Живущие во льдах

БОРОДАЧИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ

Таймырская речка Бикада ничем особенно не примечательна, таких рек здесь много. Тем не менее в сентябре 1974 года о Бикаде заговорили и в Хатанге, и в Норильске, это слово со значением произносилось в московских учреждениях. На Бикаду потянулись «аннушки» и вертолеты, нагруженные металлической сеткой, трубками, сеном и, конечно, людьми. Здесь, в глубине Таймырского полуострова, должно было обосноваться первое в СССР стадо овцебыков. Переселенцы уже летели из Канадской Арктики, с острова Бэнкса. И теперь охотоведы и зоотехники, строители и механики готовились к их встрече — строили вольеры, жилой дом, склад, гараж — все, что необходимо для жизни в тундре и овцебыкам, и людям.

Животное это поистине удивительно. Специалисты долгое время даже не могли найти ему места в ряду парнокопытных млекопитающих. С кем соседствует он в естественной системе? Кто его ближайшие родственники?

Внешне он больше похож на быка (или на корову). Бывает, что овцебыки присоединяются к стадам домашних коров, и тогда животные, нашедшие что-то родственное друг в друге, дружно пасутся вместе. Однако во время бега (кроме галопа, при таких коротких ногах, конечно, никакой другой аллюр невозможен) животные больше напоминают овец. Новорожденный теленок блеет почти так же, как ягненок. Взрослые быки в брачное время издают низкий, утробный рык, похожий на львиный.

На вопрос: «Кто же он?» — зоологи смогли ответить только недавно. Оказалось, что овцебык все-таки стоит ближе к козам и овцам. А его ближайший родственник отыскался, как ни странно, в тропиках. Им оказался ни на кого не похожий такин — и не козел, и не антилопа, — обитатель горных лесов Индии, Бирмы и некоторых других стран Юго-Восточной Азии.

Научное, латинское его имя — Ovibos moschatus (овцебык мускусный). Поэтому и по-русски животное называют то овцебыком, то мускусным быком. Первое название, если не быть формалистом, еще как-то соответствует действительности. Второе же лишь сбивает с толку. Никаких особых мускусных желез у овцебыка нет, и ему, следовательно, не свойствен какой-либо специфический запах. По-эскимосски он зовется «умингмак», что значит «бородатый» или «бородач», и это название мне кажется самым удачным.

История овцебыков богата событиями. Когда-то они обитали только в Старом Свете и были распространены здесь вплоть до Западной Европы, заселяли и большую часть территории нашей страны. Перешеек, существовавший на месте нынешнего Берингова пролива, послужил им мостом для перехода в Северную Америку. Это произошло примерно девяносто тысяч лет назад. Здесь они тоже широко распространились — почти до юга территории современных Соединенных Штатов, а отсюда проникли в Гренландию.

Менялся климат, отступали к северу ледники, оставалось все меньше земель, пригодных для жизни овцебыков. Животные исчезли, и этому немало способствовал человек. Нет сомнений, что наш далекий предок ценил и вкус мяса бородачей, и превосходные качества их шкур, и рога как замечательный, прочный и упругий материал для разных поделок. Тем более что добывать эту дичь было проще простого. Овцебыки в состоянии защищаться, увы, только от четвероногих хищников.

В первую очередь стада овцебыков исчезли на их исконной родине — в Евразии. На Таймырском полуострове был найден череп овцебыка, пробитый пулей еще при жизни зверя (охотник, следовательно, был оснащен огнестрельным оружием). Отсюда можно заключить, что эти спутники и современники мамонта лет двести назад жили на Таймыре. Именно к такому выводу пришел известный советский зоолог и палеонтолог Н. К. Верещагин. Еще позже, менее ста лет назад, овцебыки исчезли на Аляске. Известно не только место, где паслось последнее стадо, но и имена истребивших его охотников. Это были двое «белых» скупщиков пушнины. Никакими другими подвигами они себя не прославили и вряд ли предполагали сами, что таким бесславным путем «войдут в историю».

Сильно сократилась численность овцебыков и в Канаде. И это не удивительно. Только Компания Гудзонова залива — она ведет почти монопольную торговлю на севере Канады — с 1862 по 1916 год скупила больше пятнадцати тысяч шкур этих зверей. К началу нашего столетия овцебыки сохранились лишь на северо-востоке Канады и на востоке Гренландии, а общая численность их здесь была близка к двадцати тысячам.

По поверьям аляскинских эскимосов, эти животные продолжали жить здесь до самого последнего времени, они лишь вознеслись на небо и стали недоступными для нагрешивших охотников…

Теперь овцебыки вернулись на Аляску, но, конечно, не с небес. В 1930 году три десятка телят, пойманных в Гренландии, поселились в вольерах невдалеке от города Фэрбенкса. Впрочем, путь их сюда был не прост. Телят погрузили на пароход и вначале привезли в Норвегию. Затем, опять на пароходе, переправили в Нью-Йорк. Потом овцебыки пересекли на поезде Северную Америку и приехали в Сиэтл. Дальше переселенцы добирались морем, потом опять по суше и только тогда (но не все, часть их погибла в дороге) достигли окрестностей Фэрбенкса и приготовленных для них помещений.

