Живущие во льдах

РАЗГРЕБАЮЩИЕ СНЕГ

Кончался обычный экспедиционный день. Уже лежа в спальных мешках, мы неторопливо делились впечатлениями о сегодняшних маршрутах по Таймырской тундре (в то лето здесь проходила наша работа), обсуждали завтрашние планы.

Однако ночь на этот раз выдалась беспокойная. Беседу на полуслове прервал странный шум. Вначале это походило на далекие порывы ветра, вскоре они слились, и казалось, где-то, прорвав плотину, зашуршал водяной поток. Все выскочили из палатки. Понять сразу, что происходит, было трудно. На нас катилась какая-то темная волна. В сгустившихся сумерках можно было рассмотреть только, что она «двухслойная»: сплошная снизу и более редкая, похожая на дымку, сверху. Волна быстро приближалась. Стали различимы топот и сухой треск копыт, чавканье шагов на болотинах, грубые, хриплые голоса. Недоумение рассеялось. Шло стадо диких северных оленей, и лощина, где мы разбили свой лагерь, оказалась на пути животных. Теперь было видно, что олени движутся широким сомкнутым фронтом, что над ними колышется ажурная чаща рогов (вот чем оказалась «дымка»), что в их рядах среди взрослых темными пятнами мелькают телята. Стадо охватывало нас справа и слева. Олени вот-вот могли смять палатку, растоптать все наше имущество, а «за компанию», возможно, и нас самих. Ничего другого не оставалось, как схватить ружья и начать палить в воздух.

Размахивающие руками человеческие фигуры, крики, яркие вспышки и грохот выстрелов заставили ближайших к нам оленей шарахнуться в стороны, и живая лавина сразу же стала обтекать лагерь. К счастью, — поскольку запас патронов у нас был ограничен — опасность быть смятыми этой живой лавиной довольно быстро миновала. Стадо постепенно отвернуло и скрылось из виду, но долго еще, и час, и два, слышались шуршание, гул, казалось, даже вздрагивала земля под ударами множества копыт. Наделавшее суматоху стадо выше нашего лагеря переправилось через реку, и потом целый день как память о происшедшем по поверхности воды плыла оленья шерсть.

Даже для наших дней это переселение оленей было довольно миниатюрным, но и оно производило впечатление. А ведь еще недавно встречались многотысячные их стада; они шли непрерывно, по многу дней, переправляясь через большие реки, например через Юкон, и заставляя сутками простаивать пароходы, а их рога издали напоминали бескрайний движущийся лес!

Поражает не только размах миграций северного оленя, хотя их протяженность достигает пятисот — семисот и даже иногда превышает тысячу километров и в этом отношении олень может соперничать с перелетными птицами. От всех оленей мира эти животные отличаются тем, что рога у них имеют и самцы, и самки. Какой в этом заключен биологический смысл, сказать трудно. Советский эколог П. П. Тарасов предполагает, что именно рога помогают самкам (конечно, уступающим в весе и физической силе самцам) отстаивать зимой «право на лунку» в снегу и тем самым «право на корм». Казалось бы, логично. Ведь именно самцы лишаются рогов еще осенью, а последними, уже весной, сбрасывают их беременные самки. А с другой стороны, стада «дикарей» зимой однополы, и соперничать самкам, следовательно, не с кем. Среди домашних оленей нередки комолые животные, и они оказываются упитанными не хуже своих рогатых сородичей. В общем здесь не все еще ясно, и вопрос этот ждет своего решения.

Но пожалуй, самое удивительное в северном олене — способность стойко переносить морозы, добывать корм из-под глубокого и плотного снега, не проваливаясь, ходить и по снегу, и по топким болотам. Словом, — если допустимо использовать здесь техническую терминологию — его можно назвать «оленем в северном исполнении».

Зимний мех животного необычайно густой, состоит из длинных остевых волос, очень ломких, потому что они наполнены воздухом, и нежных извитых волос подшерстка, между которыми также содержится воздух. Олень одет, следовательно, как бы в «двойную шубу». Шерсть его настолько плотна, что ее не продувает ветер, а обилие в ней воздуха придает оленю прекрасную плавучесть, поэтому-то не страшны ему переправы через широкие реки. Следует добавить также, что у северного оленя покрыто шерстью все тело, включая и кончик морды (тогда как у большинства оленей нос остается голым). Как уже говорилось, роль окраски меха в сохранении животными тепла остается неясной. Но тем не менее обращает на себя внимание, что наиболее северные расы этого вида становятся зимой очень светлыми, даже белыми, в то время как мех «южан» остается бурым или темнобурым.

