Голос Вессема. Радиомолчание

Глава 6

Я завела привычку повторять перед сном имена тех, кто остался в Чарне. Эме. Ди. Борген. Теодор. Марко. Анне. Илена. Ворон. Тенна. Лира. Потом мысленно я рисовала схему подключения пластинки «Голоса» к компьютеру. И только после этого, как бы я ни была вымотана, разрешала себе уснуть. Иногда я позволяла себе подумать о Ди подольше, но не часто.

Понемногу я начинала разбираться в жизни на базе.

Привыкла бегать кроссы — каждый день до завтрака вместе со всеми. Училась стрелять — и на тренажерах, и из настоящего оружия, зашивать и бинтовать раны, ориентироваться по бумажной карте, драться — днем в основном с Эрикой, в свободное время по вечерам — с сержантом Дале, который, как и обещал, помогал мне нагнать остальных. Я изо всех сил показывала, что очень стараюсь. Мне верили все, кроме Эрики. Иногда я была так убедительна, что сама себе верила, но она продолжала меня в чём-то подозревать, правда, сама не понимала, в чем именно.

Один раз нас водили учиться управлять экзоскелетами — здоровенными штуковинами, похожими на автоматические погрузчики, на оператора которых я когда-то хотела поступать. Ничего мы, конечно, за один раз толком не выучили, но нескольких ребят — не из наших, из отделения сержанта Дале — записали учиться дальше. Пару раз меня вызывали к психологу — приятный дядька, который то говорил со мной о каких-то отвлеченных вещах, то вдруг начинал расспрашивать про Гетто (меня неизменно спасал совет Боргена «прикинься тупой»), про школу и про друзей («Один умер, — говорила я ему, — еще одна вот-вот… того, ну вы поняли. Вентра»; он сочувственно кивал), то о том, что я вижу под стимулятором. Но большую часть времени я проводила в кабинете у доктора Эйсуле, пристегнутая к креслу.

Я ела как не в себя. Желудок, привыкший к синтетическому протеину и энергобатончикам, бунтовал, но потом один из медиков дал мне какие-то таблетки. Первые дни меня регулярно таскали на осмотры, и каждый раз я обливалась холодным потом — вдруг они найдут Нико? Но меня просто обследовали, провели какое-то лечение и отпустили.

Я знала, что кроме нас и медиков тут еще полно народу — какие-то снабженцы, техники, инженеры, связисты, простые, не модифицированные, солдаты, которые тренировались отдельно от нас, а вот некоторые занятия у нас были общие. Я не понимала, в чем смысл их присутствия, но вопросов не задавала.

Знала, что полковник Валлерт на базе бывает редко, но когда он приезжает — это сразу заметно, воздух словно наэлектризован.

Что Хольт — настоящий садист, что ему нравится унижать нас, ловить на мелких нарушениях и заставлять отвечать за них все отделение М, а не бьет он никого, кажется, только потому, что может повредить импланты.

Что сержант Дале, наоборот, нормальный — разные мелочи он предпочитает не замечать, а иногда даже может угостить запрещенной сигаретой. Коди и Детлефу он нравился, но я не могла заставить себя доверять хоть кому-то здесь.

И я знала, что все, на чьих бейджиках есть буква S, стараются лишний раз не попадаться на глаза доктору Сагитте Эйсуле.

А доктор Эйсуле постоянно собачится с доктором Ланге. Кто из них главнее, я пока не понимала.

Но вот где пятый модификант и как мне подключить к системе Нико — это пока оставалось загадкой.

Когда в конце второй недели я выходила — точнее, выползала — из желтой зоны после работы с Петером (его сознание похоже было на едва заметно мерцающий шар, и после контакта с ним я приходила в себя дольше всего), был вечер, и я прислонилась к стене здания, вдыхая запах леса, до которого было рукой подать. Нужно было бегом бежать в жилой блок — до вечерней проверки оставалось минут пять, — но я не могла заставить себя оторваться от нагретой шершавой стены, все гладила и гладила ее рукой, потом повернулась и потерлась щекой. Это возвращало меня в реальность, заставляло почувствовать, что я — это я, а не мягкая опалесцирующая субстанция, висящая посреди пустоты, что мир не заканчивается в ощущениях, для которых нет названий ни в одном языке. Мир состоит из бетонной площадки под ногами, ветра, приносящего запах хвои, теплой шершавой стены под ладонями, из верха и низа, из чувства голода, из чьих-то всхлипываний…

Я вздрогнула и открыла глаза. Кто плачет?

