Голубая кровь (СИ)

Группа Риска, ходившая между слугами, рабами, военными и запоздало прибывшими пожарными, услышала немало нелестных слов в адрес императора Викула и его приближённых. Разумеется, всё это говорилось тихо, шёпотом, но вывод напрашивался один — императора в Ауленте недолюбливали. Правление Викула I терпели только потому, что Тера считалась отдалённой планетой, и заниматься интересами народа тут было некому. Может, потому многие и одобряли поведение Лэс-Теры, так как она порой делала то, что другие боялись совершать открыто, хотя так называемая «справедливость Лэс» иногда становилась слишком уж строгой и приносила убытки.

Вот и сейчас, глядя на пожар, некоторые тешили себя мечтами о том, что его устроила Лэс, и гасить пламя никто не спешил. Да в общем-то и тушить этакое пожарище было уже бесполезно, так как особняк состоял в основном из дерева и пластика.

Группа Риска, наблюдавшая эту сцену, тоже ничего не могла сделать, но внимательно следила за садом и лесом, окружавших дворец. Если этот пожар устроила Лэс, то она должна находиться рядом.

Особняк уже горел весь, когда на первом этаже из окна, с треском разбившегося от жара огня, выпрыгнул чёрный конь. Его всадницу сразу узнали все — это была Лэс-Тера. Но ни лошадь, ни Лэс, выйдя из огня, не горели. Их даже слегка не тронуло пламя.

Впрочем, подобному фокусу наездницы в чёрном мало кто удивился — люди давно привыкли к тому, что от неё всего можно ожидать, и никто не пытался объяснить, как она это делает. А для чего она такое вытворяет, вообще никто даже предположений не выдвигал. Её выходки уже многих утомили. Казалось, аулентская толпа все чаще говорила своим поведением в адрес Лэс: «Пусть делает что хочет, нет смысла прикладывать усилия в борьбе с ней». Её всё чаще стали игнорировать, как неуправляемое, но неизбежное стихийное бедствие, которое нельзя предотвратить и которому бесполезно противостоять. Вот только равнодушие людей никак не отражалось на самой смутьянке, она не игнорировала обитателей Аулента. Ей было всё равно, обращают на неё внимание или нет, она преследовала свою, никому неведомую цель.

Вороной конь остановился на секунду у особняка, и Лэс посмотрела на пылающее здание, словно желая убедиться, что оно горит хорошо. Порыв ветра откинул полу длинного широкого плаща, и все увидели, что на руках Лэс держала что-то белое, резко выделявшееся на фоне её чёрной одежды.

Послышался плач ребёнка.

— Это моя дочь! — крикнула императрица Ида, и побежала к Лэс, но её удержали служанки от этого опрометчивого поступка, считавшие, что к той лучше не подходить близко.

Чёрная всадница, бережно придерживая ребёнка одной рукой, направила коня к лесу, не обращая внимания на людей, уже собравшихся начать облаву на неё.

Лэс-Тера ещё не успела достичь леса, когда навстречу ей из зарослей неспеша выехала Чайка. Она вела себя спокойно и уверенно, видимо, не сомневаясь в своих силах и не испытывая страха пред грозой всего Аулента. Обе всадницы остановились шагах в двадцати друг от друга. Лошадь Чайки, видя пожар и чувствуя запах дыма, беспокойно прядала ушами и слегка переступала с ноги на ногу. Фауст Лэс-Теры стаял неподвижно, ни толпа людей, ни пожар не могли вывести его из равновесия и заставить чего-то бояться.

Группа Риска ринулась к Лэс-Тере, но она, заметив их движение, занесла кинжал над ребёнком.

— Ни шагу, иначе я убью её! — пригрозила Лэс, не повернув даже головы в сторону людей.

Группа Риска остановилась, так как ребёнок не должен был пострадать. В их планы входила поимка Лэс-Теры, но только не за счёт чьей-либо жизни. Никто из людей не сделал попытки приблизиться к Лэс, они только молча наблюдали за ней и Чайкой. Их не часто видели одновременно обоих, но ещё никогда не видели их так близко друг к другу. И, тем не менее, появление Чайки вселило во всех спокойствие и надежду, что ничего страшного сегодня больше не произойдёт. Она ещё никогда и никому не сделала ничего плохого и, чего нельзя было сказать о Лэс-Тере, её поведение всегда оставалось стабильным и предсказуемым.

Артур, воспользовавшись случаем, с особым вниманием вслушался в негромкий голос Лэс-Теры, доносившийся до него, пытаясь припомнить такой же ли он у Нейман де Эриндо. Он должен был удостовериться в своих догадках или развеять их. Похожи ли их голоса? Вроде нет… или всё же, да? Что-то общее явно было…

Несколько секунд обе всадницы молча смотрели одна на другую, а люди на них.