Вначале их поселили на поляне среди настоящего высокоствольного леса. Несмотря на столь необычные условия, животные прижились, в стаде каждый год появлялись новорожденные. Численность их, однако, не росла, и главными виновниками этого были медведи, которым понравился новый вид дичи.

Пять лет спустя три десятка овцебыков — все, что оставалось в вольерах около Фэрбенкса, — снова были переселены, теперь на остров Нунивак в Беринговом море. Это был период сильного «потепления» Арктики, трудное для новоселов время. Зимой часто случались гололедицы, выпадали глубокие снега, но все же дела здесь пошли гораздо лучше. В 1939 году на острове жили уже пятьдесят овцебыков, в 1959 году — двести, а в 1969 году — восемьсот. В последние годы животных отсюда стали перевозить обратно на материк, и они здесь успешно приживаются. Впрочем, это не первый опыт переселения овцебыков. Еще в начале нашего века их пытались акклиматизировать в Швеции и Исландии, однако животные не смогли приспособиться к тамошнему климату, к теплым и сырым зимам, и погибали.

Долгое время более удачными казались попытки выпуска овцебыков в Норвегии — на материке и особенно на Шпицбергене. На континенте, в гористой центральной части страны, переселенцы живут уже несколько десятилетий, но размножаются плохо, и стадо растет очень медленно. Гораздо лучше пошли было дела на Шпицбергене. На этот арктический архипелаг семнадцать животных были завезены еще в 1929 году. К исходу первого десятилетия в стаде насчитывалось уже почти сто голов. Во время второй мировой войны большая часть животных здесь была истреблена, однако в 60-х годах на архипелаге опять обитало несколько десятков овцебыков. В середине 70-х годов количество их приближалось к сотне, однако зимой 1977/78 года разразилась катастрофа: из-за глубокого снега и гололедицы подавляющее большинство животных погибло. Неблагоприятной была и следующая зима, и она унесла остатки стада. Летом 1979 года зоологи обнаружили на Шпицбергене лишь одного живого быка…

И тем не менее бородачи показали себя очень «прочными» зверями. Выяснилось, что им нипочем сильные морозы, а при необходимости они мирятся и с жарой. Они неплохо живут и даже размножаются во многих зоопарках, в том числе в Берлине и в Москве. Однако влажный климат для них губителен, они часто заболевают воспалением легких. Кроме того, мягкие зимы обычно связаны с оттепелями, гололедицами, глубоким снегом. В этих условиях овцебыкам трудно добывать корм, они голодают, перестают размножаться, а то и гибнут от истощения.

Зимой бородачи предпочитают держаться на плато и на склонах гор: ветер сдувает оттуда снег, обнажая участки со скудной растительностью, или слой снега там бывает достаточно тонок для того, чтобы животные могли «копытить» себе корм. Весной, по мере того как стаивает снег, а также летом и осенью они придерживаются участков с наиболее богатой растительностью — речных долин и сравнительно низких участков тундры.

Характерная черта образа жизни овцебыков — относительная оседлость. Бывает, что стадо проводит и год, и два в одной и той же долине, на одном и том же склоне. Способность же овцебыков жить продолжительное время на сравнительно небольшой площади определяется очень интересной экологической особенностью животных — умением исключительно полно использовать для питания окружающую растительность, как бы скудна она ни была. Питаются они в основном листьями и побегами многочисленных разновидностей полярных ив, осоками, злаками, арктическим разнотравьем — остролодочником, астрагалами, мытниками. Поедают иногда также лишайники и мхи.

Овцебыки живут стадами. Летом обычно преобладают небольшие группы, состоящие из самок и молодняка, отдельно — взрослых быков. В период спаривания, в августе — сентябре, быки собирают гаремы из десятка самок, а иногда и больше. Зимой самцы и самки, взрослые и молодые животные объединяются, и тогда стада достигают ста и больше голов.

Мужают бородачи сравнительно поздно, чаще лишь на четвертый год. Во время брачного сезона самцы ожесточенно дерутся между собой, разбегаясь и сталкиваясь рогами, как это делают бараны. В апреле или мае самка приносит теленка. Как правило, она кормит его молоком больше года и поэтому телится не ежегодно. Плодовитость бородачей, следовательно, невысока. Интересно, что овцебыки, обитающие в Субарктике, сильно отличаются по своим биологическим признакам от арктических. Первые начинают размножаться уже в трехлетием возрасте, причем коровы нередко телятся ежегодно. Если в Арктике стада могут увеличиваться в год лишь на десять процентов, то в Субарктике — на двадцать пять процентов.

