С уборкой территории мы закончили к обеду понедельника. Кто-то еще продолжал приводить в чувство энергосистемы, но это нас уже не касалось.
А в понедельник днем, когда мы все сидели на занятиях по информационной безопасности, где нам рассказывали о важности нашей службы, прямо посреди фразы «Центральноевропейская Республика ждет, что все вы исполните свой долг», вошел доктор Ланге. На него уставились двадцать пар глаз — занятия по информационной безопасности были общими.
— Прошу прощения, — сказал он, — я ненадолго. Мне нужны пятеро.
Я успела подумать, что сейчас заберут нас, потому что понадобилось перенести что-то тяжелое, но потом поняла, что он называет фамилии парней из группы Дале.
— Рядовые Волчек, Дейнак, Келемен, Рейнис, Талеш.
Пятеро названных вскочили и вытянулись перед ним. Я успела увидеть, что в глазах Косты промелькнул испуг. А его синеглазый приятель стоял, всей позой выражая готовность сделать что угодно. Он явно не числил за собой никаких проступков, за которые его могли бы наказать, и того, что могли сделать с ним в желтой зоне, он не боялся.
Доктор Ланге кивнул им, и они вышли. Кажется, за дверью их кто-то ждал.
Не может быть, думала я, больше не слушая слова сержанта о медиамоделировании и когнитивном воздействии на противника. Не может быть, что им сейчас вставят нейроимпланты. Желтая зона не пострадала, но ведь с электричеством еще проблемы, и с оборудованием, и мы вместо тренировки на симуляторах сидим на унылой информационной безопасности, где я понимаю одно слово из пяти…
Но на ужине никого из этой пятерки я не увидела, а утром за завтраком все они сидели, будто проглотили лом, и старались лишний раз не поворачивать голову. На шее, у самого основания черепа, у каждого поблескивала небольшая металлическая пластинка.
Рейнис обернулся, словно почувствовав мой взгляд, широко улыбнулся и подмигнул.
— Придурок, — пробормотала я, отворачиваясь.
— Кто? — спросила Аре.
Она устроилась рядом с Эрикой и на соседний стол не смотрела. А за нашим столом были только мы трое — парней Хольт погнал на еще один круг, посчитав, что их усиленным мышцам нагрузки маловато.
— Похоже, что твой бывший парень, — ответила я.
Лицо Аре окаменело.
— Эй, телепатка, — окликнули меня.
Я резко повернулась, сделала рукой движение, будто что-то отрезаю, и снова посмотрела на Аре.
— Не связывайся с ним, — тихо сказала она.
— Я и не связывалась, — ответила я. — Нужен мне твой Рейнис.
— Он не мой, — резко ответила Аре.
— А говорил, что… — я осеклась. — Ты из-за него хотела перевестись? Он сказал, вы с ним… Вы расстались или что?
Аре замолчала и опустила взгляд, разглядывая еду в своей тарелке.
— Пожалуйся, — внезапно подала голос Эрика. Я-то думала, она вообще не слушает. — Если он тебя домогался, напиши рапорт Валлерту.
— И мне же будет хуже, — тихо сказала Аре. Я не сомневалась, чье слово посчитают более весомым. — Отношения внутри группы запрещены. А я же вроде как сама согласилась. Меня точно выгонят.
Эрика хотела еще что-то сказать, но Аре резко встала.
— Не хочу это обсуждать, — заявила она и вышла.
— Тогда ты пожалуйся, — сказала мне Эрика.
— Вот еще. Я сама разберусь, — покачала я головой. Стукачей нигде не любят. — И ты же слышала — она согласилась.
— Она вроде как согласилась, — зло ответила Эрика.
— Слушай, — я тоже начала раздражаться. — Рейнис придурок, но красивый придурок, а я знаю много девчонок, которым такие нравятся, так что не…
— Конечно, нравятся, — перебила меня Эрика. — Гораздо легче жить, если убедишь себя, что тебе именно это и нравится. Особенно, если ничего другого ты никогда не видела.
Она тоже поднялась.
— Послушай мой совет и пожалуйся на него, пока ты сама вроде как не согласилась.
