Никто из техников про зеленый комбинезон ничего не помнил.
Фонарик они тоже не видели, не говоря уже про обрывок бумаги с именем и номером телефона. Бардачок был обследован очень тщательно, там лежали вполне обычные вещи, которые все обычно хранят в бардачках: техпаспорт, инструкция, карта города, пачка сигарет, обертка из-под шоколада. Две пустые одноразовые зажигалки. И — несмотря на утверждения жены об отсутствии интереса к женщинам — упаковка «Black Jack». Все было тщательно внесено в протокол.
Потом инспектор позвонил в пивоварню. Попросил соединить с отделом кадров. Трубку взял нужный ему человек, у него еще сохранился акцент — Сейер понял, что он с севера страны.
— Эйнарссон? Ну конечно, я его помню. Действительно ужасная история, ведь, насколько я понимаю, у него же семья осталась. Он был один из самых наших добросовестных работников. За семь лет практически ни одного пропуска. А это говорит о многом. Но вот что касается сентября, октября минувшего года… Минуточку! — Сейер слышал, что его собеседник роется в бумагах.
— Трудно найти сразу. Это может занять какое-то время. У нас ведь сто пятьдесят человек работает. А я не могу вам сам перезвонить?
— Я предпочел бы подождать.
— Ладно, тогда ждите.
В трубке зазвучала застольная песенка. «Пока муж ходил за пивом». Немного странно, конечно, но все-таки лучше, чем осточертевшая фоновая музыка. Это была датская версия, с аккордеоном. Исключительно забойная.
— Да, точно. — Кадровик кашлянул. — Вы слушаете? Он пришел на работу довольно поздно один-единственный раз, в октябре. Второго октября. Появился только в полдесятого. Возможно, проспал. Они иногда ходят в пивную, наши парни.
Сейер забарабанил пальцами по столу.
— Спасибо вам. И еще один маленький вопрос, пока не забыл. Фру Эйнарссон осталась одна с шестилетним сыном. Она не получила от вас никаких денег. Это правда?
— Да, правда.
— Как же такое могло произойти? У Эйнарссона ведь была страховка, не так ли?
— Да, разумеется, но мы же не знали точно, что произошло. А правила очень четкие. Случается, что люди просто уезжают. Бегут от чего-то, никогда не знаешь наверняка, что человеку в голову может прийти.
— В таком случае ему пришлось бы сначала потрудиться и зарезать, например, курицу или что-то в этом роде, — сухо заметил Сейер. — А всю кровь выпустить прямо в машине. Я исхожу из того, что кое-какие детали вам известны?
— Да, конечно. Но я обещаю, что теперь дело будет взято под особый контроль — сейчас у нас есть вся необходимая информация. — В его голосе чувствовалось беспокойство, и акцент стал сильнее.
— Рассчитываю на вас, — сказал Сейер.
На самом деле забавно, подумал он, но, разумеется, это может быть простым совпадением. Что Эйнарссон проспал именно в этот день. На следующий день после того, как была убита Майя Дурбан.
Чтобы попасть в «Королевское оружие», инспектору пришлось переехать через реку. Он ехал медленно, наслаждаясь скульптурами, стоявшими по обе стороны моста на расстоянии нескольких метров друг от друга. Они изображали женщин за работой, женщин с кувшинами на голове, женщин с младенцами на руках и танцующих женщин. Невероятно красивая выставка высоко над грязной рекой. Потом он повернул направо, миновал старую гостиницу и медленно въехал на улицу с односторонним движением.
Сейер припарковался, вышел и запер машину. В заведении было темно, воздух — спертый, стены, мебель и весь инвентарь были пропитаны табачным дымом и по́том, все это въелось в древесину и придавало пабу именно такой вид, который ценили клиенты. На стенах, оклеенных обоями под краску, действительно висело королевское оружие: старые мечи, мушкеты и ружья, даже старинный арбалет, по правде говоря, очень красивый. Сейер остановился у барной стойки, давая глазам привыкнуть к темноте. В конце зала он увидел двойную дверь-вертушку. Она открылась, и на пороге показался невысокого росточка парень в белой поварской куртке и брюках с узором «пепита».