Медленно двигаясь на звук, я прошла вдоль здания и заглянула за угол. На ступеньках у пожарного выхода сидела Олли — рыжая лаборантка. В руках ее была сигарета, и у меня аж рот слюной наполнился. Курила она неумело, едва затягиваясь, наверное, и сигарета не ее — попросила у кого-нибудь, вспомнив, что, когда грустно, полагается покурить. Секунду поколебавшись, я решилась.

— Привет, — сказала я и шагнула к ней.

Олли вздрогнула и вскинула голову.

— Досталось от Сагитты? — спросила я сочувственно, присаживаясь рядом.

— Все в порядке, — помотала она головой и поднялась.

Я старалась не смотреть на едва начатую сигарету, которую она выронила. Кажется, все будет еще проще.

— Что бы она ни сказала, это неправда. Ты тут единственный нормальный человек. В смысле, единственная, кто к нам относится по-человечески, — я старательно заговаривала ей зубы.

Вообще-то мне и правда было ее немного жаль. Угораздило же ее вляпаться с работой. Еще эта доктор Эйсуле ненормальная…

— Все в порядке. Тебе пора на проверку.

— Ага, — кивнула я.

Олли развернулась и направилась к двери. Моя рука сама потянулась к оставленной сигарете, но она вдруг затормозила.

— Я видела, как ты стояла там, у стены, — неуверенно сказала рыжая.

Я кивнула и изобразила на лице что-то вроде улыбки.

Давай же, давай, проваливай, сигарета сейчас сама себя скурит.

— Ты каждый раз так стоишь. Что это? Что ты делаешь?

— Трусь щекой о стену.

— Для чего?

Ладно, черт с тобой.

— Меня это возвращает в реальность, — призналась я. — Там, в чужой голове… странно. Это невозможно описать, и из этого сложно вырваться. Поэтому я всегда так стою несколько минут и глажу стену. Тогда мир становится настоящим, а все, что там — нет. Вкусы, запахи, ощущения тела… Это помогает мне вернуться. Прийти в себя. Жаль, что нам тут почти ничего нельзя. Так что — вот. Стена.

Олли кивнула и наконец ушла, а я подняла ее сигарету и затянулась, ощущая неприятное, но зато понятное жжение в горле. Прикрыв глаза, я выдыхала дым, и вместе с ним уходило все то вязкое и больное, что налипло на меня в сознании Петера. Я успела сделать две затяжки, когда прямо над ухом у меня раздался голос:

— Так-так, рядовая Корто.

Я открыла глаза и вскочила, понимая, что мне конец.

— Что сказано в правилах отделения М насчет сигарет?

— Для отделения М курение запрещено, сержант Хольт.

— Так какого хрена я вижу тебя с сигаретой, Корто? — рявкнул он.

Потому что у меня скоро чердак отъедет от ваших экспериментов, хотела я сказать, но, конечно, не сказала. Такие слова будут стоить мне не меньше десяти кругов.

— Больше не повторится, сержант Хольт.

— Сорок отжиманий, — сказал он. — Тебе и тому, кто дал тебе курево. Где ты это взяла?

Ох, надо было спросить у Коди, как отвечать на этот вопрос. Интересно, если сдать Олли, он и ее заставит отжиматься?

— Нашла.

— Пятьдесят отжиманий тебе и всему отделению М. Спрошу еще раз, — сказал он зловеще. — Кто дал тебе сигарету, рядовая Корто?

— Это я, — услышала я голос за спиной.

В дверях стояла бледная и решительная Олли.

— Ничего подобного, — возразила я. — Сигарету я тут подобрала. Уже прикуренную. Можете меня проверить на детекторе лжи, у доктора Эйсуле он есть, я точно знаю.

— Шестьдесят отжиманий, — сказал Хольт, и я мысленно застонала.

Я тут до утра буду отжиматься!

