Живущие во льдах

ПОДВОДНЫЕ ПАХАРИ

Моржи поражают наблюдателя своей величиной, строением, образом жизни. После гренландского кита, белухи и нарвала морж — самое крупное из животных высоких широт Длина его тела может достигать пяти метров, а вес — полутора тонн. Вальковатое туловище, обтянутое толстой, морщинистой кожей, приплюснутая спереди голова, украшенная щетиной жестких усов, мясистые подвижные ласты, задние из которых могут подгибаться вперед, маленькие, скрытые в кожных складках глаза — таков в общих чертах облик этого исполина.

Важный отличительный признак его — бивни, гигантские клыки, развитые на верхней челюсти и выступающие по углам рта. Бивнями обладают и самцы, и самки. У взрослых зверей они достигают семидесяти — восьмидесяти сантиметров в длину и более четырех килограммов веса каждый. Молодые моржи покрыты буровато-коричневой шерстью. С возрастом она рыжеет редеет, и кожа становится почти совсем голой. Интересно, что цвет моржовой шкуры непостоянен. Животное, которое провело много времени в воде, кажется синеватым. После того как морж хорошо прогреется на солнце и его кровеносные сосуды расширятся, он становится рыжевато-розовым. Шея и грудь старых самцов к тому же почти сплошь покрыты шишками размером с человеческий кулак, многочисленными рубцами и шрамами — следами сражений с соперниками.

Среди многих вопросов, невольно возникающих при виде моржа (так же как и единозуба), первым встает вопрос о назначении его бивней. Быть может, это оружие, средство самообороны? Но в высоких широтах у моржа нет врагов. Белые медведи, за редким исключением, нападать на них не отваживаются. У южных пределов Арктики встречаются хищные киты-косатки, и в открытом море они, по-видимому, охотятся на моржей (хотя их взаимоотношения выяснены еще недостаточно). Однако и здесь моржи лишь пытаются скрыться, не помышляя о самообороне при помощи бивней. Следовательно, в обычных условиях бивни моржа вовсе не орудие защиты, хотя раненые звери иногда пускают их в ход, нападая на шлюпки и байдары зверобоев. Высказывалось даже мнение, что бивни — своего рода грузила, облегчающие моржам ныряние на большую глубину. Но ведь эти «грузила» не остаются на морском дне, а при подъеме на поверхность они затрудняют движение в той же мере, в какой облегчают ныряние. К тому же груз в несколько килограммов не может заметно облегчить громадному животному спуск под воду.

Морж нередко использует бивни, забираясь на высокие льдины или скалы, пускает их в ход, сражаясь с соперником; он способен разбивать ими нетолстый слой льда, намерзший в разводьях, но все это второстепенно. Главное же назначение бивней — перепахивание морского дна при кормежке.

Однажды (дело происходило на Новосибирских островах) мне пришлось стать очевидцем интереснейшего зрелища. Стоял тихий солнечный день, в большом разводье под берегом то и дело показывались головы крупных моржей. Решив, что они кормятся, я поспешил к морю и лег на край льдины. В прозрачной воде, особенно в полосе тени от льдины, при глубине не более десяти метров движения животных были достаточно хорошо видны. Догадка подтвердилась: моржи действительно кормились.

В поле моего зрения почти постоянно находился один, а то и два-три исполина; вели они себя одинаково. Провентилировав над водой легкие и набрав в них очередной запас воздуха, морж почти отвесно уходил ко дну и тотчас принимался за его распашку. Бивни животного временами полностью скрывались в грунте; морж при этом энергично двигал шеей, оставаясь на одном месте, или плыл. Когда он выворачивал бивнями большие пласты грунта, вокруг него поднималось облачко мути. Проложив борозду в два-три метра длиной, а иногда и более длинную, морж затем совершал движения, смысл которых для меня первое время оставался неясным. Вытянув перед собой, как руки, передние ласты и потирая ласт о ласт, он начинал подниматься, оставляя след в виде полосы мути. Однако, не достигнув поверхности, морж опускал ласты и вновь нырял на глубину, часто поворачивая при этом шею и что-то вылавливая в толще воды.

Пытаясь разобраться во всем этом, я вспомнил: исследователей издавна удивляло, что желудки убитых моржей, как правило, бывают набиты мякотью моллюсков, иногда настолько хорошо сохранившейся, что по ней удается определить даже виды, к которым они относятся. В то же время в желудках не встречаются остатки известковых раковин. Каким образом морж ухитряется за короткое время не только собрать под водой так много корма (подчас более десяти килограммов), но и столь тщательно очистить его, не повредив нежных частей моллюсков? Это оставалось загадкой.

