Голос Вессема. Радиомолчание

Глава 8

С Коди я увиделась лишь утром, на завтраке, и то мельком. Олли оставила меня на ночь в желтой зоне, утром освободила от обязательной часовой тренировки, но на завтрак я пришла позже всех, даже позже Петера, который сидел один, смотрел в тарелку и на попытки с ним заговорить не реагировал. Я порадовалась, что с ним все в порядке, и подсела к Коди и Детлефу, но уже через минуту они поднялись. Сегодня модификанты тренировались отдельно.

— До вечера, — кивнул мне Коди и пошел к выходу.

Детлеф двинулся было за ним, но остановился и повернулся ко мне.

— Слушай, — сказал он, — насчет того, что я тебе сказал… Про меня и Эрику…

— Я — могила, — кивнула я.

— Да нет, это, в общем, бред какой-то. Я уже ночью прокрутил в голове то, что говорил тебе тогда… Я вообще-то так не думаю. Это ее выбор, и Коди классный, и вообще, мы расстались давным-давно. Честное слово, я обычно не такой придурок.

— Просто забудь, — посоветовала я, но мысленно сделала пометку.

Всю ночь меня никто не беспокоил, и у меня было время обдумать то, что случилось. Девушка с минус второго этажа явно лежала там уже кучу времени. Заклеенные глаза, все эти трубки, которые к ней подключены — здоровые спящие люди так не выглядят. Те солдаты из отделения Дале, которых избил Петер, и то смотрелись лучше.

Но — в этом я была уверена — мозг девушки работал. Она почувствовала нас обоих, она попыталась связаться с Детлефом и заставить его что-то делать, она смогла воздействовать даже на меня, хотя я так и не поняла, чего именно она добивалась. Но она не обрывала связь, пока мы сами не ушли слишком далеко.

Девушка хотела с нами пообщаться.

И если Детлеф прав, если два медиатора не могут подключиться к одному человеку, то ее воздействие, ее серый туман — это какой-то иной тип связи. Может, она и была медиатором, раз у нее есть имплант. Но точно давно превратилась во что-то другое.

Я покосилась на Петера. Он все так же ковырял еду и на занятия не спешил. Я подхватила тарелку и пересела к нему.

— Привет.

Петер бросил на меня быстрый взгляд и снова отвел глаза.

— Расслабься, — попыталась я его успокоить. — Ты никого не убил, они все живы.

— Тебе не обязательно со мной разговаривать, — сказал он.

Я прищурилась. Так. Он не из-за драки расстроен? А из-за чего тогда?

— Когда я была в твоей голове, там был полный хаос, — медленно проговорила я, следя за его реакцией.

И заметила отклик. Ему почему-то было это важно — что я там увидела. Времени обдумывать причины не было, и я ринулась в этот разговор, как в холодную воду с моста.

— Это сложно описать. Но это как если бы тебя кинули в смерч. Обычно там не так. Обычно я чувствую себя… космическим объектом. Чем-то таким в невесомости. Это странное ощущение. Но тогда, на полигоне, это было…

Петер смотрел на меня, не отрываясь.

— Больно? — спросил он напряженно.

Я сделала глоток кофе. Этого времени мне хватило, чтобы вернуться на две недели назад. Мы сидели с Коди и Детлефом, я рассказывала им про то, как воспринимаю их сознание. Эрика молчала, и Детлеф сказал, что она никогда ничего такого не рассказывала. Петер сидел поодаль и, казалось, не слушал. Потом мы к этому не возвращались. И вряд ли тут дело лично во мне. Ему что, так важно, каким его видят медиаторы?

— Нет. Там нет боли и нет зрения или еще каких-то чувств. Но если бы были — то да, это было бы больно.

Я почувствовала, как меня снова скручивает это ощущение, всегда возникающее в присутствии Петера. Я убрала руки под стол и сжала кулаки. Только бы он не заметил.

Потому что тогда, на полигоне — он точно заметил. И, вероятно, из-за этого и сорвался.

— А ты? — спросила я. — Что ты чувствуешь, когда мы подключаемся? Это больно?

Он покачал головой.

— Тогда приятно?

— По-разному, — ответил он наконец.

— Расскажи, — попросила я. — Коди не скажет мне правду, если она неприятная. А Детлеф всегда несет какую-то чушь, не поймешь, всерьез или нет.

Я видела, как лицо Петера оттаивает, и сжимала кулаки все сильнее. Как же мне хотелось просто встать и уйти под любым предлогом! Но мне нужно разговорить Петера, мне нужно, чтобы он доверял мне.