— Это я дала ей сигарету, — снова сказала Олли. — Как часть постконтактной терапии для медиаторов. Энтероцептивные ощущения снимают остаточное напряжение и позволяют справиться с дереализацией после контакта с чужим сознанием.

Вот так, видимо, на умном звучит слово «раздуплиться».

— А доктор Эйсуле про это знает? — спросил Хольт насмешливо.

Олли кивнула, не колеблясь ни секунды.

— Это всего один раз, — сказала она. — Обычно мы используем другие раздражители.

Хольт покачал головой, но больше ничего не сказал.

— Докуривай, — бросил он мне.

Я затянулась без всякого удовольствия. Олли забрала у меня окурок и исчезла за дверью, Хольт проводил ее взглядом, потом уставился на меня.

Я вздохнула и опустилась на землю. Шестьдесят отжиманий, ну да.

— Раз, — считал Хольт с садистской улыбкой на лице, — два, три…

Я пыхтела и отжималась.

— Не солдат, а тряпка, — прокомментировал сержант.

Четыре, пять, шесть… Интересно, а если попросить разрешить мне отжиматься с колен?

— Жалкое зрелище.

Спокойно, Рета. Восемь, девять, десять…

— Встать.

Что?!

Я вскочила, не веря своему счастью.

— Завтра на полигоне ты получишь все ощущения, которые тебе так нужны, — сказал Хольт. — А сейчас марш в свой блок.

***

— Падаешь, как мешок с дерьмом, — сказал Хольт, когда я барахталась в грязи, пытаясь подняться.

С ночи зарядил дождь, и полоса препятствий, о которой я до этого только слышала, превратилась в болото. Хольт погнал меня проходить ее впереди всех, и я упала с первой же стенки. За моей спиной издевательски смеялась Эрика. Сжав зубы, я поднялась и кинулась на штурм стены второй раз.

— Ты солдат или макака? — орал мне снизу Хольт.

Полигон был огромным, и препятствий на нем было понастроено просто море. Какие-то полуразрушенные здания, лестницы, конструкции из досок и арматуры, растянутые мотки колючей проволоки… Я карабкалась по стенке, в которую на разной высоте были вбиты скользкие крепления. Перевалившись наконец через край, я спрыгнула с другой стороны.

— Бегом! — заорал Хольт. — Следующее препятствие! Отделение М, бегом!

На другом конце полигона надрывался сержант Дале, он гонял свое отделение — обычных, не модифицированных солдат. Наверное, все же не совсем обычных, но что в них особенного, я не знала. С нашей группой они общались неохотно. Может, это тоже было запрещено.

За моей спиной послышался шум шагов, я ускорилась, но через секунду меня обогнали буквально все. И как они так быстро перелезли на эту сторону? Последней была Эрика. Поравнявшись со мной, она спросила на бегу:

— Что ты сделала, что меня сегодня заставили бегать вместе со всеми?

— Это не я. Олли сказала Хольту, что нам это нужно — всякие сильные ощущения.

— Ну-ну.

Оттолкнув меня, она устремилась вперед, к следующему препятствию. На вид — такая же стенка, только вот креплений маловато. Я замедлила шаг.

На этой стороне остался только Петер, все остальные уже успели перелезть, пока я болтала. Эрика внезапно ускорилась и, с разбегу сделав два шага по отвесной стене, зацепилась за скобу на высоте метров трех. Я смотрела, как ловко она лезет вверх, и тихо радовалась, что я последняя и на этот раз моего позора никто не увидит. Вот сейчас еще Петер свалит, тогда и я попробую. Но Петер никуда не спешил.

— Я тебе помогу, — сказал он, когда я подошла.

— Не надо, я сама, — отказалась я.

Он смерил меня взглядом.

— Это для модификантов стенка.

— Эрика же залезла, — сказала я с раздражением. — Что, думаешь, я настолько хуже нее?

— Просто держись за мою руку, — предложил он.

Я почти решилась, когда меня вдруг накрыло ощущением, что я вишу посреди пустоты и слегка пульсирую. Меня передернуло.

— Не хочу я держаться за твою руку, — вырвалось у меня.

— Как знаешь, — сказал он резко.

Верхняя губа его дрогнула, будто он собирался оскалиться.

