2000 №2

ЛЮБИТЕЛЯМ ПРИКЛЮЧЕНЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Кирилл БЕРЕНДЕЕВ.

Мужчина сделал еще один шаг в мою сторону.

— Простите, — он отвел взгляд. Пальцы его принялись нервно теребить пуговицу видавшего виды плаща. — Вы не могли бы мне помочь?

Я остановился.

— Если смогу, конечно.

Снова неверный шажок. Теперь между нами было метра полтора. Мужчина явно не знал, как лучше сформулировать свою просьбу:

— Я тут в первый раз. Немного запутался, заплутал.

Он смутился и замолчал, отведя взгляд.

— Вам какой номер дома нужен? — я подумал, что случайному прохожему все же повезло. Среди разбросанных по кварталу одноликих «хрущевок» некогда я провел ровно половину своей жизни и поэтому неплохо разбирался в их хитроумной классификации по принадлежности к четырем окружающим микрорайон улицам. Но мужчина перевел дыхание и покачал головой.

— Нет, мне бы выйти отсюда… к метро.

— А, — я пожал плечами, — нет ничего проще. Сам туда направляюсь, если угодно…

— Конечно, конечно, — мужчина подошел ко мне почти вплотную и быстро оглянулся назад. Этого движения головы я не понял, но не спрашивать же у постороннего человека о его причудах.

— Идемте. Нам в ту сторону. — Я махнул рукой вдоль вереницы пятиэтажек, теснящихся среди сбросивших листву раскидистых лип. — Дворами мы доберемся минут за десять. Может, даже быстрее.

Мужчина кивнул, хотел что-то сказать, но не решился и послушно зашагал следом за мной, точно выведенный на прогулку ребенок, стараясь попасть в ногу. Я немного сбавил темп, мужчина поравнялся со мной, глядя под ноги.

— Да, я совсем забыл представиться, — неожиданно произнес он. — Нехорошо как-то. Меня зовут Николай.

Я недоуменно взглянул на своего попутчика, но в конце концов назвал собственное имя.

— Очень приятно.

— Взаимно.

— Вы так хорошо знаете этот район, — безнадежным тоном произнес он.

— Я здесь родился и прожил лет пятнадцать.

Он резко остановился.

— А потом переехали?

— Да.

— Далеко?

Я не понимал, почему он спрашивает. Но все же ответил, неудобно как-то сердиться на человека, которому сам же вызвался помочь.

— Далеко.

— А, — видимо, он хотел задать новый вопрос то ли из любопытства, то ли из желания поддержать хрупкую нить разговора.

— Не в «хрущевку» опять?

— Нет, в обычный железобетонный муравейник.

— Понятно. Я с семьей тоже в таком живу. Почти на другом конце города. Вы, судя по всему, коренной москвич?

— Да.

— Наверное, хорошо Москву знаете?

— Разумеется, нет. Ту часть, где живу или работаю, — да, хорошо, а в остальном… можно сказать, что больше нигде и не был,

— я ответил довольно резко, сам не понимая, на что злюсь. — Думаю, и большинство так. Слишком уж город большой.

— Вы правы, очень большой.

— Мы идем? — довольно невежливо спросил я.

Он вздрогнул.

— Да-да, извините, пожалуйста. Просто…

Когда Николай догнал меня, было заметно, как он побледнел. Вернее, посерел: загорелая до темноты кожа лица стала пепельной.

Еще мгновение, и он вдруг вскрикнул и резко остановился. По инерции я сделал еще два шага, затем обернулся взглянуть на причину новой заминки.

Мужчина стоял, раскинув руки, точно пытаясь обнять что-то огромное, видимое только ему одному. Тело его отклонилось назад, непостижимо, как он умудрялся сохранять равновесие в такой позе. Лицо сморщилось, скривилось, потом он отступил и провел руками перед собой, словно пытался найти нечто, ускользавшее от моего взгляда. Затем я услышал, как он всхлипнул, отступил еще на шаг и резко подался вперед, пригнувшись, выставив вперед левое плечо. Лицо Николая было обращено ко мне; маска отчаяния и какой-то безысходной решимости застыла на нем.