— Иногда это как мерцание, — сказал он неуверенно. — Как будто что-то такое внутри головы. Иногда — как будто шелест. А иногда кажется, что тебе нож в голову всадили. Только это не больно. Другие ощущения.

— А от чего это зависит? От настроения, или там от времени суток? Есть разница? Когда я шелест, а когда нож? — спросила я с набитым ртом.

Петер покачал головой.

— Нет, — сказал он. — От каждого медиатора всегда одни и те же ощущения.

Я подняла на него глаза, забыв, что нужно проглотить еду. Петер тоже уставился на меня, поняв, что он проболтался.

От одного медиатор ощущения всегда одни и те же — но он перечислил три разных чувства. От трех разных медиаторов.

Мы застыли, глядя друг другу в глаза и не понимая, что сказать. Я не могла открыто признаться ему, что ночью видела девушку в подвале, а он точно ни за что не расскажет мне, что за медиатор был тут до меня и Эрики.

Затянувшееся молчание прервал сигнал «лексона». Мы с Петером синхронно посмотрели на запястья.

— Мне пора, — сказал Петер.

— А меня вызывают в желтую зону, — кивнула я и вылила в себя оставшийся кофе. — И не переживай. Ты никого не убил.

***

— Итак, — очень спокойно проговорила доктор Эйсуле, — вчера ты почувствовала головную боль настолько сильную, что рядовому Керефову пришлось нести тебя на руках, но никто не подумал сообщить об этом мне.

Олли выглядела особенно бледной. Я заметила, что руки у нее подрагивают. Очкастый парень, имя которого я никак не могла запомнить, старался держаться в стороне и не отсвечивать.

— Скажи, — улыбнулась мне Эйсуле, — ты нарочно саботируешь проект? Или у тебя просто не хватает ума понять, насколько важна эта работа?

Я больше не могла смотреть ей в лицо, поэтому уставилась на ее пальцы. Они были длинные, с коротко остриженными ногтями, и дочерна загорелые. На безымянном пальце я заметила едва различимый светлый след.

— Рядовой Керефов перестарался, — сказала я. — Все было не так плохо. Обещаю, больше этого не повторится.

— Не так плохо, — задумчиво протянула женщина. — Напомни, Реталин, когда ты успела получить специальность нейробиолога?

Я впилась ногтями в ладони. Это ради Коди, напомнила я себе. Ради Коди я могу потерпеть и не послать ее к черту прямо сейчас.

— В сканер, — скомандовала Эйсуле, не дождавшись от меня ответа.

Я полезла в сканер. Олли выдохнула и принялась крепить электроды к моей голове. Минуту спустя сверху опустилась крышка, отрезая меня от остального мира.

Некоторое время я ничего не слышала, потом раздался голос доктора Эйсуле — она негромко раздавала какие-то указания своим ассистентам. Хлопнула дверь, и я узнала шаги доктора Ланге. Снова воцарилась тишина.

— Не стойте над душой, — услышала я наконец раздраженный голос Эйсуле. — Сядьте и смотрите, если хотите.

Послышался звук отодвигаемого стула, и снова все стихло.

— Что это? — спросила вдруг Олли, когда я уже начала дремать. — Я такого еще не видела.

Сон как рукой сняло.

— А я видела, — вздохнула доктор Эйсуле. — Вылезай, Реталин.

Крышка начала подниматься, и я села в своем саркофаге, пытаясь разобрать бубнеж герра доктора.

— Хватит, — резко оборвала его Эйсуле. — Хватит ваших заигрываний с нейрогенезом. Вы видели таф-ритмы? Все, достаточно!

— Она сумела подключиться без стимулятора, мы на верном…

— Идите к черту! — рявкнула доктор Эйсуле, и я вздрогнула. — Реталин! Ты приросла к этому сканеру?

Я поспешила натянуть комбинезон и подойти к ней.

— Вы за это ответите, — зловеще пробормотал Ланге и вышел.

— Отвечу, отвечу. Ольга!

Олли вздрогнула.

— Долго ты будешь на меня смотреть?

Олли метнулась к шкафу у дальней стены, приложила запястье к считывающему устройству.

— Сядь, — раздраженно сказала мне Эйсуле, тонким пальцем указав на кресло с фиксаторами. — У тебя не мозг, а швейцарский сыр. Неудивительно, что ты не можешь запомнить и выполнить простейшие требования.

Это ради Коди, повторила я в сотый раз.

— У меня есть лекарство, но проблема в том, что оно не проходят гематоэнцефалический барьер. Хотя ты вряд ли знаешь, что это такое. Просто знай, что я введу антидот, — раскосые глаза доктора Эйсуле смотрели, казалось, прямо мне в душу, — напрямую в твой мозг. Будет немного больно.