Пролежав на льдине около часа, я наконец понял, как кормятся моржи. Вырытых из грунта моллюсков звери, оказывается, собирали не ртом, а широкими и подвижными передними ластами. Конечно, вместе с кормом они захватывали и немало ила. Поднимаясь первый раз к поверхности, морж перетирал ластами добычу и перемалывал при этом раковины. Потом он разводил «руки», обломки раковин уже легко отделялись и первыми опускались на дно. Гораздо медленнее оседали очищенные таким способом тела моллюсков, которые морж и вылавливал, ныряя вторично. Лишь собрав корм, животное появлялось на поверхности воды и вентилировало легкие. Мне стало ясно также, почему внутренние поверхности ластов моржа так шершавы и похожи на терки или жернова. Конечно, при кормежке моржу трудно было бы обойтись и без своих густых жестких усов. Они очень облегчают ему вылавливание очищенных моллюсков во взмученной воде, особенно полярной ночью или просто при плохом освещении.

В тот день мне представилась редкая возможность не только наблюдать за кормящимися моржами, увидеть, как эти подводные «пахари» используют вместо плуга свои массивные бивни, но и оценить ловкость животных, быстроту и точность их движений под водой по сравнению, с неповоротливостью, присущей им на суще или на льду.

Впрочем, не все моржи питаются моллюсками, ракообразными и другой мелочью. Иногда среди них встречаются хищники, предпочитающие охотиться на нерп, лахтаков, нападающие даже на шлюпки и опасные для людей. Таких моржей чукчи называют келючами, узнают их издали и очень боятся. Считается, что бивни у них желтые, будто обкуренные, иногда обломаны или концы их сильно расходятся в стороны (обычно бивни моржей белые, с легким желтоватым оттенком и растут более или менее параллельно один другому), что кожа их покрыта царапинами, а мясо имеет прослойки жира. По мнению чукчей и эскимосов, келюч вырастает из моржонка, рано потерявшего мать и вынужденного питаться чем попало — рыбой, мертвыми тюленями и другими необычными кормами. Действительно, моржонок не имеет бивней, ему нечем распахивать грунт, и он, следовательно, не может добывать моллюсков, поэтому такое предположение вполне логично. Можно представить себе, что хищниками становятся и те моржи, бивни которых растут уродливо, или животные, обломавшие свои бивни. Нетрудно понять также, почему бивни у келючей желтые: келючи не распахивают дна и не чистят постоянно свои зубы.

Большинство зоологов выделяют моржа в качестве единственного представителя одноименного самостоятельного семейства и даже подотряда в отряде ластоногих млекопитающих. Так же как и остальные сочлены отряда — тюлени настоящие (к ним относятся, например, нерпы) и тюлени ушастые (котики и морские львы), моржи происходят от наземных хищников, однако детали их происхождения во многом остаются неясными. Известно лишь, что древнейший из предков моржей — праморж, обитавший в третичном периоде (остатки его были найдены в Северной Америке), по своему строению был близок к ушастым тюленям. В свою очередь котиков и морских львов некоторые зоологи сближают с медведями. В таком случае морж и белый медведь находятся в некотором, хотя и отдаленном родстве.

В пределах своего ареала, в арктических и субарктических водах, моржи образуют несколько самостоятельных стад. Наиболее крупное из них (к нему относятся и животные с острова Врангеля) ныне постепенно погружается под воду, что через нее перекатываются волны. Замечено, однако, что моржи никогда не ложатся на льдины из пресной воды, образовавшиеся в реках и по сравнению с морским льдом гораздо более хрупкие.

Такова более или менее типичная картина распределения моржей на залежках острова Врангеля и Чукотки. В «ледовитые» годы, когда море у берегов полностью не открывается, все моржи — и самки, и самцы — забираются только на льдины. Впрочем, животные могут спать и на воде, что чаще случается, когда нет льдов и почему-либо бывает невозможно использовать сушу. Спят они здесь, отдавшись на волю течений, занимая либо горизонтальное, либо вертикальное положение. В первом случае морж оставляет на поверхности только часть спины и кажется большим бурым бугром. Время от времени «бугор» скрывается в морской пучине, на этом месте показывается голова с закрытыми глазами, раздается шумный вздох. Через несколько мгновений голова исчезает и вновь вырастает «бугор». Если морж спит в вертикальном положении, видны его голова и плечи, и дышит он, не меняя позы. На поддержание вертикального положения морж, по-видимому, не затрачивает усилий. Особый горловой мешок его наполняется воздухом, и этот поплавок свободно держит зверя на плаву.