Я с недоумением смотрел на него. И отчетливо услышал глухой удар. Точно что-то тяжелое стукнуло в обитую войлоком запертую дверь. Мужчина медленно сел на сухую траву, закрыл лицо рукавом мятого плаща.

— Все, — прошептал он. — Разумеется, все.

Я подал ему руку.

— Вставайте, а то простудитесь. Что с вами?

От моей помощи он отказался и поднялся сам:

— Не могу.

— Что не можете? Вам плохо?

Молчание.

— Разумеется. Ведь я не могу выйти.

— Не понял. Куда? Откуда?

— А вы разве не видели?

— Признаться, я не совсем понял, что с вами произошло.

— Я не могу выйти, — повторил он. — Из микрорайона этого. Как стена какая… Вот, смотрите.

Он вытянул вперед руку, а затем с размаху шлепнул ладонью по воздуху. Кажется, я был единственным человеком на планете, кому довелось постичь в реальности, а не из китайской притчи, что означает хлопок одной рукой: увидеть сам процесс в действии.

Звук был такой, точно ударили в мягкую обивку дивана. Рука Николая неожиданно замерла на полпути между нами. Я медленно подошел поближе, дабы удостовериться, не дурацкий ли это фокус.

Нет. Подушечки пальцев сплющились, точно вжатые в стекло. Я помахал рукой перед ними, внизу, сверху и не ощутил никакого сопротивления. Тогда я вошел внутрь того невидимого барьера, к которому прижалась рука мужчины, и попытался определить, что ему мешает. Но безрезультатно.

Я осторожно коснулся указательным пальцем его прижатой к ничему ладони. Мой палец ощутил лишь тепло чужого тела и ничего более, никакой преграды.

— Непонятно. Как вам… — я осекся. И, схватив его за кисть, резко дернул Николая на себя, сквозь преграду. Снова послышался глухой удар

Он вскрикнул.

— Осторожно, вы мне руку сломаете.

— Извините. Я просто не в силах поверить…

— А я?! — измученно вскрикнул он и устало прислонился к барьеру, стоявшему у него на пути. Находиться в таком положении человек явно не мог, он давно должен был упасть, и тем не менее мой собеседник по-прежнему оставался стоять.

— Бред какой-то, — пробормотал я, не в силах отвести взгляда. — Абсурд.

— Вот именно. Между тем я второй день здесь топчусь по кругу.

Я не поверил своим ушам.

— Как? Второй день?

— Вы расслышали правильно, — к Николаю вернулось самообладание. — Я не могу выйти из этого проклятого микрорайона. Стена, барьер, не знаю, как назвать, — всюду. Я вчера обошел все улицы, проверял, нет ли где прохода, бреши или отверстия какого. Надеялся, что вы, как старожил, сумеете найти узенький проход. Как видите, его нет.

Сказанное не укладывалось у меня в голове.

— Где же вы ночевали?

Он пожал плечами.

— С некоторым даже комфортом устроился на чердаке вон того дома. Там более-менее тепло и не дует. Хорошо, кодового замка при входе не оказалось. И бомжей,

— подумав, добавил он поежившись.

— Но сегодня заметно похолодало.

Он кивнул и только зябко передернул плечами.

— Вам надо как-то выбираться. Может, на автобусе? Вы пробовали?

— Прошлым утром, — ответил он, — у меня возникла такая же бредовая идея. К счастью, я вовремя одумался. Ведь меня размажет тонким слоем по задней стенке, когда машина станет пересекать барьер.

— А подкапывать не пробовали? — не сдавался я. — Или в высоту?

— И то и другое бесполезно. Я спустился в канализационный люк и там тоже уперся в стену. Пробовал залезать — разумеется, когда достаточно стемнело, — на дерево… да что говорить. Все испробовал.

— И никакой надежды?

— Если бы она была, мы бы с вами не встретились… Господи, да если вы мне все еще не верите, пойдемте вдоль барьера этого, убедитесь наконец.