— Хочешь стучать — стучи, — пожала я плечами.
Эрика покачала головой, закатила глаза и ушла вслед за Аре, а я принялась медленно жевать, чтобы потянуть время и не идти вместе с ней.
Я понимала, о чем говорит Эрика, и спорила с ней из чистого упрямства. Я не думала, что моей матери нравилось, когда отец хватал ремень и заставлял ее — или нас с Коди, смотря, кто первым попадался ему под руку — встать, вытянув руки перед собой. «Я тебя воспитываю, потому что люблю», — говорил он перед тем, как начать бить, и проще всего было поверить, что так оно и есть. Это помогало стоять прямо, не шевелясь и не опуская руки. Потому что, если опустить руки, он орал: «Я твой отец, черт, возьми, я тебя научу уважать отца!» — и принимался бить по чему попало.
Я вспомнила одну из девушек Акселя — когда он поставил ей синяк на скуле, она нарисовала поверх сердечко косметическим карандашом.
Нико никогда, никогда ничего такого не сделал бы.
Как обычно, при мысли о Нико я почувствовала жар в плече, там, где мою руку разрисовывала татуировка, и задвинула мысли о словах Эрики подальше. Если Рейнис полезет ко мне — отделаю так, что мало не покажется. И нечего о нем думать. Мне и так есть о чем беспокоиться.
Но столкнуться с Рейнисом пришлось раньше, чем я ожидала.
После завтрака меня и Эрику вызвали в желтую зону. Без доктора Эйсуле кабинет казался странно пустым, хотя там были и Олли, и герр доктор, и еще какие-то люди, и стульев откуда-то притащили.
— Новая система тренировок! — торжественно провозгласил Ланге. — Но сначала познакомьтесь с вашим, ха-ха, коллегой. Рядовой Келемен!
Из-за спин людей в белых халатах вышел смутно знакомый мне парень из группы Дале.
— Привет, — сказал он, заметно нервничая. — Я вроде как тоже теперь медиатор.
— У него прекрасные показатели, прекрасные. Никто даже не ожидал. Замечательный мозг, — довольно сообщил Ланге таким тоном, будто собирался этим мозгом позавтракать.
Эрику перекосило. Я ей даже посочувствовала — мало ей одной меня, теперь объявился новый медиатор, и тоже лучше нее. Прав был Детлеф — не стоило ей идти в «Мадженту». Если уж так хотелось насолить мачехе, можно было придумать что-то еще.
— Сегодня у нас будет вводный день, — рассказывал тем временем доктор Ланге. — У нас четверо новых людей с нейроимплантами, с которыми вам, девушки, надо познакомиться, и новый медиатор, которому нужно познакомиться со своей работой. Так что поработаем по очереди, с совсем-совсем маленькими дозами, — он показал на пальцах, насколько маленькие будут дозы. — Потом, чтобы вам было проще, у каждого будет свой куратор…
Ланге обернулся туда, где стояли его лаборанты.
Хоть бы мне досталась Олли, мысленно взмолилась я.
— Но об этом позже, — закончил он. — Прошу, прошу, присаживайтесь. Не надо стесняться!
Он сделал приглашающий жест. Я деревянной походкой направилась к стульям у стены. Уж лучше бы на меня орала доктор Эйсуле.
Эрика оказалась справа от меня, Келемен — слева.
— Привет, — сказала я ему тихо, краем глаза следя за суетой у стола с приборами. — Я Рета, это Эрика.
— Привет, — ответил он хрипло. — Я Иштан.
— Ты это уже делал?
Парень покачал головой:
— Только тест. Знаешь, этот, когда тебе вкалывают… Красное такое… Но доктор Ланге объяснял, как это происходит.
— Ты главное расслабься, — посоветовала я. — Когда скажут, что надо к кому-то подключаться — ты не сопротивляйся, твоя голова все за тебя сделает.
— И никогда не пытайся подключиться ни к кому из нас, — сказала Эрика, не глядя на него. — Если когда-нибудь нас загрузят одновременно, ты нас почувствуешь. Наши импланты — не такие, как у остальных. Другие активны постоянно, мы — нет.