Не так давно было обнаружено, что подкожный жир на ногах у оленя (как и на ногах овцебыка) плавится при температуре более низкой, чем жир других частей тела, а ток крови здесь замедлен. В этом тоже заключен большой биологический смысл, поскольку именно ноги соприкасаются со снегом и наиболее уязвимы для холода. Потерю тепла животное уменьшает за счет слабого кровообращения в ногах, а ноги в свою очередь не мерзнут благодаря особым свойствам находящегося здесь подкожного жира.

Замечательны копыта оленя. В роговые «башмаки» одеты все четыре пальца, причем на боковых пальцах «башмаки» эти длинные и касаются земли (у других оленей они расположены высоко над землей). На средних пальцах роговые чехлы необычайно широки и изогнуты в виде совка. Зимой они разрастаются и становятся еще шире. При ходьбе по топкой почве или рыхлому снегу, когда животное раздвигает пальцы, копыта его превращаются в своего рода «снегоступы» или «болотоходы». Кроме «башмаков» важную роль играют здесь также «щетки» — пучки длинных и жестких волос, растущих между пальцами. Волосы «щеток» торчат в разные стороны, и поэтому копыта северного оленя не только имеют большую опорную поверхность (например, у лося она в четыре раза меньше), но и не скользят, когда животное идет по льду или обледеневшему снегу.

Американское (английское) название дикого северного оленя caribou (карибу) происходит от «ксалибу» индейцев-микмаков. В переводе это индейское слово значит «разгребающие снег». Название очень удачное, поскольку копыто служит оленю не только снегоступом, но и орудием для разрушения снежного покрова. Сильные, подвижные в суставах ноги (а олень без труда чешет себя задней ногой за ухом) в сочетании с прочными и широкими копытами дают оленю возможность добывать корм из-под почти метровой толщи снега, разгребать заструги, едва поддающиеся железной лопате.

Еще недавно, вплоть до конца прошлого столетия, северный олень был очень широко распространен в тундрах, таежной полосе и на арктических островах Европы, Азии и Северной Америки. В начале нашей эры он обитал на территории современной Украины и, по-видимому, в Центральной Европе. В периоды же оледенений животные обитали во всей Западной Европе, вплоть до ее южной части, и на большей части современной территории США.

В Евразии кроме диких широко распространены и даже численно преобладают домашние северные олени. И своим внешним видом, и образом жизни они не очень сильно отличаются от своих диких предков.

Диких представителей этого вида зоологи подразделяют на большое количество подвидов, однако все они могут быть объединены в две большие группы — лесных и тундровых животных. Лесные олени, как правило, более крупные, живут оседло или совершают лишь небольшие перекочевки и даже в прошлом не были очень многочисленны. Тундровые олени объединяются подчас в громадные стада и совершают регулярные, иногда очень дальние миграции.

Северные олени — главные потребители тундровой растительности. Летом они едят травы, листья ивняков, грибы. Зимой важное место в их питании занимают ягель и другие лишайники, которые олени хорошо чуют сквозь толстый слой снега. В общем они очень неприхотливы к кормам, благодаря чему и распространены на Севере столь широко.

Животное это, конечно, травоядное. Однако у оленя, особенно домашнего, проявляются и «хищные» наклонности. Он не упустит случая поймать и проглотить лемминга, найдя птичье гнездо, съест яйца или птенцов. Несколько раз мне приходилось видеть, как олень охотился за куропатками: осторожно подбирался к птице, уверенным, прицельным ударом копыта убивал ее, а затем очень долго, перекладывая с одной стороны на другую, пережевывал и съедал целиком, вместе с перьями. Олень очень падок также на соль, охотно гложет кости, а рога — не только найденные на земле, но и на голове соседа. Впрочем, если учесть, что большую часть года он кормится лишайниками, а они очень бедны белками и минеральными солями, оленя можно понять и даже оправдать.

