Глаз Эвы

***

Было 9 часов утра 4 октября. Эва спала в остывшей ванной. Она видела какой-то шумный сон, и это действовало ей на нервы. Она повернулась, чтобы прогнать этот сон, поскользнулась, и лицо ее ушло под воду. Она стала задыхаться, наглоталась мыльной воды, кашляла и отхаркивалась, пыталась встать, но бока фарфоровой ванны были такие скользкие; она снова скользила вниз, отплевывалась и откашливалась так, что даже слезы потекли, пока ей, наконец, не удалось сесть. Она опять замерзла. И тут услышала звонок в дверь.

Она с ужасом вскочила и перешагнула через край ванны. Она совсем забыла про больную ногу и вскрикнула, чуть не потеряв равновесие, потому что вскочила так быстро, и схватила халат. Ее часики лежали на полке под зеркалом, она бросила на них быстрый взгляд, думая, кто же это может быть, кого это принесло в такую рань. Для продавцов разного товара слишком рано, для нищих — тоже, отец никуда из дома не выезжал, а Эмма не звонила и не говорила, что ее привезут. Полиция, решила она, и поплотнее замоталась в халат. Она была совершенно не готова к этому, даже не продумала, что же им сказать, если они действительно придут еще раз; но он пришел, она почему-то была совершенно уверена в том, что это тот же самый полицейский. Этот инспектор с таким пристальным взглядом. Конечно, она может не открывать. В конце концов, это ее дом, она принимает ванну, и вообще приличные люди не приходят в такую безбожную рань и не задают вопросы. Так что можно просто остаться в ванной и дождаться, когда он уйдет. Он решит, что она еще не вставала или вообще куда-то уехала. Правда, у дома стоит ее машина, но она же могла уехать и на автобусе, такое, кстати, случалось, если у нее не было денег на бензин. Что ему еще понадобилось? Во всяком случае, про деньги Майи он наверняка ничего не знает, если она все-таки не оставила после себя завещания. Тогда он вполне мог его найти. Неужели она и вправду это сделала? Оставила все свои деньги Кризисному центру? Эва даже пошатнулась от такого предположения. Ну, конечно, она вполне была на это способна. В банковском сейфе у нее денег не было, она хранила там завещание, маленькую красную книжицу с правдой о своей жизни. В дверь снова позвонили. И тогда Эва приняла решение. Совершенно бессмысленно прятаться в ванной, он так просто не сдастся. Она соорудила из полотенца тюрбан и вышла босиком в коридор. Она шла, прихрамывая, каждый шаг давался ей с трудом. И она очень жалела себя.

— Фру Магнус, — улыбнулся он. — Принимали ванну, а я вам помешал, это совершенно непростительно. Разумеется, я могу заехать попозже.

— Я все равно уже закончила, — ответила она коротко, продолжая стоять на пороге.

На нем были кожаная куртка и джинсы, он выглядел как обычный человек, он совсем не похож на врага, подумалось ей. Врагом был тот мужчина в горах, кто бы он ни был. А вдруг он записал номер ее машины? Она чуть не потеряла сознание от этой мысли. Если он действительно записал ее номер, то пройдет совсем немного времени, и он появится у нее на пороге. Как же ей раньше в голову не пришло? Лоб ее прорезала глубокая морщина.

— Можно мне войти?

Она не ответила, просто посторонилась, прижалась к стене и кивнула. В гостиной она снова кивнула, приглашая его сесть на диван; сама она продолжала стоять посреди комнаты (стоит, как стена, пришло ему в голову). Он же нарочито медленно усаживался поудобнее в черном кресле. Хорошо натренированный взгляд его незаметно скользил по черно-белой комнате, он заметил пакетик с малиновыми леденцами на столе, ключи от машины, ее дамскую сумочку и пачку сигарет.

— Что у вас с ногой? — поинтересовался он.

— Немного подвернула. Что привело вас ко мне?

Она неохотно опустилась в кресло напротив.

