, что все встречи с ним можно буквально пересчитать по пальцам. Н. Н. Сушкиной действительно посчастливилось. Там же, на Земле Франца-Иосифа, еще в 30-х годах наблюдал за поведением этих китов зоолог Г. П. Горбунов. Он писал:

«Плывут нарвалы либо под водой, от времени до времени высовываясь из воды дугой, подобно другим китообразным, либо плывут по поверхности, по нескольку раз полого уходя под воду. Ни в том ни в другом случае бивня нарвала не видно. Выдыхание нарвал начинает еще под водой, причем слышно громкое бульканье, затем появляется голова и над ней небольшой фонтанчик пара, и слышно тяжелое сопение, которое продолжается и при вдохе. Это сопение слышно за 1,5–2 км. По временам нарвал издает глухой, но гулкий стон, слышимый километра за четыре. После нескольких дыханий нарвал уходит под воду и не показывается уже долгое время. Иногда, по нашим наблюдениям, только в маленьких полыньях или ледяных бухточках нарвал лежит совершенно спокойно, не двигаясь вперед. В этом положении при выдохе голова его несколько приподнимается, причем бивня все же не видно…

С высокого берега в бинокль можно было ясно видеть, как в полукилометре от кромки, в небольшой полынье оживленно ныряло около десяти нарвалов, причем из воды непрестанно высовывались не только бивни, но даже голова и часть туловища животных. Со стороны этой полыньи непрерывно слышались шумное дыхание и громкие стоны животных…»

Мне тоже повезло: хотя и мельком, но довелось увидеть живых единозубов. Случилось это у северо-западного побережья Новой Земли, в середине октября, когда сюда приходит уже настоящая зима. Светило солнце, может быть уже последний раз в этом году. Наш пароход медленно и осторожно пробирался между льдинами, покрывшими море до самого горизонта. С его палубы далеко вглубь, казалось до самого дна, просматривалась голубовато-зеленая толща воды. В разводьях отражались темно-синие бока льдин, лоснились на солнце мокрые нерпичьи головы, откуда-то снизу, из-под парохода, иногда выныривали кайры. У них уже побелели щеки — птицы успели надеть зимний наряд.

На палубе я простоял долго, тюлени и пернатые успели примелькаться. Но вот в разводье показалось что-то большое и светлое. Это было, несомненно, живое существо, размером и формой тела сходное с белухой, обычным в этих местах китом. Однако тут же возникло сомнение. Зверь выглядел не чисто-белым, как белуха, а скорее серым. Он плыл медленно и все-таки обогнал пароход и исчез из виду. Путь его, как и наш, лежал на юг. Вскоре в разводье возник другой зверь. Этот, вероятно, держался ближе к поверхности, и на его теле, на сером фоне, хорошо выделялись темные пятна. На хребте они сгущались. Он также двигался на юг, обогнал пароход и скрылся. Но тут же в поле моего зрения оказались сразу три животных. Одно из них проплывало совсем близко, и мне удалось рассмотреть не только быстрые движения его хвостового плавника, но и торчащий спереди длинный бивень, хотя зверь держал его под водой.

«Это же нарвалы, единозубы!» — вдруг догадался я, когда животные уже скрылись из виду. Вот и вся история. Но когда я рассказал ее моим коллегам-зоологам, кое-кто из них мне открыто позавидовал. Позже это наблюдение вошло в научные сводки о единозубе.

Что же все-таки известно о нем? Как и у его ближайшего родственника — белухи, у единозуба вытянутое, вальковатое тело, округлая короткая голова, отделенная от туловища хорошо заметной «шеей», закругленные короткие грудные плавники. Отсутствие у единозуба (как и у белухи) спинного плавника и укорочение грудных плавников можно считать приспособлением к обитанию во льдах. Так же как и белухи, единозубы достигают в длину четырех-пяти, иногда даже шести метров и веса в одну-полторы тонны. Однако по окраске тела эти виды, особенно взрослые киты, заметно различаются: нарвалы покрыты по более светлому, серому фону темными пятнами (молодые — однотонно-серые, без пятен), взрослые белухи — чисто-белые. Ну и конечно, самца единозуба сразу отличает от белухи его бивень.