— Лэс, не надо этого делать, — произнесла Чайка, и жители Аулента впервые услышали её голос. — Довольно этой войны.

— Уйди и не мешай мне, — мрачно отозвалась Лэс глухим голосом, она не хотела зла белой всаднице, но и отступать от своего тоже не желала.

— Ты никогда не была убийцей. Зачем тебе жизнь этой девочки? Ведь ты мстила исключительно тем, кто тебя преследовал, и наказывала только виновных.

— Я не собираюсь убивать это дитя. Но теперь я буду делать и брать то, что хочу. Эту девочку я не убью, если аулентцы и Группа Риска не сделают попыток задержать меня. Малышка останется со мной, и я её воспитаю так, как посчитаю нужным.

— Зачем тебе это?

— Потому, что я так решила.

— Ты становишься жестокой, Лэс-Тера. Ведь ребёнок не лошадь и не пантера, с ним нужно знать, как обращаться. Подумай к тому же о её матери. Императрица Ида добрая женщина, она не жестокая, как император, и не устраивала за тобой охоту. А если ты заберёшь девочку, то в первую очередь будет страдать она. Люди не все любят тебя, Лэс, это правда, но, может, именно эта девочка будет тебе благодарна за то, что ты спасла её из огня…

— … и сожгла её дом! — с сарказмом закончила Лэс-Тера, и уже с оттенком угрозы добавила: — Ты мне надоела. Твои миротворчество и бесхарактерность переходят все границы. Это смешно. Уйди с моей дороги и не заставляй меня взяться за оружие. Пойми, этому городу нужен кнут, а не пряник. Люди, живущие здесь, понимают только силу оружия и им чужд голос разума. Это девочка будет более доброй и милосердной, вырастая с дикими зверями, чем с существами, называющими себя людьми. Люди убивают не только животных, но и друг друга, а зверь никогда не убьёт своего сородича ради наживы или мести. В этом отношении регетарки и то более законопослушны, чем те, кто называют себя венцом творения.

— Лэс, ты не разобралась, как следует, в логике и мышлении людей! — разволновавшись, о чём свидетельствовали её жесты, пыталась всё же воззвать к Лэс Чайка. — Часто они действуют под давлением обстоятельств. Ты же судишь обо всех, понаблюдав только за единицами. Да, они не все одинаковы, поверь мне, но и среди них есть хорошие люди.

— Я в этом сомневаюсь, — произнесла Лэс, её голос уже не был жестоким, но она говорила с горечью и непримиримостью. — Многие матери бросают своих детей на произвол судьбы, но ни один зверь так не поступит. Эта девочка тоже не будет счастлива в мире людей. Император любил бы сына и наследника, но зачем ему дочь? Кода появится наследник, все станут восхищаться только им и заботиться исключительно о нём. Тогда эта девочка, даже если она ещё будет жить во дворце, окружённая роскошью и слугами, начнёт чувствовать себя одинокой и не нужной, обделённой родительским вниманием. О ней будут заботиться лишь постольку, поскольку она дочь императора, но тепла вокруг неё не будет, только сплошное лицемерие, обусловленное этикетом. Слуги и подруги у неё будут только потому, что им станут платить за их работу, а не потому, что они любят её. Ей станет тоскливо от всей этой роскоши, а, оставшись со мной, она никогда не будет одинока и покинута. Я сделаю её такой, какой не сумела стать сама.

— Но ты подвергнешь её и себя большой опасности, — возразила Чайка. — Даже если ты сейчас уйдёшь, за тобой по пятам кинется пол-Аулента! Лэс, это правда, и ты это знаешь. Ты сможешь очень долго пробыть в седле, но девочка слабая и она погибнет.

Лэс посмотрела на попискивавшую малышку, которую держала на руках, и убрала кинжал.

Чайка спрыгнула с лошади и подошла к Лэс-Тере.

Люди стояли поодаль и не вмешивались.

— Отдай мне ребёнка, — мягко попросила Чайка.

Она стояла так близко к чёрной всаднице, что могла коснуться рукой головы её коня.

Лэс-Тера колебалась. Наконец, не проронив больше ни слова, она протянула девочку Чайке, а затем стремительно скрылась в лесу.

Ребёнок на руках у девушки в белом замолчал. Она повернулась к людям и сделала жест, подзывая императрицу Иду к себе. Мать девочки со всех ног побежала к ней, не веря своим глазам. Никто другой не сдвинулся с места, но взгляды большинства были устремлены в сторону леса, они не могли поручиться, что Лэс-Тера не передумает и не вернётся вновь.