— Да так, пустяки. Я хотел бы выслушать ваши показания еще раз, то, о чем вы рассказали мне в прошлый раз, с начала и до конца. Мне хотелось бы прояснить кое-какие детали.

Эва занервничала и стала искать сигареты. Внезапно ей пришло в голову, а может ли она отказаться отвечать? Ведь ее же ни в чем не подозревают. Или все-таки подозревают?

— А скажите мне, — спросила она, набравшись смелости, — я вообще-то обязана давать показания?

Сейер не мог скрыть удивления.

— Нет, — сказал он, подняв брови, — разумеется, не обязаны!

В его серых глазах появилось что-то невинно-простодушное.

— Значит ли это, что вы имеете что-то против? Я просто думал, что, поскольку Майя была вашей подругой, вы постараетесь помочь расследованию. Помочь нам найти преступника. Но если вы не хотите…

— Нет-нет, я вовсе не это имела в виду.

Она сразу же пошла на попятный и пожалела о том, что спросила.

— Первого октября, — продолжал он, — в четверг. Давайте начнем с начала. Вы поехали на такси на Торденшоллсгата. Машина заехала за вами в восемнадцать ноль-ноль.

— Да, я же уже говорила.

— И по вашим словам, вы провели в квартире Майи примерно час.

— Да, наверное. Во всяком случае, ненамного дольше.

«А сколько я пробыла там на самом деле, — подумала она, — два?»

Он открыл небольшой блокнот и погрузился в чтение. Это было неприятно. Оказывается, все, о чем она рассказала, было записано, теперь это могло быть использовано против нее.

— Не могли бы вы рассказать мне, чем вы занимались в течение этого часа? Как можно более подробно!

— Что?

Она нервно уставилась на него.

— Начиная с того момента, как вы вошли в квартиру, и до того, как она вас проводила. Абсолютно все, что происходило. Начинайте с самого начала.

— Ну, я выпила чашечку кофе.

— А вы ее вымыли после себя?

— А разве нет? — Ей показалось, что стул под ней шатается.

— Я спрашиваю вас об этом, потому что мы не нашли никакой кофейной чашки, которая бы после вас осталась. Но зато там стоит стакан, в котором явно была кола.

— Господи! Ну, конечно же, кола! Вечно я все путаю. А что, это имеет какое-то значение?

Он быстро взглянул на нее. А потом опять замолчал, как несколько минут назад. Просто сидел, смотрел и ждал. Эва чувствовала, что она завязла по уши, ей следовало все продумать, она слишком многого не учла.

— Да. Я съела бутерброд и выпила колу. Майя сама сделала мне бутерброд.

— Ясно. С тунцом?

Эва кивнула головой. Она уже была не в состоянии контролировать ход беседы, а вдруг он был там, когда все произошло, что, если он сидел в чулане и все видел?

— Не могли бы вы ответить мне вот на какой вопрос, — попросил он вдруг, поудобнее усаживаясь в кресле, вид при этом у него был одновременно задумчивый и любопытный, — не могли бы вы сказать мне, почему вас стошнило после этого бутерброда?

Эве показалось, что она вот-вот потеряет сознание.

— Ну, мне стало нехорошо, — выдавила она из себя. — Я выпила пару бокалов пива, и я не слишком люблю рыбу. И накануне мы засиделись до позднего вечера. Может быть, я съела слишком мало, меня не особо заботит еда, и я в тот день с утра ничего не ела, но ей непременно надо было впихнуть в меня этот бутерброд, потому что она считала, что я слишком худая.

Она остановилась, чтобы перевести дыхание. Она же собиралась говорить как можно меньше, как же она могла об этом забыть?

— И именно поэтому вы приняли душ, пока были там? Потому что вам стало нехорошо?

— Да! — ответила она коротко и замолчала. Он увидел, что в глазах ее появилось какое-то упрямство. Скоро она вообще ничего не скажет.