Переселения овцебыков преследовали прежде всего практические цели. Что же может получить человек от овцебыка? Во-первых, мясо: считается, что оно похоже на говядину, но гораздо нежнее и ароматнее. Вес же бородача-быка может достигать полутонны (самка весит вдвое меньше). Во-вторых, шкуры, используемые как прекрасное кожевенное сырье или как мех. Далее шерсть (вернее, пух, или подшерсток) исключительно высокого качества, которая ценится намного выше шерсти тонкорунных овец и даже прославленного пуха южноамериканских викуний или кашмирских коз. С убитого овцебыка собирают до пяти килограммов пуха, с прирученного (одомашненного) — вычесывают до трех килограммов. Цена же одного килограмма пуха достигает в США ста долларов. И наконец, молоко (в принципе не исключено создание ферм этих животных молочного направления), приятное на вкус и жирное, как сливки.

Бородачи, как мы видели, очень неприхотливы к кормам, хорошо переносят невзгоды арктического климата и поэтому в состоянии обитать на самых северных участках полярной суши, даже там, где уже не могут жить северные олени. К тому же их по сути дела оседлые стада могут быть постоянно в поле зрения человека. Неизвестны случаи массовой гибели этих животных от каких-либо болезней. Они не конкурируют из-за кормов с северными оленями. Им не страшны даже волки. При нападениях хищников стадо занимает «круговую оборону» — образует круг, внутри которого оказываются телята и коровы, а снаружи — взрослые быки, вооруженные наиболее мощными острыми рогами.

Планы возвращения овцебыков в Советскую Арктику, их реакклиматизации разрабатываются уже давно. Зоологи и охотоведы установили, что переселенцы найдут здесь неплохие условия для жизни, особенно на гористых и малоснежных участках тундр. А таких мест здесь много. Это Новосибирские острова, остров Врангеля, Таймырский полуостров, тундры севера Якутии и Магаданской области.

Разрабатывая эти планы, советские специалисты рассчитывали, что переселенцы заполнят пустующую «экологическую нишу», станут потребителями скудной арктической растительности, а значит, будут способствовать вовлечению в хозяйственный оборот этих неиспользуемых пастбищ. Учитывалось и другое: жизнь в Арктике находится в состоянии «неустойчивого равновесия». Иначе говоря, здешний органический мир особенно уязвим и терпит большой урон при стечении неблагоприятных климатических обстоятельств либо под воздействием непродуманной человеческой деятельности. Исчезновение здесь какого-либо вида не проходит бесследно, как это бывает в южнее расположенных районах, а зачастую ведет к глубоким изменениям в растительности и животном населении. Следовательно, с возвращением овцебыков в советскую Арктику органический мир ее становится как бы более прочным, более стойким. Поэтому-то с таким нетерпением ждали в СССР четвероногих переселенцев.

Итак, осенью 1974 года начался эксперимент по реакклиматизации овцебыков в советской Арктике: на Таймыре поселились десять животных, доставленных сюда из Канады. Через полгода в СССР поступила вторая партия, состоящая из сорока бородачей. Все они родились на острове Нунивак, и мне довелось участвовать в их отлове, приемке и перевозке из США в СССР.

Остров Нунивак почти в прямом смысле слова затерялся у западного побережья Аляски, несмотря на то что он довольно велик — больше ста километров в длину, расположен совсем близко от материка и находится в очень приметном месте, между устьями крупнейших рек Северной Америки — Юкона и Кускокви-ма.

Даже здесь, на Аляске, он известен не каждому. Запомнился, например, разговор с администратором гостиницы в Фэрбенксе. Взяв в руки советские паспорта, он доброжелательно улыбнулся, назвал свое имя, добавив, что сам он — коренной житель Аляски. Сказал, что рад приветствовать нас, и поинтересовался, куда же мы держим путь. Услышав в ответ: «На остров Нунивак», администратор пожал плечами. «Что-то не знаю такого. Это что, в Канаде или в Калифорнии? — После паузы он добавил: — А, вспомнил, так эскимосы называют свои лодки из шкур».

Но наш собеседник ошибался: эскимосская лодка из шкур называется умиак. Впрочем, удивляться было нечего: Нунивак окружен мелководьями, лежит в стороне от торных морских путей, а от посадки самолетов и вертолетов его защищают частые густые туманы. На острове нет достопримечательностей, о которых упоминали бы красочные туристские проспекты, и здесь редко бывают приезжие. Словом, это настоящая аляскинская «глубинка».

Впрочем, на этой суше можно увидеть немало интересного. Прибрежные, круто обрывающиеся к морю скалы сменяются здесь песчаными пляжами и дюнами, которые поросли густыми, сочными травами. Большие и малые морские заливы, прозрачные реки, ручьи, часто не замерзающие и зимой, каменные россыпи с пятнами лишайников на склонах гор и заросли ивняков высотой по пояс взрослому человеку в речных долинах. Туманы и не заходящее коротким летом солнце, куцые серые дни, пурга и твердые, как бетон, снежные заструги в долгие зимние месяцы. Таков остров Нунивак.