— Да? — удивилась я. — Я и не знала.
— Ну еще бы, — пробормотала Эрика.
— Я тоже не знал, — поддержал меня Иштан и тем самым предотвратил ссору.
— Стимулятор активирует определенные зоны мозга, а они активируют имплант, — объяснила Эрика. — Так вот — не вздумай лезть никому из нас в голову.
— Потому что тогда ты ему мозги выжжешь? — проницательно спросила я.
Эрика не ответила.
— Ладно, я не буду, — согласился Иштан.
Сквозь загар было видно, какой он бледный. И чего он так боится? Что у них там, в группе сержанта Дале, такого про нас рассказывают?
— Давайте пропустим юношу вперед! — сказал доктор Ланге, подходя и потирая руки.
Иштан пересел на кресло. Подручные доктора защелкнули крепления. Олли поднесла инъектор со стимулятором.
— И-и-и поехали! — скомандовал доктор. — Тебе нужно будет найти человека в соседней комнате, того, кто ближе всех к нам.
Лицо Иштана исказилось. Округлив глаза, он вертел головой, потом зажмурился, его тело выгнулось, насколько позволяли фиксаторы. Смотреть на это было тяжело, и я повернулась к Эрике.
— Ты когда-нибудь видела это со стороны? — спросила я шепотом.
— Тебя позавчера видела, — сказала она. Ей, кажется, тоже стало не по себе. — Но это было не так.
— Я первый раз испугалась, — сказала я зачем-то. — Наверное, так же дергалась. Мне казалось, что я тону. Это было очень… по-настоящему.
— Больше не кажется?
— Кажется. Просто я уже привыкла. Может, и он привыкнет.
Мы одновременно посмотрели на Иштана. Его руки, вцепившиеся в подлокотники кресла, побелели, он часто и неглубоко дышал, шумно втягивая воздух сквозь сжатые зубы.
Может, конечно, и привыкнет.
— А мне кажется, что я падаю, — вдруг призналась Эрика. — Каждый раз. Как будто парашют не раскрылся. Когда я… уже падаю на землю… это контакт.
— Страшно? — спросила я почему-то шепотом.
Эрика посмотрела на меня очень долгим взглядом.
— Я тоже… привыкла.
Даже если она каждый раз умирает от ужаса, думая, что вот-вот разобьется насмерть, она не признается.
— Надо было ему рассказать, чтоб не боялся, — сказала я, помолчав.
— Обойдется, — отрезала Эрика. — Он должен суметь справиться с этим сам, иначе ему нечего делать в армии.
Иштан тем временем затих в кресле, лицо его разгладилось. Доктор Ланге, все так же потирая руки, принялся диктовать ему последовательность цифр. На мониторе перед ним появилась картинка — соседний кабинет, на стуле сидит Детлеф. Значит, систему видеонаблюдения все же починили. Схватив наушник, доктор прижал его к правому уху, выглядел он при этом вполне довольным. Губы Детлефа на экране шевелились.
Доза и правда была минимальная — Иштан пришел в себя уже через несколько минут. Один из лаборантов отстегнул его от кресла и помог пересесть на стул, другой сунул в руку стакан с густой белой жидкостью. Иштан поднес стакан ко рту и выпил все, не отрываясь. Я слышала, как его зубы стучат о стекло.
Моя очередь была следующей.
— Для девушки — три миллилитра, — радостно скомандовал доктор Ланге. — Она у нас опытный боец, пусть познакомится с новыми членами команды как следует.
— Какое задание? — решила я уточнить.
Эйсуле всегда заранее говорила мне, что надо будет делать. Передавать цифры, передавать образы, двигаться… Я уже много всего умела.
— Ничего особенного, — он похлопал меня по плечу. — Сегодня просто познакомься с четырьмя новыми, ха-ха, сознаниями. Они тут рядом, подключись ко всем по очереди, посмотри на мир их глазами — и пойдешь отдыхать. А в следующий раз, когда тебе скажут — Рета, а подключись к рядовому Волчеку — ты сразу его узнаешь! Твоя работа будет гораздо легче, если познакомиться со всеми заранее.
