Когда впервые началась съемка, Дортмундер, к своему удивлению, обнаружил, что у него все зудит. Очень неожиданно, ему прям-таки хотелось чесаться по всему телу. Точнее, не то, чтобы хотелось, он был просто вынужден чесаться, но ему пришлось побороть это желание, потому что ему вовсе не хотелось стоять там и выглядеть идиотом, пока он чесался бы, как собака с блохами прямо перед камерами.
И камеры оказались настолько назойливы, что он просто не ожидал такого. Они походили на этих монстров из фильмов ужасов, которые исчезали из проходов и появлялись где-то наверху лестницы. Вот разве что эти камеры никуда не исчезали. Они все время были тут, постоянно, на краю периферийного зрения, с большими головами, вежливыми, тихими и очень любопытными, которые тихонько поворачивались. С очень большими головами.
Перед назойливыми камерами и с бесконечным желанием чесаться Дортмундер чувствовал себя Железным Человеком, который давно не заливал себе масла. «Мне нужно вести себя естественно», — говорил он сам себе, — «а это совсем не естественно. Я ковыляю, как монстр Франкенштейна. Чувствую себя, будто меня до самых ушей залили чесоточным цементом.»
Рой Омбелен велел им пройтись по сцене, и Дортмундеру казалось, что он справился вполне неплохо, за исключением одеревенелости и чесотки, но Рой в какой-то момент сказал «Снято», а потом добавил:
— Ребята, позвольте кое-что прояснить. Мы знаем, вы не хотите, чтобы ваше лицо светилось в камере, но, в свою очередь, вы тоже не смотрите в камеры. Вы должны беседовать, так беседуйте. Смотрите на тех, с кем разговариваете. Представьте, что здесь нет камер, хорошо?
— Хорошо, — сказали все хором, и Рой начал снимать заново, и все быстро поняли, что им нужно делать, все. Дортмундер даже заметил, что как только он перестает думать о камерах, зуд исчезает. Еще один плюс.
Но Рой снова сказал «Снято» и обратился к Дугу:
— Дуг, мне кажется в кадре нужна девушка. Чтобы было на что смотреть.
— Ты абсолютно прав, — согласился Дуг.
Поэтому Дарлин встала с дивана, где она читала журнал «Пипл», Марси объяснила ей, кого она должна играть, что ее должно мотивировать и подкинула ей парочку фраз, которые ей нужно сказать в кадре. Идея заключалась в том, что она приходит в бар со своим парнем Рэем, но он должна ждать за барной стойкой, пока все удаляются в заднюю комнату для бесед. А поскольку она не имеет никакого отношения к краже, она будет интересна в кадре, с чем все и согласились.
Они прорепетировали еще раз, уже с участием Дарлин, и все расслабились и влились в процесс. Постепенно Дортмундер переставал быть деревянным, желание чесаться тоже исчезало, даже весело становилось, было интересно делать вид, что крутые парни сидят в крутом баре и говорят о крутых вещах. Было необычно сидеть в этой вариации «Бар и Гриль», где не было завсегдатаев, пытающихся петь акапелла.
Она прогнали эту сцену трижды с камерами, и, похоже, все шло очень гладко. Между съемками Марси предлагала некоторые изменения относительно того, что люди будут говорить в кадре, и, в конце концов, все стало настолько просто и естественно, что Дортмундер и не заметил, как почувствовал себя очень комфортно, как будто был в настоящем баре, вел настоящую беседу с настоящим барменом.
Это была короткая сцена, что было хорошо для новичков. Она начиналась так: Дортмундер, Келп, Тини и малыш сидели в баре и болтали с Родни, заказывали напитки — каким-то образом получилось, что они все пили Будвайзер — и потом зашел Рэй Харбак с Дарлин. Марси подкинула Келпу парочку флиртующих фраз, чтобы тот сказал их Дарлин, но это выглядело скорее как приободрение, чем флирт, но, возможно, это выглядело так потому, что Марси не дала инструкций Дарлин, которая никак не отреагировала на Келпа, она просто стояла и улыбалась, пока тот пытался острить.
С одной стороны, присутствие Дарлин ничего особо не поменяло, с учетом, что никого и ничего не добавило, но, с другой стороны, ее присутствие оживило ситуацию, и все это почувствовали. Ребята из банды чувствовали себя более раскованно и даже более сплоченно. А все те же фразы, те же люди каким-то чудесным образом стали более интересными.
После третьего прогона сцены в баре Рой Омбелен сказал Дарлин и Родни, что они на сегодня были свободны, и что им позвонят, когда они понадобятся в следующий раз, примерно послезавтра. Когда они ушли в сопровождении гула лифта, Омбелен повел пятерых актеров, операторов и двух парней, отвечающих за свет и звук, к декорациям коридора с двумя фальшивыми туалетами.