— На самом деле вы многое успели сделать, пока были там. Всего за час. И даже вздремнуть успели в свободной спальне, не так ли?

— Вздремнуть? — вздрогнула она.

— Кто-то же лежал на той кровати. Или же, фру Магнус, давайте назовем вещи своими именами: вы с Дурбан были партнерами и просто-напросто делили эту квартиру на двоих. И вы — так же, как она, — занимались проституцией, чтобы немного подзаработать?

— НЕТ!

Эва выкрикнула это и вскочила. Кресло упало на пол.

— Нет, я этим не занималась! Я не хотела иметь к этому никакого отношения. Это Майя пыталась меня уговорить, я не хотела! — Она дрожала, как осиновый лист, лицо ее стало белым, как мел. — Майе всегда надо было втянуть меня в какую-то авантюру, ей в голову вечно приходили самые невероятные идеи. Однажды, когда нам было по тринадцать лет…

И она зарыдала.

Он ждал, уставившись в стол. Вот именно такое поведение всегда приводило его в замешательство. Внезапно она показалась ему такой жалкой… Тюрбан развалился и сполз на плечи, волосы были совсем мокрые.

— Иногда мне кажется, — произнесла Эва, всхлипывая, — что вы думаете, что это я сделала.

— Разумеется, мы рассматривали и этот вариант, — негромко ответил он. — И я в данном случае не имею в виду мотив, в состоянии ли вы вообще кого-то убить и все такое. Об этом можно поговорить позднее. Мы прежде всего пытаемся установить круг общения убитой, кто чисто физически имел возможность совершить это убийство. А потом мы смотрим, есть ли у каждого из таких людей алиби. И в конце концов мы спрашиваем себя: а был ли мотив? И тут действительно имеет значение тот факт, что вы были там в тот вечер, незадолго до того, как она умерла. Но хочу сказать вам сразу: мы уверены в том, что убийцей Майи был мужчина.

— Да, — сказала она.

— Что?

— Я имела в виду, это, наверное, был один из ее клиентов?

— Вы так думаете?

— Да, я… А разве это не так? И в газетах писали!..

Он кивнул и подался немного вперед. От него хорошо пахнет, подумала она, он похож на папу в молодости.

— Расскажите мне, что произошло.

Она снова села в кресло, сделала над собой усилие и постепенно, словно идя маленькими шажками, стала рассказывать, приближаясь к тому, что произошло. Теперь ей просто нужно было это рассказать, как все произошло в тот вечер, когда она сидела на скамеечке. И он спросит, почему же она не сказала обо всем этом сразу. А это, подумала она, произошло потому, что она нерешительная, недисциплинированная, слабохарактерная, ненадежная, трусливая, с сомнительными моральными принципами. Она ничего не хочет сделать для старой подруги, хотя та так много для нее значила, ведь Эва потом прибрала к рукам ее состояние… Ей с трудом верилось, что так оно и есть на самом деле, это было просто невыносимо.

— Мы живем довольно бедно, Эмма и я, — бормотала она. — И всегда так жили, после того как ушел Юстейн. Я рассказала об этом Майе. Она хотела, чтобы я решила свои проблемы так, как привыкла решать их она. Она предложила мне воспользоваться свободной комнатой. Мы были у «Ханны» и напились. И я стала думать над ее предложением, я больше не могла не спать по ночам, думая про эти угрозы в почтовом ящике, про эти бесконечные счета, про то, что выключили телефон. И мы договорились, что я вернусь — и попробую. Она должна была мне помочь. Показать, как это делается.

— И?

— Я была немного в подпитии, когда приехала к ней, трезвой я бы просто не заставила себя приехать, потому что тогда бы до меня дошло, какое же решение я на самом деле приняла, так что я приехала, как мы и договорились…

Она замолчала, казалось, до нее только сейчас дошло, что она была потенциальной шлюхой. А теперь и он об этом узнал.