— Лэс спасла твою дочь, — обратилась Чайка к императрице, — но сама вновь ушла в лес. Она очень переживает, так как не может уже отличить добро от зла, и в этом виноваты люди. Лэс запуталась в жизни и не может понять людей, ведь они совершают не закономерные, противоречащие друг другу поступки. С Лэс никого нет рядом, и в трудную минуту только она сама может защитить и спасти себя. Ей тяжело и больно от непонимания людей, оттого, что они устраивают облавы на неё, не пытаясь разобраться, что именно заставляет её так себя вести. Сегодня она вернула тебе дочь. Императрица Ида, теперь настал твой черёд помочь Лэс. Сделай всё, чтобы за ней больше не охотились, и, быть может, тогда она поймёт добрые намерения Аулента и перестанет отвечать набегами на вашу охоту за ней. Всё, что от вас требуется — сделать первыми шаг к примирению. Лэс-Тере необходимо несколько дней, чтобы разобраться во всём. Она умна и поймёт свою ошибку, если люди не станут её преследовать.

— Но кто она? Что ею движет? — отважилась спросить императрица.

В ответ та, попятившись, покачала головой:

— Об этом вы должны догадаться сами. Ответ прост и очевиден. Я подсказок не дам.

Не дожидаясь, пока изумлённая императрица опомнится и начнёт благодарить её и задавать ненужные вопросы о Лэс-Тере, Чайка села на своего коня и скрылась в противоположном от Лэс направлении.

Едва она уехала, как император что-то крикнул своим людям. Толпа народа у догорающего особняка, боявшаяся сделать лишний жест пока тут была Лэс-Тера, теперь пришла в движение. Кто-то оживлённо обсуждал происшедшее только что событие, другие поспешно решили вернуться в Аулент, третьи собрались вокруг императора. Не прошло и минуты, как три десятка человек во главе с Викулом I и дюжина собак бросились в погоню за Лэс, не обращая внимания на протесты императрицы Иды.

Артур протолкался сквозь толпу служанок и рабынь к императрице, которая готова была снова разрыдаться не то от радости за спасённую дочь, не то от опасения за судьбу Лэс.

— Что они хотят сделать? — спросил командир Группы Риска-III императрицу. — Ведь догнать Лэс невозможно, за это время она преодолела большое расстояние.

— На этот раз они её догонят, — ответила императрица с отчаянием. — Сделайте что-нибудь, их надо остановить! Если Лэс выйдет живой из этой передряги, а я в этом не сомневаюсь, то Ауленту придёт конец! Чайка права, мы сами провоцируем Лэс-Теру на агрессивное отношение к нам. Чем больше её преследуют, тем нетерпимее она к нам.

— Но как они могут догнать её? — спросил Том.

— У них не просто собаки. Это биороботы и их нельзя испугать именем Лэс-Теры. Они не знают усталости, хоть имеют кровь и плоть, и будут преследовать её до конца, пока не уничтожат. Этих тварей создали тайно и, наверное, из-за них Лэс подожгла особняк, но она не знала, что их сегодня ночью перепрятали, здесь их уже нет. Теперь Лэс конец, её ничто не спасёт.

Несмотря на всё случившееся, императрица Ида испытывала жалость к Лэс-Тере, которая была обречена. Да и слова девушки в белом не давали ей покоя.

— Мы должны спасти её, — сказал Артур и со своей Группой помчался вслед за охотниками.

Кони, купленные у Эриндо, оправдали свою репутацию самых быстроногих лошадей в Ауленте. Вскоре Группа Риска увидела императора и его свиту, ведущих целеустремлённую охоту.

Лэс-Тера, понурив голову и опустив поводья своего коня, медленно ехала по лесу. Чайка была права: Лэс не могла разобраться в людях и их противоречивом поведении. Почти каждый их поступок сбивал её с толку. Она не понимала, почему так происходит, но одно знала твёрдо — она н е т а к а я, как они…

Оказавшись на узкой тропинке среди густого старого леса, Лэс спешилась.

— Фауст, иди отдохни, я найду тебя после, — рассеянно сказала она лошади.

Фауст послушно удалился и помчался на пастбище, где обычно кормился.

Лэс-Тера в задумчивости шла по тропинке всё дальше. Её окружали густые заросли и вековые деревья, дававшие прибежище птицам и зверям. Здесь часто встречались хищники, но Лэс это не беспокоило, и она оставалась спокойна, так как поблизости не было людей. Людей, которых она не понимала. Людей, которые не понимали её.

Так она шла, пока инстинкт, выработанный годами, не подсказал, что ей что-то угрожает. Лэс остановилась и замерла. Прикрыв глаза, она прислушалась к голосу, понятному только ей одной. Он подтвердил только то, что ей и так уже становилось реальным — угроза существует.

