Живущие во льдах

ЖАР-ПТИЦА СЕВЕРА

«Вернутся или бросят гнездо?»

Время тянется медленно. Под парусиновой крышей палатки вскоре становится жарко и душно, как в бане. Шею, лоб, руки нещадно едят комары, и видно, что все новые полчища их просачиваются «с воли» сквозь окошко и неплотно застегнутые полы. Зато внизу как в холодильнике. Ноги в резиновых сапогах по щиколотку вязнут в напитанном водой мху, скользят по льду — поверхности той самой мерзлоты, которой, верно, не суждено растаять и до скончания века.

Вокруг — бескрайнее болото с лужами, мочажинами и небольшими озерками, подернутое рыжеватой щетиной осоки. Для моей палатки нашлась здесь только эта, условно сухая кочка. В ближайших окрестностях есть еще кочка — от меня до нее метров пять-шесть. Она посуше, но это место уже занято. На нем устроила гнездо пара розовых чаек.

Увидеть эту редкую птицу, а тем более ее гнездо мечтают многие орнитологи. Встретить ее было и моей давней мечтой. И вот теперь мечта осуществилась. Произошло это в низовьях сибирской реки Яны в двадцатых числах июня 1972 года.

Гнездо передо мной как на ладони. Сооружено оно очень незамысловато. Это всего лишь небольшое углубление, вытоптанное птицами в мягком, податливом моховом ковре. На скудной подстилке из сухих листиков ив и прошлогодних стеблей осок лежат два бурых с коричневыми пятнами яйца. Стоит мне лишь ненадолго отвести взгляд в сторону, и гнездо сразу теряется — настолько оно незаметно на фоне замшелой кочки. Потом долго приходится шарить глазами, чтобы обнаружить его вновь.

Хозяйка гнезда появилась неожиданно. Птица подлетела откуда-то сбоку, низом и, легко опустившись на гнездо, прикрыла собой яйца. Выросшая рядом палатка, шорох в ней, блеск выглядывающего из окошка объектива настораживают птицу, и она какое-то время с подозрением смотрит в мою сторону, но постепенно успокаивается и поворачивается ко мне боком. Первая встреча, пожалуй, разочаровывает. Моя соседка сидит, вытянув вверх шею, совершенно недвижимо и молча. Низкое полуночное солнце вырисовывает силуэт птицы в общем обычной чаячьей конфигурации и окраски — со светлой грудью и головой, серовато-сизыми спиной и крыльями. Принадлежность ее к виду розовых чаек выдает лишь узкая темная полоска, ожерельем проходящая по шее.

Вдосталь поснимав птицу, израсходовав не одну кассету пленки, и цветной, и черно-белой, я решил перекусить. Из принесенных с собой щепок развел здесь же, в палатке, небольшой костер, задыхаясь от дыма, вскипятил чай, благо котелок воды без труда удалось нацедить из «подножного» мха. Затем занялся записями в полевом дневнике. Когда со всем этим было покончено, я приоткрыл окошко и, взглянув на соседку, обомлел — настолько она преобразилась! В ее оперении вспыхнул розовый цвет — яркий, но какой-то необыкновенно нежный. Порозовели грудь, шея, голова чайки, ожерелье на шее стало бархатисто-черным, вокруг карих глаз появились изящные кораллово-красные кольца. Передо мной была теперь поистине сказочная жар-птица. Немного поодаль от гнезда стояла еще одна птица, по-видимому самец. Его оперение отличалось особенно яркой окраской.

Чайки в этот миг были несказанно хороши. Трудно объяснить, в чем заключался секрет этого чуда. То ли его сотворило солнце: оно заметно поднялось, переместилось на небосклоне, и я увидел птиц иначе освещенными, на этот раз — в отраженном свете. То ли виноват был туман, мохнатые клочья которого ползли в то утро низко над тундрой, оттеняли и усиливали розовый цвет в птичьем оперении. Возможно, сказывалась и особая сила первого впечатления. Все может быть, однако такими празднично-нарядными своих соседей я уже больше не видел, хотя и провел в их обществе несколько суток.

