Моей помощнице, Марии-Терезе
Когда в мае 1951 года, через сорок восемь лет после смерти Гогена, я ступил на берег его последнего пристанища — острова Хиваоа в Маркизском архипелаге, — я и не помышлял о том, чтобы дерзнуть написать биографию художника. У меня была совсем другая цель, я приехал на остров заниматься этнологическими исследованиями. Конечно, бывая на Таити, я часто слышал рассказы о Гогене, но мне и в голову не приходило собирать данные о столь важных в его жизни полинезийских годах, я был уверен, что все давным-давно известно и записано.
Сколь основательно я заблуждался, мне стало ясно, когда я в долине Тахауку на южном берегу Хиваоа, в гуще тропического леса, всего в нескольких километрах от Атуоны, где Гоген провел два последних года своей жизни, неожиданно нашел большую и богатую библиотеку. Это замечательное собрание книг принадлежало бывшему учителю, французу Гийому Леброннеку, который, судя по тому, как запущена была его кокосовая плантация, явно предпочитал культивировать свои литературные интересы. Наряду с хорошим выбором французской классики и целыми полками этнографических, исторических и других научных трудов на французском, английском и немецком языках у моего радушного и сердечного хозяина было на редкость полное собрание книг и журнальных статей о Гогене.
Листая их на досуге, я увидел, что учитель Леброннек по старой привычке чертил на полях галочки и вносил исправления везде, где автор допустил ошибку. В разделах, посвященных жизни Гогена в Атуоне, поправок было столько, что Леброннеку пришлось, чтобы все уместить, вклеить дополнительные листы. Там где речь шла об элементарных географических и этнографических сведениях, даже я мог убедиться, как много сделано грубых ошибок. Объяснялось это очень просто: никто из биографов Гогена не бывал в Южных морях. Больше того, описывая полинезийские годы Поля Гогена, они опирались только на его письма и записки, в которых, естественно, люди и обстановка обрисованы очень бегло и субъективно.
Леброннек (мне удалось уговорить его, чтобы он издал хотя бы часть своих ценных заметок) никогда не видел Гогена, так как приехал на Маркизские острова уже в 1910 году. Но в Атуоне я встретил человека, который хорошо знал Поля Гогена — и отнюдь не считал это привилегией. Речь идет об епископе Маркизских островов, его преосвященстве Давиде Лекадре, который прибыл сюда прямо из семинарии в 1900 году и до конца жизни остался верен своей миссии. Рассказы епископа Лекадра и местных стариков показались мне настолько ценными и интересными, что в своих путевых очерках, озаглавленных «Позабытые острова», я посвятил Гогену целую главу. Нужно ли говорить, что теперь, четырнадцать лет спустя, эта глава кажется мне весьма неудовлетворительной.
Вернувшись в 1953 году на Таити, я, по совету Леброннека, познакомился с бывшим переводчиком и правительственным чиновником Александром Дролле, который очень подробно и полно поведал мне о первом пребывании Гогена в Полинезии в 1891–1893 годах. Александр Дролле родился в 1871 году и двадцати лет поступил на службу; впервые он увидел Поля Гогена уже через несколько часов после того, как художник сошел на берег Таити, и потом не раз встречал, чаще всего у себя дома, так как отец Александра, Состен Дролле, стал близким другом Гогена.
Мое любопытство разгорелось, и в последующие годы я все свое свободное время тратил на розыски людей, которые могли бы еще что-то рассказать о Гогене, о его друзьях и врагах, просто о той поре, когда он жил в колонии.
На рубеже века население Таити и Маркизских островов, особенно европейское население, было очень малочисленно. Гоген прожил на островах в общей сложности десять лет, заметно выделяясь среди других своей незаурядностью. Поэтому его здесь помнят даже лучше, чем в Бретани, где французские искусствоведы собрали бездну интересных сведений. Все те, кто сообщил мне ценные и достоверные данные, упомянуты в списке источников. Но одни только устные предания не могут служить прочной основой, как бы тщательно вы их ни проверяли. И я ни за что не взялся бы за титанический труд, каким является попытка реконструировать полинезийские годы Гогена, если бы сверх того не нашел огромное количество куда более полных и надежных сведений в различных изданных и неизданных документах. Это в первую очередь официальные доклады и письма, а также судебные постановления и подушные переписи, хранящиеся в правительственных архивах в Папеэте; это статьи и заметки в многочисленных колониальных газетах, а также в миссионерских журналах, которые выходили во Франции; это путевые заметки и очерки; дневники и другие личные документы, принадлежащие частным лицам; и, наконец, — неизвестные письма из переписки Гогена. Все использованные источники перечислены в конце книги.
Моей главной целью было:
1. Возможно более всесторонне и точно обрисовать последние двенадцать лет жизни Гогена, из которых он десять провел в Южных морях.
2. Дать более полное описание географических, культурных и социальных условий на Таити и Маркизах той поры.