Николай провел меня мимо окруженного липами пятиэтажного дома. Зелень закрывала стены в надписях, оставленных любителями футбола и современной музыки. Так получилось, что мы шли по самой границе барьера — Николай его отслеживал, периодически постукивая по воздуху кулаком. И я всякий раз, услышав шлепок, точно по мягкой обивке дивана, вздрагивал. Барьер этот был как раз между нами. Невидимая стена без малейшей трещины.

Полчаса, нет, даже меньше, понадобилось мне, чтобы понять, в каком безвыходном положении оказался мой спутник. Увы, где бы я ни пытался предложить ему совершить вылазку, Николай всякий раз наталкивался на стену.

Наконец он устало произнес:

— Знаете, если вы уже убедились, пойдемте туда, где тепло. А то я начинаю потихоньку замерзать.

Вслед за ним я прошел в первый подъезд пятиэтажки, где он провел ночь. Мы поднялись на пролет между первым и вторым этажами и устроились на подоконнике. Мой новый знакомец замолчал, видимо, погруженный в собственные невеселые мысли, я же пытался разобраться в сложившейся ситуации.

Мне не раз доводилось слышать фразы вроде «Стена непонимания окружала его». Но впервые сравнение обрело реальные черты.

— Самое скверное, — прервал молчание Николай, — что большинство таксофонов в районе не работают.

— Вы хотели позвонить домой?

Он кивнул и снова замолчал.

— Можно, я попробую?

— А что вы скажете?..

— Что?.. А, да… Но ведь… — я так и не договорил.

— Угоститесь? — Николай протянул мне полупустую пачку «Явы». Немного поколебавшись, я принял предложение. Странная попалась сигарета — совершенно безвкусная.

— Вы первый, кто заинтересовался моей персоной, — глухо произнес Николай. — Остальные или спешили удалиться, или… знаете что? Мне только сейчас пришло в голову…

Я ожидал продолжения. Николай докурил сигарету почти до фильтра и тотчас же начал новую.

— Так, может, мне позвонить? Дайте номер…

— Нет, подождите. Лучше я сам как-нибудь. Нина… она может… как бы это сказать… словом, она может вас неправильно понять. Может подумать, что я тут с кем-то. У нас же дети. Девочка и мальчик. Шести и четырех лет, совсем маленькие. Нина подумает, что я ушел к другой, вот чего я больше всего боюсь. Знаете ли, молодой человек… хотя, зачем я все это вам объясняю… Одним словом, — продолжил он после тяжелой паузы, — я и в самом деле виноват перед ней.

Он затушил вторую сигарету, полез было за новой, но рука его остановилась на полпути. И безжизненно упала на колено. Все так же глядя в пол и начисто забыв о моем существовании, он медленно говорил, словно на исповеди:

— Мне сорок семь. Это наверняка уже большая половина отведенного мне срока. А ей только двадцать восемь. Двадцать девять, я ошибся, прошу прощения… И это было очень давно, то, о чем она могла бы беспокоиться. Сейчас нет… Все уже позади, все эти ненужные страсти, увлечения на стороне.

Он сменил позу и продолжил:

— Нет, конечно, что там отрицать, та женщина позвонила мне три дня назад и дала отбой потому, что трубку взяла Нина. Потом к телефону подошел я; мы поговорили минут десять и выяснили, что говорить нам, собственно, не о чем. А Нина… должно быть, она догадалась, с кем я имел беседу, и сочла мое исчезновение логичным ее завершением. Ну как же, последнее время я большую часть времени проводил на работе, занят до чертиков. Ухожу рано утром, прихожу поздно вечером. Это в будни, а в выходные — по магазинам. Я в один, она — в другой. Отчуждение возникло незаметно. А потом нарастало, пока… пока не появилась стена… — Николай не договорил.

— Вы думаете?..

Николай точно очнулся ото сна.

— Да, мы сами ее создали. Вот в чем дело. Ощущение возникло давно, а потом оно материализовалось.