Тут мне вспомнилось, что по-якутски розовая чайка зовется «чэкэ» (красивая, прекрасная), что в старину перьями именно этих птиц якуты украшали свои стрелы, что на родине розовых чаек сложены связанные с ними поэтические легенды и предания. Потом уже я прочитал записанное орнитологом и натуралистом В. Яхонтовым одно из таких преданий. Вот оно: «В одном стойбище жили молодые, красивые девушки. Они веселились, радовались солнцу и воде и не знали горя. Лишь одно смущало юные души: они считали себя недостаточно красивыми, и им хотелось стать еще прекраснее.

Девушки обратились за советом к старой шаманке. Злая ведунья Мэнэрик, завидовавшая молодости, решила погубить их. Вкрадчивым шепотом она начала поучать: «Зимой, в самые лютые морозы, когда на реке стынут наледи и лопается от натуги лед, ступайте и выкупайтесь в розовой воде, вытекающей из трещины. Тогда ваши лица станут румяными, и вы станете еще прекраснее».

Неопытные девушки поверили старухе. Им так хотелось быть прекраснее всех!

И вот затрещали морозы, и реку сковало льдом. Потом появилась огромная наледь; выжатая снизу-напором воды, она вздыбилась большим курганом и q гулким треском лопнула. Из трещины полилась вода., И тогда девушки пошли и, храбро спрыгнув в зияющий провал, окунулись в ледяную воду. Холодное багровое солнце, стоявшее у самого края земли, окрасило все в розовый цвет. Бедняжки закоченели и погибли. А их души поднялись в небо и в виде розовых чаек полетели к морю… С тех пор ежегодно они сюда возвращаются и с тревожными криком «тэкэ, тэкэ, тэкэ» летают над озерами. Жалуются, что погубила их красота…»

Днем птицы уже не обращали на мою засаду никакого внимания и без помех занимались своими делами. Яйца насиживали по очереди то самец, то самка. Иногда обе птицы покидали гнездо, но вели за ним пристальное наблюдение. Они яростно бросались навстречу пролетавшим мимо большим и грузным чайкам-бургомистрам и, успешно защитив свой доли садились на кочку и долго еще тараторили визгливой) скороговоркой: «тэкэ-тэкэ-тэкэ», будто обсуждали перипетии происшедшей схватки. Несмотря на свои небольшие размеры и вроде бы сугубо миролюбивую внешность, они оказались отчаянными драчунами и изгоняли из своих владений не только хищников, но и любых птиц средних или крупных размеров. Была изгнана даже гага-гребенушка, присевшая на лужу невдалеке от чаячьего гнезда, хотя ее мирные нрав и намерения не вызывали сомнений.

Кормились чайки рядом с гнездом: расхаживали по сырому мху и что-то выбирали из него или разыскивали корм в воде, перелетая с одной лужи на другую. Нередко они высматривали добычу в воздухе. Быстро трепеща крыльями, чайка зависала на одном месте и, прицелившись, падала в воду, чтобы схватить какую-то живность. В это время можно было рассмотреть, что хвост ее формой похож на ромб (это тоже отличительная особенность вида), а лапы киноварно-красного цвета.

Вообще мои соседи были большими домоседами. Если не возникал «пограничный конфликт», они словно прилагали все усилия к тому, чтобы остаться незаметными, не обратить на себя внимания. Свободная от насиживания птица большую часть времени ходила поблизости пешком или плавала. Если она и поднималась в воздух, то летала низко над тундрой в пределах все тех же десятков квадратных метров болота, прилегающих к кочке с гнездом. Птицы не отличались и особой крикливостью: несмотря на то что мы были ближайшими соседями, их голоса обычно едва-едва доносились до меня.

Теперь можно было понять, почему трудно найти гнездо розовых чаек, почему на их родине даже охотники, хотя они и видят птиц во время пролета, как правило, ничего не могут сказать о птичьих гнездовьях.

Конечно, помогают им скрываться и болота, на которых они селятся. Идти по такому болоту тяжело, а рассчитывать на стоящую дичь — гуся, утку или куропатку — охотнику здесь не приходится.