Здесь с незапамятных времен обитают эскимосы — рыбаки и охотники. Теперь они еще и оленеводы, и все живут в Мекорьюке, единственной на острове деревне. В 1929 году на острове был организован заказник.

Но пожалуй, самое интересное на Нуниваке — стада размножившихся бородачей.

Вместе с Вадимом Сергеевичем Тарховым, охотоведом из Магадана, и признанными в США знатоками овцебыков — доктором Питером Лентом и Джерри Хоутом (Хоут к тому же заведовал заказником на острове и был «главным опекуном» живущих здесь овцебыков) мы попали сюда в самом конце марта. С нами были также переводчица американка Раиса Скрябина и кинооператоры. Поскольку здесь, в Соединенных Штатах (не говоря уже о самом острове), интерес к переселению животных на сибирскую землю оказался очень велик, операторам предстояло снять специальный фильм о том, как ловят животных и грузят их в советский самолет.

Мне особенно запомнилась первая встреча с пойманными бородачами и один из выездов за ними в глубь острова.

Кандидаты в переселенцы (их поймали день-два назад, поэтому еще не было известно, как они проявят себя во время карантина и будут ли приняты нами или нет), дюжина бурых, косматых подростков-овцебыков, сбились в дальнем углу загона и настороженно, исподлобья косились на людей. Загон был устроен в стороне от деревни, но сюда уже пролегли торные дороги, и здесь весь день толпился народ. Для некоторых это обязанность: присмотр за животными, их кормление. Для других — развлечение: они приходили и приезжали сюда, как в клуб, обменяться новостями, посмотреть на новых людей, а эскимоски помоложе — и щегольнуть туалетами. К счастью, пленники оказались не слишком пугливы. Едва стихал шум, овцебыки спешили к кормушкам, и охапки сена в них на глазах начинали уменьшаться. В общем пленники вели себя солидно, с достоинством, и к ним невольно рождалось чувство симпатии.

На острове стояла неустойчивая погода. Кратковременные оттепели сменялись морозами, бывали пурги. Но чаще перепадали те ласковые, тихие и солнечные дни, что случаются только на Севере, и лишь ранней весной. Ловцы (к ним относилась большая часть взрослых мужчин Мекорьюка, и для многих это была единственная возможность заработать) торопились использовать погожее время. Обожженные ветром и солнцем, они появлялись в деревне с очередной партией пленников и тут же вновь отправлялись на промысел.

В этот раз вместе с ловцами выезжали почти все участники нашей экспедиции. Джерри, на правах «главнокомандующего», отказал в поездке только Раисе: не женское это дело — гоняться за дикими овцебыками. Однако вслух он мотивировал свой отказ огорченной переводчице деликатнее: «на ее долю не досталось исправных мотонарт» (а они служили сейчас единственным транспортным средством).

Солнце поднялось уже довольно высоко и заметно припекало, когда разномастное ревущее стадо мотонарт (некоторые — с тяжелыми санями на прицепе) вырвалось из Мекорьюка. Темперамент водителей проявился уже на первых метрах пути. Передовые нарты тронулись с места на предельной скорости. Мотостадо вытянулось в цепочку, длина которой то сокращалась, когда кто-нибудь выскакивал в сторону и, мчась по целине, пытался если не выйти в передовые, то хотя бы кого-нибудь обогнать, то увеличивалась, когда строй восстанавливался. Приметные «мотоджигиты» то забирались в начало колонны, то оказывались оттертыми чуть ли не в самый хвост. Но никому не удавалось обойти передовую нарту: впереди неизменно маячил красный, круглый, как скафандр космонавта, шлем Генри Иванова. Нунивакский Иванов приходился всего-навсего однофамильцем нашим землякам (на мой вопрос, почему у него такая фамилия, он лишь недоуменно пожал плечами). Но все равно его упорство и ловкость нельзя было воспринимать без какой-то особой гордости.

Гонки длились час, другой, третий. Темп им задавали два-три заводилы, включая, конечно, Генри. Иногда к ним пристраивался наш Джерри: у него, чувствовалось, был большой стаж езды на мотонартах. Азартным гонщиком оказался и Вадим Сергеевич. Его черную куртку я все время видел перед собой, он даже перенял «почерк» у наиболее отпетых лихачей и ехал не сидя, а стоя то на коленях, то в полный рост. При встрече с каждым застругом нарты взлетали в воздух и тут же тяжело плюхались оземь. Удары отдавались где-то во внутренностях, и начинало казаться, что все там не только сместилось, но и безнадежно перепуталось. Глаза забивала снежная пыль, в горле першило от выхлопных газов, лицо обжигал встречный ветер.