— Могу ли я видеть управляющего?
Сейер с удовольствием рассматривал парня. Ему понравился этот старомодный поварской костюм, он вообще любил все традиционное.
— Это я. Но мы ничего не покупаем.
— Полиция, — представился Сейер.
— Тогда дело другое. Сейчас, только морозильник закрою.
И он снова исчез. Сейер осмотрелся. В пабе было двенадцать столиков. Расставлены они были подковой, за каждым могло разместиться шесть человек. Сейчас тут не было ни души, пепельницы стояли чистые, а в подсвечниках отсутствовали свечи.
Повар, он же и управляющий, вышел из вращающейся двери и приветливо кивнул. Поварского колпака на его голове не было, но волосы были обильно смазаны жиром, или гелем, или каким-то фиксатором, они были черные и блестящие и напоминали панцирь навозного жука. Лишь урагану было бы под силу поднять хоть один волосок, оторвать его и швырнуть, например, в суп. «Очень практично», — решил про себя Сейер.
— Вы здесь каждый вечер работаете? — Он уселся на табурет у стойки бара.
— Yes, sir, каждый божий вечер. Кроме понедельника, потому что тогда мы закрыты.
— Не очень-то удачный распорядок работы у вас, мне кажется. И открыты вы каждую ночь до двух часов?
— Если у кого жена, дети, собака, машина и дом в городе — то вы совершенно правы. Но у меня ничего этого нет. — Он широко улыбнулся. — Для меня это то, что надо. И потом, работа мне нравится, и ребята, что сюда ходят, тоже. Знаете, мы, как говорится, как одна большая семья.
Он обнял руками воздух, показывая, насколько они большая семья, и подпрыгнул, чтобы влезть на табурет.
— Отлично.
Сейер улыбнулся, разглядывая человечка в клетчатых брюках. Лет ему было где-то между сорока и пятьюдесятью, белый китель сиял чистотой, ногти тоже.
— Вы ведь знаете парней из пивоварни, которые здесь ошиваются, правда?
— Ошивались. Сейчас они, по правде говоря, больше не приходят. Не совсем понимаю, почему. Примуса нет, наверное, в этом все и дело.
— Примуса?
— Эгиля Эйнарссона. В компании его звали Primus Motor.[12] Он как бы всех их объединял. Вы ведь наверняка из-за него пришли?
— Они что и правда его так называли?
Управляющий улыбнулся, выудил два арахисовых орешка из плошки и пододвинул ее к Сейеру. Орешки показались инспектору похожими на маленьких жирных гусениц, и он не стал их есть.
— Но компания ведь была большая?
— Всего человек десять-двенадцать, но завсегдатаев было четыре-пять, и вот они-то сидели здесь почти каждый день. Честно говоря, в этих ребятах я был уверен, думал, что они-то останутся. Не понимаю, что произошло. Знаю, конечно, что Примуса кто-то зарезал. Но никак не могу понять, почему другие-то не приходят! Весьма прискорбно. Эти парни, знаете, они давали неплохой доход. И им здесь нравилось. Хорошие ребята.
— Расскажите, а что они здесь делали, когда приходили? О чем говорили?
Собеседник инспектора откинул волосы назад, жест был, впрочем, совершенно бесполезный.
— Они постоянно играли в дартс. — Он показал на огромную мишень в глубине зала. — Даже соревнования проводили, и все такое. Болтали, смеялись, что-то обсуждали. Пили и дурачились, короче, как большинство других парней. Здесь они могли расслабиться без жен. Это место для парней.
— А о чем они говорили?
— О машинах, о женщинах, про футбол еще. И о работе — если происходило что-то особенное. И о женщинах — я сказал?
— А случалось, что они ссорились?
— Ну да, но ничего серьезного. Я хочу сказать, расставались они всегда по-дружески.
— А вы их знали по именам?
— Ну да, если считать Примуса, Педро и Графа именами. Я понятия не имел, как их звали на самом деле. Кроме Арвесена, самого молодого из них. Ника Арвесена.
— А кто такой Граф?
