Голос Вессема. Радиомолчание

Глава 20

Следующие дни большую часть времени Карим, как и остальные кураторы, проводил за просмотром отчетов. Я толком не знала, какую именно информацию он получает с наших чипов, и на всякий случай решила немного отредактировать свою версию событий, сделав ее ближе к правде. Я выучила свои слова наизусть, так, что можно было разбудить меня среди ночи — и я не задумалась бы ни на секунду.

Аре я больше не видела. Со своей группой тоже встречалась мало. Карим загружал меня упражнениями на равновесие и координацию, а когда он был занят — сержант Дале забирал меня и отправлял заниматься на тренажерах. Стрелять я не ходила, в столовую меня не отпускали, выдавая коробку сублимированной еды на день, общие тренировки я тоже не посещала, и в конце концов до меня дошло, что это не совпадение.

— В чем именно меня подозревают? — спросила я Карима на следующий день, откладывая в сторону карандаш и листы бумаги.

Один был исписан именами ребят из моей группы, на другом были названия климатических ловушек. Я гордилась тем, что научилась писать одновременно разный текст правой и левой рукой. И даже почти без ошибок.

Карим оторвался от экрана, на котором были ряды каких-то данных.

— Ни в чем. С чего ты взяла?

Он врал, это было заметно.

Я изложила ему свои соображения.

— К тому же я чувствую, когда мне врут, — закончила я.

— Да, твоя способность считывать мимику и микродвижения — это нечто, — сказал он задумчиво. — Я пытался понять, как активизировать эту зону мозга у других, но пока безуспешно.

— Это надо родиться в Гетто, — сказала я снисходительно. — Я в детстве по повороту ключа в замке могла определить, в каком настроении пришел отец. У нас без этого никак. Так что, насколько серьезные у меня проблемы?

Карим вздохнул, встал из-за своего стола и подошел ко мне, опустившись напротив.

— Пока неясно, — сказал он. — Я читал твои показания, они совпадают с данными с чипов. Конечно, чип Рейниса мы проверить не можем, от него почти ничего не осталось, но остальные подтверждают твою версию событий. Скажи, ты знала, что у него с Ковец был какой-то конфликт?

Я помотала головой, собираясь как обычно все отрицать, но потом вспомнила, что есть свидетель, способный меня выдать. Эрика была там, когда Аре об этом рассказывала, и если ее спросят — она-то врать не станет.

«Я вроде как сама согласилась», — вспомнила я слова Аре.

— Не то что бы, — протянула я. — Я не хотела говорить, потому что, знаете, неуставные отношения и все такое… Короче, у них все было вроде как по согласию, давно, еще до той истории на полигоне. Но потом Ковец старалась его избегать.

Надо было подать жалобу на Рейниса, как говорила Эрика. Но я же не знала, что так получится!

— Я так и думал, — сказал Карим мрачно. — Черт возьми, это правило ввели не просто так! Почему вы все считаете, что его можно игнорировать?

— Кто — все? — оскорбилась я.

Карим помотал головой — мол, неважно.

— Это прозвучит странно, но дело Ариадны Ковец серьезнее, чем убийство рядового Рейниса. Поэтому тех, кто может быть с ним связан — я повторяю, может быть, понятно? Тех, кто может быть с ним связан, пока держат под наблюдением. Если ты сказала правду, переживать тебе не о чем. Это лишь страховка.

Я немедленно начала переживать в два раза сильнее.

— И долго я буду под наблюдением? Я хочу встретиться с Коди… И со всеми нашими. Когда мне будет можно?

— Скоро тебя вызовут давать показания. Тебя и еще нескольких человек. Пока не вызовут, видеться или связываться ментально вам не позволят. Но мы не будем терять времени даром, так? Давай еще раз повторим ту серию упражнений, которую я показал вчера.

Карим поднялся из-за стола и улыбнулся мне, приглашая последовать его примеру. Но я осталась сидеть.

— А когда? Когда меня вызовут?

— Через несколько дней. Используй это время с толком, хорошо?

Я кивнула. С толком — значило бы поговорить с Коди и, может, попрощаться. Если, как сказал сержант Хольт, о моем участии в этой истории с Рейнисом станет известно — мне конец. Может, я еще пожалею, что не сбежала с Ди, когда он предлагал.

Главное, подумала я, вставая, главное, если меня все же обвинят вместе с Аре, — сделать все, чтобы не утащить за собой Коди. Убедить всех, что он тут ни при чем. Вот, что главное.

***

Меня вызвали уже через сутки. Я думала, что все снова будет в кабинете полковника Валлерта, где было разбирательство с Хольтом. Но мне велели привести форму в порядок, а потом проводили наверх, на вертолетную площадку.