Я сглотнула.

— А можно хотя бы под наркозом?

— Конечно, — ответила она с сарказмом. — Давай смешаем экспериментальной лекарство с наркозом, что может пойти не так? Заур, что ты стоишь как столб? Ждешь, пока явится Ланге с подкреплением?

Заур — вот, оказывается, как зовут очкарика — подошел ко мне и принялся закреплять фиксаторы. От ужаса меня почти парализовало, и я не сопротивлялась.

— Чертов придурок, — бормотала себе под нос доктор Эйсуле, — мясник, ему бы только конечности менять.

Очкастый парень положил руку на мой затылок и нагнул голову вперед. Теперь я видела только ноги: ярко-голубые кроссовки (очкарик, Заир или как его), резиновые шлепанцы с мультяшками (Олли) и тяжелые черные ботинки (доктор Сагитта Эйсуле). Я зажмурилась и вцепилась в подлокотники.

Не знаю, чего я ожидала. Наверное, что они возьмут огромную иглу и воткнут мне в темечко. Но я почувствовала прикосновение к шее, там, где уже была металлическая пластинка. Давление усилилось, стало и правда больно. Олли успокаивающе погладила меня по плечу.

Это ради Коди, сказала я одними губами.

Мне захотелось заплакать или даже скорее захныкать.

В затылке нарастало странное ощущение — будто через шею в голову поднимается густая холодная жидкость. Почему-то вдруг стало очень сложно сжимать кулаки и жмуриться. Мышцы расслабились, Олли поддержала меня, чтобы я не слишком заваливалась вперед. Мультяшки на ее шлепанцах расплылись.

— Готово, — произнесла доктор Эйсуле. — Положите ее куда-нибудь.

Я почувствовала, как очкастый парень (опять его имя вылетело у меня из головы) поднимает меня.

— Да не здесь! — прикрикнула доктор Эйсуле. — Возьми кресло, перевези ее в свободную палату, господи, с какими идиотами приходится работать.

Меня усадили обратно, очкастый вышел, шлепанцы Олли тоже пропали из поля зрения.

Мне было хорошо и спокойно.

— Реталин, ты меня слышишь? — спросила Эйсуле, заглядывая мне в лицо.

Я что-то промычала.

— В ближайшие два часа тебе лучше не двигаться. Лежи, можешь спать, но не вставай и не напрягайся. Это ты сможешь сделать?

— М-м-м, — согласилась я.

Доктор Эйсуле закатила глаза и вышла. Очкарик и Олли пересадили меня в кресло-каталку и куда-то повезли. Я плохо понимала, что происходит вокруг меня, все расплывалось. Вот я еду по коридору, вот я лежу, вот тень на потолке превращается в лису и начинает перебирать лапами…

Часа через два я наконец стала соображать более ясно, но, следуя полученным инструкциям, старалась не шевелиться. Во всем теле чувствовалась слабость, но странным образом это не пугало и не раздражало. Если бы еще Коди пришел меня навестить, подумала я, было бы совсем здорово.

Стоило этой мысли оформиться в моем сознании, как дверь открылась, и вошел Коди.

— Рета! — обрадовался он. — Мне сказали, что ты здесь, но не объяснили, что случилось.

— Привет, — я протянула к нему руки.

Слова давались тяжело, язык не слушался, и я как-то странно растягивала слова.

— Ты что, под кайфом? — подозрительно спросил Коди, беря меня за руки.

— Может быть, — не стала я исключать. — Мне вкололи штуку. Прямо в мозг — пщщщщ!

— А! — понял Коди. — Лекарство этой тетки-доктора для таких, как мы. Мне тоже такое дают.

Он сел на мою кровать.

— У меня минут десять, Хольт снова тащит нас на полигон. Представляешь, его отсюда не выперли.

Честное слово, я не собиралась говорить о том, что происходило в кабинете полковника Валлерта, но контролировать себя не могла.

— Это я, — сказала я с улыбкой, — я им сказала, что он хотел меня остановить, но я не послушалась.

— В каком смысле? — не понял Коди.

— Они меня спросили, и я сказала.

— Что спросили? Что сказала?

— Спросили, буду ли я подавать жалобу.

— Какому жлобу? Рета, честное слово, лучше б ты была обдолбанная.

— Да не жлобу, — видимо, я и правда говорила будто с набитым ртом. — А жа-ло-бу. А я сказала — не б-буду. Потому что он мне сказал остановиться. А я — нет.

Коди неверяще смотрел на меня.

— Черт возьми, Рета, у тебя был шанс избавить нас всех от этого кретина! — простонал он. — И ты им не воспользовалась?!