— Но я все равно не смогла. Майя налила мне колы, и я протрезвела, пока была у нее, и я не осмелилась. Я подумала о том, что у меня могут забрать Эмму, если кто-то узнает. Мне из-за этого стало плохо, и я ушла. Но до этого она мне кое-что объяснила.

— Объяснила? Что именно?

— Она объяснила мне… Ну, как это происходит.

— Она показала вам нож?

Эва на секунду замолчала.

— Да, показала. Она сказала, что он необходим для того, чтобы напугать и предостеречь. Я лежала на кровати. Вот тут-то я по-настоящему испугалась, — произнесла она быстро. — Тогда я и решила, что пора уходить. Но я не понимаю, как вам удалось все это узнать, я вообще ничего не понимаю.

— И все же нож не помог? — предположил он.

— Нет, она… Эва осеклась.

— Что вы хотели сказать?

— Наверное, она была не настолько крутой.

— По всей квартире были ваши отпечатки пальцев, — продолжал он. — Даже, — сказал он медленно, — на телефоне. Куда вы звонили?

— Отпечатки пальцев?

Ее пальцы непроизвольно скрючились. А что, если они побывали у нее дома, пока она была в горах, что, если они открыли замок и рыскали тут со своими кисточками?

— Кому вы звонили, Эва?

— Никому. Но я хотела… позвонить Юстейну, — солгала она.

— Юстейну?

— Моему бывшему мужу. Отцу Эммы.

— И почему же не позвонили?

— Ну, просто передумала. Он меня бросил, и я решила ничего не клянчить. Я просто оделась и ушла. Я сказала Майе, что то, чем она занимается, опасно, но она только улыбнулась. Майя никогда никого не слушала.

— А почему вы не рассказали об этом, когда я приехал к вам в первый раз?

— Мне было стыдно. Понимаете, я действительно тогда думала, не стать ли мне шлюхой, и сама мысль о том, что кто-то об этом узнает, показалась мне непереносимой.

— Я никогда, ни одного дня за всю свою жизнь, не относился презрительно к проституткам, — сказал он просто.

Он встал с дивана, как будто был вполне доволен услышанным. Она не могла поверить своим глазам.

На лестнице он немного задержался, прищурившись, посмотрел на двор, на машину и на велосипед Эммы, который стоял у стены дома. Потом посмотрел на улицу, на соседние дома, как будто хотел составить себе представление о ее соседях: что же она за человек, если живет именно здесь, в этом районе, в этом доме?

— А как вам показалось, у Майи было много денег?

Вопрос прозвучал, как гром среди ясного неба.

— Господи! Конечно! Все, что у нее было, было дорогим. Она питалась в ресторанах и все такое.

— Мы думаем, не могла ли она припрятать кругленькую сумму, — объяснил он. — И не мог ли кто-то об этом узнать?

Его взгляд был похож на луч лазера, и она в ужасе заморгала.

— Вчера из Франции прилетел ее муж, мы надеемся, что он сможет нам что-то рассказать, когда мы вызовем его на допрос.

— Что?

Она обессиленно прислонилась к притолоке.

— Муж Майи, — повторил Сейер. — Что вас так напугало?

— Я не знала, что у нее был муж, — ответила она устало.

— Да? Что же, она вам не рассказала?

Он наморщил лоб.

— Странно, что она вам не сказала, если вы были старыми подругами, да?

Если, подумала она. Если мы и вправду были старыми подругами. Если то, что я говорю, правда.

— Вам больше нечего добавить, фру Магнус?

Эва помотала головой. Она была до смерти напугана. Мужчина, который появился на даче, вполне мог быть мужем Майи. Он искал свое наследство. Возможно, он в один прекрасный день появится у нее на пороге. Возможно, ночью, когда она будет спать. Майя могла рассказать ему о встрече с Эвой. Если успела. Она могла ему позвонить. По межгороду во Францию. Сейер сделал четыре шага вниз по кованой лестнице и остановился на гравиевой дорожке.

— Вам не стоит держать лодыжку в горячей воде. Лучше наложить повязку.

И ушел.