Нетрудно объяснить также, почему домашний олень в большей степени «хищник», чем дикий. Первый ограничен в своем передвижении, а значит, и в выборе кормов. Второй пасется свободно, меню его разнообразнее, и лишайники не играют в нем столь большой роли.

Дикие олени, относящиеся к тундровым подвидам, в большинстве случаев весной откочевывают на север, к побережьям Северного Ледовитого океана, а на зиму отходят к югу, к границам лесотундры, в саму лесотундру или даже проникают в таежную полосу.

В пути к местам зимовок, в октябре — ноябре, когда олени собираются в самые крупные стада, их застает брачный сезон. Самцы в это время преображаются: у них как бы распухает шея — здесь накапливается толстый слой жира, они становятся драчливыми и неосторожными, далеко по тундре разносятся хрип возбужденных соперников, сухие удары их рогов. Но кончаются турниры, бойцы сильно худеют, а затем сбрасывают рога (самки сохраняют рога до весны) и вообще становятся невзрачными на вид.

Зимой стада разбиваются. Самцы, объединившись в небольшие компании, продолжают свои переходы к югу. Самки и подростки обычно остаются у южных подступов к тундре, может быть, потому, что здесь не так глубоки снега и легче добывать корм. Ранней весной начинается путешествие животных к северу, причем первыми идут взрослые самки. В конце апреля — в мае они добираются до известных им в тундре укромных мест и задерживаются здесь, чтобы произвести на свет потомство, дать оленятам возможность окрепнуть.

Летом самцы и самки с телятами пасутся врозь, а осенью они вновь собираются в общие стада. Домашние олени, хотя они и живут под надзором пастухов, совершают примерно такие же кочевки. В отличие от диких оленей примерно на месяц раньше проходят у них гон и отел.

Но не все олени откочевывают на зиму к югу, где и отдельные деревья все же умеряют силу ветра. Часть животных остается зимовать в открытых тундрах и переносит здесь все невзгоды долгой полярной ночи.

Как выяснилось при изучении императорских пингвинов, обитающих на Антарктическом континенте, им в их противоборстве с морозом и пургой очень помогает жизнь большими колониями. Установлено, например, что температура тела у столпившихся пернатых на два градуса выше, чем у тех, что держатся поодиночке. В сильный холод и ветер (а размножаются пингвины зимой) родители вместе с птенцами сбиваются в тесную толпу. Крайние пингвины все время протискиваются внутрь, под защиту соседей. Толпа поэтому постоянно перемешивается и медленно перемещается то в одну, то в другую сторону. Округлой формой и неторопливым движением эти пингвиньи скопления напоминают какую-то исполинскую черепаху. Именно так биологи их и называют.

«Но ведь это тоже «черепаха», — подумалось мне, когда я впервые увидел, как спасаются олени от холода и ветра зимой на острове Врангеля.

Было около сорока градусов мороза. Пока наш вездеход поднимался по склону, гребни заструг таяли в потоках поземки, а значит, здесь как следует задувало. Затем, когда мы скатились в лощину, поземка слегка утихла, хотя все равно колючая снежная пыль насквозь пронзала брезентовую обтяжку машины. Здесь, в лощине, нам и встретились стадо. Оно выглядело чем-то единым, до предела плотным, и его, как перина, окутывало облако пара. Животные подпустили к себе очень близко, и стало хорошо видно, что крайние олени минуты не стояли спокойно, стремясь оказаться внутри этой живой стены, отчего стадо находилось во вращательном движении и постепенно изменяло свои очертания.

Хотя дело происходит у противоположных полюсов Земли и составляют «черепах» животные, относящиеся к разным классам, природа решает задачу одним и тем же, и, наверное, единственно возможным, путем.

Но не только это преимущество получают олени, живя стадами. Летом «черепаха» помогает им спасаться от гнуса. Олени спокойно лежат и пережевывают жвачку, лишь находясь в компании. Одиночные животные, не чувствуя себя в безопасности, всегда насторожены и практически не отдыхают. Зимой, добывая корм, они ходят по тропам, а то и по траншеям, проложенным наиболее сильными оленями, и тем самым экономят немало сил. В стаде животные меньше доступны и для хищников.