Но вот сумасшедшей езде пришел конец. Вот они, Близнецы, — так называются две стоящие рядом, довольно крутые и очень похожие друг на друга горушки. На вершинах и на склонах их чернеет земля. Это как раз то, что нужно овцебыкам, — их типичные зимние пастбища. Побывавшие здесь разведчики уже все высмотрели. Оказалось, что на Близнецах держится несколько стад бородачей и среди них немало двухлеток, которых особенно не хватает в загонах.

Двухлетние овцебыки весят килограммов по полтораста, и под их рога лучше не попадать. Наверное, поэтому на привале, где разрабатывается окончательный план операции, лица охотников посерьезнели, хотя вообще-то эскимосы любят посмеяться и улыбки редко сходят с их лиц. План принимается такой: из двух десятков ловцов (кинооператоры и мы с Вадимом Сергеевичем не в счет) половина на мотонартах объезжает горы, заходит стадам в тыл и сгоняет их в долину. Ловцы должны оставаться здесь и быть с сетями наготове. Овцебыки на своих коротких ногах не могут долго бежать по глубокому снегу и вскоре остановятся. Наши командиры так хорошо знают и эту местность, и повадки животных, что предвидят дальнейший ход событий и заранее расставляют кинооператоров на самых «бойких» местах… Нам с Вадимом Сергеевичем предоставлена полная самостоятельность, и мы немного поднимаемся по склону, чтобы увидеть все «поле боя».

— Берегитесь! — послышался отчаянный и почему-то женский крик. Я обернулся и увидел, что со склона, противоположного тому, откуда мы ждали стадо, прямо на нас галопом мчатся овцебыки. Головы бородачей опущены, рты приоткрыты, изо рта и ноздрей вырываются облачка пара.

Дерева, на которое можно было бы залезть, здесь не найдешь, пытаться убежать бесполезно. Вадим Сергеевич бросился было к мотонартам, но замерзший мотор не заводился.

«Нападение — лучшая защита», — промелькнуло в голове, и с криком «Стой!», размахивая над головой руками, я побежал С'.аду навстречу. Расчет оказался верным. В нескольких шагах от нашего наблюдательного пункта животные остановились, а затем, развернувшись и тяжело дыша, потрусили в гору.

— А я ведь подумал, что затопчут, — облегченно произнес Вадим Сергеевич, вытирая потное лицо.

С соседнего пригорка пешком спускалась Раиса. Это ее крик нас насторожил и, быть может, даже спас.

Раиса оказалась человеком упрямым, предприимчивым, и отказ Джерри ее не обескуражил. Проводив нас, она стала искать, кто бы мог довезти ее до Близнецов. Единственным мужчиной, оставшимся в деревне и владевшим исправными мотонартами, был местный священник патер Чарли. К нему-то и обратила Раиса свои чары и красноречие, конечно, вместе с обещанием неплохо заплатить. Зерна упали на подготовленную почву. Патер встретился мне накануне вечером. На мой вопрос, поедет ли он ловить овцебыков, он ответил, что очень хочет, но стесняется посторонних, почему-то особенно кинооператоров: «А вдруг не приличествует это занятие моему сану?» Долго уговаривать патера Раисе не пришлось, и вот наша симпатичная переводчица здесь.

Между тем загонщики уже согнали стадо в долину. Утопая по брюхо в снегу, животные стали было, заняв «круговую оборону», но тут же вновь пустились галопом, высоко подкидывая зады и теряя на бегу космы длинной темной шерсти. Пробежав еще с сотню метров, загнанное стадо окончательно остановилось.

Существуют разные приемы ловли этих животных; большинство их было разработано американским биологом Джоном Тиллом, энтузиастом их одомашнивания, влюбленным в бородачей. Однако нунивакские эскимосы применяют свой собственный способ и достигли очевидного успеха. Поимка овцебыков обходится на острове дешевле, чем где бы то ни было, а гибели их при отлове почти не бывает.

Загнав стадо в глубокий снег, местные ловцы безбоязненно и безнаказанно въезжают в глубь его на мотонартах, расчленяют стадо и в первую очередь отгоняют взрослых быков, которых тут же отпускают на волю. Группы, в которых есть молодые животные, отделяют одну от другой. Каждую из них затем дробят («лишних» зверей тоже отпускают) до тех пор, пока не останутся только овцебыки, пригодные для переселения, то есть нужного пола и возраста, не имеющие каких-нибудь заметных увечий.

Все это было проделано в считанные минуты. Убедившись, что «товар» заказчикам нравится, ловцы приступили к самому главному. В ход пошел бредень, сплетенный из толстого желтого шнура. Ловят им овцебыков в принципе так же, как добывают в наших прудах карасей. Набрасывают сеть двое. Однако, чтобы удержать запутавшегося зверя, требуются усилия многих людей.