Где и как странствуют моржи, известно недостаточно. Выяснено лишь, что звери тихоокеанского и атлантического стад, за редким исключением, движутся осенью к югу и проводят зиму у кромки льда. Они, следовательно, круглый год обитают среди разреженных ледяных полей, беспрепятственно добираются до воды, часто имеют возможность выходить на сушу.

Гораздо меньше исследована биология моржей, населяющих море Лаптевых и Восточно-Сибирское море и проводящих в высоких широтах не только лето, но и зиму. В июле — августе они также устраивают залежки на суше — на восточном побережье Таймыра, в устье Лены, на Новосибирских островах. С образованием припая животные уходят в море, и на этом следы их теряются.

Можно предположить, что большую роль в жизни этих моржей играет Великая Сибирская полынья, что здесь-то они и проводят зиму. Ранней весной летчикам иногда удается увидеть у полыньи небольшие группы зверей. Они лежат, тесно прижавшись один к другому, и густо покрыты инеем. Замечено, что в этом случае они выбирают преимущественно старые льдины толщиной не менее полутора метров и чаще ложатся с морской стороны припая, где меньше рискуют оказаться в ледовой ловушке.

И все-таки избежать ловушки им удается не всегда. Оказавшись среди смерзающихся полей, в большом удалении от открытой воды, они подчас зимуют у продухов, тщательно их поддерживая. Такое отверстие не спутаешь с нерпичьей лункой: диаметр его достигает метра, на краях намерзает толстый ледяной вал.

Своих пленников дрейфующие льды, по-видимому, нередко заносят далеко в глубь Центральной Арктики, даже в окрестности Северного полюса. Участь этих моржей печальна: на больших глубинах, если они и располагают продухами, животные не могут достигнуть дна и добыть корм.

Моржам, зимующим в высоких широтах, конечно, приходится переносить и сильные морозы. Судя по наблюдениям очевидцев, кожа зверей может настолько промерзать, что хорошо отточенный стальной гарпун лишь скользит по ней. Замерзают и суставы их ластов. Если зверь встает, одеревеневшие ласты его трещат, а при движении стучат по льду. Впрочем, насколько тяжелы для моржа последствия обморожения, сказать трудно; во всяком случае жир и мышцы под промерзшей кожей сохраняют нормальную температуру.

В марте — апреле, во время весенней миграции тихоокеанского и атлантического стад, у моржей происходит линька, а самки рождают детенышей; в это же время у моржей наступает и брачный сезон.

Длина тела новорожденного моржонка около метра, а вес его достигает сорока килограммов. В отличие от детенышей настоящих тюленей шерсть у моржонка очень редкая, и его защищает от холода главным образом слой подкожного жира. Мать необычайно привязана к малышу; даже раненая, она стремится уйти с ним под воду, обхватив его одним из передних ластов. В том случае, если моржонок убит, самка непременно сталкивает его со льдины и тоже уносит с собой. Интересный случай произошел с моим знакомым охотником на Новой Земле. Охотник (он был одет в куртку и брюки мехом наружу) убил на припае моржонка. У своей добычи он оказался одновременно с моржихой, после выстрела скатившейся со льдины и нырнувшей. Мать сбила человека с ног, обняла ластами (очевидно, приняв его за детеныша) и ушла с ним под воду. Охотнику каким-то чудом все же удалось выплыть, и он спасся.

Очень долго, почти два года, мать пестует малыша (если, конечно, прилично так теперь называть его: ведь, начиная самостоятельную жизнь, он уже достигает двух с половиной метров в длину и около пятисот килограммов веса), причем около двух лет кормит его молоком. Ведь даже у годовалого моржа бивни только начинают показываться изо рта и корм взрослых животных для него недоступен. Самцы никакой видимой заботы о потомстве не проявляют. В течение недолгого брачного сезона они жестоко дерутся между собой, пуская в ход бивни (свидетельством тому служат страшные шрамы и рубцы на шее и груди). Но затем самцы отделяются от самок и, забыв о былых распрях, образуют самостоятельные залежки. Впрочем, по мнению некоторых зоологов, какую-то часть года моржи живут семьями.

Прирост моржового поголовья происходит медленно. Самки рождают лишь одного моржонка не чаще чем раз в три года. Созревают и становятся способными к размножению самки только в четырехлетием возрасте, самцы — на год позже. Медленный рост стада в какой-то мере восполняется большой продолжительностью жизни животных. Установлено, что они доживают до двадцати и даже почти тридцати лет; не исключено, что некоторые моржи живут и дольше — до сорока лет.