Девушка в чёрном подняла голову вверх, затем огляделась по сторонам. Стояла тишина, не пели птицы и даже листья на деревьях не шевелились под дуновением хоть малейшего ветерка. Такое бывает только перед грозой. Всё было спокойно, даже слишком спокойно, но Лэс каким-то непонятным образом ощущала опасность. И тишина имела для неё свой голос, и к этому безмолвному предостережению стоило прислушаться. Она не могла понять, откуда приближается угроза, и это её стало беспокоить.

Ещё раз оглянувшись по сторонам, Лэс-Тера, не теряя спокойствия, не спеша и легко побежала по тропинке дальше, стараясь не греметь оружием. Пробежав около километра, она всё ещё ощущала опасность, которая, Лэс-Тера была теперь в этом уверена, гналась за ней. Чувство опасности начало перерастать в страх, как снежный ком в лавину, и она впервые в жизни ощутила панику. Лэс не отдавала себе отчёта в том, что происходит, ведь всё кругом было безмятежно спокойно. Тихо, как перед грозой…

Лэс снова остановилась и прислушалась. Если бы приближались люди, то были бы слышны голоса и топот коней, но сейчас стояла тишина. Её тревожила именно тишина. Лэс-Тера решила остаться здесь и встретить неведомого врага лицом к лицу. Она повернулась назад и, стоя на тропинке, стала ждать. Через минуту её чуткий слух уловил шорох чьего-то быстрого бега. Звук был тихий, и Лэс поняла, что это бегут не кони и не люди. Но кто же?

Пристально вглядываясь туда, где тропинка делала поворот, Лэс-Тера заметила силуэты бегущих животных, мелькающие среди деревьев. Вот они миновали поворот, и на тропинке показались три больших пса, идущих по следам Лэс. Они были ещё далеко, но она поняла, что это не дикие звери, а собаки. Лэс на секунду оторопела: ведь собаки уже много лет отказывались брать её след. Она сосредоточилась и послала бегущим животным телепатический сигнал страха. Обычно собаки, получив его, обращались в бегство, но эти трое никак не отреагировали на это предупреждение. Они были довольно близко, и Лэс-Тера взяла стилет и приготовила несколько кинжалов, готовясь отразить атаку, хоть убийство животных ей и претило.

Собаки, почуяв, что цель близка, с рёвом кинулись на Лэс, которая вынуждена была отбиваться сразу от трёх врагов, снабжённых кинжалообразными клыками и когтями.

Император со слугами мчался за своими собаками, которые уже давно скрылись из вида. Каждый из биороботов был снабжён датчиком, позволявшим узнать, где он находится. В руках император держал прибор, на котором сообщались данные о собаках. Охотники были полностью захвачены погоней, которая, как они знали, имела все шансы на успех и долгожданное освобождение от Лэс-Теры. Викул I был воодушевлён больше остальных и гнал вперёд своего коня, не обращая внимания на Группу Риска, требовавшую прекратить погоню.

Где-то впереди бежали с завидной скоростью собаки-биороботы, и они будут мчаться до тех пор, пока не уничтожат цель. Это были грозные и умные создания, но лишённые всякого воображения, а потому император хотел собственными глазами убедиться, что Лэс-Тера будет настигнута и уничтожена. Предвкушая долгожданную победу над своим врагом, он почти неотрывно следил за двенадцатью горящими лампочками на приборе. Они все погаснут только тогда, кода цель будет ликвидирована.

Внезапно три лампочки замигали и погасли.

Император подал знак остановиться.

— Три собаки настигли Лэс-Теру, — с триумфом объявил он своей свите, — она убита. Больше она не сможет вредить. Я же говорил, что эти биороботы решат нашу проблему!

Группа Риска увидела торжествующий взгляд императора.

— А теперь поедем туда и заберём собак, все двенадцать соберутся у места, где убита Лэс. Они нам, возможно, ещё пригодятся и в поимке Одинокого Убийцы, — император погнал своего коня дальше под восторженные и ликующие крики своей свиты.

Группа Риска решила следовать за ними до конца. Что-то подсказывало этой пятёрке, что убить Лэс-Теру не так-то просто. Во всяком случае, надежду они пока не теряли. Кем бы ни была эта загадочная чёрная всадница, она, сумевшая вырваться даже из института с его сложной охранной системой, могла найти способ избавиться и от собак. И какими бы мечтами о победе не тешил себя император, Группа Риска старалась трезво смотреть на ситуацию. Люди из Центра верили, что Лэс-Тера умна и осторожна, она смогла избежать многих ловушек и оставила в дураках не одну сотню следопытов, а значит и биороботы, главное преимущество которых сила и выносливость, не сумеют правиться с ней, на чьей стороне хитрость и уникальные способности.

