Они под руку вышли из «Глассмагасинет», прошли по брусчатке рыночной площади, ощущая тепло друг друга. Все было, как раньше. Эва много раз проходила мимо «Ханны», но даже не думала о том, чтобы зайти туда. Сейчас же двери распахнулись перед ними, Майя впорхнула в ресторан с довольной улыбкой, а Эва попыталась придать своему лицу соответствующее выражение — уверенности в себе. Метрдотель вежливо улыбнулся Майе. Даже если он и знал, благодаря чему Майя оплачивает счета, он хорошо это скрывал, и улыбка его не выражала ровным счетом ничего. Он осторожно дотронулся до руки постоянной посетительницы и проводил подруг к свободному столику. Эве пришлось сдать плащ в гардероб. Под плащом была линялая майка, и она чувствовала себя не слишком уютно.
— Роберт, как обычно, — сказала Майя. — Два раза.
Он кивнул и исчез.
Эва опустилась на стул и с любопытством огляделась вокруг. В ресторане царила особая тишина, присущая очень дорогим заведениям. Раньше она никогда такого не видела. Майя сидела спокойно — чувствовалось, что она давно перестала обращать внимание на подобные вещи.
— Слушай, а расскажи мне, как это, — с любопытством попросила Эва, — работать так, как ты.
Майя склонила голову набок.
— Ага, значит, тебе любопытно. А то я не знала! Все люди одинаковые.
Эва сделала обиженное лицо.
— Ничего особенного, — ответила Майя. — Обычная рутинная работа. — Она уставилась на скатерть и продолжала взволнованно: — Я не устаю удивляться мужикам. Как трудно бывает их удовлетворить и как быстро они кончают. Наверное, им кажется, что это самый лучший секс, — заметила она задумчиво, — яростный, грубый, без всяких там прелюдий и прочих церемоний. И никаких возражений. Всего десять минут, и все. Даже подумать не успевают. Да и я тоже делаю все, чтобы не думать. Только мило улыбаюсь, когда они платят. Но на самом деле…
— Что?
— Пора завязывать. Я уже давно этим занимаюсь.
Она подлила в бокалы вина.
— А сколько они тебе платят?
— Штуку. Ну, плюс-минус. Сначала деньги, потом товар. Лежу тихо с закрытыми глазами, с улыбкой на устах, ни единого звука. И никаких там поцелуев и объятий. Я ненавижу сюсюкать с ними, как с младенцами. Одежду снял, презерватив надел. Все равно что трясти однорукого бандита — главное вытрясти деньги.
— Тысячу крон? А сколько человек в день обычно приходит?
— Человека четыре-пять, иногда больше. Пять раз в неделю. Четыре недели в месяц. Так что можешь умножать.
— Они приходят к тебе домой, на квартиру?
— Да.
Официант поставил на стол креветочный коктейль и белое вино.
— А где ты живешь?
— На улице Торденшоллсгате, в многоквартирном доме.
— А соседи? Они не подозревают, чем ты занимаешься?
— Они не подозревают, они знают. А кое-кто из них — мои постоянные клиенты.
Эва угрюмо вздохнула. Она с наслаждением жевала креветку, огромную, как раковая шейка.
— Кстати, у меня есть еще одна спальня, — неожиданно добавила Майя.
Эва фыркнула.
— Так и вижу себя: перепуганная, как двенадцатилетняя девственница.
— Только первую неделю, а потом это становится работой. Ты могла бы работать несколько часов, пока Эмма в детском саду. Подумай, сколько вкусной еды ты могла бы ей купить!
— Она и так поперек себя шире.
— Ну, тогда фрукты, курицу и салат, — предложила Майя.
— Это невероятно, но мне даже захотелось попробовать, — призналась Эва. — Только я слишком труслива. Я для этого не гожусь.
На какое-то мгновение она пожалела о своих словах.
— Посмотрим.
Официант убрал тарелки и тут же появился с новыми: филе, маленькие морковки, брокколи и печеная картошка. И налил в бокалы красного вина.
— Но ты ведь не работаешь сегодня вечером?
— У меня сегодня выходной, а завтра работы немного. Твое здоровье!
Эва наслаждалась: нежное мясо так и таяло во рту, красное вино комнатной температуры выгодно отличалось от отцовской «Канепы». Бутылка быстро опустела, и Майя заказала еще одну.
— Знаешь, я никак не могу прийти в себя, — удивленно произнесла Эва. — Не могу представить, что ты действительно продаешь свое тело.