В природе у моржа практически нет конкурентов. Правда, моллюсков или донных ракообразных поедает и крупный арктический тюлень — лахтак, или морской заяц (ни в облике, ни в повадках его, конечно, ничего заячьего нет). Однако видовой состав этих кормов существенно отличается от поедаемых моржами. К тому же в рационе лахтака большое место занимает рыба, вовсе не привлекающая моржей. Следовательно, моржи почти безраздельно пользуются дарами морского дна.

Характерная особенность животного мира высоких широт — периодические изменения численности большинства видов. На арктической суше облик его в конечном счете определяется обилием леммингов, в морях — подходами полярной тресочки сайки. Высокие «урожаи» леммингов и сайки случаются через каждые три — шесть лет и нередко совпадают. Такие годы характеризуются «пиком» численности песцов, большинства птиц и, как оказывается, даже моржей, хотя их благополучие не стоит в прямой связи с рыбой, а тем более с грызунами. Непосредственные причины этого интересного явления неизвестны. Некоторые зоологи предполагают, что численность морских млекопитающих, в том числе и моржей, в Арктике зависит от меняющейся ледовой обстановки, в свою очередь определяющей температуру вод, развитие беспозвоночных организмов и успех размножения сайки; другие склонны подозревать здесь влияние изменений в солнечной активности, хотя это «объяснение» мало о чем говорит. Там, где на них не охотятся, подавляющее большинство моржей живет до глубокой старости. Как уже говорилось, врагов в природе у них почти нет.

Какие-либо массовые и тяжелые заболевания, свойственные моржам, также неизвестны. Возможно, что животные иногда гибнут от поселяющихся в их желудке, тонких кишках, печени паразитов. В последние десятилетия немало моржей стало гибнуть и еще по одной причине: исполины давят друг друга, когда самолет, низко пролетающий над лежбищем, пугает зверей и среди них начинается паника. Детеныши подчас погибают от голода и истощения, отбившись от своих матерей.

Моржам, несомненно, доставляют много беспокойства наружные паразиты — «моржовые вши», поселяющиеся на коже, особенно у корней усов и в глубоких складках. Пытаясь освободиться от своих мучителей, звери катаются на льду или суше, трутся о льдины и камни.

С моржами, конечно, были хорошо знакомы древние обитатели побережий северных морей. Например, на Чукотском полуострове, в местах поселений предков современных чукчей и эскимосов, археологи находят вырезанные из моржовых бивней и хорошо сохранившиеся остатки гарпунов, применявшихся палеолитическими охотниками, различные фигурки, украшения или бивни со следами тонкого, разнообразного орнамента.

Моржи, во всяком случае их бивни, с незапамятных времен известны и в Западной Европе. Одно из древнейших сведений о них принадлежит норманнскому вождю Отару. В 870–890 годах он совершил поход в Биармию (на Кольский полуостров и, быть может, Белое море), где охотился на моржей и добывал их бивни.

Незамысловатое повествование этого мореплавателя, записанное с его слов английским королем Альфредом Великим, дошло до наших дней. В X веке моржовые бивни начали поступать в Европу из Гренландии от обосновавшихся там колонистов-скандинавов. Столетием-двумя позже основными поставщиками «рыбьего зуба» (моржовых бивней) стали русские поморы, выходившие на промысел зверей в Белое море, на Грумант (Шпицберген), на Матку (Новую Землю), а впоследствии и на Чукотский полуостров.

И тем не менее вплоть до позднего средневековья моржи порождали в цивилизованном мире бесчисленное множество фантастических рассказов и описаний, рисовавших ужасную внешность животных, их необыкновенную дикость и свирепость; бытовали невероятные истории о способах охоты на полярных исполинов. Еще в середине XVI века весьма просвещенный шведский картограф и миссионер Олаус Магнус писал о моржах, что те карабкаются на высокие скалы при помощи бивней и, зацепившись ими за трещины, на много часов повисают в воздухе. Именно в это время, по Магнусу, здесь появляются охотники. Они вырезают на спинах и боках животных длинные полосы кожи, крепят концы их к скалам и после этого будят моржей, бросая в них большие камни. Проснувшись, исполины кидаются в море, оставив охотникам свои шкуры.

По силе разыгравшейся вокруг них фантазии моржи, возможно, превосходят всех других животных. Достаточно сказать, что семейство, к которому они относятся, носит латинское название Odobenidae, что значит «те, кто ходит на зубах», а рыбаки, изредка встречавшие моржа в шотландских водах, еще в прошлом столетии называли его зверем «на земле невиданным и вида дьявольского».