Кони мчались между двумя стенами густого леса по узкой тропинке. Слуги императора и он сам никогда не были в этой части леса, так как боялись Лэс, но теперь страх отступил, и всадники время от времени весело и беззаботно переговаривались. Тропинка привела людей к развилке, и весёлые разговоры тут же прекратились.

Группа Риска, скакавшая позади, пробилась вперёд и увидела странную картину. Посреди тропинки лежал бездыханный пёс. Далее тропа переходила в две широкие лесные дороги и справа, под деревом, лежала ещё одна собака. Оба биоробота были в крови и не шевелились, их шкуры оказались сильно исполосованы холодным оружием и в прорехах то тут, то там виднелись тонкие приводки и микросхемы.

— У них ножевые раны, — сказал один из слуг императора, осмотрев биороботов, вышедших из строя.

— Погасло три лампочки, значит, где-то должен быть и третий, — произнёс Викул I.

Его люди неохотно слезли с коней, озираясь по сторонам не столько в поисках биоробота, сколько страшась внезапного нападения Лэс-Теры, которая вполне могла притаиться где-то рядом и в качестве ответной акции перебить их всех из какой-либо засады.

— Пошевеливайтесь! — прикрикнул император на свою свиту, его настроение резко переменилось в противоположную сторону. — Вы что, до завтра будете стоять как стадо трусливых баранов? И не думайте, что Лэс здесь, она сейчас, скорее всего, спасает собственную шкуру. Будь она тут, остальные биороботы тоже остановились бы здесь.

Этот довод немного успокоил слуг, и они двинулись в разные стороны. И в тот же момент они услышали что-то похожее на возню. Сверху на одном из деревьев висел ещё один пёс, но он не был мёртв и даже ранен. Его сняли с ветки, и все увидели, что на его голове большая вмятина.

— Его ударили по голове и повредили микросхемы, — догадался Артур. — Но почему ему вздумалось взобраться на дерево? И где Лэс-Тера?

Император с недоумением смотрел на место битвы, залитое кровью.

— Если этих собак уничтожила Лэс, то остальные продолжают погоню за ней, и они с ней разделаются, — император подал знак продолжить путь.

Лэс-Тера шла через густые заросли. Она почти не пострадала в стычке с биороботами, но чувство самосохранения подсказало ей, что лучше идти через чащу, чем по тропам. Она поняла, что люди всерьёз за неё взялись, и эти собаки не будут последними. Её предположения вскоре подтвердились, когда позади Лэс послышался шум продирающихся за ней собак. Биороботы бежали молча, но в этом молчании было что-то зловещее.

Принять новый бой в зарослях, мешающих свободно двигаться, значит заранее обречь себя на поражение. Нужно было срочно найти открытое место. К счастью, Лэс-Тера хорошо знала эти леса. Она изменила направление и вскоре вышла на поляну, как раз вовремя, чтобы успеть обернуться и, перед появлением собак, ещё увидеть тучу в небе и понять, что скоро совсем рядом начнётся гроза…

Где-то неподалёку бродила пантера — верный и надёжный союзник, но Лэс-Тера не хотела подвергать друга опасности и потому ждала своих преследователей одна. На этот раз собак было восемь, но Лэс всё так же хладнокровно встретила и этих, созданных руками человека, убийц.

Император, преследовавший цель убить Лэс-Теру, и Группа Риска, желавшая спасти ту же Лэс, скакали по следам собак. Кони храпели и плохо слушались, не то чуя впереди опасность, не то просто проявляя свой свирепый нрав. Это замедляло продвижение вперёд и очень злило императора, который начал нервничать, так как из леса доносились звуки, похожие на недовольное ворчание потревоженных хищников.

Ко всем препятствиям добавилась ещё и внезапная гроза. Когда появилась туча, никто не заметил, но ливень хлынул сильный и его сопровождал ветер. Мокрые ветки стали хлестать лошадей и те ещё больше озверели. Скинув двух незадачливых слуг, кони принялись их кусать и не растерзали только благодаря вмешательству Ратмира, умевшего усмирять разбуянившихся животных.

Буря кончилась четверть часа спустя, но погода этим не ограничилась. Мокрые и продрогшие всадники уже собрались продолжить путь, когда почву сотряс мощный толчок землетрясения. Кони испуганно заржали и не придумали ничего лучше, как встать на дыбы. Это дорого обошлось и им и их седокам: на скользкой после ливня дорожке тут же упали несколько лошадей, подмяв под себя людей. Животные не пострадали, но троим слугам понадобилась медицинская помощь. Так как другого врача, помимо Рэма, здесь не было, ему пришлось заняться пострадавшими.