Я ждала, что он возьмет разбег, как Эрика, но он просто оттолкнулся ногами от земли и без видимых усилий оказался почти на самом верху. Открыв рот я смотрела, как он за секунду преодолел препятствие, и я осталась одна. Я вздохнула. И чего я отказалась от помощи?

Я быстро оглянулась по сторонам. Может, обойти ее, пока никто не видит? Я осторожно сделала пару шагов вправо.

— Рядовая Корто, — раздался за моей спиной злой голос. — Какой был приказ?

Попалась!

— Пройти полосу препятствий, сержант Хольт.

— Так какого хрена ты тут делаешь?! Бегом!

— Есть, сержант Хольт.

Отойдя немного назад, я разбежалась и попыталась повторить номер Эрики — пробежать по отвесной стене и зацепиться за что-нибудь. Ожидаемо не получилось — на втором шаге моя нога соскользнула и я снова шлепнулась в грязь.

— Бегом! — снова рявкнул Хольт.

Не тратя время на ответ, я поднялась, снова разбежалась — и снова сорвалась. Зажившую ладонь дернуло болью. Не слушая комментариев Хольта, я вскочила и отошла на несколько шагов назад. Разбег, прыжок — и вот я уже болтаюсь, зацепившись одной рукой за выступ. Класс! Полдела сделано. Найдя опору для второй руки, я подтянулась, перебирая ногами. Вот сейчас еще упрусь во что-нибудь и руку повыше переставлю. Еще бы пальцы так не сводило.

Я успела продвинуться на пару метров вверх, когда меня отвлек какой-то звук. Стараясь не делать резких движений, я посмотрела вниз. Коммуникационный браслет на руке сержанта мигал красным. Вряд ли это означало что-то хорошее.

— Химера слушает, прием, — сказал Хольт, поднеся руку к лицу.

— Химера, говорит Кристалл, — донеслось из коммуникатора. Это был не сержант Дале, кто-то другой, кого я не знала. — Нужен медиатор. Прием.

— Корто, слезай, — сказал сержант спокойно, и от его голоса мои руки разжались сами собой.

Я приземлилась неудачно, снова извалявшись в грязи, но Хольт этого словно не заметил. В другое время он бы точно не смолчал.

— Химера — Кристаллу. Принял. Кто? Прием.

— Кристалл — Химере. Тридцать четыре — двенадцать. Уровень опасности — светло-серый. Работайте, конец связи.

— Твою мать, — шепотом пробормотал Хольт.

Я вытянулась перед ним, ожидая инструкций.

— Корто, слушай приказ, — сказал он негромко и жестко. — Ты должна подключиться как медиатор к рядовому Ленцу.

Я не сразу поняла, что он имеет в виду Петера.

— Ага. В смысле, так точно, сержант. Вот, — я задрала рукав и протянула ему руку для инъекции, уверенная, что сейчас он достанет из кармана красный шприц.

— Без стимулятора, — ошарашил меня Хольт.

Я помотала головой.

— Я не знаю, как это делать без стимулятора, — сказала я неуверенно. — Я не умею…

— Я знаю, что вы это можете, — оборвал меня Хольт. — Рядовая Северин может, а ты что, настолько хуже нее? Подключись к Ленцу, и пусть он перестанет делать то, что делает.

А что же он такое делает, хотела я спросить, но не стала — сама узнаю.

— Я никогда этого не…

— Корто, я сказал, заткнись и подключайся. Это приказ! Выполняй!

— Я просто говорю, что у меня может и не получиться.

Хольт еще пару секунд смотрел на меня, потом поднес браслет к лицу.

— Химера вызывает Скифа, прием.

— Скиф — Химере. Слышу тебя, прием.

— Химера — Скифу. Подгони машину ко второй контрольной…

Я опустилась на землю и прислонилась спиной к стене, которую так и не смогла перелезть. Вот так. Предположим, я сейчас в лаборатории, в желтой зоне, сижу в кресле, и рыжая Олли вколола мне стимулятор. Я вода, я растекаюсь, я двигаюсь, я ищу Петера, ищу слабо мерцающий шар среди липкой темноты, зараза, как же мне не хочется туда возвращаться, но надо, давай, Рета, ты не человек, ты вода, вода, вода, черт возьми, как же затылок чешется…

— Химера — Скифу, ко второй контрольной, быстро!