Его рука все еще лежала на моем плече, и я с трудом сдерживалась, чтобы ее не сбросить.
— А как я узнаю, кто из них кто, когда подключусь? — не поняла я. — Изнутри они, знаете, очень…
— Одинаковые?
— Нет, разные. Но изнутри ведь непонятно. Если там есть зеркало…
— Просто подними руку того, к кому подключилась, и тебе назовут имя.
— Так точно, — кивнула я.
— Ольга, — скомандовал доктор Ланге, и девушка кивнула и быстро вышла из кабинета.
Инъектор с красной жидкостью уже был прижат к моей руке, и я машинально задержала дыхание. Я знала, что мне ничего не грозит, что вода не настоящая, но ничего с собой поделать не могла. Сквозь накатившую зеленую муть я встретилась глазами с Эрикой, а потом мир исчез.
Я растеклась в пространстве, почувствовала, что рядом есть цели, и устремилась к ним. Пока все четверо были для меня одинаковы — как будто маленькие маячки, посылающие один и тот же сигнал: я здесь, я здесь, я здесь. Герр доктор прав, я должна хорошо познакомиться с ними, чтобы сразу отличать одного от другого.
Первый разум я выбрала наугад. Потянулась к нему, свернулась в воронку — и едва не задохнулась. Я никогда не каталась на сноуборде, айсборде и любом другом борде, но, наверное, когда летишь с горы и ледяной ветер бьет тебе в лицо — это очень похоже. Страшно, холодно и весело. Отдышавшись, я сделала мысленное движение, и парень поднял руку.
— Рядовой Волчек, — услышала я голос Олли.
Ладно, этого будет легко запомнить.
Я покинула его голову и с некоторой опаской подключилась к соседу.
Это было все равно что надеть старые разношенные ботинки. Все равно что натянуть самые удобные джинсы. Все равно что лежать, свернувшись калачиком под одеялом. Я помедлила, наслаждаясь этим уютным чувством, потом подняла руку.
Вот будет номер, если это Антон.
— Рядовой Талеш, — сказала Олли.
Прекрасно, самое интересное впереди.
Я перетекла к следующему маячку.
Никакого сопротивления, даже самого легкого, не было. Сначала я не почувствовала вообще ничего, мне даже показалось, что действие стимулятора закончилось и сейчас я открою глаза в кабинете доктора Ланге. Но мгновение спустя я ощутила, что держу мокрый картон. Мне захотелось вытереть ладони, и, повинуясь моему желанию, парень провел руками по футболке. Это не помогло — мне все равно казалось, что мои ладони полны размокшей расползающейся бумаги.
Это не на самом деле, сказала я себе и подняла руку как надо.
— Рядовой Дейнак, — сказала Олли.
Так я и думала. Оставался последний маячок.
Может быть, подключиться к нему и правда было сложнее, а может, я просто не хотела этого делать. Даже то, что я вода, слабо помогало. Наконец я оказалась внутри его головы и замерла. Это не было похоже ни на что, виденное прежде. Я словно держала за лезвие остро наточенный нож. Словно обнимала убийцу, готового вот-вот всадить этот нож в меня. Нет. Я словно обнимала убийство.
Почувствовав мое присутствие, парень поднял руку сам, не дожидаясь моей команды, и я услышала, как Олли говорит то, что я и так уже знала:
— Рядовой Рейнис.
***
В кураторы мне достался Карим Юферев, один из лаборантов герра доктора. Было ему лет тридцать, и он отнесся к своему назначению очень серьезно. В среду с самого утра он вызвал меня в желтую зону и два часа расспрашивал о моем медиаторском опыте, периодически что-то занося в свой планшет. Я рассказывала про то, как чувствую себя водой, не в силах оторвать взгляд от его левого уха — на нем крепился затейливый кафф, и я пыталась понять, это просто украшение или он еще и делает что-то полезное.
— Как ты воспринимаешь других людей, когда подключаешься к ним? Как ты видишь их, хм, ментальным зрением?
Я не сомневалась, что все, что я скажу, он передаст доктору Ланге. Едва ли стоит говорить, что один из обладателей нейроимпланта — чертов психопат. Еще неизвестно, кого сочтут более важным для проекта, меня или Рейниса. А ради Коди я могу его потерпеть.