— Не разговаривать, — сказал мой сопровождающий, и тогда я увидела в вертолете Эрику и Косту Дейнака.

Мне очень хотелось спросить, как там Коди, не видели ли они его, но я не решилась. Может, за попытку поговорить меня выкинут из проекта. Или из вертолета. Как знать.

Я избегала смотреть на Дейнака, а Эрика избегала смотреть на меня. Нам не говорили, куда именно нас везут. Может быть, Эрика знала, она все-таки из семьи военных, наверное, в курсе деталей. Но мне так никто ничего и не объяснил. Я даже не поняла, в каком городе оказалась. Одно было ясно, это точно не Чарна.

Комната, в которой мы ждали своей очереди, была отделена от основного зала стеклом, и довольно быстро выяснилось, что оно звуконепроницаемое. Там мы ждали, пока нас вызовут, все так же молча, в полной тишине, избегая смотреть друг на друга.

За стеклом я видела большой зал, стену, которую закрывал огромный флаг Церы, стол и людей за ним — человек десять, и еще несколько, которые стояли вдоль стены. У каждого в руках был планшет — наверное, с материалами дела.

А перед ними, прямо в центре зала, было место для свидетеля, и девушку, которая занимала его сейчас, я знала.

— Это же Ханнеле, — прошептала я, и тут же услышала за спиной окрик:

— Не разговаривать!

Но это я правда была Ханнеле, я видела ее профиль, ее светлые льняные волосы, собранные в хвост на затылке, видела, как шевелятся ее губы, произнося слова на норска. Зачем ее вызвали? Ее же не было с нами в пустошах!

Ханнеле замолчала, и заговорил один из мужчин у стены. Я прищурилась, вглядываясь в его лицо.

— Меня зовут Ханнеле Канерва, я рядовая Сил обороны Северного Союза, Пехотная бригада, Второй лапландский батальон, — прочитала я по его губам.

Переводчик!

Пусть я ничего не слышу, но я все же смогу понять, что там происходит.

— Вы знакомы с Ариадной Ковец? — спросил один из мужчин за столом.

Ханнеле кивнула и произнесла длинную тираду.

— Да, — сказал переводчик. — Я принимала участие в совместных учениях Северного Союза и Центральноевропейской Республики, проходивших на острове Свальдброк этим летом. Там я познакомилась с Ариадной Ковец, с которой мы были соседями по жилому куполу.

Я там увлеклась разглядыванием лиц участников этого странного действа, что едва не подскочила, когда заговорил наш сопровождающий. Пришлось отлипнуть от стекла и повернуться к нему.

— Вас будут вызывать по очереди для дачи показаний, — сказал он. — Заседание комиссии идет уже два дня, так что не тратьте зря их время. Отвечайте четко и по существу, только на поставленный вопрос. После дачи показаний возвращаетесь в эту комнату. Это ясно?

— Так точно, — ответили мы нестройным хором.

Я снова повернулась к стеклу.

— …сказала, что у него усиленные мышцы, — говорил переводчик.

Я нахмурилась. О чем это они?

— Что еще? — спросил мужчина за столом.

Ханнеле ответила, и переводчик перевел:

— Рядовая Ковец начала говорить также о имплантах, которые есть у других рядовых ее группы, но ее прервала рядовая Северин.

— Кого она называла?

— Эрику Северин, Реталин Корто и Иштана Келемена.

— Говорил ли кто-нибудь при вас о том, как обеспечивается связь в группе из Церы?

— Нет.

— Говорили ли рядовые Северин, Корто и Келемен о том, чем они занимались во время учений?

— Нет. Один раз рядовая Лехтонен спросила, почему их не было на тренировке в лесу. Рядовая Северин ответила, что у них было другое задание.

Точно, вспомнила я и почувствовала, как по спине пополз холодок. Биргит спрашивала, почему нас не было в лесу, и Эрика ответила прежде, чем я успела хоть что-то сказать. И да, в первый день Аре правда начала хвастаться перед северными девчонками, какие мы крутые, и все бы выложила, если бы Эрика ее не заткнула. А как там говорила мне доктор Эйсуле при первой встрече, когда я подписывала контракт?

«Все сведения, к которым ты так или иначе получишь здесь доступ, являются секретными. За их разглашение или попытку сделать это, или даже высказанное намерение ты попадешь под трибунал».

Уверена, документ, где об этом сказано, подписали все, кого я хоть раз видела на нашей военной базе.

А Аре высказала очень явное намерение.

Я закрыла лицо руками, больше не пытаясь понять, о чем они говорят. Дурочка Аре! Она же не хотела выбалтывать никакие секреты, она хотела покрасоваться, и то не успела! А теперь ее будут судить не только за убийство — а еще и за разглашение государственной тайны!

Я сидела так, пока не вызвали Дейнака. Тогда я снова подняла голову и стала смотреть. Мне правда было интересно, что он скажет.