— Это нечестно.

— Да какая, на хрен, разница! — Коди вскочил. — Зачем ты его выгораживала? Ты же знаешь, как он всех тут задолбал, ты же его сама терпеть не можешь!

— Не-чест-но, — повторила я.

— К черту, — махнул рукой Коди. — Я тебя вообще не понимаю. Что с тобой случилось за эти полгода? Мы же всегда были на одной стороне! Все, я пошел, а то опоздаю, а Хольту насрать, кого я тут проведывал, заставит бежать лишние десять километров. Спасибо тебе, сестра! От всего нашего отделения огромное вот такое спасибо!

Он провел руками по лицу, будто умылся, бросил на меня еще один взгляд и вышел.

***

Следующие два дня ко мне никто не приходил, только Олли, да пару раз заходила доктор Эйсуле. Олли говорила, что ко мне просто никого не пускают, но я не была уверена, что она говорила правду. Так или иначе, у меня оказалась целая куча свободного времени, чтобы подумать.

Ссора с Коди меня угнетала. В тот момент я была уверена, что поступаю правильно — но почему тогда я ничего ему не рассказала? Надо поговорить с ним, попробовать объяснить, но для начала неплохо бы объяснить все это самой себе. Какое мне дело до сержанта Хольта, до Анне Маноа, до Владимира Джехоны, какое мне дело до всех людей, которых я едва знала и не больно-то любила?

Когда вечером второго дня доктор Эйсуле еще раз прогнала меня через сканер и сообщила, что утром я могу переселяться обратно в зеленую зону, я возликовала. Завтра утром за завтраком я постараюсь поговорить с Коди. Мы не можем поссориться на самом деле, мы же самое важное, что есть друг у друга. Я постараюсь ему объяснить, и он поймет. Он всегда понимает.

Но утром случилось событие, которое отодвинуло все мои планы.

Едва я взяла на раздаче свой поднос, дверь открылась, и в столовую, прихрамывая, вошла девчонка — половина лица ее была скрыта под повязкой, искусственную ногу поддерживала какая-то странная конструкция, закрепленная поверх штанины, одежда в нескольких местах топорщилась — под ней тоже был металл. Она быстро дохромала до нашего стола и уселась напротив Петера.

— Ну привет, — громко сказала она и, наклонившись, хлопнула его по плечу. — Без обид, дружище, да?

Это же та девчонка из группы Дале, сообразила я. Надеюсь, она на него не кинется.

Я быстро подошла и села рядом. Коди оказался по другую сторону от нее, и они с Детлефом с интересом наблюдали за происходящем, нисколько не беспокоясь. Эрика едва удостоила новенькую взглядом.

— Привет, — повернулась ко мне девчонка. — Это ты та телепатка, которая его тормознула, да?

— Это не телепатия, — пробормотала я. — Не называй это так.

Я однажды произнесла слово «телепатия» в присутствии Эрики, так она потом два дня надо мной издевалась.

— Да какая разница! — отмахнулась девчонка. — Ты скажи, это ты или не ты?

— Это я, — согласилась я обреченно.

Девчонка неожиданно подалась ко мне и обняла.

— Спасибо, — сказала она с чувством. — Век не забуду.

Я попыталась отстраниться. Девчонка отпустила меня и встала.

— Ну, до встречи, — объявила она. — Меня пока не выписали, но скоро я буду с вами!

Она вскинула кулак и, сильно хромая, двинулась к двери. Я проводила ее взглядом. К ребятам из группы Дале она так и не подошла.

Я повернулась к Коди, но он едва слышно говорил что-то Детлефу и на меня не смотрел. Сейчас они закончат, и я ему скажу.

Но я не успела ничего сказать. Мой «лексон» завибрировал, и на экране появилось требование явиться в желтую зону, в кабинет доктора Эйсуле.

Я постучала по экрану — наверняка это ошибка, я же только оттуда, — и заметила, что Коди занят тем же самым — смотрит на запястье, хмурится и стучит по стеклу.

— Меня вызывают в желтую, — сказал он Детлефу. — Пойду.

— Меня тоже, — я вскочила, но передо мной неожиданно возникла Эрика.

— Значит, ты отмазала Хольта, — сказала она с неприятной улыбкой.

И сказала достаточно громко — ближайшие к нам ребята из группы Дале повернулись и стали прислушиваться.

— Не твое дело, — сказала я сквозь зубы. — Дай пройти.

— Выбиваешься в любимчики? — усмехнулась она, не двигаясь с места. — Зря стараешься, он тут мало что решает.

Я покачала головой. Ох, Коди, и что ж ты стал таким болтливым!