К исходу дня похолодало, вперемешку с моросью пошел снег. Насиживающая самка (по-видимому, на ее долю вообще приходились ночные вахты) почти не вставала с гнезда. Чаще обычного рядом с ней появлялся самец, каждый раз сопровождавший свой прилет особыми звуками, похожими на голубиное воркованье. В целом «фраза», которую он произносил, имела вопросительную интонацию; было похоже, что он спрашивал у подруги: «Что новенького?»

Ночь я продрожал на надувном матрасе, тщетно пытаясь целиком укрыться своей короткой курткой, натягивая ее то на ноги, то на голову и то и дело просыпаясь. Вопрос «Что новенького?» доносился до меня всю ночь. Как выяснилось утром, вопрос не был праздным. У четы чаек оказались новости, и немалые. Выйдя из палатки и вспугнув этим птиц с гнезда, я обнаружил в нем уже не яйца, а двух птенцов. Они только-только расстались со скорлупой и выглядели пока уродливо-головастыми, покрывающий их сырой пух топорщился сосульками. Хотя выглянуло солнце, заметно еще не потеплело, выпавший ночью снег не стаял. Новорожденные, лишенные родительского тепла, мерзли, и их немощные тельца сотрясала частая дрожь. Чтобы дать чайкам возможность вернуться к птенцам, я снова забрался в палатку. Родители явились немедленно, и мелькнувшая было у меня тревога за судьбу птенцов тут же исчезла. Какая-либо из чаек согревала их теперь непрерывно. Вторая птица часто наведывалась, но, как мне показалось, о новостях больше уже не спрашивала.

В середине дня я снова подошел к гнезду. Чайчата подсохли, их густой шелковистый пух выпрямился, и они поэтому выглядели сильно подросшими. Их серовато-бурый наряд с крупными коричневыми пятнами, разбросанными по спине и голове, так же как и окраска яиц, удивительно сливался с окраской моховой; кочки. Они стали гораздо самостоятельнее. Один из птенцов, видимо уловив тревожные нотки в криках кружащихся надо мной родителей, довольно уверенно дошагал до ближайшей лужи и, доплыв до куртинки осоки, затаился в ней.

Следующий день в общем не принес каких-либо новых наблюдений. Родители все еще не начинали кормить молодых (первые дни они живут за счет запасов желтка, который выносят из яйца в так называемом желточном пузыре). Взрослые птицы стали относиться ко мне с большим доверием и, сидя на? гнезде, подпускали к себе на два-три шага. Меньше всего птицы тревожились, когда я опускался перед ними на корточки. Птенцы, однако, доверия ко мне не питали. Стоило мне вспугнуть с гнезда кого-либо из родителей, как пуховички тут же кидались в воду и скрывались в осоковых дебрях.

Тревожу птиц в последний раз. Время, отведенное на знакомство с чайками, истекло, и я теперь снимал палатку, укладывал в рюкзак имущество, чтобы отправиться через болото в обратный путь.

Удачи, вам, жар-птицы!

Мало кому из полярных исследователей успех сопутствовал так, как Джемсу Кларку Россу — племяннику известного арктического мореплавателя Джона Росса (больше известного как сэр Росс-старший). Джемсу суждено было открыть оба магнитных полюса и прославиться другими важными открытиями как в северных, так и в южных полярных странах. Он удостоился звания баронета и вошел в историю как сэр Росс-младший. Его именем названы море и большой ледяной барьер в Антарктике, пролив и остров в Арктике. Но все это пришло позже, а пока он был лейтенантом британского королевского флота и участвовал в первой в своей жизни арктической экспедиции, организованной британским правительством для поисков Северо-Западного прохода — пути через северные моря из Атлантического океана в Тихий.

Суда «Фьюри» и «Гекла» под общим командованием Вильяма Парри провели нелегкую зиму и встретили новый, 1823 год у северо-восточного побережья полуострова Мелвилл, в американской Арктике. Совсем недавно прекратились морозы и вьюги. На палубах до сих пор оставались неубранными временные зимние надстройки, и эти сооружения, грубо сколоченные из неструганых досок, живо напоминали о тех днях, когда лед намерзал в печных трубах, несмотря на то что судовые печи топились круглые сутки.

