2000 №2

Заметки о нашем поведении

Доктор биологических наук Л. СЕРОВА.

Основная функция нервной системы — анализ поступающей информации и организация ответных реакций, позволяющих приспособиться к меняющимся условиям жизни. Прообраз нервной системы есть уже у кишечнополостных — беспозвоночных животных (к ним относятся полипы, медузы). Их нервная система называется диффузной и состоит из двух типов клеток: одни принимают информацию, другие обрабатывают ее. У червей, моллюсков, насекомых, ракообразных нервные клетки уже объединены в группы — нервные узлы или центры, появляются волокна, проводящие возбуждение. Далее на смену узловой нервной системе в ходе эволюции приходит так называемая трубчатая. Однотипные нервные узлы заменяют образования, различные по структуре и функции, постепенно идет цефализация, то есть образование и усложнение головного мозга.

Пытаясь найти объективный подход к сравнению головного мозга различных млекопитающих, разные исследователи шли своим путем. М. Ф. Никитенко в своей шипе «Эволюция и мозге вводит коэффициент: он определяется отношением массы переднего мозга к массе всего мозга. У человека этот коэффициент равен 87 %, у обезьян — 80 %, у дельфинов — 75,6 %. Более четкие различия между мозгом человека и других млекопитающих выявляет другой коэффициент, который складывается из соотношения величины поверхности новой и древней коры мозга. У человека он составляет 159,8, у дельфина — 108,7, у шимпанзе — 71,7, а у собаки — всего 12,4.

Л. Г. Воронин, в течение ряда лет руководивший кафедрой физиологии высшей нервной деятельности на биофаке Московского университета, и его сотрудники, изучая образование условных рефлексов у самых разных животных (от рыб до обезьян), не нашли здесь существенных различий, связанных со сложностью структуры мозга. У рыб рефлекс появлялся в среднем после девяти сочетаний условного и безусловного раздражителей, у шимпанзе — после восьми, у зеленой мартышки, павиана, макаки — после тринадцати, а у собаки — только после пятнадцати сочетаний. Простые условные рефлексы можно выработать даже у насекомых, имеющих достаточно примитивную нервную систему.

Нервная система кольчатого червя, состоящая из двух цепочек нервных узлов. Головные узлы еще мало отличаются от всех остальных.

Рисунки показывают постепенное усложнение головного мозга у позвоночных животных: мозг акулы (а), аллигатора (б) и лошади (в).

Один из крупнейших специалистов в области физиологии и генетики поведения Л. В. Крушинский в течение многих лет в стенах того же Московского университета изучал более сложные формы поведения животных, так называемую элементарную рассудочную деятельность, и оценивал ее по способности к экстраполяции. В его опытах животные должны были находить приманку, сначала двигавшуюся перед ними, а потом — скрывавшуюся под платформой или за ширмой. Оказалось, что рыбы и амфибии не способны к экстраполяции, она появляется только у рептилий, обладающих более сложными нейронными сетями коры, образовавшимися, по мнению Крушинского, в тот период, когда рептилии вышли из воды на сушу и столкнулись с более сложной средой обитания. Из птиц наибольшую способность к экстраполяции демонстрируют вороновые, а из млекопитающих — обезьяны, дельфины и бурые медведи.

В широко известной в свое время книге «Ум животных», вышедшей в русском переводе в 1888 году, ее автор Д. Ромене пишет о пауках и пчелах, узнающих «друзей» и «незнакомых» среди людей, о рыбах, обладающих эмоциями «страха, драчливости, гнева, ревности, кокетства, любопытства». Он говорит о гордости у собак, коров и других животных, цитируя при этом Шиллера:

Все знают, что многим животным свойственны нежная любовь и бескорыстная привязанность, между тем как среди людей немало таких, которым знакомы только секс и холодный расчет…

* * *

Известный нидерландский этолог Николас Тинберген, определяя место, которое занимает человек в сложной системе поведенческого разнообразия, приходит к выводу, что его выделяет из мира животных не способность к обучению, а умение заглядывать в будущее и предвидеть результаты своей деятельности. Ближайший ученик Павлова — Леон Абгарович Орбели по этому же поводу пишет: «Все основные закономерности, которые установлены Иваном Петровичем в учении об условных рефлексах у собаки, могут быть воспроизведены… у человека… и поэтому мы имеем право переносить эти данные с животных на человека. Но далее возникает вопрос: исчерпывается ли этой деятельностью центральной нервной системы поведение человека и в том ли заслуга человека, что он в состоянии сделать то, что делает Шавка или Барбос?.. Конечно, высшая нервная деятельность других животных, начиная с обезьян, включая антропоидов и кончая человеком, все более и более усложняется, и те методические приемы исследования, которые применялись Иваном Петровичем на собаках, оказываются на известном этапе уже недостаточными».