Созревают северные олени в двух-трехлетнем возрасте. Самки рождают оленят — чаще одного, а иногда двух, — как правило, ежегодно и способны приносить потомство до глубокой старости (олени, во всяком случае домашние, доживают до двадцати пяти и даже до двадцати восьми лет). Поэтому годовой прирост в их стадах довольно высок и составляет около двадцати пяти процентов. Однако велика и убыль в поголовье животных.

Стадам домашних оленей наносят ощутимый урон волки, тем более что хищники имеют привычку загрызать оленей больше, чем они могут съесть. Здесь все ясно. А вот взаимоотношения хищников и диких оленей выяснены недостаточно. Конечно, «серые пастухи» берут и здесь постоянную, и немалую, дань. Но можно видеть, особенно летом, как «дикари» мирно пасутся бок о бок с волками и что неожиданное появление волка не вызывает среди них паники. Значит, олень не столь уж беззащитен перед этим хищником! И в самом деле, взрослые, здоровые «дикари» имеют преимущества в беге (домашние олени бегают хуже, они более коротконоги и, конечно, не так тренированы), могут обороняться, используя рога и сильные передние ноги. Поэтому-то достаются волку преимущественно больные, раненые, старые или неполноценные по другим причинам животные. Не исключено, следовательно, что волки для стада «дикарей» (в разумном, конечно, количестве) не только вредны, но и полезны.

Летом оленям сильно досаждают комары, мошки, слепни. Ища от них спасения, животные поднимаются в горы, на вершины увалов, скапливаются на пятнах нестаявшего снега, где веет прохладный ветер и тучи гнуса не так густы. Но особенно беспокоят оленей оводы. Взрослые насекомые, хотя их появление и вызывает в стадах панику, ничем не питаются и сами по себе безобидны. Но они оставляют на теле оленя свои яички (кожный овод) или личинок (носовой овод). И нет у оленей страшнее врага (кроме разве волка), чем эти «подарки».

Из яичек кожного овода, приклеенных насекомым к шерсти животного (кстати, овод никогда не приклеит их к старому волосу, который вот-вот должен выпасть), выводятся затем личинки, а те проникают в кожу и поселяются здесь до нового лета. Через год, достигнув уже размеров желудя, они вновь пробуравливают кожу и выпадают на землю, чтобы пройти стадию куколок и превратиться во взрослых насекомых. На теле одного оленя развиваются подчас сотни личинок; такое животное худеет, теряет силы, а спина его превращается в сплошную рану. Носовой овод забрасывает в ноздри оленю уже готовых подвижных личинок. Они добираются до носоглотки, где развиваются тоже около года и приносят хозяину не меньше мучений, а иногда и гибель.

Перечисляя невзгоды, что ждут в природе северного оленя, нельзя не вспомнить и о пагубных последствиях зимних оттепелей. Что же здесь, казалось бы, плохого, если среди зимы вдруг отступили морозы? Но ведь они вернутся, скуют снег ледяной коркой, и тогда беда. Животные уже не смогут добраться до корма, их ждет голод, истощение и гибель. Первая половина нашего столетия была периодом «потепления» Арктики, периодом участившихся оттепелей и гололедиц и поэтому трудным временем для северных оленей.

Не будь здесь оленьих стад, не перезимовать бы на Севере и волку. Труднее жилось бы и песцу. Раскапывая снег, олени облегчают ему добычу леммингов. Песцу, как и ворону, достаются остатки волчьих трапез, туши павших животных, а если олени домашние, то и съедобные отбросы, которые можно найти около человека. Зимой кормятся при стаде куропатки, белые и тундряные, и даже зайцы. Там, где разрыт снег, и им легче найти корм. И хотя одна-другая птица рискует попасть под копыто, десятки куропаток благополучно зимуют на оленьих «копаницах».

И летом олени играют заметную роль в жизни тундры. Они опустошают птичьи гнезда, но в то же время и привлекают насекомоядных птиц — не сами, конечно, а их спутник «гнус». Поедая осоку, пушицу, олени местами становятся заметными конкурентами гусей, леммингов, других травоядных животных. Впрочем, они не только поедают растительность, но и сильно изменяют ее; под их воздействием преображается подчас сам характер местности. Животные разрыхляют копытами моховую дернину, и тогда глубже протаивает грунт, на месте осок и пушиц появляются злаки, тундровая растительность сменяется луговой. Да и лишайники, если ими не кормятся олени, постепенно стареют и вымирают. Оленьи пастбища нетрудно опознать издали, например с самолета, с большой высоты, по густой сети проложенных здесь тропинок. Все это, однако, происходит, если животные не пасутся особенно подолгу на одних и тех же участках тундр. При чрезмерной нагрузке на пастбища (такое бывает только при пастьбе домашних оленей) они превращаются в топкие черные болота, а при очень сильном протаивании грунта здесь образуются даже новые озера.