Припай заметно посерел и становился ноздреватым, но все еще цепко держал корабли в своих оковах. Суша же, почти свободная от снега, с каждым днем зеленела все ярче. С обрывов ближайшего к кораблям островка вперегонки мчались к морю ручьи, и их веселый звон переплетался с неумолчным хором птичьих голосов. Трудно было усидеть теперь в сырых и сумрачных судовых помещениях. Свободные от вахт люди то и дело уходили на берег, на охоту. Возвращались они, как правило, с солидной ношей битой дичи — гусей, уток, куликов. Бывал на суше и лейтенант Росс. Он тоже приходил с добычей, но часто это были лишь камни или растения, а принесенные им птицы, несмотря на то что добыть их было подчас не легче, чем приличную дичь, не вызывали у кока большого интереса.

Двадцать третьего июня Росс вернулся на корабль особенно довольный, хотя в его полупустом ягдташе лежали всего лишь две небольшие чайки. Птицы скорее всего относились к неизвестному до сих пор виду и еще в тундре поразили Росса своей необычной внешностью. Казалось, они несли на своем оперении отблески солнца и залетели в этот неприветливый край из какой-то страны сказок. Даже от мертвых чаек нельзя было оторвать глаз. Над ними словно струился, наполняя собой тесную каюту, неся тепло, нежный розовый цвет. Чтобы полюбоваться птицами, в каюте Росса побывали едва ли не все офицеры и матросы с обоих кораблей.

В этот день орнитологам и была задана загадка, разрешить которую, и то отчасти, удалось только спустя восемьдесят с лишним лет.

Осенью 1823 года экспедиция Парри благополучно достигла британских берегов. Впервые попали в руки зоологов и добытые Россом чайки; одну из шкурок он подарил музею университета в Эдинбурге. Специалисты подтвердили догадку Росса: пернатые действительно относились к неизвестному виду. Вскоре появились и их научные описания. Вначале, конечно с полным основанием, птица была наречена чайкой Росса (Larus rossi). Однако этот «крестный отец» смог опубликовать свои изыскания только в 1825 году. Статья другого орнитолога, описавшего тот же образец месяцем-двумя позже под именем розовой чайки (Larus roseus), была напечатана уже в 1824 году. Справедливость на этот раз не восторжествовала. Согласно принятому у систематиков правилу приоритета, птица стала известна в науке как розовая чайка.

Удивительное совпадение! Вновь увидеть розовых чаек, теперь уже в Баренцевом море, к северу от островов Шпицберген, довелось опять Джемсу Россу. Произошла эта встреча в июле 1827 года. Он снова был спутником Парри, участвовал в экспедиции к Северному полюсу и стоял на мостике все той же верной «Геклы», с которой познакомился еще четыре года назад.

Третья по счету из известных в науке розовых чаек наблюдалась и была добыта в феврале 1858 года на острове Гельголанд в Балтийском море. Находка окончательно сбила с толку орнитологов: где же искать родину птиц?

Следующая встреча с розовыми чайками произошла спустя еще двадцать один год. Обнаружили птиц участники американской экспедиции на «Жаннетте» осенью 1879 года в Чукотском море, невдалеке от острова Геральд.

Наступил октябрь, близилась полярная ночь. Часто шел снег, то липкий, то сухой и колючий. Когда рассеивались сумерки, а случалось это незадолго до полудня, было видно, что море до горизонта забито ледяными полями. Наползая одна на другую, льдины со скрежетом терлись о борт судна. Иногда они расходились, показывалась черная полоса воды, но тут же, на глазах, разводье подергивалось мутной пленкой молодого льда. Исчезли пернатые и даже тюлени. Жизнь, казалось бы, уже замерла здесь до весны. Во всяком случае меньше всего можно было рассчитывать сейчас на появление розовых чаек. И тем не менее они появились. Птицы были неторопливы и, похоже, чувствовали себя в родной стихии: облетали полыньи, опускаясь над ними, иногда садились на воду или на лед. Скрывались чайки, так же как и являлись, неожиданно, вдруг растворяясь в низком сером небе. Были это и старые птицы в своем празднично-розовом оперении, и окрашенные более скромно молодые. Они пролетали и поодиночке, и небольшими стайками. До тех пор пока полностью не воцарилась полярная ночь, натуралист «Жаннетты» профессор Ньюкомб отмечал их в своем дневнике почти ежедневно. Несколько чаек ему удалось подстрелить.