Иероним Босх. «Экке Хомо» — «Се Человек».

В лаборатории Л. В. Крушинского черепаха с вживленными электродами решает задачу на экстраполяцию.

С эволюционной точки зрения представителей царства животных можно, по мнению Орбели, разделить на таких, которые способны лишь связывать условный раздражитель с безусловным, на таких, которые могут, кроме того, вырабатывать связи, присутствуя в роли зрителя или путем использования имитационных актов, и, наконец, на таких, которые устанавливают прочные временные связи между определенными словесными знаками и объектами, что дает возможность замыкать все новые и новые временные связи за счет второй сигнальной системы.

Именно эта третья группа представлена человеком.

«Процесс развития всех форм деятельности человека основан на трех «китах», — пишет Л. А. Орбели. — Прежде всего, это наследственный фонд деятельностей, огромный фонд безусловных реакций, далее — огромная система условных реакций, приобретенных реакций… а кроме того, в отличие от остального животного царства, человеку свойственно накапливать опыт.

Огромнейший опыт, приобретенный за сравнительно короткий отрезок времени исторического существования человека, мог накопиться только благодаря тому, что человек приобрел способность речи. Сначала это шло, конечно, медленно, потому что единственным способом передачи была передача из уст в уста… Но благодаря развитию способности изображать на камне, на папирусе или на металле те или иные предметы и объекты создалась возможность взаимоотношения людей посредством письменности»… Павлов подчеркивал, что словесная речь дала возможность человечеству использовать новый принцип — принцип отвлечения и обобщения, и тогда стало создаваться человеческое знание, сначала в форме общечеловеческого эмпиризма, а потом в форме науки — этого наивысшего проявления знания.

По иронии судьбы в результате так называемой «Павловской» сессии 1950 года (к которой покойный И. П. Павлов никакого отношения, естественно, не имел) едва ли не больше всех пострадал его ближайший ученик и последователь академик Леон Абгарович Орбели (слева). На этом снимке, сделанном в 1957 году, он снят рядом с братом, академиком И. А. Орбели — крупнейшим востоковедом и директором Эрмитажа с 1920 по 1951 год.

И хотя переход от животных к человеку, несомненно, был переходом в новое качество, подобно тому, как вода, дойдя до 100°, «вдруг» превращается в пар, поначалу этот переход был, по-видимому, едва заметен. По образному выражению Тейяра де Шардена, «человек вошел бесшумно»… Начался новый период эволюции — трудное и долгое восхождение к человеку разумному.

Похоже, что уже у неандертальцев существовали самосознание и традиции, у них были представления о жизни после смерти — об этом свидетельствуют запасы пищи и орудий в их захоронениях. Здесь уже был разум, но деятельность этого разума еще была сведена к заботам о сохранении существования и размножения.

Принципиальный скачок произошел позднее, в период от пятидесяти до десяти тысяч лет назад. В этот период примерно за 30 тысяч лет был достигнут больший прогресс в технике, образе жизни и возможностях мышления, чем за 1,7 миллиона лет предшествующего развития. Именно в это время «мысль, еще совсем юная, окончательно освобождается, запечатлевается на стенах пещер. Новые пришельцы приносят с собой искусство — еще натуралистическое, но удивительно совершенное И благодаря языку этого искусства мы впервые можем проникнуть в сознание исчезнувших существ, кости которых извлекаем. Удивительная духовная близость, вплоть до деталей! Древнейшие обряды, изображенные красной и черной краской на стенах пещер Испании, Пиренеев, Перигора, не повторяются ли они в наши дни в Африке, в Океании, даже в Америке? Но это еще не самое важное. Мы можем ошибиться, интерпретируя на современный лад отпечатки рук, ритуальные изображения заколдованных бизонов, эмблемы плодовитости… Но мы не можем ошибиться, когда в совершенстве передачи движения и силуэтов обнаруживаем у художников этого отдаленного периода наблюдательность, воображение, радость созидания — эти цветы сознания, способного не только размышлять, но и прекрасно размышлять о себе самом». Так пишет об этом периоде истории Тейяр де Шарден в «Феномене человека».