На протяжении тысячелетий там, где обитал дикий, а потом и домашний северный олень, он был едва ли не главным кормильцем человека. Да еще и недавно, пятьдесят — сто лет назад, олень обеспечивал многие народы севера Европы, Азии и Северной Америки пищей, материалами для шитья одежды, постройки жилищ, освещения и отопления. И хотя люди осваивали разные районы Севера не одновременно и двигались сюда различными путями, здешние народности и племена используют северного оленя, если опустить мелкие детали, всюду одинаково. Одежда здесь шьется из меха телят (пыжиков) и оленей-подростков (неблюев) Шкура взрослых животных чаще используется для покрытия чумов и яранг, шитья верхней одежды, спальных мешков, как подстилка в жилищах. Шкура с жестким, грубым волосом, снятая с ног (камус), идет на шитье обуви и рукавиц; подошва для зимней обуви шьется в большинстве случаев из «щеток» и шкуры, снятой со лба оленя. Нитки, ссученные из оленьих сухожилий, необыкновенно прочны и не преют от сырости. Съедобны не только мясо и жир оленя, но и кровь, содержимое рубца, молодые, еще не затвердевшие рога. В общем, если учесть, что из костей вытапливается жир, что некоторые кости, рога и даже копыта используются на разные поделки, можно сказать, что практически все части оленьей туши находят себе применение в хозяйстве.

В прошлом, когда охотник владел только луком и копьем, добыча оленей основывалась на хорошем знании их биологии. Оленей регулярно кололи на воде, «на плавях», — при переправах стад через большие реки. Места таких переправ, поскольку они более или менее постоянны, были собственностью стойбищ или родов. По свидетельству Ф. П. Врангеля, известного русского путешественника прошлого века, местные жители здесь «с таким же боязненным нетерпением ожидали появления сего животного, с каким земледельцы других стран ожидают времени жатвы». Кое-где, чтобы направить стадо к переправе, строились длинные изгороди из кольев и дерна — «махавки»; их следы до сих пор сохранились на Таймыре. Направляющие изгороди длиной в несколько километров использовались и для того, чтобы загнать стадо «дикарей» в сеть.

Хитроумны способы охоты с «манщиком» — прирученным животным, чаще самцом. Пользуясь им как прикрытием, человек подбирался близко к пасущимся «дикарям». Осенью, во время гона оленей, к его рогам подвязывали кожаные петли или короткое копье: в первом случае «манщик» ловил дикого соперника живым, во втором — наносил ему смертельные раны. Конечно, с появлением огнестрельного оружия добыча оленей значительно упростилась.

Считается, что олень был приручен и одомашнен еще в конце первого тысячелетия нашей эры, и произошло это в горах юга Сибири. Отсюда оленеводство распространилось к северу, достигло тундры и постепенно превратилось для местных жителей в такое Же важное занятие, как и охота. В Северной Америке до недавнего времени домашнее оленеводство не было известно. Но в тундрах Евразии им стали заниматься все народности, за исключением разве что нганасан, обитающих на Таймыре (в последние десятилетия и они освоили эту отрасль хозяйства). Сложились даже разные приемы ведения оленеводства. К западу от Лены, например, пастухи пользуются услугами специальных «оленегонных» собак, запрягают оленей в сани как летом, так и зимой. На востоке Якутии и на Чукотке собак при пастьбе оленей не используют и летом оленей не запрягают. В таежной же полосе олень служит человеку как верховое животное. Чтобы уже не возвращаться к домашним оленям, остается сказать, что общее поголовье их составляет в СССР около двух с половиной миллионов.