— Вы присутствуете на заседании Чрезвычайной военной комиссии по установлению и расследованию преступлений, связанных с деятельностью Ариадны Ковец, — заговорил мужчина за столом, тот же, что разговаривал с Ханнеле и ее переводчиком. — Вы допрашиваетесь по делу в качестве свидетеля. Вы несете уголовную ответственность за отказ от дачи показаний. Представьтесь комиссии.

— Рядовой Коста Дейнак, группа дельта отделения М Шестого специального подразделения Вооруженных сил Центральноевропейской Республики, — ответил он четко.

Я порадовалась, что ни у кого из присутствующих нет дефекта речи. Я видела их только в профиль, мне и так было нелегко их понимать.

Дейнаку задали еще несколько общих вопросов — давно ли он в армии, долго ли знал Рейниса и Аре — и наконец перешли к делу.

— Где вы находились в момент убийства рядового Рейниса?

Лицо Косты дрогнуло. Я запоздало вспомнила, что они с Рейнисом были друзьями.

— Мы вошли в дом, где предположительно находились боеприпасы. Там была девушка, которая могла оказаться террористкой. Она оказала сопротивление, мы ее зафиксировали. Рядовой Рейнис был командиром в нашей группе. Он отправил меня обыскивать соседнее помещение, а сам допрашивал террористку… то есть подозреваемую.

Меня обдало жаркой волной. Допрашивал? Ни черта он ее не допрашивал, и Дейнак об этом знает! Он же своей очереди ждал!

Я словно снова оказалась в голове Рейниса, снова почувствовало все то, что заставило Иштана потерять связь со своей группой, а меня — позвать на помощь Аре. Накатила тошнота, я зажала рот рукой — и почувствовала на себе взгляд Эрики. Мы встретились глазами, и я поняла — она знает. Она догадалась, почему я так пристально слежу за допросом, и она знает, что Дейнак врет, выгораживает своего дружка, хоть и не понимает, что именно он там говорит.

Я несколько раз глубоко вдохнула. Надо сосредоточиться. Аре уже не помочь, если на нее вешают нарушение секретности, что бы я ни сказала — это пожизненное. Теперь надо сделать так, чтобы не оказаться за решеткой вместе с ней и не утянуть за собой Коди.

Пока я приходила в себя, Дейнак закончил говорить и вернулся.

Вызвали Эрику, задали несколько вопросов — как она работала с Рейнисом и с Аре, что может сказать о ситуации в пустошах. Я почти не смотрела, мысленно прокручивала в голове свои слова и готовилась выходить. Наконец Эрика вернулась и вызвали меня.

На деревянных ногах я вышла, заняла свидетельское место. В зале было прохладно и сильно пахло можжевельником. Едва слышно гудел кондиционер.

Слева, у стены, которую я не видела прежде, сидели люди, и среди них — полковник Валлерт. Ну да, это же его подразделение. Конечно, он должен тут быть.

— Вы присутствуете на заседании Чрезвычайной военной комиссии по установлению и расследованию преступлений, связанных с деятельностью Ариадны Ковец, — услышала я. — Вы допрашиваетесь по делу в качестве свидетеля. Вы несете уголовную ответственность за дачу ложных показаний или за отказ от дачи показаний. Представьтесь комиссии.

Что-то меня зацепило в его словах, но времени размышлять об этом не было.

Я назвалась. Поразилась тому, как уверенно и спокойно звучит мой голос.

— Поясните, в чем состоит ваша работа в группе.

Ага, разбежался.

— Моя работа засекречена, — сказала я и снова покосилась на полковника Валлерта. Вы меня не подловите. — Я не могу о ней говорить.

— Говорите, рядовая Корто, — сказал полковник Валлерт. — Членам комиссии вы можете рассказать все.

Ну раз полковник Валлерт сказал — наверное, меня не посадят. Я вдохнула поглубже.

— Я обеспечиваю связь между бойцами моей группы посредством ментального контакта с помощью специальных имплантов. По сути я мысленно передаю информацию — в основном визуальную. Но также могу считывать и передавать эмоции.

— Вы можете управлять действиями другого человека?

— Отчасти.

Мужчина за столом нахмурился.

— Да или нет, рядовая Корто?

— Да. Я могу… выполнить действия, если они несложные. И если человек… реципиент… не сопротивляется.

Если он сопротивляется — я могу его только отключить, как было с Петером. Наверное. По-настоящему я не пробовала работать с теми, кто этого не хочет.

— Во время операции в пустошах вы занимались этим? Обеспечивали связь?

— Да. В моей группе. Для рядовых Керефова, Талеша, Унгвере, Гальского и Ройтблата. Также я обеспечивала передачу сведений другим группам.