— Это лучше, чем продавать свою душу, — последовал неожиданный ответ. — Разве художники занимаются не этим? Если уж и есть у человека что-то свое, что он прячет от других, то это наверняка душа. Тело всего лишь оболочка, и я не вижу в нем ничего священного. Так почему бы не поделиться им, не быть щедрой, если кому-то оно может доставить удовольствие? Но душа — выставлять свои собственные мечты и тоску, свой собственный страх и отчаяние на всеобщее обозрение где-нибудь в галерее, а потом еще и получать за это деньги — вот это я называю настоящей проституцией.
Эва застыла. Изо рта у нее торчала морковка.
— Ну, это не совсем так.
— Неужели? Разве не об этом говорят все художники? Разве они не говорят, что надо отважиться раздеться до конца?
— Где ты всего этого набралась?
— Я шлюха, а не дура. Многие думают, что это одно и то же, — распространенное заблуждение.
Она вытерла уголки рта салфеткой.
— Еще одно заблуждение, что шлюхи — несчастные женщины, которые потеряли всякое уважение к самим себе, мерзнут на улицах, одетые в тонкие чулки, не получают никаких денег, их постоянно бьет жестокий сутенер, и большую часть суток они пребывают в состоянии опьянения. Это, — она прожевала и проглотила очередной кусочек филе, — только одна, незначительная сторона профессии. Те шлюхи, с которыми общаюсь я, — это много работающие и вполне интеллигентные женщины; они знают, чего хотят. Мне и вправду нравятся шлюхи, — сказала она совершенно искренне. — Это, наверное, единственные настоящие женщины.
Бокалы опять опустели, и Майя подала знак официанту. Эва опьянела.
— Но я все равно не подойду, — пробормотала она. — Сама говоришь, я слишком худая.
— Ха! Как раз то, что надо. Ты немного другая, такие встречаются реже. Но то, что у тебя между ног, Эва, — это же просто-напросто золотая жила. А им ничего другого и не надо. Уж так они устроены, мужики, во всяком случае, те, кто ходят ко мне.
Наконец появился десерт. Ледяные клубника и ежевика на зеркале из теплого ванильного соуса. Эва вытащила зеленые листики.
— Сорняки в десерте, — капризным голосом сказала она, — не понимаю. Я, кстати, в мужчинах плохо разбираюсь, — продолжала она, — а что им, собственно, нужно?
— Добродушные, толстые тетки, знающие толк в жизни. А таких на самом деле немного. По-моему, у большинства женщин в голове какие-то невозможные, дурацкие идеалы, я их не понимаю. Как будто им не хочется, чтобы было просто здорово. Я тут днем смотрела осенний показ мод из Парижа, по телевизору, так вот там самые знаменитые модели демонстрировали последний писк. Наоми Кэмпбелл — ты ведь ее видела, да? — вышла в каком-то невероятном мини, а потом вдруг подскользнулась и грохнулась — и все это на самых тоненьких ножках, которые мне когда-либо доводилось видеть. Создавалось впечатление, что она вся сделана из ПВХ. Когда я вижу этих девиц, мне становится интересно, неужели они, как и все, могут сидеть на толчке и просто срать?
Эва расхохоталась и разлила ванильный соус на скатерть.
— Не надо относиться к себе так серьезно, — продолжала Майя проникновенно. — Мы ведь все равно все умрем. И через сотню лет обо всем забудут. Но для начала немного деньжат бы не помешало. Ты мечтаешь стать большим художником, правда?
— Я уже большой художник, — буркнула Эва. — Только об этом еще никто не знает. — Она вздохнула. Похмелье обещало быть ужасным. — И к тому же я напилась.
— Как раз вовремя. Сейчас принесут кофе и коньяк. И прекрати ныть, пора становиться взрослой.
— Ты веришь в Бога?
— Не глупи. — Майя вытерла остатки ванильного соуса с губ. — Но иногда я спасаю людей от отчаяния и делаю добрые дела; мне больше нравится так на это смотреть. Не у всех мужчин есть женщина. Однажды ко мне пришел молодой парень, у которого была настоящая мания — он украшал свое тело кольцами и жемчужинами. У него все тело было в них, во всех мыслимых и немыслимых местах, он сверкал и переливался, как американская новогодняя елка. И девушки с ним больше не хотели иметь никаких дел.
— А что ты сделала?
— Обслужила его как следует, и он даже мне приплатил.
Эва попробовала коньяк и прикурила сигарету не с того конца.
— Поедем ко мне домой — посмотришь квартиру, — предложила Майя. — Дай себе шанс. Постарайся найти выход из безвыходного положения. Это будет лишь один небольшой этап в твоей жизни. Смотри на это просто как на новый опыт.
Эва не ответила. Она сидела, словно парализованная, до смерти перепуганная. Но предложение Майи уже не казалось ей таким диким, и именно сейчас она его и рассматривала.