Какие только названия не носили они в древности! Отар называл их морскими конями или лошадиными китами (Horsvalum). На суше морж действительно имеет отдаленное сходство с лошадью, особенно если приглядеться к его сильной, изогнутой шее и спине. Что-то «конское» можно уловить и в строении его головы, если на нее смотреть сбоку. Моржи были известны под именем морских коров (Vacca marina), необыкновенных морских свиней (Porcus monstruosus Oceani Germanici) и даже полярных бегемотов. Укоренившееся во многих современных европейских языках название моржа — Walross, Walruss соответствует старому англосаксонскому Horsvdlum (морской конь). Второе распространенное в Европе название животных — Mors, Morsus, по-видимому, происходит от русского «морж». В свою очередь можно предположить, что это слово родилось на заселенных поморами берегах Белого моря и как-то увязывается с понятиями «море», «морской».

Морж — одно из ценнейших промысловых животных Арктики. От него получают более двухсот килограммов жира, громадную толстую шкуру (перед выделкой она может быть разрезана вдоль на несколько слоев), около тонны мяса (вполне съедобного, тем более у молодых животных). Без промысла моржей еще до недавнего времени была немыслима жизнь коренного населения многих районов Крайнего Севера, особенно эскимосов и чукчей. Не случайно у этих народов бытовал в прошлом «праздник голов». На нем разыгрывалась символическая охота на моржей, и охотники обращались к ним с почтительными речами…

Эти исполины давали людям мясо для еды и кормления ездовых собак, шкуры для постройки жилищ и лодок. Желудки и кишки использовались для шитья непромокаемой одежды и изготовления домашней утвари, сухожилия моржа заменяли нитки. Не пропадали и кости животных: их использовали для постройки лодок и саней, применяли как кухонную утварь: лопатка моржа, например, заменяла блюдо. Наконец, кости моржей заменяли дрова: их поливали моржовым жиром и сжигали в очагах.

Характерно, что у народностей Севера, живущих вблизи морских побережий, существуют различные, иногда многочисленные названия для старых и молодых моржей, для самцов и самок, причем звери каждой возрастной и половой группы используются в хозяйстве особо. Старого самца чукотские эскимосы называют «антохпак», американские эскимосы — «антохнак» или «антохкапийок» (старик с плавучей льдины), чукчи — «кытхвойю»; шкуры таких животных очень толстые, морщинистые, с многочисленными рубцами и шрамами и вообще не поддаются обработке. Не особенно ценится и их мясо, очень грубое и жесткое. Старая самка («агнасалик» или «ангрук» — по-эскимосски, «наурырка» — по-чукотски) дает хотя и толстую, но большую шкуру, пригодную для постройки байдары. Мясо ее тоже жесткое, однако немного нежнее, чем у старого самца. Шкура молодого, но уже подросшего самца, которого эскимосы называют «ункавак» или «нукоблук», хороша для изготовления ремней. Мясо его, так же как и молодой подросшей самки (по-эскимосски — «айвок»), неплохое на вкус и довольно нежное. Из шкуры совсем маленького детеныша, который по-эскимосски называется «кассекак» (крикун) или «иззаквук» (большой ласт), а по-чукотски — «кайрырка», делаются подошвы для обуви. Мясо его наиболее нежно.

Разные названия даются моржам даже в зависимости от того, где они находятся: моржа, плывущего в воде, эскимосы называют «айвок», а чукчи — «рырка»; лежащего на льдине первые называют «унавок», вторые — «рортрат». Моржа, лежащего на берегу, эскимосы называют «укхток».

Наиболее известен морж как поставщик ценных бивней. Наряду со слоновой «костью» они издавна используются для различных поделок; в средние века порошок из них применялся также как дорогое лечебное средство. Уже в начале колонизации европейцами Гренландии (X век) моржовые бивни служили денежным эквивалентом при торговых сделках. По свидетельству летописей, удельные князья посылали «рыбий зуб» ко двору киевского князя наряду с драгоценными мехами и другими самыми дорогими подарками. До начала массового промысла моржей на западе Баренцева моря (XVII век) цена одного фунта бивней достигала в Европе баснословной по тем временам суммы — двадцати пяти голландских гульденов. Не менее высоко ценились бивни и в странах Востока — Персии, Византии, в Средней Азии. Там они использовались преимущественно как материал для отделки кинжалов и ножей.

Не удивительно поэтому, что бивни моржей всегда были заманчивым трофеем для охотников и зверобоев, что добыча их представляла немаловажный стимул в продвижении европейцев на Север. Особенно это относится к русским поморам, пускавшимся в поисках | «рыбьего зуба» в трудные плавания по арктическим морям и предпринимавшим удивительные по смелостипоходы в Сибирь.