Я вода, я вода, я вода, я сижу в кресле, мне сделали укол… Если Эрика может, то я тем более. Я подключаюсь за двадцать шесть секунд — это хороший результат.

Я приоткрыла глаза. Мир стал слегка зеленоватым, но я все еще оставалась в своем теле. Почему у меня не получается? Почему Эрика может, а я нет?

— Химера, это Кристалл. Уровень — серый. Где вы? Прием.

Я вздрогнула. Серый — это плохо? Хуже, чем светло-серый?

От затылка начала растекаться боль. Я снова закрыла глаза и сосредоточилась.

— Химера — Кристаллу. Мы работаем, держите его. Конец связи. Твою же… Скиф, сколько можно ехать, прием?!

Я не в кресле, я не в безопасной лаборатории. Я на полигоне, и у меня нет стимулятора. Я не знаю, что такое «серый» и что делает Петер. Я ненавижу подключаться к Петеру, я с ним и общаться уже не могу, каждый раз я чувствую, будто на моих руках черная тягучая масса, которая разъедает кожу. Но сейчас я должна это сделать, потому что я знаю, на что способны Измененные, и я по голосу Хольта чувствую, насколько все плохо.

Головная боль стала сильнее, я заскулила сквозь сжатые зубы и вцепилась в волосы.

— Корто, что с тобой? — донесся до меня голос Хольта.

Где ты, Петер? Где ты и твоя темнота?

Сквозь полуприкрытые веки я видела, как мир заливает зеленью. По затылку словно провели раскаленными когтями, боль захватила голову и теперь стекала вниз, по шее, по позвоночнику, и снова поднималась по рукам, которыми я дергала пряди волос. Я почувствовала, что заваливаюсь на бок, и кто-то поддержал меня.

— Корто, выходи оттуда, сейчас будет стимулятор. Корто, ты меня слышишь?

Нет. Я смогу. Эрика может, а я не хуже.

В голове носились какие-то обрывки мыслей, фраз, которые кто-то когда-то мне говорил.

Таф-ритмы неустойчивые.

Я тебе мозги выжгу.

Связка оператора и Измененного.

Нейроактивность.

Это ради Коди.

Первый, самый прокачанный из нас.

Я помогу.

Тебя можно любить.

— Ты меня слышишь? Остановись, хватит, дождись стимулятора!

Боль сделалась невыносимой, я не могла больше терпеть, не могла оставаться в своей голове, я согласна была на что угодно, темнота и мерцающий шар — пусть, плевать, я пойду туда, только хватит, хватит, хватит!

— Кристалл — Химере. Графит, повторяю — графит. Принято решение о ликвида…

Я закричала, и мир вокруг исчез, исчезла я, меня не было, только волна, которая неслась по полигону, легко обходя непреодолимые раньше препятствия.

Мимо промелькнули какие-то серые тени, потом меня втянуло в чью-то голову — мелкий песок поднимался и закручивался в вихрь, я взметнулась вместе с ним, но это было не то, и я устремилась дальше, к искрам, рассыпающимся в воздухе, обошла их и наконец нашла то, что искала.

Это больше не был мерцающий шар посреди пустоты. Это был хаос, в нем было обжигающе жарко и больно, воняло жженым сахаром, что-то с треском рвалось, что-то пыталось вышвырнуть меня прочь, что-то подхватывало меня и закручивало, что-то вспыхивало и ослепляло меня — краем сознания я понимала, что я не могу ни видеть этого, ни слышать, что происходит что-то другое, что мой мозг старается перевести происходящее в привычные или хотя бы знакомые мне образы, но я не могла думать об этом. Я вообще не могла думать, я лишь знала, что мне нужно, чтобы это прекратилось.

Стой, отдала я мысленный приказ. Я была водой, и я качнулась в нем, и сознание Петера повторило мое движение. Хаос замедлился, и я снова заставила его почувствовать мой приказ: стой, остановись. Здесь не было слов, но было мое желание, которому невозможно сопротивляться.