Потеряв ещё четверть часа, и отослав часть свиты с ранеными в Аулент, император вновь продолжил погоню за Лэс-Терой.

Собаки ушли уже далеко, но сигналы с их датчиков ещё поступали, пока не кончилась гроза. Потом, одна за другой, в течение нескольких минут гасли лампочки. И вот осталась только одна, и дальнейший путь император продолжал, ориентируясь по ней. Этот маршрут уводил в густые заросли.

— Здесь наши кони не пройдут, — сказал Том.

— Тогда будем следовать дальше по дороге, пока не минуем этот участок, — решил император и пришпорил своего уставшего коня, не желая идти пешком.

Вскоре, оставив позади слуг, у которых были недостаточно резвые кони, император, двое его телохранителей и Группа Риска подъехали к небольшой поляне. Они увидели измятую траву, залитую кровью и ещё какой-то жидкостью. Вокруг лежало восемь биороботов, мёртвых или умирающих. У них были обширные раны, следствие работы терианского стилета Лэс-Теры.

— Неужели это никогда не кончится! — с отчаянием воскликнул император, сжав от злости кулаки и глядя на изувеченных биороботов, которые стоили очень дорого, а теперь были безнадёжно испорчены.

— Вы должны прекратить эту погоню, — в который раз потребовал Артур, — ведь Лэс живая и к тому же человек. Зачем эта травля? Вы представляете, что испытывает человек, когда его преследуют собаки, а затем кидаются на него и рвут живьём на куски? Лэс не глупа и, если уцелеет после такой травли, то её месть не будет знать предела, и мы не сможем решить всё мирным путём!

— Мне всё равно, что она чувствует, а в то, что Лэс-Тера человек, я вообще не верю, — злился император. — Пока уничтожены только одиннадцать собак и, быть может, последняя сможет с ней справиться. Лэс, после такой битвы, — он указал на поляну и валявшихся в лужах крови биороботов, — наверняка серьёзно пострадала. Оставшийся пёс расправится с ней, если она прежде не умрёт от ран.

— Вы не верите в то, что Лэс-Тера человек, но верите, что она не бессмертна? — спросил Том.

— Разумеется, — сказав это, император продолжил погоню, ориентируясь по последней горящей лампочке.

Лэс-Тера вышла победителем из той бойни с восьмью биороботами, но победа досталась ей дорогой ценой. Она получила много травм и силы покидали её. Врачи, увидев её раны, сказали бы, что она труп. Почему же Лэс не умерла и ещё не потеряла окончательно способность передвигаться — это знала только она сама. Она и ТА, которой она служила…

Повалив на землю последнего биоробота и с усилием поднимаясь на ноги, Лэс-Тера услышала гром. Гроза действительно началась и прошла совсем недалеко, но сюда доносился лишь свежий несильный ветер.

«Пожалуй, грозы будет маловато. Не ограничивайся только этим», — подумала Лэс-Тера, не обращаясь ни к кому конкретно.

Никто из биороботов больше на лапы не встал, но девушка в чёрном одеянии понимала, что радоваться ещё рано. А сил уже ни на что не осталось, вокруг неё рвалось что-то невидимое. Это было плохо, но ничего поделать она не могла. Лэс-Тера уже сомневалась, стоило ли платить такую цену за победу над несколькими бездушными биороботами. Возможно, она выиграла себе только лишний час жизни и не более, возможно, нужно было не испытывать судьбу, а просто у й т и. Уйти, как всегда. Но она заплатила э т у цену, и теперь она наравне со всеми.

Она не знала, чем кончится для неё этот день, но ещё один бой она не выдержит. Лэс-Тера истекала кровью и вместе с кровью её покидали не только последние силы, но и то, что у неё оставалось от человечности. Она уже не была ч е л о в е к о м. Сейчас Лэс в душе походила на дикого зверя, за которым устроили травлю. Много раз она спасала животных от браконьеров, но теперь она была одна и только сама могла спасти себя. Её ненависть к людям возрастала и Лэс была готова убить любого человека, даже если это всего лишь мирный крестьянин.

По земле пробежала словно судорога. Это была вибрация от землетрясения, случившегося где-то недалеко. Лэс восприняла это землетрясение как само собой разумеющееся и сказала по-привычке кому-то невидимому:

— Спасибо.

И пошла дальше.

Стиснув зубы, чтобы не стонать от боли, и сжимая стилет в руке, Лэс медленно брела к горам. Они были уже недалеко, и там она могла спрятаться от кого угодно. Но всем силам есть предел. Жизнь уходила с каждым шагом и Лэс вскоре, потеряв сознание, упала на краю поля. Последнее, о чём она успела подумать, прежде чем погрузиться на время в темноту, так это о том, что цена за победу в последней схватке была несправедлива завышена.