«Жаннетта» так и не освободилась от ледяного плена. Полтора года длился ее вынужденный дрейф, и наконец, не выдержав натиска льдов, к северу от Новосибирских островов она затонула. У экипажа не оставалось другого выхода, как идти пешком к берегам Сибири. Людям предстояли жестокие испытания — бесконечные гряды торосов и широкие разводья, морозы и голод. Все, включая, конечно, и Ньюкомба, понимали, насколько невелики их шансы на спасение. И все-таки, покидая судно, натуралист завернул в обрывок парусины шкурки розовых чаек и, как самую большую ценность, спрятал их за пазуху.

Ньюкомб оказался одним из тех участников экспедиции, кому посчастливилось благополучно вернуться на родину. (Из тридцати трех членов экипажа «Жаннетты» на этом пути погибли двенадцать, в том числе начальник экспедиции Джордж Де-Лонг.) Доставил он сюда и птичьи шкурки. Это были первые розовые чайки, попавшие в американские зоологические музеи. Наблюдения Ньюкомба, правда, не давали прямого ответа на вопрос, где искать родину чаек, но могли бы помочь в этом. Однако пока никому не удалось найти ее.

Розовая чайка превратилась в живую легенду. Заветной мечтой великого исследователя Арктики Нансена было хотя бы раз в жизни увидеть эту птицу. Мечта его осуществилась. В 1895 году во время тяжелого пути по льдам севернее Земли Франца-Иосифа ему удалось не только увидеть, но и добыть чайку. Радость его не имела границ. Забыв об усталости, он пустился в такой лихой пляс, что не на шутку перепугал своего товарища: не сошел ли Нансен с ума? Стоял июль, разгар арктического лета. Птицы то и дело показывались над разводьями, похоже, улетали в сторону видневшейся на горизонте земли. «Где же еще быть родине розовых чаек?» — подумал Нансен. Но на этот раз он ошибался. На Земле Франца-Иосифа побывали затем многие натуралисты, однако никаких следов гнездовий птиц не обнаружили. Загадка оставалась неразгаданной.

Осенью 1901 года участники Русской полярной экспедиции, снаряженной Петербургской Академией наук для поисков легендарной Земли Санникова, встретили большие стаи этих пернатых невдалеке от острова Беннетта, на севере Новосибирских островов. Море вот-вот должно было замерзнуть, но чайки — почти исключительно молодые — порхали над ледяной кашей с непонятным легкомыслием. Казалось, их не страшила наступающая зима и они были не прочь остаться здесь даже на зимовку.

Экспедиция провела на Новосибирских островах около года. Следующей осенью, теперь уже в меньшем удалении от материка, ее участники опять наблюдали розовых чаек. Стаи держали путь к северу.

Все-таки не здесь ли, в Восточной Сибири, выводят они птенцов? Правда, «под подозрением» оставалось также и западное побережье Гренландии. Там, в заливе Диско, еще в 1885 году было найдено яйцо, якобы снесенное розовой чайкой. Однако мнения орнитологов, изучавших эту находку, разошлись. Новых же доказательств гнездования пернатых в Гренландии не было, хотя самих птиц там видели неоднократно.

1905 год принес орнитологам сенсационное известие. Наконец-то найдена родина розовых чаек! Открытие принадлежало известному русскому зоологу и исследователю Севера Сергею Александровичу Бутурлину. Родиной птиц действительно оказался северо-восток Сибири. Гнезда и выводки Бутурлин обнаружил в низовьях Колымы, на Алазее и Индигирке среди заболоченной тундры и лесотундры. Впервые были описаны яйца и птенцы, поведение птиц, собраны большие коллекции шкурок розовых чаек разного возраста.

Только теперь загадка, заданная Россом, как будто была разгадана, но не до конца…

Чучела и шкурки розовых чаек можно увидеть сейчас почти во всех крупных зоологических музеях. Однако их розовая окраска очень нестойка, музейные экспонаты быстро обесцвечиваются, даже если хранятся в полной темноте, и дают сильно искаженное представление о живых птицах. А их легкость, изящество разве могут быть переданы чучелом?