— Это сложно описать. Это такие ощущения… Это как запах описывать. Если вы никогда в жизни ничего не нюхали, представить не получится.
— Попытайся.
Я вздохнула, размышляя, что ему сказать.
— Это как если бы цвет стал вкусом, — начала я наконец. — Или как если бы дни недели были разной высоты. Такие ощущения, понимаете? Таких в реальной жизни нет. Но если сравнивать с чем-то реальным… Иногда как будто падаешь. Или как искры, только их не видишь, а чувствуешь, вот здесь, — я прижала руку к груди. — Но на самом деле не здесь, а… ну, везде. Я ведь как будто занимаю очень большое пространство.
Карим кивал и делал какие-то пометки.
— Я плохо объясняю. Но там, в голове, — я постучала себя пальцем по виску, — все разные. Различить легко.
— Назови фамилии тех, к кому подключаться сложнее всего.
Ага, размечтался, так я тебе и сказала.
— Ко всем примерно одинаково.
Он пристально посмотрел на меня.
— Рядовая Корто, — сказал он, — ты осознаешь, что эта информация может оказаться жизненно важной в боевой обстановке?
— Так точно, — кивнула я.
— Все, что здесь происходит — один большой эксперимент, который, возможно, определит будущее вооруженных сил Церы.
— Я понимаю, — кивнула я. — Я принесла присягу и готова сделать все, что от меня зависит.
— Итак?
— Со всеми примерно одинаково. С Коди… с рядовым Корто, это мой брат — с ним легче всего. С остальными — одинаково, — сказала я уверенно.
— Хорошо, — кивнул Карим, кажется, так до конца мне и не поверив. — Теперь перейдем к постэффектам.
К чему?!
— Опиши свои ощущения после завершения медиаторской сессии.
А, вот к чему.
— Я это уже рассказывала Олли. Она знает, что надо делать.
— Ольге Гольц? Она не твой куратор.
— И психиатру тоже.
— А теперь расскажи мне, как можно подробнее.
Я принялась описывать свои ощущения и перечислять, что делала, чтобы прийти в себя.
— А еще Олли мне давала кислые конфеты. И сигареты, — добавила я в конце.
— И это помогало?
— Еще как!
Карим записал что-то в свой планшет.
— Конфеты — отлично, я узнаю, что она тебе давала. Сигареты — исключено, — сказал он. — Никаких психоактивных веществ. Мы найдем адекватную замену.
Интересно, какую адекватную замену они предложат Эрике, подумала я и прикусила губу, чтобы не рассмеяться.
— Работа теперь станет более интенсивной, и в борьбе с дереализацией нужен системный подход. Я познакомлю тебя с расписанием тренировок. На этой неделе нам надо проверить максимальное число подключений, возможное для эффективной работы. Сейчас у нас восемь человек с нейроимплантами, в идеале ты должна уметь работать со всеми одновременно. На следующей неделе будем выполнять упражнения.
— Какие?
Мне действительно было интересно, и Карим принялся объяснять.
— Реталин… Можно звать тебя по имени? Ты пробовала писать правой рукой один текст, а левой другой?
— Я вообще не умею писать левой рукой.
Я и правой-то писала так себе.
— Тогда попробуй правой отбивать ритм… Давай, пробуй. Вот так. А левой… Ну, например, рисуй круг открытой ладонью.
Я попробовала, пару раз сбилась, и мне стало смешно.
— Вот так, — заметил Карим, улыбаясь. — Ты молодец, быстро справилась. А теперь представь, что тебе надо сделать то же самое, только не с руками, а с людьми. И их будет не двое, а четверо. Или шестеро. Вот этому мы посвятим следующую неделю. Хорошо, если для начала получится справиться с двумя.
— А потом? Что еще через неделю?
— Учения, — сказал Карим. — Ты не знаешь? У нас совместные учения с Северным союзом. Они не долгие, так что потом продолжим. Будем корректировать программу в зависимости от твоих успехов. Завтра начнем.
***
И мы начали.