Стой, Петер. Мы остановимся вместе. Мы двигаемся медленнее. Мы двигаемся тише. Мы двигаемся темнее. Мы останавливаемся.

Я почувствовала, что у меня есть тело, есть легкие, и в них входит воздух, есть руки, которые что-то сжимают, и я могу разжать пальцы. Я могу слышать — голоса вокруг меня сливаются в белый шум. Я могу смотреть.

Я открыла глаза, но не поняла, что именно вижу. Какой-то человек лежал на земле передо мной, и он был неправильным. Я смотрела, и смотрела, и смотрела, пока не поняла, что именно не так.

И тогда я снова стала волной и рванулась обратно в свое тело, в свою голову, открыла собственные глаза, почувствовала собственную боль. Я лежала на земле, рядом стояли Хольт, Дале и вся наша группа.

— Корто, ты в порядке? — спросил Хольт.

— Ты его остановила, — сообщил Дале.

И это было последнее, что я слышала, прежде чем отключиться.

***

Чувства возвращались постепенно. Первыми вернулись ощущения тела. Меня кто-то обнимал, и я как-то сразу уверилась, что это Коди. Я полулежала на нем, чувствовала затихающую боль в голове, и мне было хорошо.

Потом вернулся слух, и я сразу пожалела, потому что где-то рядом была доктор Эйсуле, и она ругалась так, что хотелось заткнуть уши.

И наконец вернулось зрение. Я приподняла голову, убедилась, что меня обнимает Коди, увидела рядом Эрику и Детлефа, а еще рыжую Олли — она прижимала к моей руке инъектор. А потом нашла глазами доктора Эйсуле.

Она была в ярости. Я и не знала, что эта маленькая женщина может так орать. Перед ней стояли Хольт, Дале и еще какой-то лысый хмырь в форме.

— Это не просто ошибка! Это преступная халатность, преступная! Вы не оставили дежурного медиатора, мобильный медпункт был черт знает где, а потом, — она издала какой-то странный смешок, — вы решили выкрутиться и заставили Корто подключаться без стимулятора!

Женщина всплеснула руками, будто не могла поверить, что кто-то способен на такой поступок.

— Ваши действия поставили под угрозу эксперимент, а любое преступление против науки — это преступление против будущего человечества. Молитесь, — она ткнула пальцем в грудь Хольта, — чтобы Корто очнулась и с ней все было нормально! Иначе я вам гарантирую, что всю оставшуюся жизнь вы проведете в дисбате где-нибудь в горах!

— Доктор Эйсуле, — сказал Хольт спокойно, — мои действия были продиктованы необходимостью. И мне известно, что подключение без стимулятора возможно.

— Ах вам известно! Потрясающая осведомленность! А вам известно, что это делалось только в условиях лаборатории, под строгим контролем? А почему мы свернули эту часть эксперимента, вам известно?!

Все отделение М, все, кто еще оставались на полигоне, с живым интересом слушали. Даже Олли перестала обращать на меня внимание.

— О ваших действиях я доложу полковнику Валлерту, — закончили Сагитта и, чеканя шаг, подошла к нам.

Олли вскочила, я тоже попыталась встать. Доктор Эйсуле по очереди обвела нас гневным взглядом и в конце концов остановилась на мне.

— Рядовая Корто, — процедила она, — если еще раз ты хоть вот на столечко, — она показала пальцами что-то очень маленькое, — отойдешь от протокола эксперимента, если еще раз позволишь себе что-то подобное, клянусь, я вышвырну тебя обратно в Чарну.

Она круто развернулась и направилась к припаркованной недалеко от нас машине.

— Меня-то за что? — спросила я хрипло. — Сначала говорят — выполняй приказы, теперь говорят — не выполняй приказы…

Коди помог мне сесть прямо.

— Как ты? — спросил он обеспокоенно.

— Порядок.

Стены не было, и я принялась тереться щекой о его плечо.

— Что там произошло? Что сделал Петер?

— Понятия не имею, — с досадой сказал Детлеф. — Мы были далеко, узнали, только когда все уже случилось. Вроде он сцепился с кем-то из группы сержанта Дале, но вот из-за чего…

Олли принялась светить мне в глаза фонариком, оттягивать веки и водить пальцами перед лицом. Потом достала что-то из кармана и протянула мне.