На снегу, со спутанными ногами, уже лежало несколько пленников. Очередной бычок прыгал в сетке, но повалить его никак не удавалось. Я побежал на подмогу, однако меня опередил человек, которого я сразу узнал, хотя и видел только со спины. Он лихо бросился на добычу, и бычок был вмиг повержен на снег. Человек повернулся ко мне лицом и лукаво подмигнул. Это был патер Чарли. Поскольку в его глазах ярко горел охотничий азарт, было ясно, что сомнения священника рассеялись.

Стада пригонялись с гор постепенно, и у ловцов не было больших перерывов в работе. Люди действовали слаженно и уверенно. Они мельтешили на мотонартах под самыми мордами у старых и действительно опасных быков, управляли стадами так же, как домашним скотом. У каждого была своя специализация: кто набрасывал сеть (для меня не оказалось неожиданностью, что главным «рыбаком» считался Генри), кто первым кидался на добычу, кто держал наготове веревочные путы, чтобы сразу связать ими пленнику ноги.

Конечно, случалось и непредвиденное. Бычок, по какой-то причине забракованный ловцами и отпущенный на все четыре стороны, не стал догонять стадо, а помчался было к кинооператору, возможно уловив в единстве человека, штатива и кинокамеры какое-то сходство с родителями и собратьями. Когда оператор побежал от него, утопая по колено в снегу, бычок одумался и побрел за соплеменниками. Другой бычок со спины подкрался к пешему охотнику (кстати, самому пожилому из ловцов) и поддел его рогами. Человек упал, но отделался легко: удар смягчили несколько слоев теплой одежды. Телка отогнали, а пострадавший поднялся на ноги, отряхнулся и опять включился в работу. Если первое происшествие вызвало у охотников сдержанные смешки, то по поводу второго раздался дружный смех, причем громче всех смеялся сам пострадавший.

Охота подходила к концу. Долина выглядела так, будто здесь и в самом деле шли бои. Снег был истоптан людьми и животными, испещрен следами гусениц, тут и там на снегу или уже на санях чернели неподвижные фигуры связанных бородачей. Усталые и возбужденные ловцы стягивались к краю долины, собирались в кучки. Появились бензиновые плиты, термосы, коробки с продовольствием и посудой. Как это бывает только на морозе, особенно сильно и вкусно запахло свежесваренным кофе.

Пурга началась, когда мы были еще на пути к деревне. Пока выпускали в загоны привезенных животных и расходились по домам, дуло еще терпимо. Однако среди ночи ветер достиг ураганной силы. Стены домика, хотя это была капитальная постройка, заметно вздрагивали, что-то гремело и монотонно звякало на крыше.

О том, как овцебыки переживают пургу, среди зоологов нет единого мнения. Некоторые утверждают, что бородачи и в непогоду остаются верными своим привычкам и как ни в чем не бывало продолжают добывать корм, пережевывать жвачку, отдыхать. По заверениям других, в пургу животные якобы стоят, плотно прижавшись друг к другу, и сутки, и двое, пока не стихнет ветер, причем взрослые быки укрывают своими телами от вьюги коров и телят. Третьи говорят, что овцебыки в непогоду лежат по нескольку суток и не кормятся. И вот теперь появилась возможность самим понаблюдать, как ведут себя эти животные в непогоду.

Вместе с Вадимом Сергеевичем и Джерри мы пошли к загону. Пурга неистовствовала. Сырая снежная пыль залепляла глаза и нос, секла кожу. Видимость иногда ограничивалась расстоянием вытянутой руки. Держась друг за друга, часто останавливаясь и отворачиваясь от ветра, чтобы передохнуть, мы брели, кажется, целую вечность, пока не наткнулись на стену знакомого сарая, а за ней и на ограду из металлической сетки.

А вот у решетки и часть наших пленников. Они лежали, сбившись в кучу, на животах, поджав под себя ноги, и все — задом к ветру. У передних перед головой намело пологие сугробы. Бородачи, похоже, спали, а когда я потормошил ближайших ко мне за косматые загривки, они нехотя встали, повернувшись мордами, сплошь залепленными снегом; видны были только глаза и кончики рогов. На местах лежек животных не было и следов сырости или льда, настолько хороша теплоизоляция их «одеял» и «матрацев» — длинной шерсти, растущей на животах и боках. К тому же шерсть эта так густа, что снег не проникает глубоко в ее толщу. Стоило бородачам отряхнуться, и они уже были чисты.

Вскоре удалось найти и остальных пленников: они также дремали, собравшись в кучки и отвернувшись от ветра. Сено, с вечера положенное в кормушки, оставалось нетронутым.

Так вот как они переносят пургу! Они и здесь оказываются верны своему главному жизненному принципу — экономить как можно больше сил и энергии. Проявляется этот принцип различно. Это оседлость бородачей (черта, отнюдь не характерная для четвероногих обитателей Арктики), удивительно высокие теплоизолирующие свойства шерсти и слоя подкожного жира, сохраняющегося круглый год. Это и особенности кровеносной системы. Кровь в ногах овцебыков течет относительно медленно, ноги поэтому могут стынуть, но зато организм теряет мало тепла. И вот еще — экономия сил и энергии во время пурги, серьезного испытания, которому так часто подвергает их арктическая зима.