— Тут есть магазин оргтехники. Неподалеку, буквально в двух шагах отсюда. Может, вам попробовать позвонить оттуда?

— Чтобы продавцы слушали нашу беседу? Смаковали подробности? Нет, не могу. Знаете, вчера вечером я тоже пытался дозвониться домой разными путями. Сперва таксофоны. На мое счастье, у меня… оказалось несколько жетонов.

Николай вынул из внутреннего кармана плаща кошелек, вытряхнул на ладонь четыре темно-коричневых кругляша с символикой МГТС. Подкинул на ладони и снова ссыпал в кошелек, закрыв клапан.

— Может, понадобятся. Я вам говорил, что тут ни один таксофон не работает?

— Да, — я кивнул.

— А в одной из квартир, куда я попросил разрешения зайти, я так и не дождался, когда линия освободится. И теперь мне просто страшно, а вдруг и голос застрянет? — он махнул рукой, пальцы на излете ударились о батарею. Николай скривился, принялся растирать ушиб.

Мы снова замолчали.

Первым нарушил паузу я. В голове у меня возникла довольно интересная версия, хоть как-то объясняющая случившееся с Николаем. И я решил, что она будет ему небезынтересна.

— Знаете, у меня появились кое-какие соображения насчет барьера. Если хотите, я их вам изложу.

— Я думал, вы скажете, как можно попробовать пройти или хотя бы… — надежда в его глазах угасла.

— Вполне возможно, что, получив ответ на вопрос «почему», можно будет разобраться и с вопросом «как».

Он пожал плечами.

— Возможно, слушаю вас.

— Я хотел бы спросить вот что. Когда вы касались барьера, то, вероятно, вам он казался созданным из мягкого материала, а по мере усиления давления на него твердел и…

— Вы… — Николай спрыгнул с подоконника, — вы почувст… вы догадались?.. Знаете, в первый момент мне показалось, что и вы… Извините. Продолжайте, пожалуйста.

— Мне думается, что этот барьер — некое силовое поле, причем с вектором напряженности, направленным… — я остановился. — Извините за обилие терминов. Некоторое время назад я работал в «ящике», специализирующемся как раз на влиянии электромагнитных полей на живые организмы. Если говорить проще, то… скажем так, вы слышали что-нибудь об ауре?

— В смысле, предвестник эпилепсии? Но какое…

— Нет. Я имел в виду синоним биополя человека, бытующий в околонаучной литературе. Просто мне в голову пока не пришло ничего лучшего…

— Понятно.

Я кивнул головой.

— Хорошо. Опуская технические термины, скажу: барьер — это биополе наподобие… даже нет, точно такое же, как у человека, только усиленное в сотни раз.

Мужчина взглянул на меня непонимающе. Я поспешил объяснить:

— В основе его действия лежит принцип резонанса. Чем более схожими будут основные характеристики биополя человека, который пытается выйти за пределы действия барьера, тем более сильное сопротивление ему будет оказано самим полем. Как в обычном магните.

Некоторое время Николай молчал. Затем повернул голову:

— А может ли так быть, что резонанс — я правильно понял, дело в нем? — я кивнул, и он продолжил: — Что его вызываю не только я, человек с такими подходящими характеристиками, но и кто-то еще?

Признаться, такая возможность мне не приходила в голову.

— Да, наверное, — я тоже вынул сигарету и повертел ее в пальцах.

— Я шел от обратного, — пояснил Николай, — мне было проще догадаться.

— От обратного?

— Ну да. Я забыл вам рассказать об одной случайной встрече, происшедшей со мной вчера поздно вечером. Спать тут ложатся рано, часов в десять улицы уже пусты, редко кого встретишь. Наверное, в большинстве спальных районов так. Но я отвлекся. В тот момент я был измотан свалившимся на меня происшествием до предела. Поэтому я счел величайшим благом появление из подъезда, мимо которого проходил, полного мужчины в летах, как мне тогда показалось, с располагающей к себе наружностью. Я подошел к нему буквально как к родному брату, затеял беспредметный разговор, что, без сомнения, показалось ему верхом нелепости, и затем выложил все, что со мной приключилось, подчистую… Как будто что нашло, — Николай покачал головой. Сигарета в его руке погасла, но на это он не обратил ни малейшего внимания.