— Съешь, — велела она.

Я сунула в рот конфету и тут же скривилась — она была кислой, как сто лимонов. Гадость страшная, но разом стало легче соображать.

— Спасибо, — сказала я, захлебываясь слюной.

— Вот, — она протянула мне сигарету. — Давай теперь это.

— Да ладно, — пробормотал Коди.

Детлеф смотрел на меня с неприкрытой завистью.

— Сейчас вернемся, и тебе надо будет пройти обследование, — сказала Олли. — Посмотрим, что еще можно сделать.

«Посмотрим, что осталось от твоих мозгов», — читалось в ее взгляде.

Она отошла, и я, затянувшись пару раз, передала сигарету Коди. Он сделал быструю затяжку и сунул сигарету Детлефу, а тот вернул мне. Эрика стояла в стороне и изображала, что ей это не интересно — она справедливо полагала, что с ней я все равно делиться не стану.

Я опустила веки, но в голове тут же закрутились остатки образов — хаос, темнота, жженый сахар, изломанный человек на земле… Я поскорее открыла глаза.

Передо мной стоял сержант Хольт.

— В машину, — велел он.

— Так точно, сержант, — ответил Детлеф.

Я поднялась. Хватит разлеживаться, боль прошла, в голове прояснилось, можно идти. Не так уж это все и страшно, как Сагитта расписывала.

Коди поддержал меня под руку.

— Это правда? Он приказал тебе это сделать? — спросил Коди, глядя вслед Хольту.

Я кивнула.

Коди зло прищурился.

— Когда-нибудь этот урод за все поплатится, — пообещал он. — Тварь. Он пожалеет, что к тебе полез. Когда нас закончат модифицировать…

Он не договорил, а я не стала переспрашивать. Мне даже думать об этом не хотелось.

— Где Петер? — спросила я.

Коди и Детлеф переглянулись и пожали плечами.

— Его увезли раньше, — ответила Эрика. — Я видела. Он был без сознания.

— Почему его просто не вырубили сразу? Почему, не знаю, не дали ему по голове, не надели наручники, не пальнули из парализатора?

— Его сложно вырубить, — сказал Детлеф. — Парализаторы на нас не действуют. Пулевых попаданий потребуется несколько десятков, наверное. В этом и смысл, понимаешь? Мы непробиваемые. Я вот думаю, я вообще бессмертный.

— Если только зарядом плазмы, — вставил Коди.

— Вроде плазменного оружия пока нет, — сказал Детлеф.

— Нет, — подтвердила Эрика. — Это фантастика. Мой отец работает с плазмой. Ее невозможно стабилизировать, чтобы ею стрелять. Мгновенно рассеивается.

— Но это все-таки можно что-то сделать, раз его увозили в отключке, да?

— Говорят, он сам отключился, — сказал Детлеф. — Когда ты вышла.

В каком это смысле — сам отключился, забеспокоилась я. Никто никогда сам не отключался от этого. Я что, сделала что-то не так? Я слишком сильно надавила на него?

Когда Эрика говорила, что она мне мозги выжжет, если я к ней полезу, — она это имела в виду?

— А кто еще пострадал? — спросил Коди.

— Да много кто. Не знаю, из-за чего он подрался с тем парнем, но досталось всем, кто полез их разнимать.

Я посмотрела на Детлефа.

— Ты считаешь, была какая-то причина? — спросила я.

— А ты думаешь, он вот так вдруг захотел его убить? — ухмыльнулся Детлеф. — Ты просто Петера не знаешь. Он же спокойный как танк. Надо постараться, чтобы его вывести из себя. Но у сержанта Дале там есть один придурок, кого хочешь достанет.

Постараться, ну да.

Я мысленно вернулась на полчаса назад. Петер ушел, Хольт пришел, я успела поваляться в грязи и залезть на стенку, и тут раздался сигнал. За эти несколько минут Петер пробежал половину полигона и сцепился с кем-то настолько, что полностью потерял ощущение реальности.

Я покачала головой. Нет, конечно. Он не хотел его убивать. Он вообще не мыслил такими категориями. Детлеф не был в его голове, а я была. Не было там ничего про желания, про ссору, про месть или еще что-нибудь такое. Только хаос.