И тут пришлось подождать со съемкой, потому что свет был выставлен совсем не так, и что-то произошло со звуком, поэтому будущих звезд реалити отпустили пока отдохнуть в декорациях бара, пока коридор не приведут в порядок.
Отключившись от камер и игры, Дортмундер понял, что, наконец, его мозг заработал в правильном направлении, и ему очень хотелось поговорить с кем-нибудь, хотя бы с Келпом, о ситуации в целом, но, естественно, он не мог, по крайней мере, пока Харбак рядом. Поэтому он сидел в тишине, проговаривая в уме то, что он бы рассказывал Келпу, то, что он уже знал, но, в конце концов, ему это надоело, поэтому он вскочил на ноги и сказал:
— Энди, давай прогуляемся.
— Хотел предложить то же самое, — сказал Келп.
Харбак посмотрел на них, как будто хотел присоединиться к ним, но малыш вовремя уловил этот позыв, и, понимая затею Дортмундера, подошел к нему и спросил:
— Рэй, мне кажется, что я тебя где-то видел. Может быть, в каком-нибудь телевизионном шоу?
— Ну, — нахохлился Харбак, — не думаю, что ты из тех, кто смотрит мыльные оперы, — к тому моменту Дортмундер и Келп уже поднялись и покинули фальшивый «Бар и Гриль», а значит опасность миновала.
Здание было очень большим, в нем еще было достаточно свободного от декораций пространства. Дортмундер и Келп прогуливались, и тут Дортмундер сказал:
— Что будем делать?
— Ну, — начал Келп, — у нас все еще проблема с арендатором.
— Я знаю. Нужно сегодня ночью вернуться и посмотреть, тут ли он еще. На этот раз я пойду с вами, потому что, если все-таки удастся пробраться внутрь, я хочу быть там.
— Хорошо, конечно. А что, если он все еще там?
— Не знаю, что делать со всем этим телевидением, — сказал Дортмундер. — Это оказалось все не так уж и плохо, в конце концов…
— Когда привыкаешь к камерам. И к этому парню, которые все время таскает микрофон у тебя над головой.
— Он меня не так уж и беспокоил, — признался Дортмундер, он этого парня практически не замечал. — Но, Энди, это не то, зачем мы здесь. Мы здесь за тем, чтобы войти, взять то, что нам нужно и уйти. Раз, два и все. А это все нужно репетировать и репетировать.
— Возможно, этого парня сегодня уже и не будет, — предположил Келп. — И мы сможем наконец покончить с карьерой на ТВ.
— Эй, Энди! Джон!
Их звал Дуг, он махал им через декорации, когда они подошли к нему, Келп спросил:
— Вы готовы к моему крупному кадру? — Дортмундер не понял, о чем это он, зато понял Дуг. Он рассмеялся и сказал:
— Практически, Норма. Ребята, я хотел вам сказать, что, когда съемка закончится, я бы хотел, чтобы вы не расходились. Бэйб вернется в центр, и, кажется, у него есть решение вашей проблемы.
— Это здорово, Дуг, — сказал Келп с таким энтузиазмом, как будто он и правда собирался отработать целый сезон. — Я знал, что мы можем рассчитывать на Бэйба.
— О, да, — улыбнулся Дуг. — Бэйб на этом уже собаку съел. Он знает, что к чему. Не к чему придраться.
— Отличные новости, — поддержал Дортмундер.
Съемка в коридоре была совсем короткой, как только устранили все технические проблемы. Использовались две камеры, обе за ребятами, одна сверху, другая снизу, обе двигались по ходу движения ребят.
Несмотря на то, что этот коридор был гораздо шире коридора в настоящем «Бар и Гриль», он все же был недостаточно просторным, чтобы вместить пятерых в одну линейку, поэтому они шли кучками, рассказывая друг другу придуманную историю, которую им дала Марси, о том, как давно они не виделись, как было здорово снова собраться бандой, и о том, как им не терпелось услышать новости Рэя.
Они проделали это трижды, шли по коридору до той самой двери, которая никуда не вела, камеры следовали за ними по пятам, как большие черные собаки, и на третий раз Омбелен сказал «Снято!». Дортмундер повернулся и увидел, что за камерами, операторами и звукорежиссером с его длинной палкой, а за ним за Омбеленом и Дугом стоял Бэйб Так. Рядом с ним стоял крепенький мужчина, лысеющий и в очках, в костюме-тройке, бледно-голубой рубашке и темно-синем галстуке.
За Дортмундером, Келп закашлял, приложив руку ко рту. — Zeitung, — промычал он, прикрывая рот рукой.