3. В каждом случае попытаться понять и объяснить поступки Гогена, его реакции, трудности, неудачи и триумфы как результат встречи необычной личности со своеобразными местными условиями.
Сразу же отмечу, что мне в гораздо большей степени, нежели я думал поначалу, пришлось пересмотреть принятую до сих пор хронологию; в каждом случае я ссылаюсь на источник. Далее, многие из самых романтических и героических эпизодов, о которых можно прочесть в прежних биографиях, не подтверждаются наличными фактами, их мы вынуждены отнести к разряду мифов или недоразумений. Потеря невелика, Гоген достаточно велик как художник и интересен как человек, чтобы пленять нас и без ложного венца.
Что касается творчества Гогена, то я не вдавался в анализ стиля и эстетики по двум вполне понятным причинам. Во-первых, есть бездна книг, написанных искусствоведами, которые со знанием дела разбирают эти вопросы. Во-вторых, я не сведущ в этой области и при всем желании не смог бы добавить ничего нового. Поэтому я только пытаюсь проследить историю создания некоторых полотен, а также объяснить сцены таитянской жизни и сказать что-то о людях и предметах, отображенных в живописи и скульптуре Гогена. На Таити его произведений теперь, увы, не изучишь, их нет там вот уже полвека. Когда Гоген умер, интерес поселенцев к его творчеству был настолько мал, что на аукционе его картины (всего около десяти) были проданы по ничтожной цене, от семи до пятидесяти двух франков за полотно. Правда, за «Материнство» уплатили целых сто пятьдесят франков. Однако очень скоро, на выставке двухсот с лишним полотен Гогена в Париже в 1906 году, случилось то, о чем покойный художник напрасно мечтал всю жизнь: критики, коллекционеры и широкая публика вдруг признали его великим гением. Понятно, запоздалое признание привело к тому, что десятки корыстолюбивых торговцев картинами и спекулянтов ринулись на Таити, чтобы скупить произведения Гогена, попавшие к частным лицам. (Преимущественно картины, которые он подарил добрым соседям или оставил в залог за долги, ибо при жизни Гогена не было на Таити человека настолько глупого, чтобы купить у него хотя бы одно полотно.) В конце концов осталась лишь сильно пострадавшая картина на стеклянной двери. Но и она покинула Таити в 1916 году, когда английский писатель Сомерсет Моэм приехал на остров за материалом для своего романа «Луна и грош», в котором он вольно обращается с фактами из биографии Гогена.
Конечно, есть много альбомов с репродукциями картин Гогена, но в них вошла только малая часть шестисот с лишним полотен, написанных художником. К тому же репродукции часто скверные, по ним трудно представить себе картину. Чтобы хорошенько изучить оригиналы, надо было посетить музеи в разных концах света. Научные экспедиции, участие в конгрессах и работа в библиотеках позволили мне сделать это.
Больше всего полотен Гогена — 23 — хранится в Глиптотеке в Копенгагене (ведь его жена была датчанка). Дальше следуют Эрмитаж в Ленинграде и Музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина в Москве: в первом 15, во втором 14. И мне все больше хотелось посетить эти два знаменитых музея. А тут еще оказалось, что мои книги о народах Южных морей пришлись по душе читателям в Советском Союзе. У меня появилось много заочных друзей в Москве, они звали меня в гости и обещали быть моими экскурсоводами. И вот в конце октября 1965 года осуществилась моя мечта: вместе с советскими друзьями я посетил залы Музея имени Пушкина и Эрмитажа, где яркие краски Гогена спорили с хмурым осенним небом за окном. Мысли мои летели на Таити, куда я как раз возвращался. От души поздравляя советский народ с такой большой коллекцией замечательных произведений Гогена, представляющих все периоды его творчества, я хочу также поблагодарить издательство «Искусство», которое предложило воспроизвести в русском издании моей книги 16 полотен художника. Это отличное дополнение к иллюстрациям, подобранным мною для шведского издания. Так как книга документальная, преобладают фотографии. Черно-белые, снятые в 90-х годах прошлого века фотографами-любителями, лучше пространных описаний показывают тогдашнюю жизнь. Цветные фотографии, снятые теперь, тоже знакомят с типичными сценами туземной жизни, которые Гоген часто видел и писал. Я нарочно выбирал для съемки то, что не изменилось.
Сравнивая документальные фотографии с репродукциями картин, читатель сам увидит, как работал художник, как он преломлял действительность и как реалистические элементы переплетались с вымыслом и воспоминаниями. От души надеюсь, что исследовательская экспедиция, которая началась 15 лет назад, а закончилась в Москве, не только поможет лучше узнать биографию Гогена, но и в какой-то мере бросит дополнительный свет на самое главное в жизни великого гения — на его творчество.
Бенгт Даниельссон, Таити, 23 июля 1966 г.