Несколько минут Лэс лежала без движения. В себя её привёл слух, уловивший ржание лошади. Это был не её конь.

Лэс-Тера приподнялась и огляделась. Она лежала на краю пшеничного поля, уже ставшего золотым от выспевших колосьев. Вокруг него стеной стоял густой старый лес, а слева прямо к полю примыкало небольшое пастбище. Там паслись несколько коров, овцы и — то, что сейчас больше всего интересовало Лэс — лошадь.

Этого коня Лэс-Тера видела не раз. Он принадлежал одной пожилой паре землян, живших уединённо в лесу и имевших ферму и небольшую мельницу. Лэс вспомнила, что её Фауст неподалёку и попыталась установить с ним телепатическую связь. Но от этого душевного напряжения у неё потемнело в глазах. Лэс была слаба и не знала, достиг ли её призыв о помощи Фауста, а между тем в любое время рядом снова могло послышаться рычание кровожадных биороботов. К тому же, довольно близко пролегала дорога, на которой в любую минуту могли появиться люди.

Лэс медленно, прижимаясь к земле, подползла ближе к пастбищу, оставляя после себя кровавый след. Пшеница была высокой, но Лэс-Тера знала, что видеть лошадь ей не обязательно, а позвать её у неё хватит сил.

Конь вдруг престал жевать траву, поднял голову и насторожился. Он ощутил присутствие кого-то, имеющего над ним власть. Лэс мысленно позвала коня, но тот перепугался и стал метаться. Он становился на дыбы и беспокойно ржал. Другие животные оторвались от еды и посмотрели на странное поведение лошади. Через минуту Лэс снова позвала его, и конь рванул в пшеничное поле. Он вёл себя так, словно боялся и не хотел идти, но что-то невидимое тянуло и звало его.

Лэс чувствовала, что теряет связь с животным, и сделала последнее усилие. Конь уловил мысленный сигнал добра, безопасности и ожидания помощи. Это его успокоило, и он рысью побежал к Лэс.

Лошадь осторожно приблизилась к Лэс-Тере и дала погладить себя по шее. Что-то тихо и успокаивающе шепча, девушка в чёрном заставила животное лечь и, собрав остатки сил, села на него. Затем конь встал, но в эту минуту от боли, вызванной резким движением, Лэс снова потеряла сознание. Единственное, что ей удалось при этом, так это не упасть обратно на землю.

Конь, не получив никаких указаний дальнейших действий со стороны своей необычной всадницы, направился домой.

Мельник занимался обычной ежедневной работой, когда увидел своего коня, идущего к дому. На лошади кто-то сидел, вернее лежал.

— Элизабет! — позвал мельник свою жену.

Вытирая руки о фартук, из дома сразу же вышла женщина. Она была удивлена не меньше мужа.

Конь подошёл к хозяину и остановился. На нём сидела Лэс-Тера, склонившись на шею коня. Её правая рука безжизненно свисала. Длинные волосы и плащ почти касались земли и, как и остальная одежда, были в крови. Лэс не подавала признаков жизни.

Муж и жена, оторопев, смотрели на свою лошадь.

— Это Лэс-Тера, — догадался мельник, с опаской оглянувшись по сторонам, — только она носит чёрную одежду. Но посмотри, она вся в крови и ранах.

— Раны у неё, похоже, очень серьёзные, — заметила женщина, озабоченно нахмурившись.

— Её всегда видели на чёрном коне, и она была неуловима. Что же произошло? В какую переделку она попала? И где наш конь её нашёл?

— Хватит задавать вопросы, — оборвала Элизабет мужа. — Лэс-Теру никогда не любили в Ауленте, но я и ты видели от неё только добро. Сколько раз она приводила нам заблудившийся скот домой и спасла тебя от регетарков, когда ты сам заблудился в лесу. Давай лучше отнеси её в дом, а я спрячу коня. Ведь если за Лэс-Терой погоня, а в этом можно не сомневаться, то эти варвары-аулентцы могут увидеть нашу лошадь, перемазанную кровью, и тогда они обыщут всё, чтобы найти Лэс.

Мельник осторожно снял Лэс-Теру с коня и понёс в дом, а его жена отвела лошадь в конюшню. Животное, к её немалому удивлению, вело себя на редкость спокойно.

— Как она? — спросила Элизабет, войдя в дом.

— Она без сознания, и я не могу найти пульс, — отозвался мельник с суеверным страхом. — Быть может, она не человек?

— Не мели глупости! — прикрикнула на него Элизабет. — Лучше пойди, отмой от крови нашу лошадь, а я сама позабочусь о Лэс. А то я вижу, ты боишься её больше, чем бешеных коней.