Загоны пополнялись все новыми животными. Рядом с загонами визжали пилы, стучали молотки, из толстой фанеры и деревянных брусков строились ящики для транспортировки животных. Потом началась перевозка пленников на материк, в город Бетел, на ближайший аэродром, где могут садиться большие самолеты.

Незаметно подошел и день нашего расставания с островом, с друзьями-островитянами. В Бетеле мы встретили прилетевший сюда впервые в истории советский авиалайнер. В его чреве удалось разместить все сорок клеток с четвероногими переселенцами и даже небольшой запас сена на непредвиденный случай.

Еще шла погрузка, когда заморосил дождь, впервые в этом году. Ко времени вылета самолета с Аляски разразился настоящий ливень.

— Какая хорошая примета! — радостно воскликнул провожавший нас доктор Лент, хотя его уже промочило насквозь. — Вам везет! Значит, переселение будет удачным!

Из сорока аляскинских бородачей двадцать попали на Таймыр и двадцать — на остров Врангеля. На Таймыре их поместили в обширные загоны; по соседству с ними, тоже за оградой из сетки, жили их соплеменники, на полгода раньше прилетевшие из Канадской Арктики. Первую зиму, конечно, гораздо более суровую, чем на острове Нунивак, «американцы» перенесли труднее чем «канадцы», и несколько животных погибло зимой от воспаления легких.

На острове Врангеля переселенцев сначала поместили в небольшой загон, но вскоре им была предоставлена полная свобода. Правда, здесь тоже не обошлось без потерь, но похоже, что эксперимент тут проходит удачнее, чем на Таймыре. Всего через месяц после выпуска на волю животные разбились на несколько групп, каждую из которых возглавил свой вожак, осмотрелись и обосновались в самых кормных местах острова. В июне 1977 года с острова пришло радостное известие. В одной из групп овцебыков были замечены два новорожденных теленка.

Весной 1978 года на Таймыре принесли телят сразу три коровы. Уцелел, к сожалению, только один теленок, однако сам факт рождения молодых свидетельствовал, что переселенцы начинают приспосабливаться к новым условиям. И действительно, в 1979 году здесь родилось еще одиннадцать телят, и стадо увеличилось до тридцати голов. Осенью того же года начался новый этап акклиматизации — создание стада, живущего без помощи человека. Из загона были выпущены тринадцать животных, взрослых и молодых. Они успешно перезимовали, питаясь только природными кормами. В 1980 году таймырское стадо увеличилось на десять животных: пять телят родились в загоне и пять — у «диких» овцебыков, а общее количество животных возросло до сорока. В 1981 году на Таймыре насчитывалось 50 голов.

На острове Врангеля мне пришлось побывать в 1979 году, ранней весной. Овцебыки широко разбрелись по большому гористому острову, и сосчитать всех обитающих на нем животных, даже с вертолета или самолета, оказалось делом очень трудным, если не невозможным. Удалось увидеть только одиннадцать овцебыков, и среди них молодых годовичков и двухлеток. Но было ясно, что и здесь переселенцы прижились, Хотя стояла самая суровая и голодная пора года, звери выглядели хорошо упитанными и, что сразу бросалось в глаза, держались на лучших пастбищах. Значит, они уже как следует осмотрелись здесь и чувствуют себя действительно как дома.

Словом, бородачи возвращаются на землю своих предков. Предсказание доктора Лента сбывается.

Овцебыки с острова Нунивак были переданы Советскому Союзу Соединенными Штатами Америки в соответствии с заключенным между ними соглашением об охране окружающей среды. И конечно, эти совместные усилия советских и американских специалистов не напрасны. В мире складывается новый очаг обитания овцебыков, создается как бы «страховой фонд» на тот случай, если в других частях Арктики с ними произойдет что-либо непредвиденное.

Но только ли дикие овцебыки могут жить в наших тундрах?

На Аляске, невдалеке от города Колледж, мне пришлось увидеть необычную ферму. Она располагалась на просторной лесной поляне. Небольшой скотный двор, сарай и несколько загонов, обнесенных сеткой (ворота большинства загонов были открыты настежь, и животные могли выходить, когда им вздумается), — такова недвижимость фермы. «Движимость» — около ста пятидесяти овцебыков разного пола и возраста. Управлялись с ними два пастуха; и того и другого звали Билл. Билл-старший — и по возрасту, и по положению — работал на ферме третий год. На мой вопрос: «Трудно ли иметь дело с овцебыками?» — ответил: «Теперь-то работа у меня благодать! Раньше, когда я пас коров, приходилось куда тяжелее».