— И что же он? — напомнил я.

— В этом вся и странность, — ровным, бесстрастным голосом продолжил Николай.

— Когда я перешел к делу, то есть рассказал, что попал сюда утром, а до сих пор не могу уехать домой, точно непонятная сила меня держит, он как-то странно на меня взглянул, усмехнулся и негромко, но достаточно для того, чтобы я услышал, сказал: «Значит, составишь компанию». И ушел. Преследовать его и выяснять смысл сказанного я был уже не в силах, просто повернул в другую сторону и отправился искать подходящее место для ночлега… Только сейчас я понял, что он имел в виду. А тогда был как оглушенный. И, наверное, к лучшему — сегодня я бы не продолжал свои бесплодные эксперименты, а постарался бы найти товарищей по несчастью. Выяснить, что произошло у них. Судя по всему, он здесь живет. А я оказался оторванным от жены и детей. Хотя в последнее время и без того очень мало общался с ними.

И в этот миг мне пришла мысль: а не начал ли формироваться этот невидимый барьер и в моей жизни? Разве не то же самое происходит со мной? Я замкнулся в себе, в своих интересах, их круг становится все уже. Мне казалось, что так и должно быть, но вдруг наступит день, когда и я физически почувствую стену, отгородившую меня от близких и друзей? От коллег и знакомых?

Я вздрогнул. Нелепейшая мысль, но она лишила меня покоя. Есть ли в Москве, в России, на планете в целом такие еще места, где с легкостью может застрять любой человек на всю оставшуюся жизнь? А если невидимая стена появилась посреди океана, на дороге, в подъезде жилого дома; если она еще и мобильна…

— А вы уверены, что мужчина имел в виду этот же барьер?

— Не сомневаюсь ни на минуту. Он вышел из квартиры просто подышать свежим воздухом. Наверное, уже успел привыкнуть к своему положению, примирился с его неудобствами, научился их обходить, не замечать, потому и не обратил на мои истерические возгласы особого внимания. Не я первый, не я последний.

— То есть, он имел в виду, что вы не один. Так?

— Я полагаю, здесь нас, — он выделил слово «нас», — наберется с пару десятков.

— Вы давно в Москве? — резко меняя тему, осведомился я.

— Лет десять, — задумчиво ответил Николай. — А почему вы спрашиваете?

— Сам не знаю. Просто так.

— Я родом из Белогорска. Это маленький городок на Транссибе в Амурской области. Между Хабаровском и Читой, если по большому счету.

— Что-то знакомое, — я несколько раз произнес это название и вспомнил. — Ах, да, я был там проездом из Хабаровска. Бог его знает, сколько лет назад. Отдыхал полдня в привокзальной гостинице, зимой это было. На трассе неподалеку рельсы лопнули от мороза.

— Да, такое у нас не редкость, — Николай согласно кивнул. — Как он вам?

— Ничего, терпимо. Как в любой другой гостинице.

— Нет, я о городе.

Прямо под нами хлопнула входная дверь, на лестнице послышались шаги. Мимо прошла женщина с тяжелой хозяйственной сумкой, набитой продуктами. Она посмотрела на нас усталым взглядом и, не останавливаясь, стала подниматься по пролету выше. Николай встал, затем снова сел, не отрывая глаз от спины уходящей женщины.

— Который час? — спросил я.

— Полшестого.

— Да, — я выглянул в окно, — скоро начнет темнеть.

— Вы уходите?

— Нет, мне спешить некуда. Разве что к пустому холодильнику и консервам.

— Один живете?

— Сейчас да. Жена и дети уехали к родителям.

Лицо мужчины помрачнело. Видимо, вспомнил о своей семье.

— Может, стоит поискать таких же, как и я. Мы организуем сообщество, будем искать работу, жилье.