В XV–XVI веках поморские промыслы распространились уже на большую часть местообитаний моржей в Белом и Баренцевом морях. Охота на зверей и добыча «рыбьего зуба» превратились в потомственную профессию многочисленных поморских семей из Холмогор, Мезени, Пинеги, Пустозерска и других поселений, в, важную отрасль хозяйства поморских монастырей. С^: середины XVII века русские землепроходцы начали регулярно доставлять ценный «рыбий зуб» с северо-востока Сибири. В 1646 году казак Исай Игнатьев первым проник на северное побережье Чукотки. Он же впервые привез в Якутск партию бивней, выменянных им у чукчей. Шестью годами позже состоялось известное плавание Семена Дежнева вдоль берегов всего Чукотского полуострова. Совершилось замечательное географическое открытие, был найден пролив между Азией и Америкой. Однако главной, наиболее важной своей находкой Дежнев счел обнаруженные им в устье реки Анадырь громадные моржовые лежбища и скопления «заморной кости» (бивней зверей, по разным причинам погибших на суше).

Большое внимание добыче «рыбьего зуба», развитию этого промысла придавалось и в столице русского государства. Еще в XV веке в России была установлена государственная монополия на торговлю бивнями. Служилые люди, находившиеся на государственной службе, обязаны были сдавать в казну всю добытую кость», с остальных промышленников взималась десятинная подать (одна десятая часть добычи). Специальными «отписками» (распоряжениями) учрежденного в Москве Сибирского приказа четко определялись сорта рыбьего зуба»: минимально пригодная величина его могла быть «не меньше гривенки весом», выделялись большой и средний зуб» и, наконец, «из двух голов пуд или восемь костей в пуд» (для таких бивней вводилась штучная расценка). Даже в Якутске в XVII веке государство платило промышленникам по пятнадцати — двадцати рублей за пуд бивней.

С развитием моржового промысла, особенно на севере Атлантики, цена на этот товар постепенно падала, однако и в наши дни бивни находят себе сбыт. Их как сувениры охотно покупают приезжающие в Арктику туристы. Во всем мире пользуются популярностью фигурки животных, броши и другие украшения, искусно вырезанные современными северными умельцами из моржовой кости, бивни с выгравированными на них рисунками. В СССР особенно известны чукотские косторезы, главная «штаб-квартира» которых находится вблизи Берингова пролива, в поселке Уэлен, а также потомственные поморы, резчики по кости из села Холмогоры (Архангельская область). На Аляске славятся эскимосы-косторезы из города Нома и с острова Кинг.

Промышленники-европейцы, хотя и не в такой степени, как эскимосы или чукчи, тоже не оставляли без внимания туши животных, издавна использовали жир и шкуры моржей. Известно, например, что при постройке Кёльнского собора употреблялись ремни из моржовой кожи поставлявшиеся в Западную Европу русскими поморами; кое-где еще не так давно станки вращались с помощью приводных ремней из кожи моржа.

С каждым годом в зоопарках увеличивается спрос на живых моржей. Они неплохо переносят неволю, иногда живут по десять лет и более и неизменно бывают окружены толпами зрителей. Впрочем, подобного рода использование животных также восходит к глубокой древности: еще в 1606 году в Англию был доставлен живой моржонок, пойманный охотниками у острова Медвежьего. В зоопарки и теперь поступают преимущественно молодые животные, в возрасте всего лишь нескольких месяцев. Те из них, кого удается приучить к необычному корму и вырастить, как правило, проявляют в неволе недюжинные умственные способности, сильно привязываются к обслуживающим их людям и хорошо поддаются дрессировке. В Московском зоопарке у бассейна, в котором круглый год живет большой морж по кличке Барон (хотя это самка), всегда много людей. К сожалению, посетители зоопарков не видят у моржей, и у Барона тоже, их главного украшения — бивней. Все дело в том, что животных содержат в бетонированных бассейнах. И хотя моржи питаются в неволе рыбой, рефлекс распахивания дна у них сохраняется, и свои бивни они начисто стирают о бетон. Кстати, по этой причине моржи в зоопарках чаще всего и гибнут, так как стирание бивней сопровождается развитием в них воспалительных процессов.