На ферме царила будничная, обыденная атмосфера. Пахло сеном, навозом и, как-то очень по-домашнему, самими животными. У яслей бок о бок с овцебыками хрумкал сено поджарый рыжый конь. Загоны маловаты, и уже с ранней осени скотину приходится подкармливать сеном и концентратами. Отличались эти овцебыки от диких тем, что у них на всякий случай, из соображений безопасности, были удалены рога. Однако, как считал Билл-старший, особой необходимости в этом уже не было: опасны разве что старые быки, и то лишь осенью, в брачный сезон.

Весной на ферме начинается самая горячая пора. В это время бородачи линяют, и пастухи собирают гивиот (так по-эскимосски называется ценный пух). Не только с коров, но и с большинства взрослых быков оба Билла попросту выщипывают пух руками, обходя загоны утром и вечером. Лишь немногих быков, отбившихся от рук, приходится загонять в специальный станок. Животные весной в общем-то и сами жмутся к людям, поскольку освобождение от клочьев ненужной зимней шерсти приносит им облегчение.

На первый взгляд может показаться, что «интеллект» бородачей невысок. Однако каждый, кому пришлось долго общаться с одомашненными животными, придерживается противоположного мнения. Джон Тилл, имя которого уже было упомянуто, пишет, например: «Работая на вермонтской ферме, я быстро убедился, что мускусные быки порой наблюдают за человеком не из столь уж праздного любопытства. Когда я запирал ворота загона, животные всегда внимательно следили за моими действиями. На скобу, вбитую в забор, я накидывал цепочку от ворот, а затем висячий замок, причем защелкнуть замок мне и в голову не приходило. Как-то раз, когда я проделывал эти манипуляции, к воротам подошел один бык. Дождавшись, пока я закончу, он принялся дергать за цепь, пока не вывалился замок, и открыл ворота настежь. Вскоре этот трюк научились проделывать и его соплеменники, затрачивая на всю операцию не больше пяти минут.

Но самое незабываемое для меня событие на вермонтской ферме произошло в тот день, когда стадо показало, что принимает меня за своего. Я работал в загоне, когда к забору подошли наши собаки. Быки же решили, что это не иначе как волки, которые готовятся к нападению. Но в тот момент я этого не успел понять — слишком быстро все произошло. Стуча копытами и шумно сопя, стадо вдруг кинулось в мою сторону. Не успел я опомниться, как быки образовали вокруг меня оборонительный круг. Они защищали меня от собак, как своего детеныша!»

Одомашненные бородачи проявляют себя любопытными, общительными, даже веселыми животными. Любят игры, например, как заправские футболисты, с увлечением гоняют по загону мяч. Подражая людям, заходят в воду и подолгу, фыркая и сопя, резвятся здесь. Они подбегают к знакомому человеку, ластятся, подставляют для ласки загривки. И пока человек треплет и гладит их густую шерсть, хитрецы шарят носами по его карманам в поисках чего-нибудь вкусного.

У фермы то и дело останавливались автомобили, и к сетке подходили люди, чтобы хоть издали взглянуть на необычный домашний скот. Предвосхищали возможные вопросы к Биллам большие щиты, выставленные у ограды со стороны шоссе. На них было написано, для чего и как здесь разводят овцебыков. Впрочем, посетителей сюда приводило не только праздное любопытство. Свою ферму домашних бородачей решил организовать эскимосский кооператив на побережье Берингова моря, и к работе Биллов, к нравам и потребностям животных присматривались двое молодых эскимосов — будущие пастухи будущей фермы.

Еще в 1918 году канадский исследователь Арктики Вельялмур Стефансон писал в своей книге «Гостеприимная Арктика» (хорошо известной и советским читателям): «Мы привыкли думать, что корова и овца являются наилучшими возможными видами домашнего скота, и нам трудно поверить, что существует животное, которое в случае его приручения окажется более полезным… Я убежден, что в течение ближайшего столетия главным домашним животным в северной половине Канады и северной трети Азии будет овцебык, а не олень». В этих словах звучит, конечно, излишняя увлеченность автора. Но ведь есть здесь и рациональное начало! Доказательство тому — фермы одомашненных животных, и экспериментальные, и производственные, уже существующие в США, Канаде, Норвегии, — фермы, дающие их владельцам иногда неплохой доход.

Вот самый свежий факт. Ферма одомашненных овцебыков у аляскинского поселка Уналаклит была основана в 1976 году, а всего через четыре года ее обслуживанием, изготовлением из гивиота пряжи, вязанием шарфов, свитеров, шапочек, доставкой этих изделий в большие города занималось население двадцати четырех деревень арктической Аляски и Алеутских островов. Одна из американских газет писала об этом так: «Ферма теперь кормит население двадцати четырех эскимосских и алеутских деревень».

Не привьется ли эта отрасль животноводства и в нашей стране, в колхозах и совхозах Крайнего Севера? Может быть!

Овцебыки пока не числятся в Красной книге. Но их в СССР так мало, что они могут быть названы животными редчайшими из редчайших, и их с полным основанием можно включить в эту книгу по соседству со стерхами, белыми медведями и розовыми чайками.