2000 №2

Живой облик нашей древней земли

Н. МИХАЙЛОВА, историк-архивист.

Уменьшенное изображение местности любой человек может сделать почти без всяких измерений. Такие наброски, карты, планы не очень точны, но вполне пригодны для ориентации на местности. До изобретения различных геодезических инструментов и на Руси, и в других странах планы, или, как у нас на Руси их называли, чертежи, рисовались на глаз (глазомерная съемка), в лучшем случае с применением «верви» (веревки) для измерения расстояний.

До наших дней сохранилось немало чертежей, относящихся к XVII–XVIII векам. Составляли их чаще всего ради потребностей землеустроения, то есть чтобы уточнить границы земельных владений, или еще конкретнее — ради межевания.

Межа — это граница между владениями частных лиц или сельских общин. К установлению таких границ люди издавна относились с большой ответственностью. Пограничные камни и столбы считались священными. В Древнем Риме даже было божество границ — Термин. В его честь устраивались в конце года (23 февраля) праздничные торжества — терминалии.

Установка межи сопровождалась особым обрядом. Сначала подготовленные камни или столбы ставили рядом с ямой, в которую их должны были вкопать. Столбы натирали мазью, украшали повязками и венками. В яме сжигали принесенное в жертву животное. После этого на остывшие головни (угли) ставился столб. Подобные подробности полезно знать, чтобы понять тексты русских писцовых книг XVI–XVIII веков, где мы читаем о межевых ямах, вырытых рядом с каким-либо заметным деревом, а в яме — «уголь» или «кобылья голова». Эти языческие обряды столетиями сохранялись и в Европе, и у нас на Руси.

Зарайский уезд. Городище древнего города Ростиславля (XII в.) и церковь в селе Ростиславль. Начало XVIII в.

На стр. 69–72 — фрагменты чертежей из архива Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря, обработкой которых автору статьи довелось заниматься несколько лет тому назад.

Рузский уезд. Река Хлупня — приток Рузы. 1680 г. «Хлупня течет вниз, а симановские крестьяне…»

Установление межи считалось не частным делом, а общественным и проходило при большом сборе народа. Туг же секли подростков, чтобы они до старости запомнили и место, и направление границы. В Малороссии этот обычай, свойственный и другим европейским народам, сохранялся до XIX века под названием «помъятковый прочухан». За снятие коры или срывание ветвей с пограничных деревьев у немцев следовало очень жестокое наказание: преступнику резали живот.

Договора и сделки, связанные с изменением межи, заключали обязательно прилюдно: ходили с куском дерна на голове по новой меже; ломали солому («сила солому ломит»); «ударяли по рукам» (рукобитье), «передавали из полы в полу», то есть из рук в руки; пили вино в знак освящения совершённой сделки («пропито — продано»). Многие из этих символических обрядов сохранились до наших дней, только мы уже забыли их смысл.

Итак, отношение к границе, рубежу меже было чрезвычайно серьезным, нарушение их приравнивалось к святотатству и вело к суровому наказанию.

Межевые знаки обозначались особыми «знаменами», «гранями» — зарубками на заметных деревьях. В Германии известны знаменные дубы (мальбаум) и сложенные в кучу камни (малыптейн). Иногда проводили борозды плугом (межа ролейная). При всем при этом землю никто не мерил. Участок землевладения в писцовых книгах XIV–XV веков описывали примерно так: «куда плуг и соха, топор и коса ходили».

Так вот, именно из-за возможных земельных споров, для того, чтобы зафиксировать в писцовых книгах и на чертежах немеренные земли, выезжали в ту или иную вотчину писцы, собирали старожилов — крестьян и вместе с ними шли по меже, а заодно наносили на план-рисунок всю местность.

На древних чертежах много надписей. Большая часть из них — названия рек и деревень, полей и лугов, пустошей и болот. Некоторые надписи имеют непосредственное отношение к межеванию. Иногда это выдержки из писцовых книг более ранних межеваний. Чтобы понимать их, нужно знать порядок межевания, меры земли и леса, названия угодий, пашен, лугов и поселений.