Охотятся на моржей, конечно, совсем не так, как представлял это себе Олаус Магнус. Современные зверобои, вооруженные крупнокалиберными винтовками, выходящие в море на моторных судах, конечно, справляются с моржами без большого труда. Однако в прошлом, если даже учесть, что животные меньше боялись человека, добывать их без помощи огнестрельного оружия, а тем более стальных копий и гарпунов было нелегко. В самом деле, стрела или копье с кремневым либо костяным наконечником должны были пронзить прочную кожу толщиной в два-три пальца, упругий слой подкожного жира и, миновав массивные кости, точно поразить зверя в сердце. Даже владея стальными орудиями, охотники не всегда справлялись с полярными исполинами. Об этом свидетельствует, например, красноречивый рассказ Де-Фера — спутника Виллема Баренца в плавании к Новой Земле (в конце XVI века): «Моряки думали, что это стадо моржей, возившихся на песке, не может защищаться на суше, и потому напали на них, чтобы овладеть их клыками, но поломали свои тесаки, топоры и копья, не сумев убить ни одного; только у одного они выбили клык, который и унесли. Не добившись в этой борьбе никакого успеха, они решили вернуться на корабль и привезти оттуда пушки и с ними атаковать моржей, но поднялся сильный ветер, который стал ломать лед на большие глыбы, так что от этого намерения пришлось отказаться».

Впрочем, еще задолго до плавания Баренца русские поморы выработали надежные приемы охоты на моржей, передававшиеся из поколения в поколение, от отцов к сыновьям. В большинстве случаев они старались застать зверей спящими на берегу и, незаметно подкравшись к лежбищу со стороны моря, неожиданно нападали, причем старались колоть крайних, чтобы других загнать дальше на берег, где моржи оказывались относительно беспомощными. Поморы убивали зверей копьями с узким наконечником («спицами») и остроконечными гарпунами, к концам которых привязывали длинную веревку или ремень (обор). К другому концу обора прикреплялась пустая закупоренная бочка, выполнявшая роль поплавка (благодаря ей убитый морж не мог утонуть в море). Сходный прием охоты на моржей во время их залегания на суше до последнего времени применялся также чукчами и эскимосами. По мере совершенствование огнестрельного оружия все большее развитие получал промысел зверей в море или на плавучих льдинах. Так в основном добывают моржей и в наши дни. Зверобои подходят к стаду на кожаных байдарах или деревянных вельботах, стреляют в плывущего моржа, стараясь лишь ранить его и тут же вонзить в тушу гарпун. Поплавки из надутых воздухом нерпичьих шкур или железные бочки, прикрепленные к гарпуну, держат добычу на плаву. Впоследствии морж погибает от потери крови или от новых пуль. Зверей, лежащих на льдинах, охотники стараются убивать наповал.

Нельзя сказать, что моржовый промысел даже теперь легок и вполне безопасен. Много невзгод доставляет зверобоям суровое море: людей часами окатывают холодные волны, льды грозят раздавить байдару или вельбот. Тяжела разделка громадных моржовых туш. К тому же всегда есть опасность, что на шлюпку нападет раненый зверь, ударит в днище или борт бивнями и пробьет обшивку.

Напугать гребцов, даже искупать их в море может любой морж; изредка случается, что он подплывает к шлюпке и, закинув в нее бивни, повисает на борту (любопытство, очевидно, свойственно не только человеку). Раненый и разъяренный морж тем более опасен. Моржи, по мнению зверобоев, боятся крови и вообще всего красного. Поэтому на Чукотке можно увидеть лодки с днищами, выкрашенными снаружи красной краской; считается, что это может спасти от нападения зверей. Бывает, что при разделке убитых моржей на льдинах зверобои выдерживают и настоящие осады. Животные в силу развитого у них чувства товарищества пытаются как-то помочь своим пострадавшим соплеменникам, отвоевать у людей туши и столкнуть их в море. У охотников в таком случае остается лишь один выход — отстреливаться от осаждающих льдину зверей, без пользы убивать и топить их.

Усиленный промысел моржей, развивавшийся столетиями, естественно, не мог не отразиться на их численности. Еще в сравнительно недавнем прошлом область распространения животных была значительно обширнее современной. Моржи обитали не только в арктических водах, там, где их встречают в наши дни, но и на севере Атлантического и Тихого океанов. Как мы уже видели, они населяли Белое море, были нередки также у берегов Шотландии, северного побережья Норвегии, в Охотском море. По-видимому, колоссальной была и их общая численность на земном шаре: например, в XVIII веке только с Европейского Севера поступало на рынок до тридцати тонн бивней в год, добывалось же моржей по меньшей мере пять-шесть тысяч в год. В Беринговом море, по современным подсчетам, за последние сто лет было уничтожено от двух до трех миллионов моржей.