Карим сумел добиться, чтобы я одновременно подключалась к пяти модификантам, но и то только если один из них был Коди, и делать при этом ничего особо не могла. Успехи Эрики мало отличались, Иштан сумел подключиться к шести, и в конце концов кураторы, посовещавшись с доктором Ланге, определили пять как оптимальное число, к которому надо стремиться. Герр доктор произнес длинную речь, суть которой сводилась к тому, что мы должны больше стараться, и тогда наш мозг подстроится. Мы обещали стараться, и нам добавили вечерние занятия.
Не знаю, чем занимались остальные, но Карим мучил меня упражнениями, на мой взгляд, не имеющими отношения ни к чему вообще. Заставлял меня учиться писать левой рукой, стоять на одной ноге, положив на голову планшет, ходить по линии, делать серии сложных движений.
— Поставь ноги в линию, пятка к носку, — сказал он, когда в субботу я приползла к нему после вечернего кросса, на котором Хольт заставил меня бежать лишних три круга.
Я встала, как сказано.
— Руки на пояс. Закрой глаза.
— И что?
— И все. Стой.
Я пожала плечами, закрыла глаза и уже через несколько секунд начала заваливаться в сторону. После трех повторений я застонала и села на пол.
— Я больше не могу, — сказала я.
— Ты должна научиться это делать, — спокойно сказал Карим. — Доктор Ланге ждет этого от нас.
По его тону было понятно, что спорить бесполезно. В другой день я бы и не стала. Но я вымоталась, была зла на Хольта, а еще у меня противно тянуло низ живота, и я раздраженно сказала:
— Да на кой черт ему сдалось, чтобы я тут прыгала на одной ножке?!
Я думала, Карим рявкнет на меня, как Хольт, или пригрозит выкинуть меня из программы, как доктор Эйсуле, но он так же спокойно объяснил:
— Ты должна стать более эффективным медиатором. Для этого надо сделать некоторые зоны твоего мозга более активными. А для этого лучше всего подходят упражнения на координацию. Научившись справляться со своим телом, ты будешь лучше справляться с другими людьми. Вставай.
Я поднялась и снова попыталась сохранить равновесие с закрытыми глазами. И снова. И снова. Мне удалось продержаться секунд двадцать, когда Карим махнул рукой.
— Ладно, достаточно. Садись за стол.
Он дал мне бумагу и два карандаша. Это упражнение я знала и даже любила — надо было рисовать правой рукой круги, а левой — квадраты. Это у меня получалось — Карим говорил, потому, что я привыкла, общаясь с Коди, говорить одно, а показывать другое, и я боялась, что он заставит меня делать что-то еще.
Если у него и был такой план, осуществлять его он не спешил. Я осталась наедине с теми же корявыми квадратами и кругами, которыми я покрывала страницу, потом круги поменялись на сердечки, квадраты — на спиральки, а потом, когда я уже решила, что сейчас пойду спать, в кабинет вошли Коди и Детлеф. Я сперва обрадовалась, но тут же заподозрила неладное.
— Садитесь, — кивнул им Карим.
Они сели рядом со мной. Коди сразу начал крутить в руках карандаш, выделывая им всякие фокусы. Вот у кого точно не было проблем с координацией движений.
И Коди, и Детлеф, и Петер относились к кураторам с уважением. Меня это удивляло, пока я не увидела, как они тренируются вместе. Аре искренне любила вообще всех, кто был старше нее по званию, особенно выделяя полковника Валлерта. Насчет остальных я не была уверена.
— Реталин, ты достаточно освоилась, так что сегодня попробуем кое-что новое. Ты готова?
Смотря к чему.
— Так точно. Какое задание?
— То же, что ты только что делала. Рисовать круги и квадраты. Только круги будет рисовать Корто, а квадраты — Керефов.
Очешуеть. Это вообще реально?
— Задание понятно?
— Так точно.
— Вопросы?
— Эрика смогла это сделать? — не удержалась я.
Коди посмотрел на меня с укором — он это соперничество не одобрял.
— Она еще не пробовала.