— Нет! — покачал я головой. — Не спешите мириться. Сейчас почти середина октября, через месяц наступит зима. Не думаю, что вам удастся пережить ее на чердаке, пока найдете напарников.

— В микрорайоне есть несколько магазинов, да что я говорю, их больше десятка, от продовольственных до шарашкиных контор по продаже оргтехники, один «почтовый ящик», две или три, не помню точно, школы, несколько детских садов, мастерских, ателье, служб быта и так далее. Можно устроиться на работу без особых проблем, я только сегодня видел на дверях одного маленького магазинчика надпись «требуются». Вон там, — он качнул головой в сторону окна, — отсюда видно, идет стройка. Можно будет обменять квартиру.

— Чем вы занимаетесь?

— Литомониторингом.

— А… это как-то связано с компьютерной техникой?

— Больше с экологией, — объяснять он не стал.

— И все же вам надо пробовать вернуться домой.

— Как?

— Пока не знаю. Но вам надо во всем разобраться. И если ваша Нина поймет, что произошло, и постарается со своей стороны «разрушить барьер», тогда вы наверняка найдете выход из создавшейся ситуации!

— А что, если и она застрянет тут? Тогда… тогда…

— В конце концов, и она тоже здесь сможет найти работу. В ее возрасте…

— Вам все так просто, — отрезал он. — Вы предлагаете забрать мне семью сюда, с риском, что каждый из них может застрять в микрорайоне до конца дней своих. Остаться здесь, попытаться устроиться на голом месте, безо всего, даже самого необходимого.

— Вы же ее любите, — продолжал я гнуть свою линию, — и, сами говорите, она вас тоже. Неужели ваша супруга не сможет вам поверить? Почему вы не хотите дать ей шанс… Вы сами сказали, что я первый, кто удосужился вас выслушать. Теперь уж вы послушайте меня. А там поступайте, как знаете, давить на вас я не собираюсь и не буду.

Снова последовала минутная пауза. Он смотрел в пол, изучая истоптанный кафель.

— Вы слушаете?

— Говорите, — глухо произнес он.

— Поставьте хоть на минуту себя на ее место. Вас нет уже второй день. Вам в любом случае просто необходимо созвониться с женой и постараться ей все объяснить. Хотя бы для того, чтобы она не переживала. Бог знает, сколько больниц, моргов и тому подобных учреждений она обзвонила за прошедшее время в поисках вас.

— Не уверен. Скорее по другим телефонам.

— Все равно. Вы хотя бы скажете, что с вами все в порядке, чтобы она не оставалась в мучительной неизвестности, скажете, что хотите ее видеть…

Наверху скрипнула дверь.

— Молодые люди, — донесся до нас низкий женский голос, — нельзя ли потише? Вы шумите, а у меня давление.

— Извините, Бога ради, — произнес Николай, медленно поднимаясь.

Не знаю, что на меня нашло в это мгновение, я сделал шаг по направлению к стоявшей в дверях квартиры женщине и спросил:

— Простите, что мы вам досаждаем. Не могли бы вы помочь моему знакомому, — и, не давая времени возразить, добавил: — Видите ли, ему необходимо позвонить своей жене. Нельзя ли воспользоваться вашим телефоном?

Минуту женщина размышляла, внимательно вглядываясь в стоящих на лестничном пролете незнакомцев. Наконец, решившись, кивнула.

— Хорошо. Только снимите обувь, я сегодня полы натерла.

Войдя в комнату, Николай остановился у аппарата, сначала не решаясь взять в руки трубку. А потом непослушным пальцем нажал на кнопки, набирая заветные семь цифр. Долго, очень долго он ждал соединения, шуршание помех было слышно даже мне. Наконец до моего уха донесся первый гудок. И почти в то же мгновение трубку сняли. Николай вздрогнул, едва не выронив трубку из рук, прокашлялся, переступая с ноги на ногу.

— Нина? — произнес он охрипшим голосом, а потом еще раз, на полтона ниже. — Нина?..