Запасы животных стали сокращаться особенно быстро с середины прошлого века, когда зверобоями были уже выбиты в Арктике гренландские киты и моржи наряду с тюленями стали здесь главным объектом промысла. В это же время распадалось в стойбищах Крайнего Севера натуральное хозяйство. Эскимосы и чукчи становились добытчиками и продавцами пушнины. Промысел пушных зверей требовал огромного числа упряжных собак, собак нужно было кормить мясом…

Современная общая численность моржей в Баренцевом море ничтожно мала, а в Карском море они уже практически исчезли. Неблагополучно положение с поголовьем животных, обитающих у берегов Западной Гренландии и Восточной Канады. Стадо, населяющее море Лаптевых и Восточно-Сибирское море, впрочем, и в прошлом самое малочисленное, состоит не более чем из пяти-шести тысяч голов. На побережье Аляски сто лет назад добывалось до десяти тысяч моржей в год, а шестьдесят лет назад — лишь тридцать моржей. Вообще стадо, обитающее в Чукотском и Беринговом морях, еще в середине XVII века (до широкого развития коммерческого промысла) насчитывало около двухсот тысяч моржей, а сейчас оно не превышает пятидесяти — шестидесяти тысяч особей (из них около сорока тысяч обитают в СССР).

Техника и способы добычи животных, применявшиеся в последние семьдесят — восемьдесят лет (за это время они мало изменились), истребительны не только в силу высокой производительности труда охотников, но и потому, что ведут к бесцельной гибели большого количества моржей, сокращают и без того медленный прирост их поголовья. При промысле в море, как правило, большая часть туш не достается зверобоям и тонет (загарпунить моржа гораздо труднее, чем его убить). Гоняясь за крупными самцами, охотники уничтожают их в первую очередь и тем самым нарушают нормальное соотношение самцов и самок, взрослых и молодых зверей в стаде.

Судьба моржей, особенно атлантического стада, вызывает в мире большое беспокойство. Полное истребление моржей означало бы — оставляя в стороне чисто научный интерес к этому виду — добровольный отказ человечества от использования обильных даров северных морей, вовлекаемых в хозяйственный оборот с помощью этих исполинов. В самом деле, у побережий Гренландии, в Баренцевом, Беринговом, Чукотском морях на одном квадратном метре дна нередко обитает свыше трехсот и даже пятисот граммов различных живых организмов, в основном поедаемых моржами моллюсков. Лишиться моржей — а ведь у них практически нет конкурентов — значит потерять доступ к этим богатствам. Моржи, следовательно, имеют большую не только прямую, но и косвенную хозяйственную ценность.

Отношение чукчей, эскимосов и других коренных жителей Крайнего Севера к своим кормильцам-моржам могло бы служить примером бережного, рачительного использования запасов животных. Вот лишь один пример. В начале нашего века, когда количество моржей на Инчоунском лежбище (на Чукотке) стало заметно сокращаться, местные чукчи по своей инициативе организовали охрану животных и выделили для этого специальную стражу. Стражники следили за тем, чтобы исполинов, особенно в первые дни их появления на берегу, не беспокоили, чтобы до конца существования залежки поблизости не жгли костров, чтобы охотники не добывали здесь зверей больше, чем было действительно необходимо для жизни людей, причем на промысле разрешалось использовать только пики. Нарушителей ждала суровая кара. Эти простые меры оказались весьма действенными, лежбище с каждый годом все увеличивалось.

В последние десятилетия охрана моржей получила практическое выражение и в государственной политике стран, владеющих Арктикой, причем начало ей было положено Советским Союзом. С 1956 года в советской Арктике полностью прекращен государственный промысел зверей; в ограниченном количестве их разрешается добывать теперь для своих нужд только коренным жителям Севера; штраф за незаконную добычу моржа составляет девятьсот рублей. В СССР запрещено также строительство маяков и других сооружений там, где моржи устраивают свои лежбища. В 1976 году на острове Врангеля, где располагается крупнейшая в мире залежка исполинов, как уже упоминалось, организован государственный заповедник, и эта мера, несомненно, будет играть большую роль в сохранении и восстановлении запасов животных. Очень заманчива перспектива восстановления стада моржей в Белом море. Энтузиасты выступают с такими проектами, да и сами звери словно пытаются восстановить свой ареал и все чаще показываются в последние годы в беломорских водах.

Государственный промысел моржей прекращен в США, Канаде, Норвегии, и численность животных стала сокращаться медленнее, а кое-где даже восстанавливается. И все же угроза истребления полярных исполинов не миновала. В Красных книгах как Международного союза охраны природы и природных ресурсов, так и СССР значатся моржи двух подвидов — атлантического и лаптевского. Это редкие животные нашей фауны с «негарантированными условиями для дальнейшего выживания», как говорится о них в официальных документах. Судьба их, следовательно, вызывает опасения. Моржи требуют действенной опеки. Они должны сохраниться на земном шаре.