В этот раз все было по-настоящему. Дарлин знала это, и она знала, что Рэй тоже это знал, они оба знали. В конце концов, любовь — это всегда по-настоящему.
Наверное, это все из-за реалити-шоу. Вот уж ирония. Найти свою настоящую любовь среди искусственных декораций, да уж. Никогда нельзя предугадать, как все обернется.
Все началось в четверг утром, на второй день съемок, когда у банды был выходной, а Дарлин, Рэй, Марси и Рой Омбелен вместе со съемочной группой отправились в Центральный парк снимать новый эпизод, что было довольно весело. Нужно было добавить характера, свои эмоции, чувства, идеи в сюжетную линию.
Идея заключалась в следующем: Рэй, стенолаз банды, недавно повстречал Дарлин и хотел познакомить ее с ребятами, и когда он это сделал, контраст между ее невинностью (что было наигранно) и их недоверием (что играть вовсе не пришлось) показал ему его жизнь в новом свете.
Они пошли в Центральный парк, чтобы спрятаться от лишних глаз и поговорить. Какие у них все-таки были отношения? (Терминология реалити-шоу предполагает именно это слово). Какое у них было будущее? Будет ли оно совместным?
Они провели целый день в парке, снимая эпизод, со всеми нужными разрешениями, что сделали съемки еще более увлекательными. Они плавали на лодке по озеру, гуляли по Рэмблу, наблюдали за людьми, бегающими по резервуару (к которым они не присоединились, хотя Марси казалось, что это было бы здорово), гуляли возле Бельведерского замка, рассматривали каменные сооружения, которые стояли по всему периметру парка, словно стражи, и они все время болтали, и в конце практически каждого предложения они делали разные умозаключения, все потому, что Рой не хотел приводить к какому-то конкретному решению. (Рой, в частности, сам не знал, как все дальше будет развиваться).
И в конце дня они слились в трепетном поцелуе, на тропинке за Драйвом, окруженные такси и повозками, бегунами и велосипедистами, которые не обращали на них никакого внимания. Это Нью-Йорк.
А потом все разошлись по домам, Дарлин и Рэй и все остальные, и они даже не держались за руки. Но позже вечером они оба поняли, они все поняли.
У Рэя была очень милая квартирка в небольшом старом сером каменном здании на Западной Восемьдесят пятой улице, рядом с Центральным парком, на третьем этаже, в самом конце, с большой гостиной и спальнями, и очень современной кухней и ванной комнатой. Он был успешным актером, работал в разных проектах, начиная от Бродвейской «Звезды Стриндберга», заканчивая рождественской рекламой электробритвы. Он также состоял в союзах актеров, например, Гильдия киноактеров, Американская федерация актеров радио и телевидения и профсоюз актеров, у которого не было аббревиатуры.
На этой неделе они больше не нужны был на площадке шоу, поэтому они провели все это время в квартире Рэя, изучая друг друга со всех сторон. В пятницу в обед он получил звонок насчет работы в рекламе (которую он не получил), и она воспользовалась этим моментом, чтобы раскопать его секреты, осторожно, не оставляя за собой следов. Она так ничего и не нашла, что было облегчением и неким расстройством одновременно, и наградила Рэя (в том числе за его долгое воздержание) особым вниманием.
В воскресенье вечером, все еще торча в квартире Рэя, они заказали на дом тайскую, итальянскую, мексиканскую, бразильскую и бангладешскую кухню. В понедельник к десяти их ждали на Вэрик стрит, где Марси должна была рассказать им продолжение их истории. Душ Рэя был достаточно просторным, что позволило им принять душ вместе, от чего они вышли из дома позже запланированного, но им повезло с метро, поэтому они практически не опоздали.
Все собрались у декораций «Бар и Гриль», где Дуг толкал торжественную речь, перед тем, как Марси расскажет им детали предстоящей работы, как вдруг опять этот противный звук лифта ударил по ушам. Дуг, будучи и так раздраженный и уставший от своих бесконечных обязанностей, выдал парочку пикантных слов, которые его отец не стал бы произносить при дамах, и тут лифт остановился, и на платформе показался Бэйб в компании человека с каменным лицом, Сэмом Куиггом.
— Бэйб? Дуг уже не показывал своей раздраженности; на самом деле, он теперь излучал дикое рвение быть полезным, хоть как-нибудь. — В чем дело, Бэйб?
Бэйб молча подошел к ним, уперся руками в бока, обстрелял всех взглядом, полным ярости, словно из огромной пушки на броненосце, и сказал:
— Шоу отменяется. Закрываем его.