Как правило, единозубы держатся стадами до нескольких сот и даже нескольких тысяч особей. Общаются они между собой при помощи звуков, очень разнообразных и подчас необычайно громких. Кроме тех разговоров», которые слышали Н. Н. Сушкина и Г. П. Горбунов, их голоса могут напоминать и рев, и гудение и походить на крики гагар. Там, где они кормятся, свист и щелчки единозубов слышны и под водой. Питаются звери довольно разнообразным кормом: рыбой (камбалами, тресковыми, особенно полярной тресочкой сайкой, скатами, сельдью), моллюсками, в том числе головоногими (каракатицами, осьминогами, кальмарами), рачками, например креветками. Иногда эти киты промышляют вместе с белухами, однако, как правило, единозубы добывают корм в большем удалении от берегов, способны заныривать на большую глубину и проводить под водой больше времени.

И наконец, о их размножении. Более принято считать, что каких-либо определенных сезонов спаривания и появления молодых у них нет, что самки рождают детенышей (как правило, одного, очень редко — двух) в любое время года. Однако некоторые зоологи утверждают, будто роды у единозубов чаще происходят в середине лета. Но что размножаются они очень медленно, это общее мнение. Самка рождает молодого не чаще, чем раз в три года, причем более полутора лет кормит его молоком. О медленном размножении единозуба свидетельствует и тот факт, что на сто взрослых животных в их стадах приходится в среднем лишь девять новорожденных. Можно добавить, что новорожденного единозуба не назовешь малюткой, поскольку длина его тела достигает полутора метров.

По мнению гренландских эскимосов, единозубы неосторожны. В отличие от моржей или белух они, например, совсем не обращают внимания на то, что делается на берегу: пусть там бегают и шумят люди, лают собаки, пусть там жгут костры; даже если с судна выльют за борт машинное масло или солярку, единозубов это не тревожит.

Единозуба можно назвать самым «арктическим» животным земного шара, поскольку этот кит распространен только в высоких широтах Северного Ледовитого океана и приспособился к жизни на полыньях и разводьях среди льдов.

Зимовщики дрейфующих исследовательских станций «Северный полюс» неоднократно встречали его в центральных частях Арктики — к северу от острова Врангеля, Новосибирских островов, Земли Франца-Иосифа. Полярникам станции СП-5 принадлежит и единственное пока наблюдение за появлением на свет молодого животного. Происходило это восточнее Земли Франца-Иосифа. В широкой полынье, открывшейся вблизи станции, поселился одиночный крупный единозуб. Вел он себя необычно, хотя бы потому, что был очень осторожен: при появлении рядом людей уходил под воду и подолгу не показывался, к краям льдины не подплывал. 30 июля рядом с ним полярники заметили детеныша, видимо только что родившегося. Новорожденный был длиной в полтора-два метра и отличался от матери более темной и однотонной окраской тела; Можно было рассмотреть, что детеныш часто отдыхал на спине матери. Через несколько дней на разводье появилось стадо из десяти единозубов, а вскоре лед сомкнулся и все киты исчезли.

В советской Арктике единозубов чаще видят у берегов Земли Франца-Иосифа. А вообще на глаза! человеку они наиболее часто попадаются у северо-западного побережья Гренландии и на востоке Канадской Арктики. Здесь звери достигают наиболее южных районов Арктики и, очевидно, наиболее многочисленны. Например, с побережья острова Байлот, расположенного к северу от Баффиновой Земли (эскимосам это место давно известно, и они собираются здесь для промысла китов из года в год), за один лишь летний месяц 1976 года канадские зоологи насчитали более шести тысяч мигрирующих животных. Первыми проплыли взрослые самцы, за ними — смешанные стада и последними — самки с новорожденными. Пик миграции пришелся на 15 июля. В этот день в поле зрения наблюдателей оказалось 1842 кита! Всего же, как (читают исследователи, в этом стаде было восемь — десять тысяч единозубов. (Несмотря на это интересное наблюдение, правомерно мнение о единозубе как об очень редком и слабо изученном животном.)

Не только у западного побережья Гренландии и у островов Канадской Арктики, но и в других частях своего ареала значительная часть единозубов совершает регулярные миграции: в начале лета — на север, в разреженные льды, осенью — на юг, к кромке льдов. Однако немало этих животных круглый год держится и в центральных частях Арктики, на постоянно существующих здесь полыньях. Эти участки открытой воды дают прибежище также белым медведям, моржам, некоторым пернатым, и в том числе, по-видимому, розовым чайкам. Живых единозубов или их останки изредка встречают и далеко к югу от Арктики — на Командорских островах, у берегов Великобритании, Голландии. И это, конечно, не противоречит тому, что он самый «арктический» зверь на Земле.