Раненый бизон. Наскальная роспись, сделанная около пятнадцати тысяч лет до новой эры.

Многое время спустя на смену образно-наглядному изображению событий в передаче информации приходят «стилизация» — первая письменность на базе картинок-миниатюр (у шумеров и египтян) и, наконец, «алфавитизация». Первый алфавит создают финикийцы в начале I тысячелетия до новой эры. По выражению Ф. Кликса, алфавит «побеждал как завоеватель», распространяясь по миру по мере расширения торговых контактов. С тех пор возникло много разных алфавитов, но принцип, взятый за основу при создании первого из них, за прошедшие 3000 лет не изменился!

* * *

Таинственная недосказанность Египта, чудо Греции, роскошь Рима и сменившие их века варварства. а потом — снова радость и буйство красок Возрождения На более коротком и близком к нам отрезке времени и пространства — «золотой» и «серебряный» века нашей русской литературы И вот теперь сменивший их век разномастных «шоу», пронизавших наше общество снизу доверху: век легкой музыки, легкой литературы, легких отношений, легких, ничего не значащих слов и обязательств. И уже только слабые огоньки высоких чувств, высокого искусства теплятся где-то в тени, почти никому не нужные, не поддерживаемые никем, кроме силы собственного духа, внутренней потребности быть Человеком

Природе понадобились сотни миллионов лет, чтобы шаг за шагом пройти путь от одиночных нервных клеток до сложнейшего, уникального мозга человека — мозга, подаренного каждому из нас щедрой судьбой И еще многие и многие тысячелетия потребовались самому человеку, чтобы подняться от первобытного состояния к высотам разума, науки, искусства. Неужели возможна сдача позиций, завоеванных с таким трудом?! Неужели мы так легко согласимся с возвращением в наше общество приоритета чисто биологических потребностей заботы о еде, одежде, размножении? Без них нет жизни — кто же спорит! Но неужели мы в погоне за ними дадим погаснуть огням истинно человеческого — высокого интеллекта?!

В «Письме о театре» созданном в один из тяжелейших периодов нашей истории (19 сентября 1917 — 3 апреля 1918 года). Александр Блок пишет «Государству ничего не стоит при каком угодно режиме закрыть двери театров так же, как и двери университетов. Это маленькое движение щупальцев, движение на периферии, сразу почти незаметное в центре…

Но если это случится, то горе государству в будущем. Щупальцы его отсохнут, ослабеют; ответом на всю его мрачную деятельность в прошлом будет неслыханная и дикая анархия, которая затмит собою все ужасы его прошлых войн, это будет слепой бунт людей, долго пребывающих во мраке, справедливое возмездие тем, кто полагает, что человек может быть доволен единым хлебом

И опять возвратится каменный век. И опять внезапно и таинственно улыбнется бедный человек, еще затравленный зверьми, еще дикий, он опять начнет царапать камнем свои бедные изображения, бледные узоры, влекомый той же необъяснимой и неотвратимой силой искусства»

В конце прошедшего года редакция получила приятную информацию из-за рубежа. В актовом зале университетской церкви города Зальцбурга (Австрия) с рассказом о своих русских корнях выступила героиня очерка «Зальцбургские встречи» (см. «Наука и жизнь» № 12. 1998 г.) фрау Ирмингард Петрик, внучатая племянница купцов Щукиных. Тех самых знаменитых русских меценатов братьев Щукиных, которые оставили после себя на Родине бесценное наследие — богатейшее собрание картин французских импрессионистов, а также многочисленные коллекции произведений искусства и народного быта, находящиеся ныне в фондах Исторического музея в Москве и многих других российских музеев.

Доклад под названием «Русский след в Зальцбурге», организованный Обществом австро-российского культурного обмена и поддержанный филиалом Французского института культуры в Австрии, сопровождался показом слайдов, первыми из которых были страницы журнала «Наука и жизнь». Фрау Петрик всю жизнь собирала что могла о своих корнях, но о некоторых деталях биографий русских родственников узнала, по ее словам, именно из нашего журнала.

Как сообщает очевидец, выступление продолжалось свыше двух часов, было выслушано с подлинным интересом весьма многочисленной аудиторией и содержало добрые слова о журнале «Наука и жизнь» В истекшем году Ирмингард Петрик исполнилось 92 года. Редакция шлет ей свой привет и пожелание благополучия и здоровье!