Не знаю, что увидели бы операторы во время битвы при Караге, но наверняка что-то похожее.

Свои мысли я оставила при себе. Я все еще была уверена, что нас слушают, и, если я начну болтать, кто-то может удивиться, что я слишком много знаю.

Мы залезли на нашу платформу, и машина тронулась. Ехать было недалеко, минут десять. Иногда, Коди говорил, Хольт в качестве разминки заставлял их бежать до самого полигона. Я прислонилась к плечу брата. Хотелось спать, но я боялась закрывать глаза и просто смотрела в пространство, прокручивая в голове все, что случилось.

На базе Коди и Детлефа сразу отправили в учебку — они должны были отработать обязательную дневную программу активности, а Эрике Хольт велел проводить меня в желтую зону.

Я мало обращала внимание на происходящее вокруг. Мир снова стал каким-то искаженным, словно я смотрю на него через стеклянную стену, и я сорвала веточку полыни, размяла ее в пальцах и на ходу вдыхала горьковатый запах. Из задумчивости меня вывел голос Эрики.

— Почему лаборантка дала тебе сигарету? — спросила она резковато.

— Завидуешь? — усмехнулась я.

Эрика злилась, и я подумала, что я сейчас не в том состоянии, чтобы еще больше ее бесить. Лучше ответить правду.

— Она видела, как я делаю всякое, чтобы прийти в себя. Трусь щекой о стену, глажу асфальт, нюхаю полынь. Сигарета тоже работает. — Я помолчала и все же решилась задать вопрос: — А ты как возвращаешься в реальность? Ну, после того, как побываешь в чьей-то голове?

Эрика вскинула голову.

— Трахаюсь с твоим братом, — ответила она резко.

Ну и пожалуйста, подумала я, хотя сильно в этом сомневалась. Что-то их с Коди, конечно, связывало, но вряд ли это.

Не дождавшись от меня реакции, она снова задала вопрос:

— Ты правда подключилась без стимулятора?

— Правда. Его не успели привезти.

— Зачем? — Эрика остановилась и посмотрела на меня. — Зачем ты вообще согласилась? Ты тупая? Или ты самоубийца? Или ты не понимала, что с тобой происходит?

— Хольт приказал.

Эрика покрутила пальцем у виска.

— А ты не могла сказать, что у тебя не получается?!

— Времени было мало. А он сказал, что мы это можем. Что ты можешь. Это правда?

Эрика помолчала.

— Я смогла один раз, — сказала она наконец, и голос ее звучал без прежней неприязни. — В лаборатории. Сначала они снижают дозу стимулятора, а потом пробуешь подключаться чистой.

Она снова замолчала, и я уже думала, что на этом разговор окончен, но она вдруг призналась.

— Это было очень больно. Думала, мозг наизнанку вывернется. И я так ничего тогда и не сделала. Даже не смогла передать цифры.

— Да, мне тоже не понравилось, — кивнула я.

— Но ты же его все-таки остановила.

Из уст Эрики такие слова были равносильны признанию в любви.

Я решила, что это хороший случай узнать побольше о том, что тут творилось до меня. Если я спрошу сейчас, после того, что случилось, это не будет подозрительно, так ведь?

— А Петер… он часто так срывается на окружающих?

Эрика покачала головой.

— Нет. Детлеф прав, он очень спокойный, себе на уме.

— А вообще такие случаи бывали? Чтобы наши слетали с катушек и кого-то калечили?

Эрика остановилась и повернулась ко мне с недоброй улыбкой.

— Ты знаешь. Ты же и так знаешь, правда?

— Нет, не знаю. Иначе бы не спрашивала.

Она усмехнулась.

— Ну да, конечно! А я-то подумала, что ты решила стать нормальной, раз нам предстоит работать вместе.

— Да не знаю я ничего!

— Отлично. Не знаешь? Хорошо. Да, это был Коди, и да, я опоздала. Но я все равно буду его медиатором, поняла? Все, я доставила тебя к медикам. А теперь вали.

Она толкнула меня в плечо — не сильно, но ощутимо, — и ушла. А я осталась с полнейшей кашей в голове.