О том, что единозубы размножаются медленно (как, возможно, и о большой продолжительности жизни), в какой-то мере свидетельствует их невысокая естественная смертность, хотя известна причина, вызывающая подчас массовую гибель животных. Это смыкание или смерзание льдов. Попав в ледяную ловушку, задыхаются иногда сразу сотни единозубов, а вместе с ними и белух. Известно, например, что очень холодной зимой 1914/15 года у побережья Западной Гренландии в двух «ловушках» погибло не меньше тысячи китов обоих видов. Ио-эскимосски такая ловушка называется «савссат». Известные исследователи животного мира Гренландии II. Фрейхен и Ф. Саломонсен пишут: «За несколько миль бывает слышен шум, который поднимают эти несчастные, оттесняя друг друга от разводья… В борьбе за жизненное пространство животные выплескивают воду на края льдин, вода сразу замерзает, и площадь разводий уменьшается». Конец этой трагедии — туши мертвых китов, вмерзшие в лед. Эскимосские охотники, конечно, стремятся найти «савссат» и вовремя подоспеть к нему.

Какой-то урон единозубам наносят хищные киты — косатки. Но самый большой ущерб единозубам наносит человек.

Эти киты всегда были желанной добычей для канадских и гренландских эскимосов. Кожа «черной рыбы» (так переводится его эскимосское название) не теряет упругости, когда намокает или промерзает, поэтому ремни из нее с давних пор шли на сбрую для упряжных собак. В последнее время эти ремни нашли и другое применение: из них делаются лучшие лыжные крепления. Жир единозуба эскимосы ценили как хорошее горючее для жировых ламп — он дает белое и жаркое пламя (тюлений и моржовый жир горит не так жарко, красноватым огнем). Мясо кита вполне съедобно, а его хвост и особенно шкуру («маттак») местные гурманы считают большим деликатесом. Мягкая, выдержанная шкура имеет острый вкус; это блюдо, кстати, очень богато витамином С. И конечно, всегда пользовались спросом бивни единозубов. Еще в XVI веке английские купцы начали скупать их у эскимосов, продавая потом в Европе по баснословным ценам. Позже специализировались на их скупке и продаже главным образом датские купцы, входившие в Гренландскую королевскую компанию. И теперь, несмотря на то что ореол таинственности вокруг бивней единозуба давно рассеялся и их перестали относить к числу драгоценностей, стоят они по-прежнему дорого: как любопытный сувенир их покупают богатые коллекционеры, природоведческие музеи не жалеют денег, чтобы приобрести этот интересный экспонат.

Хотя единозубов добывается в мире (практически лишь в Канаде и Гренландии) не так уж много, около тысячи в год, поголовье животных заметно сокращается. Несомненно, способствует этому и гибель животных от ран, нанесенных охотниками. Подсчитано, что не менее половины единозубов, раненных эскимосами, тонет и гибнет, не доставшись охотникам. Общая убыль в поголовье зверей по вине человека, следовательно, вдвое больше той, которая регистрируется охотничьей статистикой.

И это еще не все. Арктические моря все сильнее загрязняются нефтью, их воды бороздит все больше кораблей, в Арктике становятся обычными аварии танкеров. Даже искусственные разводья, остающиеся за кормой ледокола, нередко становятся для китов коварными ловушками. И такого рода косвенное воздействие человека, изменяющее условия жизни единозубов, быть может, сказывается на их поголовье еще пагубнее, чем промысел.

Не удивительно, что судьба единозубов вызывает тревогу. В Канадской Арктике, где их численность сокращается особенно заметно, ими стали более пристально интересоваться зоологи. Вынашивается даже план поймать нескольких животных и поместить их для тщательного исследования в океанарий. Однако сделать это пока не удается. Трудно поймать зверей, еще труднее перевезти их из Арктики, а тем более создать им в неволе необходимую стерильную обстановку, сохранить целым главное их украшение — бивни. Введены в Канаде и некоторые ограничения промысла: установлена норма добычи — не более пяти китов в год на одного охотника, а всего в Канадской Арктике разрешается добывать в год не свыше 335 единозубов. Зоологи считают также, что следует резко сократить охоту на единозубов в открытых водах и сосредоточить ее в разводьях среди льдов, где чаще встречаются взрослые самцы; тем самым будут сохранены самки и молодые.

Из всех арктических государств наиболее решительно выступил в защиту этого вида Советский Союз (правда, у нас в стране никогда и не практиковался промысел единозуба). С 1981 года единозуб включен в Красную книгу СССР как редкий и малоизученный вид и тем самым взят под особую охрану