Родина чаек занимает очень небольшую площадь, и даже в наши дни она остается далекой и труднодоступной. Долететь на самолете до низовьев Индигирки или Колымы, конечно, не проблема. Но чтобы добраться от аэродрома до самих гнездовий, нужно потратить много времени и сил. А поскольку места своего размножения птицы нередко меняют, все усилия вообще могут оказаться бесплодными. Поэтому не многие орнитологи смогли познакомиться с живыми розовыми чайками и что-либо добавить к наблюдениям Бутурлина.

Еще недавно орнитологам казалось, что область гнездования розовых чаек выявлена достаточно точно: это северо-восток Якутии, равнинные заболоченные участки южных тундр и лесотундры, расположенные между низовьями рек Яны и Колымы. В принципе это верно. Однако с начала 70-х годов стали появляться сообщения о находках гнездовий птиц в новых местах, иногда даже на большом удалении от их «законной» области размножения. Их колонии той или иной величины были обнаружены и в низовьях реки Лены, и на Восточном Таймыре, и на Чаунской низменности Западной Чукотки. В 1979 году гнездящиеся розовые чайки встречены одновременно в двух частях Гренландии: на севере — на Земле Пири и на западе — в заливе Диско; в обоих случаях загнездились и вывели птенцов одиночные пары. Всего же на западе Гренландии, преимущественно в самые последние годы, обнаружено сорок гнезд розовых чаек (быть может, все-таки яйцо именно этой птицы было найдено в Гренландии в начале века?).

В середине января 1979 года розовых чаек впервые видели жители японского острова Хоккайдо. Стояла пасмурная ветреная погода, шел снег, но появившаяся у берега стайка неведомых, неправдоподобно окрашенных птиц долго задерживала на набережных толпы людей, даже очень далеких от орнитологии.

Что же случилось с розовыми чайками? Почему именно в последние годы у них проявляется тяга к расселению?

Это одна из загадок, которую они задали орнитологам.

Гнездятся чайки отдельными парами или небольшими колониями на сырых, кочковатых берегах озер, низменных островках или кочках среди озер и болот. Они, как уже говорилось, ведут себя на гнездовье довольно агрессивно, смело атакуют крупных чаек, поморников, даже человека. В компании себе подобных птицы сварливы и часто ссорятся из-за места, корма или просто так. Однако при каких-то обстоятельствах розовые чайки проявляют общительность и миролюбие: в непосредственной близости от их гнезд можно найти гнездо и куличка-плавунчика, и даже крупной чайки.

Чайки появляются на своей родине в конце мая, причем в большинстве случаев летят прямо с севера. Жители Северной Якутии видят их в это время особенно часто. Если весна задерживается, в тундре нет еще проталин, а на реках и озерах нет водяных заберегов, пернатые нередко останавливаются у человеческого жилья и даже ищут корм на помойках. С началом таяния снега птицы рассеиваются по болотам и сразу же приступают к своим гнездовым делам.

Гостят они на родине недолго. В конце июля как взрослые, так и едва начавшие летать молодые отправляются не к югу, как почти все пернатые, а опять к северу, к побережьям Ледовитого океана. Осенний пролет их проходит быстро; осенью, так же как и летом, чайки уже относительно редко попадаются на глаза человеку.

Известно, что птицы неразборчивы в пище, в гнездовое время они кормятся водяными насекомыми и их личинками (включая личинок комаров), рачками, мелкой рыбешкой, моллюсками и даже поедают некоторые растения. В желудках чаек, добытых в море, обычно находят мелких планктонных рачков, моллюсков или мелкую рыбу.