Я довольно улыбнулась. Непременно невзначай упомяну об этом упражнении за завтраком. Правда, для этого придется постараться, чтобы оно у меня вообще получилось. Я, конечно, не в восторге от того, что здесь нахожусь, и собираюсь сбежать вместе с Коди — ну, когда-нибудь потом, но почему бы перед этим не сделать гадость Эрике, одновременно доказав, что девчонки из Гетто кое-чего стоят?
— Я заметил, что с Корто и Керефовым тебе работать проще всего, — заметил Карим, снимая своим трекером силовое поле со шкафа с препаратами и доставая заряженный инъектор.
— Правда? — неприятно удивилась я. — А как?
— Мы отслеживаем время отклика, активность мозга. Доли секунды имеют значение. Так что на первый раз я решил облегчить тебе задачу.
Карим улыбнулся. Наверное, он ждал, что я поблагодарю его, но я промолчала.
— Ты знаешь свое время подключения?
— Так точно. Двадцать шесть секунд.
— Давно уже нет, — улыбнулся он. — Ты хороший медиатор. Но можешь стать еще лучше.
Сердце екнуло. Впервые в моей жизни кто-то считал, что я в чем-то хороша.
Карим был отличным куратором. Он не орал на меня, объяснял, когда я что-то не понимала, помогал, хвалил, давал вот такие мелкие поблажки, вроде работы с теми, с кем мне хотелось работать, иногда шутил со мной и в целом был не хуже Олли. Но он работал на доктора Ланге. А значит, мы были по разные стороны. По правде, на моей стороне не было вообще никого.
— Пересядь, — напомнил мне Карим.
— Есть.
Я поднялась со стула, пересекла комнату и уселась в кресло, вытянув ноги. Фиксаторов тут не было — отделение S убедилось, что я не опасна. Но со стула я могла и свалиться.
— Твой брат рисует круги, Керефов — квадраты, — напомнил он и повернулся к ним. — Имейте в виду, ваш имплант передает информацию о мозговой активности, и я вижу, кто именно рисует. Так что, как бы вам ни хотелось ей помочь, делать этого не надо.
Он снова обернулся ко мне.
— Доза совсем небольшая. Пятнадцать-двадцать минут — и я тебя отпущу. Готова?
Иногда Карим относился ко мне как к ребенку или к младшей сестре, и я бы соврала, если бы сказала, что мне это неприятно. Именно поэтому я старалась общаться с ним как можно более формально.
— Так точно, — кивнула я.
Мир затопило зеленью, и вместо меня стала вода, которая стекла с кресла, заполнила комнату, растеклась и собралась в две воронки. Я открыла глаза и посмотрела на Детлефа, а потом снова открыла глаза и посмотрела на Коди. Я подвигала обеими парами собственных рук, сжала и разжала кулаки. Одинаковые движения у меня получались, я уже делала это раньше. Теперь надо было сделать кое-что новое.
Два карандаша оказались в двух моих правых руках. Я помедлила, потом переложила карандаш из правой руки Детлефа в левую. Может, так будет проще.
— Давай, Рета, я сейчас сам все нарисую, — Детлеф, устав ждать, начал подгонять меня.
Мир напоминал треснувшее зеркало, воздух казался горячим, когда я дышала легкими модификантов, линии, выходившие из под моих рук, были кривыми, фигуры напоминали что-то среднее между квадратом и кругом — неровные овалы с неожиданно прорезавшимися углами. Я вымоталась и даже сквозь стимулятор ощущала, как взмокло мое лицо. Карандаш в руках Коди треснул и переломился пополам. Правой рукой Детлефа я вцепилась в бумагу так, что порвала лист. Коди переживал, что ничего не выходит. Детлеф хотел, чтобы это быстрее закончилось. Оба они чувствовали усталость. Глазами Детлефа я видела, как рисует Коди, глазами Коди я видела неровные линии, я зажмурилась и на секунду стало темно, а потом я открыла только глаза Коди, чтобы хоть немного отдохнуть. Я снова надавила на карандаш так, что сломала его.
Но, когда зеленая муть начала рассеиваться, последнее, что я увидела — кривые, но вполне узнаваемые квадраты и круги. У меня получилось.