Расстояние считали от столба до столба или от столба либо камня до приметного «межевого дерева». Такие деревья на планах изображаются отдельно и чрезвычайно живописно. Рядом обязательно название: «дуб виловатый», «дуб погорелый», «ольховое кустье» или «липа», «вяз», «береза». Иногда знаком служит курган, могильник или большой камень. Читаем в книге 1687 года: «…от того дубка налево вкруте прямо да через болотце сто десять сажен до березового пня» — или: «…а от столба и от ямы врагом вверх триста сажен дуб, на нем две грани одна назад по меже, а другая наперед, против грани яма и от ямы прямо через дорожку, что ездят из деревни Дикарихиной в Воскресенский монастырь».

Межевые деревья в некоторых местах сохранились и поныне. Например, в Ярославской области в селе Николо-Корме вблизи города Рыбинска и поныне стоит межевая сосна (ее возраст — 250 лет, окружность ствола — 380 см). В вотчине Ново-Иерусалимского монастыря автору статьи с группой сотрудников удалось найти основание того самого межевого дуба, который упомянут в книге 1687 года. Следуя тексту писцовой книги, мы шли от Истры вверх по «врагу» (то есть оврагу) и, выйдя на ровное место, увидели неподалеку огромное дерево. Оказалось — шесть молодых дубов выросли кустом по окружности огромного пня диаметром 3–4 метра. Именно на этом дубе была когда-то «грань одна назад по меже, а другая наперед».

К сожалению, не удалось найти ни одной древней межевой ямы с угольями или кобыльей головой.

Особое внимание на древних чертежах привлекают изображения церквей, монастырей, деревень и растительности.

Они выполнены очень живописно. На чертежах изображены не только крупные строения (монастыри), но и крестьянские избы, овины, амбары.

Реки, дороги, селения, границы городов, угодий (пашни и покосы) очерчены линиями, как и на современных картах. Но на нынешних стоят безличные кружки и другие условные знаки, а на древних чертежах мы видим изображения сел и деревень, монастырей, храмов и часовен, мельниц и отдельных деревьев. Чаще всего изображение дано как бы с птичьего полета — немного сверху, в перспективе (например, план Воскресенского монастыря). Многие чертежи раскрашены, и это придает им особую изобразительную и картографическую ценность.

Наши древние землемеры, видно, были в душе художниками, поэтому на их чертежах рядом с дорогами и деревнями часто изображены цветы, трава. И это придает им черты произведения искусства, а не сухого плана. Условные обозначения еще не выработаны, автор не стеснен ни масштабом, ни требованиями унификации знаков. Он хотя и отмечает межевые ямы и знаки, но в остальном — рисует.

Интересно и то, что эти рисунки снабжены живой разговорной речью людей того времени. Она звучит не только в названиях рек, дорог, пашен, но и в приписках писцов, фиксировавших претензии спорящих сторон. Эти приписки порой выглядят как небольшой рассказ: «Земля распашная сельца Кожина, на ней по досмотру оселки есть сельца Кожина; крестьяне называли, что в том месте были двор монастырский да служни». Или: «Пустошь Плотница, преж сего пахивали, а ныне пуста и лесом поросла, что отдано крестьянам в оброк и будто строитель потравил монастырскими лошадьми, а он не травливал». А еще так:

«Дорожка, ездят в Зосимину пустынь и монастырских лошадей гоняют на выпас»; «Речка Хлупень течет в реку Рузу»; «…дорога от села Микулино к сельцу Новому»; «дорошка, что ездят из деревни Крекшино в село Дорну».

Кроме названия объекта на чертежах часто дано его изображение. И мы видим, как были устроены двор боярина в Москве, двор помещика, села и деревни, крестьянское и монастырское хозяйства. Видим и изображения самих монастырей. А в деревнях — крестьянские дворы: скотный («скотский»), конюшенный, житный; тут же рядом — пруд или прудок, мельница, плотина, мосты, перевозы, брод, перекоп (место для ловли рыбы), овин, сарай, печь кирпичная, гумно, огороды.