— Поясните.

Я принялась объяснять суть того, что мы придумали на учениях:

— По специальному сигналу медиатор должен выйти из сознания члена своей группы, чтобы к нему мог подключиться другой медиатор. Боец получает важную информацию, после этого медиаторы снова меняются. Боец проговаривает то, что узнал, для своего медиатора беззвучно, одними губами. После этого медиатор передает это остальным членам своей группы. Информация должна быть короткая и действительно важная, потому что это занимает время. Так мы в начале операции обменивались сведениями с группой Северин.

— Когда вы пересеклись с группой Келемена?

Я вздохнула. Тут начиналась опасная территория, где мне придется врать. А за вранье меня ждет уголовная ответственность.

— Когда началась стрельба, рядовой Керефов нашел рядового Ленца. Я подсказывала ему направление, где искать, я чувствую, где находятся другие содаты. Ленц подал знак, что он свободен и я могу подключиться к нему. Когда я это сделала, выяснилось, что у них нет связи с медиатором, у всей группы.

— Вы доложили об этом?

— Так точно, капралу Ильду. Он приказал найти их и узнать, что случилось. Для этого мне пришлось отключиться от своей группы, и я попросила передать ее рядовой Северин.

— Что было дальше?

— Я нашла сознание Келемена, но не подключалась к нему.

— Почему?

А почему вы не вызвали сюда самого Келемена, хотелось мне спросить.

— Это запрещено. Медиаторы не должны подключаться друг к другу, это опасно. Я лишь убедилась, что он жив, и стала искать дальше. Прошлась по очереди по всей… почти по всей его группе. Петер… Рядовой Ленц был в порядке. Потом была рядовая Ковец…

— Что она делала?

— Стреляла… Точнее, отстреливалась, прячась за укрытием.

— Вы можете что-то сказать о ее эмоциональном состоянии?

— Она чувствовала… — я вспомнила ощущение от контакта с Аре. Бочка бензина, к которой вот-вот поднесут спичку. Вряд ли стоит говорить об этом вслух. — Как будто азарт. И страх. Думаю, ей скорее нравилось участвовать в бою.

— Вы можете сказать, о чем она думала в тот момент?

— Никак нет. Я не читаю мысли. Только эмоции, ожидания, информация с рецепторов, боль… Прочитать мысли я не могу.

Хотя иногда, конечно, эмоции настолько яркие, что мой мозг сам переводит их в слова. Я до сих пор не знала, сколько в этом реальных мыслей людей, с которыми я нахождусь в контакте, а сколько — моих фантазий.

— Что было дальше?

— Я проверила рядового Паула, он брал кого-то в плен. Рядовой Дейнак проводил обыск в комнате.

И ждал, пока Рейнис позовет его. Тогда я еще не знала, зачем.

— После этого я почувствовала сильный всплеск эмоций — не Дейнака, а чей-то еще. Как будто удар, только мысленный. Я не поняла, что это было, на тренировках такого никогда не происходило. Мне стало больно — физически, и я очнулась рядом с капралом Ильдом, меня стошнило. После этого я снова попыталась найти рядового Рейниса, но не смогла. Позже я узнала, что он погиб.

Вот и все. Я соврала на даче показаний. Кажется, это называет «лжесвидетельство». И до конца жизни я буду думать: а если бы я сказала правду — помогло бы это Аре?

Во всяком случае, это в конечном итоге поможет Коди.

Ладно, сейчас он спросит про конфликт между Аре и Рейнисом, и тогда я расскажу все как есть. Надеюсь, он спросит меня именно об этом. А не о том, чем я занималась, когда шарахалась по пустошам.

Но мужчина вообще ни о чем меня не спросил.

— У комиссии больше нет к вам вопросов, — сказал он. — Я напоминаю, что вам запрещено обсуждать то, что здесь происходило, с кем бы то ни было, кроме участников процесса, без специального разрешения. Разрешение могу дать я или полковник Валлерт лично. Вы можете быть свободны.

Я вскинула руку к виску и повернулась. Все было каким-то нереальным. Я была словно марионетка, словно я смотрела из своей головы, как за меня действует кто-то другой.

Смотреть на этого кого-то было неприятно.

А на следующее утро нашу изоляцию сняли. И я узнала, почему комиссия не вызвала Келемена.

— Он получил ранение, — сказал Детлеф, когда я спросила его об этом за завтраком. — Там что-то серьезное, и он же медиатор, вам не могут просто взять и вставить в тело побольше железа, чтоб все работало. Но ты не переживай, он поправится. Сержант Дале сказал, что сейчас он в желтой зоне.

На минус втором этаже, подумала я, и внутри стало пусто. Лежит, растекается серым туманом по коридору, зовет хоть кого-нибудь из своей группы. Но никто не придет.