В прошлом, даже сто — двести лет назад, в тундрах Евразии дикие олени численно преобладали над домашними. Но позже, с развитием оленеводства и ростом населения в этих краях, «дикарей» стали вытеснять с пастбищ их домашние сородичи. Считается, что еще в середине XIX века поголовье диких оленей в нашей стране исчислялось несколькими миллионами. К 1920 году оно сократилось до полумиллиона, через десять лет — примерно до трехсот тысяч, а затем — и до двухсот тысяч оленей. Исчезновению животных способствовали участившиеся в период «потепления» Арктики гололедицы и, конечно, усилившееся, а главное, беспорядочное преследование их со стороны человека.

Однако в последние десятилетия стада «дикарей», как правило, стали восстанавливаться, хотя промысел животных продолжается и даже растет и вообще усиливается воздействие человека на природу Севера. В середине 60-х годов общая численность диких оленей снова поднялась до трехсот тысяч, а к середине 70-х годов даже превысила семьсот тысяч голов. Причиной этого были, во-первых, климатические изменения (гололедицы в тундрах стали случаться реже); во-вторых, укрупнение колхозных и совхозных стад домашних оленей, осуществленное в те же годы, высвободило кое-какие пастбища для «дикарей». Но еще более важную роль сыграло в этом изменившееся отношение к животным, более хозяйский подход к их использованию, начало которому положило постановление Совета Министров РСФСР «О мерах охраны животных Арктики», принятое в 1956 году.

До недавнего времени судьба одного из обитающих в СССР подвидов северного оленя — новоземельского вызывала особое беспокойство. Он был включен, как редкое животное нашей фауны, в Красную книгу СССР, а в Красной книге Международного союза охраны природы и природных ресурсов фигурирует даже как исчезающее животное. Это самый мелкий в СССР, а зимой и самый светлый по окраске представитель вида, обитающий только на островах Новой Земли. Как-то поздней осенью мне пришлось наблюдать здесь за табунком оленей. Земля была пестрая, в низинах давно уже лежал снег, а увалы все еще чернели голыми россыпями сланцев. Стоял редкий в этих местах полный штиль, и олени подошли ко мне очень близко, несмотря на то что я сидел открыто на вершине увала. До тех пор пока они не оказались рядом, я все не мог понять, материальные это существа или призраки. Олени неожиданно появлялись и вновь будто растворялись в светлых сумерках — настоящего дня в это время года здесь уже не бывает. Но все объяснилось просто: это были уже безрогие самцы (иначе их выдали бы рога), и они в своем белом меху каждый раз, когда ступали по снегу, становились невидимками! Тогда мне представилась возможность вообще хорошо рассмотреть этих животных. Они казались, наверное из-за очень густой и длинной шерсти, какими-то пухлыми, даже раздутыми, коротконогими и короткомордымй. А когда олени все-таки заметили меня и побежали, бросилось в глаза, что их заколыхавшиеся гривы необыкновенно длинны и пышны.

Биология этого подвида изучена слабо. Но видимо, эти «дикари» отличаются от живущих на материке. Например, в их рационе существенное место занимают собранные на берегах морские водоросли Эти олени, очевидно, более склонны к ожирению и быстрее накапливают запасы жира. До конца прошлого века они были обычны на обоих островах Новой Земли и совершали более или менее регулярные кочевки: осенью — с западного побережья на восточное и с Северного острова на Южный, весной — в обратном направлении. Происходившее в начале текущего столетия «потепление» особенно резко проявлялось в приатлантических районах Арктики, в том числе на Новой Земле. И не удивительно, что здешние олени несли наиболее сильный урон от гололедиц.

Бедственное положение оленей, несомненно, усугублял и их промысел, хотя население на островах никогда не было большим. Так или иначе, но с начала нашего столетия численность животных здесь быстро уменьшалась. Если в 10-х годах одному охотнику за год удавалось добыть сотни оленей и их шкуры большими партиями вывозили в Архангельск, то уже в 20-х годах добыча всех новоземельских охотников редко превышала десяток оленей за год. К концу 30-х годов общее количество животных, по-видимому, исчислялось лишь сотнями, а еще через двадцать лет, возможно, даже десятками.

Но вот каковы последние известия об этих оленях. Весной 1980 года был проведен специальный их учет — и с самолета, и с суши. Он показал, что на Новой Земле, преимущественно на Южном острове, обитает около четырех с половиной тысяч животных и что пастбища их кое-где даже истощены. Значит, стадо новоземельских северных оленей близко к полному восстановлению (если еще не восстановилось) и тревога за их судьбу спадает.