— Художник, график. Делал плакаты, рекламные материалы для пивоварни, кстати, очень неплохие. Я не знаю, как его на самом деле зовут.
— А мог ли кто-то из них прирезать Эйнарссона?
— Нет, да что вы! Это наверняка сделал кто-то чужой. Ведь они все были друзья.
— А они знали Майю Дурбан?
— Ее все знали. А вы нет?
Инспектор пропустил вопрос мимо ушей.
— В тот вечер, когда убили Дурбан, у вас ведь было шумновато, правда?
— Точно. И если я этот вечер помню, то только из-за ваших мигалок. Обычно это не проблема. Но в таких случаях это как бы всех касается.
— А скандал начался до или после того, как вы увидели наши патрульные машины?
— Ой, надо подумать. — Он жевал арахис и облизывал губы. — До того, по-моему.
— А вы знаете, из-за чего?
— Да по пьянке, из-за чего ж еще? Педро выпил больше, чем следует. Мне даже пришлось звонить Майе, хотя я терпеть не могу это делать. Я считаю, что это для меня дело чести — убирать все самому, но в тот вечер не получилось. Он совсем с катушек слетел, я не врач, конечно, но мне кажется, это было очень похоже на белую горячку.
— А он вообще шумный был?
— Немного возбужденный, это точно. Но он не один такой был. Они часто разговаривали слишком громко. Примус-то на самом деле был одним из самых спокойных, иногда, правда, мог вскипеть из-за чего-то, знаете, как маленькие землетрясения в Сан-Франциско, когда стаканы в барах начинают звенеть. А так — нет. И он часто приезжал сюда на машине, тогда вообще пил колу или «Seven Up». А когда у них были соревнования, он вел счет и все записывал.
— И наши люди замели Педро?
— Ага. Но потом я узнал, что они передумали.
— За него Эйнарссон заступился.
— Ничего себе! Разве такое возможно?
— Ну, ничто человеческое нам не чуждо. Знаете, ничего нет лучше простых человеческих контактов. Нам их явно недостает. А вы никаких слов не разобрали? В этом шуме?
— Конечно, разобрал, потому что не услышал бы только глухой. «Чертовы бабы» и все в таком роде.
— То есть что-то, связанное с женщинами?
— Да вряд ли. Выпил лишнего и стал орать. Знаете, у кого чего болит… Насколько я знаю, он был женат, но брак его не был особо счастливым, разве не из-за этого они все сюда таскались, как по-вашему? — Он вытащил зубочистку из бочонка на барной стойке и принялся чистить и без того чистые ногти. — А вы думаете, эти два убийства как-то друг с другом связаны?
— Понятия не имею, — признался Сейер. — Но не могу удержаться, чтобы не спросить, если уж я здесь сижу. Смотрю в окно на улицу и фактически вижу дом, где она жила. Или почти вижу.
— Понимаю, о чем вы. Кстати, прелестная женщина. И выглядела так, как и подобает женщине.
— А она сюда часто захаживала?
— Нет. У нее были более благородные привычки. Она могла лишь изредка сюда заскочить, только чтобы опрокинуть рюмку коньяка, очень быстро, и тут же выскочить. Я думаю, у нее было мало свободного времени. Очень активная дамочка, шустрая такая.
— Парни, что ходили сюда, наверняка об этом говорили.
— Слухи про это убийство здесь в зале были — как коровья лепешка. Они все, как мухи, вились над ней — неделями. Люди все одинаковы.
Сейер соскользнул с табуретки.
— И теперь они больше не приходят?
— Да нет, заходят, но редко и уже не так, как раньше. Приходят все поодиночке. Выпьют по два пол-литра и уходят. Извините, — спохватился он, — я, наверное, должен был предложить вам выпить?
— Как-нибудь в другой раз. Может, как-нибудь зайду и тоже возьму пол-литра. А вы вкусно готовите?
— Заходите вечерком, попробуйте шницель Кордон-блю.
Сейер вышел за дверь и замер — яркий дневной свет ослепил его. Повар шел за ним.
— Полиция к нам приходила — после того, как умерла Дурбан. Эдакий английский денди с усами колечками вверх.
