Гимназия №6

Глава 13

Петропавловский грозно сдвинул брови и встал в героическую позу. На его лице явно читалось желание скорее погибнуть в неравном бою, чем удрать, бросив меня одного. На этот раз быстрее сообразил Фурсов: сгреб товарища здоровенной ручищей и утащил куда-то в проход между полками.

И я, наконец, вздохнул свободно: теперь можно развернуться, как следует. Конечно, на дюжину крепких и пышущих молодой злобой противников разом моих сил пока не хватит — но я и не собирался жертвовать ребрами, прикрывая отступление. В конце концов, не обязательно драться честно.

Особенно в таких случаях.

Подпустив восьмиклассников еще на несколько шагов, я протянул руку, нащупал деревянный край, изо всех сил дернул и свалил целую стопку плоских ящиков с овощами им под ноги. Кудеяров попытался было остановиться, но не сумел — напиравшие сзади буквально снесли его вместе с авангардом. Вопящие фигуры в синем посыпались на пол, как кегли, и круглая башка с сочным чавканьем влетела в овощи, превращая их в месиво. Хрустели огурцы, лопались помидоры, задорно разбрызгивая сок во все стороны — и перепачканная красной жижей физиономия Кудеярова стремительно превращалась в звериную морду.

— Убью! — заревел он, ворочаясь под навалившимися сверху однокашниками. — Слышишь, Волков — я тебя достану!!!

— Доставалка коротка, — буркнул я, разворачиваясь.

Несколько секунд я выиграл — и их определенно стоило потратить на… скажем так, маневры.

Разбег в несколько шагов, толчок — и я отправил худое и легкое тело Володи Волкова в полет. Короткий, зато весьма эффектный: я нырнул «рыбкой» прямо сквозь полку, проскочив между ящиками, перекатился через голову — и снова вскочил. Для профессионального ловкача-атлета трюк вряд ли показался бы чем-то запредельным, но из гимназистов повторять такое не отважился никто. Восьмиклассники сердито заворчали — и помчались в обход.

Я тоже прибавил шагу. Судя по ругани, работяги уже оправились от удивления — и теперь сбегались на шум со всех сторон, прихватив для драки все, что попадалось под руку. Кольцо вокруг меня понемногу сжималось, но и Кудеярову сотоварищи приходилось туго. Я скорее чувствовал, чем видел или слышал, как восьмиклассники сцепились с работягами — и неизвестно, кому приходилось хуже. Кавардак на складе все больше напоминал драку в столовой — с той только разницей, что здесь все отлично справлялись и без моего участия.

А значит, самое время изящно убраться со сцены.

Я выдохнул и, собрав остатки сил, припустил еще быстрее. Несколько рабочих попытались сцапать меня, но безуспешно. От первого я увернулся, второго перемахнул, запрыгнув одной ногой на полку, а третьему — квадратному бородачу со свисающим над поясом брюхом — просто заехал кулаком в челюсть. Бедняга рухнул, как подкошенный, и освободил мне путь наружу. Дверь была заперта, но остановить меня не смогла: ботинок врезался в нее с такой силой, что дужку замка буквально срезало, и он отлететел в сторону вместе с жалобно звякнувшими кусками засова.

А я, наконец, снова оказался на улице. Мои товарищи тоже успели выбраться со склада, и теперь со всех ног удирали в сторону Садовой. Восьмиклассники все еще мчались за нами, но теперь нас разделяли несколько десятков шагов. Вполне достаточно, чтобы оторваться…

Особенно если кому-нибудь вдруг придет в голову светлая идея. Когда летевший впереди всех длинноногий Петропавловский вдруг еще прибавил ходу, я сообразил, что он задумал — и сам ускорился, вбивая в асфальт подошвы ботинок.

Небольшой грузовичок — видимо, с того самого склада, который мы только что чуть не разнесли в щепки — тарахтел по Чернышеву переулку, поблескивая в полумраке алыми задними фонарями. Ехал явно не торопясь, медленно — и все же заметно быстрее уставших от долгой погони гимназистов. Чтобы достать до деревянного борта, Петропавловскому пришлось отдать чуть ли не все силы, но он каким-то чудом справился: догнал машину, повис на кузове сзади, кое-как вскарабкался — и через мгновение уже сидел наверху, протягивая руку Фурсову.

Не знаю, как водитель мог не заметить все это — видимо, старый двигатель рычал так, что в кабине не было слышно ни воплей восьмиклассников, ни топота, ни даже грохота от удара тяжелого тела о доски кузова. Фурсов прыгнул неуклюже, зацепился, едва не сбросил вниз тощего Петропавловского и наделал столько шума, что наверняка проснулись даже караульные в Зимнем.

Но грузовичок все так же катился по переулку — и явно собирался повернуть на Садовую.

— Давай сюда, Вовка! — прорычал Петропавловский, свешиваясь через борт чуть ли не по пояс. — Запрыгивай!

Сил уже не осталось — то есть, обычных, человеческих. Но со мной пока еще было то, что позволяло усталому телу двигаться, даже когда организм уже выжал из себя все до последней капли.

Магия. Или, как ее называют местные, Талант. И пусть она слушалась меня не так, как раньше, в родном мире — кое на что прихваченных из дома способностей все-таки хватило: я ускорил бег, и тело вдруг стало втрое легче, будто кто-то огромный осторожно подхватил меня под локти и за шиворот и потащил вперед — а потом бросил сразу на десяток шагов.

Прямо к борту грузовика.

— Держу! — Стальные пальцы Фурсова вцепились мне в запястье. — Ну же, давай, лезь!