Установлено, что розовые чайки начинают размножаться не раньше чем в двухлетнем возрасте (поэтому молодые птицы не связаны с сушей и их сравнительно часто встречают летом в море вдали от родины), что они откладывают по два-три яйца и насиживают их около трех недель. Описаны интересные брачные церемонии, совершаемые чайками перед началом гнездования. Бутурлин так рассказывает о них: «Самец всячески выражает самке свою нежность, то как-то поклевывая или почесывая ей шею открытым клювом, то время от времени начинает похаживать перед ней взад и вперед, несколько выпячивая зоб, и затем с какой-то трелью или трещанием «трррр» наклоняет совершенно переднюю половину туловища к земле (точнее, ко льду или снегу), поднимая высоко вверх заднюю половину с хвостом и сложенными крыльями, и продолжает эту пантомиму несколько секунд, делая в этом положении несколько шагов туда и сюда. Иногда этим упражнениям предается и самка».

Орнитолог В. Яхонтов, которому тоже посчастливилось наблюдать брачные церемонии у розовых чаек, описывает их примерно так же: «Самец почесывал и поклевывал широко раскрытым клювом шейку одной из самок. Это он, как говорят в народе, «одевал бусы». Шея розовой чайки окаймлена черным ожерельем. Потом самец стал расхаживать перед своей подругой взад и вперед, потом отвесил низкий поклон и, замерев в этой позе, выпятил распущенный веером хвост. «Тр-р-р-р!» — пустил он от избытка чувств восторженную трель. И самочка тотчас закрыла глаза, подернув их красной пленкой».

Выяснено также, что далеко не всех птенцов родителям удается вырастить, что около половины из них погибает, причем главным образом по вине хищников — поморников, крупных чаек, песцов. Растут молодые необычайно быстро и уже на шестиадца-тый-семнадцатый день поднимаются на крыло.

Однако все эти сведения относятся к двум летним месяцам. А где и как проводят чайки остальную часть года?

Несомненно, что осенью и зимой они не покидают пределов Северного Ледовитого океана. Правда, время от времени птиц встречают в Беринговом и Охотском морях, одиночки иногда появляются в Норвегии, Англии, Франции и даже в Средиземном море. Но все это лишь исключения из общего правила, ибо всюду розовые чайки здесь очень редки (например, в Западной Европе за последнее столетие их видели всего шесть раз).

В начале осени розовые чайки часто встречаются у Новосибирских островов. Здесь, на острове Беннетта, мне и довелось много лет назад впервые встретиться с этими птицами. Стайка розовых чаек держалась у небольшой лужи на льду припая. С необыкновенной легкостью и изяществом птицы порхали над водой или плавно скользили над зазубренными вершинами торосов. На фоне неба они походили на какие-то фантастические цветы, повисшие в воздухе, то раскрывающие, то вновь сжимающие свои чудесно окрашенные лепестки. Хотя заканчивался наш дневной маршрут и нужно было ставить палатку, готовить ужин, мы с товарищем долго просидели на прибрежной гальке, погруженные в молчаливое созерцание замечательной картины. Чайки как будто и сами хотели показать себя. Они пролетали всего в трех-четырех шагах, иногда поворачивали головы в нашу сторону и внимательно рассматривали нас темными выразительными глазами. Время от времени пернатые опускались на воду или на лед у края лужи и, слегка взъерошив перья, подолгу сидели так, не двигаясь. Издавали чайки тихие, но очень разнообразные звуки, напоминавшие то верещание, то глухое взлаивание, то негромкое воркованье домашних голубей. Эта встреча запомнилась мне на всю жизнь. Она-то и зародила во мне мечту — побывать на родине розовых чаек, ближе познакомиться с ними.

В октябре, уже в преддверии зимы, большие стаи птиц появляются у мыса Барроу, северной оконечности Аляски. Птицы собираются здесь тысячами и, как рассказывают очевидцы, нередко становятся добычей охотников. Они не только не боятся выстрелов, но даже летят на них, очевидно считая, что это взламывается лед, что их ждет здесь открытая вода и корм (в Советском Союзе охота на розовых чаек, конечно, запрещена, они отнесены к категории редких и абсолютно охраняемых птиц уже с 1949 года и включены, как редкий вид, в Красную книгу СССР). Все птицы летят отсюда в одном направлении — прямо на восток. На этом их следы теряются.

Что происходит с розовыми чайками дальше, как проводят они в Арктике суровую зиму, как разыскивают корм в темноте полярной ночи, спасаются от морозов и пурги, никто не знает. Это тоже загадка, которую еще предстоит разгадать…