— Карлсен, — улыбнулся Сейер. — Он из Хокксунна.
— Ну, тогда ладно.
— А вы не обратили внимания, из них в тот вечер никто никуда не отлучался?
— Ну, конечно, — ухмыльнулся повар. — Я ждал этого вопроса. Но теперь уже не вспомню. Они часто приходили, уходили, да к тому же полгода прошло. Иногда они заходили в «Семерку», потом возвращались, случалось, они ели в «Пекине» и пили в основном там. Эйнарссону могло стукнуть в голову поехать за «Эгебертс»,[13] я его не продаю. Но что касается конкретно того вечера, я не помню. Надеюсь, вы не в претензии.
— Спасибо, что поговорили со мной. Все равно было приятно познакомиться.
По дороге домой он остановился у магазинчика «FINA».[14] Зашел внутрь и взял «Дагбладет» со стойки у кассы. За прилавком стояла хорошенькая светловолосая девушка с кудряшками. Пухлое личико, круглые золотистые щечки, похожие на свежеиспеченные булочки. Но ей явно было не больше семнадцати, поэтому все чувства, кроме чисто отеческих, он в себе подавил.
— Какой красивый на вас костюм, — сказал он. — У меня похожий дома, в гараже.
— Да? — удивленно улыбнулась она.
— А вы не знаете, они бывают детских размеров?
— Господи, понятия не имею!
— А вы можете у кого-нибудь спросить?
— Конечно, сейчас позвоню.
Он кивнул и раскрыл газету, пока она набирала номер. Ему нравилось, как пахнет в магазинах «FINA», смесью масла и сладкого шоколада, табака и бензина.
— Самый маленький размер на десять лет. Стоит двести двадцать пять крон.
— Не могли бы вы заказать такой для меня? Самый маленький. Он, наверное, будет еще великоват, но дети же растут.
Она кивнула, он положил кредитку на прилавок, поблагодарил ее, заплатил за газету и вышел. Когда приехал домой, достал из морозильника упаковку сметанной каши. Это была готовая каша фирмы «Tine», но все равно жутко вкусная. Он не особо умел готовить, готовила всегда Элисе. А сейчас ему было все равно. Раньше, когда он бывал голоден, он ощущал раздражающее посасывание под ложечкой, смешанное с чудесным предвкушением того, что́ там у Элисе в кастрюльках. Сейчас голод был похож на заливающегося лаем пса, и, когда он становился нестерпим, Сейер словно бы кидал ему собачью галету. Но вот посуду он мыл просто замечательно. Каждый день в течение более чем двадцати лет их брака он мыл посуду. Он сел за кухонный стол и принялся медленно есть кашу, запивая ее соком. Мысли перескакивали с одного на другое, пока, наконец, не задержались на Эве Магнус. Он поискал в голове какой-нибудь повод навестить ее снова, но не нашел. Дочка ее была, наверное, одних лет с Яном Хенри. А муж ее бросил и наверняка вообще никогда не встречался с Майей Дурбан. Но он, конечно, был о ней наслышан. Сейер знал, что девочка два раза в месяц по выходным бывает у отца, значит, вероятнее всего, он живет не так далеко отсюда. Он попытался вспомнить, как зовут бывшего мужа Эвы, но так и не смог. Что ж это можно выяснить. Просто так, на всякий случай — кто знает? Еще одно имя в списке. А времени у него достаточно.
Он доел, вымыл тарелку под краном и подошел к телефону. Позвонил в аэроклуб и записался на прыжки в субботу, если только не будет сильного ветра — ветер он просто не переносил. Потом открыл телефонную книгу на фамилии «Магнус» и медленно повел пальцем по списку имен сверху вниз. И как только увидел, сразу же вспомнил: Юстейн Магнус, дипломированный инженер. Адрес: Лилле Фрюденлюнн. Он снова пошел на кухню, сварил себе в кофейной машине большую чашку кофе и уселся в кресло в гостиной. Тут же появился Кольберг и положил голову ему на ноги. Сейер открыл газету и где-то на середине статьи, автор которой зажигательно агитировал за вступление в Евросоюз, заснул.