Тянуть вдвоем оказалось сподручнее, и я не успел и моргнуть, как оказался в кузове среди каких-то мешков. Пыльных, из грубой колючей ткани, зато мягких. Ничего лучше я не мог и пожелать — и тут же расслабленно сполз вниз, раскинув измученные конечности.

— Удрали, Вовка, удрали! — Петропавловский радостно тряхнул меня за плечо. — Вот так им, чертям сиволапым!

— Ты зачем это устроил, дурья башка? — проворчал я. — Могли же тихо пройти…

— Ну-у-у-у, тихо — это разве ж интересно? Зато такие танцы этим хмырям устроили, что век помнить будут. — Петропавловский уселся ровно и задрал подбородок, принимая героическую позу. — Разве плохо вышло?.. Ну же, судари, ответьте!

Тяжелый взгляд Фурсова был выразительнее тысячи слов. На мгновение мне показалось, что он сейчас возьмет бестолкового товарища за шиворот и просто-напросто вышвырнет из грузовика на радость восьмиклассникам… Но нет, обошлось — видимо, по-настоящему рассердиться на Петропавловского так и не вышло — слишком уж искренне-радостно тот скалился, разглядывая просрамленных врагов позади.

В конце концов, все закончилось хорошо.

— Дурак ты, семинарист, — уже без особой злобы выдохнул Фурсов. — И шутки у тебя дурацкие.

— Ага. Кудеяру тоже не нравится. — Петропавловский толкнул меня локтем. — Видел его рожу, Вовка?

Рожу я видел — еще на складе. Круглую, злобную и перепачканную измочаленными в кашу помидорами. Обычно так выглядят люди, которые собираются мстить. Долго, упорно, яростно — и непременно до победного результата.

Но на сегодня наши приключения, похоже, все-таки закончились. Грузовичок свернул на Садовую, объехал мерно громыхавший по рельсам трамвай — и дальше покатился уже быстрее. Восьмиклассники честно гнались за нами до самого конца переулка, но на углу даже самые упрямые сначала замедлили шаг, а потом и вовсе отстали, понемногу растворяясь в вечернем полумраке.

И только когда последний силуэт в темно-синей гимназической форме исчез вдалеке, я, наконец, выдохнул окончательно. Устроился поудобнее, развалившись на мешках, и подставил лицо ветру. Вечер выдался прохладным, не после такой беготни это оказалось как нельзя кстати.

— Ну, покатались — пора и честь знать. — Петропавловский отряхнул брюки от пыли и уселся на корточки. — Пойду я, пожалуй.

— Куда собрался? — поинтересовался Фурсов.

— Так домой же. В-о-он там я как раз и живу, прямо за собором.

Тем самым, которого в моем мире нет — и никогда не было. Петропавловский будто пытался проткнуть пальцем златоверхую громадину, указывая куда-то в сторону Спасского переулка… или как он тут называется? Я даже не успел попрощаться: стоило грузовичку чуть притормозить, как высокая тощая фигура ловко выскочила из кузова прямо на асфальт.

— Бывайте, братцы! — донеслось уже из-за борта. — Завтра увидимся!

— Вот ведь чучело. — Фурсов перевернулся на бок и подтянул мешок под голову, как подушку. — Послал нам бог товарища… Чуть не влипли.

— Слабоумие и отвага, — кивнул я. — Но парень хороший, не бросил.

— Да уж, куда лучше. Таких дел наворотили, что до самого лета расхлебывать. — Фурсов едва слышно усмехнулся. — А уж от тебя, Володька, я такой прыти и вовсе не ожидал. Вроде всегда тихо сидел — и тут на тебе!

— Хватит, насиделся уже. Надоело.

Я сам так и не понял, чьи мысли вдруг высказал — то ли свои собственные, то ли те, что уже давно засели в голове Володи Волкова. Так крепко, что их не смогла вытравить даже новая личность, занявшее тело… Впрочем, если и так — у меня никаких возражений не возникало. И если уж судьбе было угодно закинуть старого колдуна именно в эту гимназию — то почему бы не заняться единственным, что я по-настоящему хорошо умею?

— Воевать. — Я расстегнул ворот кителя и повторил: — Воевать будем, если придется. Давно пора этому Кудеяру рога обломать.

— И то верно… Нам теперь деваться уже некуда. Не знаю, что там дальше — но ты меня, брат, крепко выручил. — Фурсов протянул мне здоровенную лапищу. — Век не забуду.

— Да ладно тебе… ерунда.

Рукопожатие у однокашника оказалось под стать внешности. Вроде бы аккуратное, уважительное — но крепкое. Такое, что изящные косточки моего нового тела тоскливо хрустнули.

Несколько минут мы ехали молча — Фурсов снова заговорил, только когда грузовик свернул с Садовой в сторону Никольского собора. Тихо попрощался, снова сдавил мою ладонь, будто стальными клещами — и сиганул за борт. А я поехал дальше — по странному стечению обстоятельств наш четырехколесный спаситель следовал чуть ли не маршруту моего трамвая: вырулил через какие-то переулки к Благовещенскому мосту, перебрался через Неву на Васильевский и покатился по Восьмой линии.

Но на Малый проспект все-таки не повернул — уехал дальше, в сторону Смоленки, услужливо притормозив на перекрестке. Будто специально, чтобы мне поудобнее было вылезать из кузова.

Отсюда до дома оставалось километра два, не больше, и я решил прогуляться пешком — как раз мимо Смоленского кладбища. Вдоль трамвайных рельс, где всего какие-то сутки назад сразил в честном бою здоровенную Жабу из Прорыва. Но сегодня от великой битвы ни осталось и следа — даже самые мелкие щепки, видимо, уже успели сгрести и утащить дворники. И от лужи темной жижи, разлившейся вчера по асфальту…

— Владимир? Это ты, что ли?