— Или ты думаешь, — продолжила Эрика, и я спиной чувствовала, как все больше людей на нас смотрят, — что он сможет выкинуть кого-то из программы?

В голосе ее послышалась угроза. Она боится, поняла я. Боится, что выкинут ее. Знает, что проигрывает мне как медиатор. Вот к чему этот разговор.

Мой браслет снова завибрировал, и я подняла руку.

— Дай пройти, — сказала я. — Меня ждут в желтой зоне.

— Прошу, — насмешливо сказала Эрика и сделала шаг в сторону.

Стараясь не сутулиться и не ускорять шаг, я пошла к выходу. Неприязнь буквально висела в воздухе, даже Детлеф смотрел на меня с осуждением. Кажется, Хольта тут ненавидят вообще все. Может, я и правда зря не подала жалобу? Я ведь на базе недавно, мало ли, что он тут всем устраивал… Впрочем, жалеть поздно, сделала и сделала. Главное сейчас — догнать Коди и поговорить с ним.

Но догнать Коди не получилось, до кабинета доктора Эйсуле я дошла одна.

— Доброе утро, Реталин, — поздоровалась она, когда я вошла. — Как самочувствие? В порядке?

Не хуже, чем час назад.

— Так точно.

— Сегодняшние занятия на полигоне отменяются, надвигается ураган, — сказала она, стоя ко мне спиной и перекладывая какие-то бумаги на столе. — Поэтому мы поработаем в лаборатории с утра. Ты же не против?

А если против, меня, надо думать, отпустят кино смотреть.

— Никак нет.

— Вот и прекрасно. Садись.

Я подошла к знакомому креслу и села, ожидая, пока появится Олли или очкарик на букву З. Но закреплять фиксаторы принялась сама доктор Эйсуле.

— Сегодня у тебя новое интересное задание, — сказала она. — Тебе нужно установить связь сразу с двумя людьми. И я совершенно уверена, что ты сможешь это сделать. Может быть, на это понадобится время, поэтому я дам тебе около получаса, чтобы освоиться. Потом, на второй дозе, будем работать с информацией.

От ее улыбки меня передернуло.

— Доктор Ланге считает, что я напрасно вмешалась в те деструктивные процессы, которые происходили в твоем мозге. Но я уверена, что ты все же сможешь, — она выделила это слово интонацией, — работать в прежнем режиме.

Она ждала от меня какого-то ответа, но я уцепилась за первую часть фразы. Два дня, что я провела в желтой зоне, она почти не появлялась, и я не могла спросить ее о том, что волновало меня больше всего.

— Так вы меня вылечили? — спросила я с надеждой. — Тот доктор в Чарне сказал, что я умру через год или полтора — но этого не случится, да?

— Не случится, если ты будешь работать в нашем проекте, — сказала доктор Эйсуле, глядя мне в глаза. — Лекарство экспериментальное. Оно останавливает то, что с тобой происходит, но лишь на время. Инъекции надо будет делать регулярно. Но не волнуйся, я буду следить за твоим состоянием и делать все, что нужно. И для тебя, и для твоего брата. Очень удачно, что вы оба здесь, верно?

Я очень надеялась, что мое лицо выражает только радость, потому что внутри, вокруг сердца, казалось, завязался узел, и с каждым словом он затягивается сильнее и сильнее. Лекарство доктора Эйсуле не лечит нас. Оно только временно останавливает то, что с нами происходит. И стоит нам с Коди сбежать отсюда — все будет так, как говорил Кару. Он называл это «энцефалопатия», а я говорила — «паршивая смерть». Но это одно и то же.

Я почувствовала, что мне не хватает воздуха, и опустила голову, стараясь дышать на счет, но вдохи получались какие-то прерывистые, как всхлипы.

Я не смогу вытащить отсюда Коди, поняла я. Я не смогу сбежать и забрать его с собой, зная, что этим обрекаю его на смерть. Мы должны остаться здесь, всю жизнь работать на доктора Эйсуле, делать все, что она говорит, чтобы она продолжала колоть нам свое лекарство.

Я никогда не увижу Эме, не узнаю, смог ли Борген Кару вылечить Тенну и как дела у Анне Маноа, не заберу Лиру, не скажу Марко, что, может, я его и прощу, не поговорю с Нико.

Никогда больше не смогу поцеловать Ди.

Сколько времени он будет ждать меня и держать комм Нико включенным, прежде чем поймет, что я не вернусь?

— Готова, Реталин? — спросила она.

Я подняла на нее взгляд.

— Готова, — кивнула я и вытянула руку, подставляя ее под инъектор. — Я смогу установить связь с двумя людьми.