Вот сельцо Лаврово около Переславля-Залесского (оно и сейчас есть). Крестьянские дворы стоят по трем сторонам четырехугольника. У каждой избы — огород; наискосок идет дорога, а за ней «двор монастырский», рядом — часовня, прудок. Двор огорожен, внутри за воротами — изба «дворника», сараи для скота (см. рисунок на стр. 70).

Или вот село Петрово (река Негучь, приток Истры) — вотчина Петра Ивановича Воейкова, а в нем чудная каменная церковь с закомарами, рядом — двор «помещиков» в два этажа, а напротив — дворы крестьянские.

На большом чертеже с изображением Воскресенского монастыря видим на горе Фавор «двор скотский», «гумна» внизу у прудов; «сарай и печь кирпичная». Кирпичи для строительства делали сами, это ясно из того, что тут же рядом — «сушила» — сарай для сушки кирпичей. На другом чертеже — тоже гумна и огороды, а еще — овин. Особенно красиво на планах выглядят мельницы: Якшинская на Рузе, Княжная на Оке, Патриаршая на Ягорбе.

Вот изображение деревянного Воскресенского монастыря: стены и башни нарисованы, а внутренние строения даны в плане. В монастырском архиве сохранилось подробнейшее описание этого монастыря, что позволяет при тщательном сопоставлении описания и чертежа сделать реконструкцию монастыря, которого уже давно нет, а также уточнить многие исторические подробности в строительстве и размещении построек.

Переславль-Залесский. Село Лаврово. Хозяйственный двор монастыря, часовня, прудок. 1680 г.

Мельница села Якшино при слиянии рек Рузы и Хлупни. Земли Левкиева монастыря. Конец XVII в.

Чертеж земель Череповецкого уезда на реке Шексне: пустоши, сёла Федоскино, Семеновское, Борисово, деревни Урывково, Варгучино. 1692 г.

Чертеж земель Ярославского уезда. Деревни Дор, Нови, Обухова, Кузнечиха. 1696–1704 гг.

Единственное сохранившееся изображение Нового Иерусалима, каким он был в XVII веке, сделано не ради изображения монастыря, а опять же из-за межевания. Зафиксирована межа между землями монастырскими и стольника Плещеева. И все остальные чертежи, сохранившиеся в монастырском архиве, — это тоже землевладельческие документы, которые были приложены к грамотам или купчим на каждую вотчину монастыря. А их у Нового Иерусалима до реформы 1764 года было 23 в разных уездах. И только благодаря чертежам до наших дней дошло изображение многих маленьких вотчин, монастырьков, пустыней и церквей.

Так памятники отечественной картографии — чертежи XVII–XVIII веков стали неоценимыми источниками для изучения исторического ландшафта, истории сел и маленьких городов. Они помогли увидеть прошлую жизнь, донесли до нас звучание живого слова, имена предков, живших среди этих лесов, полей и лугов. Как ни один другой документ, они раскрыли то, чего так не хватает историку, — достоверность отдельных мгновений прошлой жизни. При долгом, тщательном изучении чертежей начинаешь почти физически ощущать ту древнюю жизнь. И хочется увидеть эти места: похожи ли они сейчас на изображения XVII века, сохранилось ли хоть что-нибудь?

В фондах Исторического музея, в Центральном госархиве древних актов, в архиве Ново-Иерусалимского монастыря хранится около 2000 таких чертежей. Но они, к сожалению, несмотря на все усилия ученых, практически не опубликованы. Лишь полтора — два десятка фрагментов вошли в литературу для специалистов. Доступ к оригиналам, естественно, ограничен: большая часть из них в ветхом состоянии.

Из отдельных фрагментов старинных чертежей современным картографам иногда удается сделать реконструкцию ландшафта местности, которая сильно изменена современными строениями, асфальтовыми площадями, автомагистралями.

Таков и этот «чертеж» окрестностей Троице-Сергиевой лавры. Он сделан по подобию старых планов, на которых земля изображалась будто «с птичьего полета» или с высокой горы. Это было особое искусство. Землемеры и картографы старых времен совмещали в себе и топографов и художников. Такая техника помогала хоть в малой степени представить облик живой земли.