Мельник вышел. Он и правда, чувствовал себя тем лучше, чем дальше находился от этой непонятной особы, о которой никто ничего не знал.

Элизабет присела на край софы, стоявшей в большой светлой комнате. Лэс-Тера лежала неподвижно, судорожно сжимая в левой руке терианский стилет, так как правая была сильно изранена и явно недееспособна. Элизабет принесла тёплую воду и полотенце, чтобы промыть раны. Она сняла с Лэс-Теры вуаль и увидела бледное, как мел, лицо, однако оно имело правильные нежные черты, носящие явные признаки благородства. Отвага и суровость так же были присущи этой никому неведомой девушке. Она была из тех, кто не попросит о помощи или пощаде, но и сама милостью особо не отличается. Лэс было не больше двадцати лет.

— Ещё совсем девочка, а эти аулентцы сражаются с ней, как с дьяволом, — проворчала Элизабет и стала осторожно смачивать те места на одежде Лэс, где кровь засохла и ткань прилипла к ранам.

Раны находились в основном на руках, ногах и возле шеи. Одна была на голове, и кровь запеклась на волосах, смешанная с пылью и землёй. Левое запястье продолжало крепкой хваткой держать рукоять стилета. Даже смерть, казалось, не могла вырвать оружие из руки этой девушки.

Когда женщина осторожно промыла рану на голове, Лэс-Тера тихо застонала. Элизабет не чувствовала страха, пока та находилась без сознания, но теперь она отдёрнула руки от раны и, замерев, вглядывалась в лицо девушки, будто пытаясь определить, как она отнесётся к её заботам. Жене мельника показалось, что в её таинственной пациентке скрыто что-то большее, чем просто хрупкая человеческая жизнь. Лэс-Тера приходила в себя, и вместе с тем в комнате как будто вибрировал воздух и слышался высокий, едва уловимый для слуха, звон. Элизабет показалось, что она перевязывает раны дикому зверю и теперь он может очнуться и загрызть её. Она вдруг осознала, что боится, хотя до этого страха не испытывала. Всё происходившее походило на то, что будто кто-то подсознательно заставлял Элизабет оказать помощь этой странной особе.

Однако Лэс больше не стонала, а открыла глаза, мысленно поблагодарив за заботу о ней, но благодарность эта относилась вовсе не к Элизабет, сидевшей рядом. О присутствии возле неё женщины она вообще не подозревала, пока сквозь помутнение в глазах не увидела человека. Она интуитивно рванулась в сторону, но руки Элизабет удержали её на месте и этим предотвратили ещё один обморок от боли. Лэс-Тера посмотрела в глаза женщины, сидевшей около неё, не проявляя ни боязни, ни ожесточения. Некоторое время обе изучающе смотрели друг на друга.

Стараясь подавить суеверный страх и желание убежать от очнувшейся Лэс-Теры, так как её поведение было непредсказуемо, и на оказанную ей помощь она могла ответить вовсе не добром, Элизабет постаралась улыбнуться. Она видела чёрные глаза Лэс, которые даже сейчас не утратили невозмутимость, с них постепенно спадала поволока, они снова становились блестящими, словно впитывая в себя силу окружающей среды. Лэс оставалась спокойна и уверена в себе, что вовсе не добавляло храбрости Элизабет. Но между тем девушка в чёрном скрывала сильную боль, озлобленность и беспомощность перед людьми. Элизабет поняла её состояние и решила, что будет помогать ей до конца.

— Лежи спокойно, — тихо сказала Элизабет, — ты потеряла много крови и твои раны могут оказаться смертельны.

— Где я? — спросила Лэс-Тера так, словно требовала отчёта.

— Ты умеешь говорить? — ответила вопросом на вопрос ошарашенная женщина.

— Да. Это вас удивляет? — спросила Лэс-Тера, в её голосе слышалась сила, хоть она говорила почти шепотом.

Это была сила свободного зверя, который предпочтёт смерть, чем неволю.

— Сейчас не время удивляться. Наша лошадь привезла тебя, почти мёртвую, минут пятнадцать назад. Ты знаешь, сколько это пятнадцать минут?

— Да, — ответила Лэс-Тера, — я много чего знаю.

— Мы — я и мой муж — попытаемся спрятать и вылечить тебя. Но вряд ли ты долго протянешь. Как я уже сказала — раны смертельные.

— Спасибо тебе, Элизабет.

— Ты знаешь моё имя?

— Да, как я уже сказала — я много чего знаю, — Лэс-Тера слегка улыбнулась.

Элизабет с удивлением посмотрела на неё.

— Неужели гроза всего Аулента имеет чувство юмора? Я рада, что ты не относишься ко мне враждебно, — женщина вздохнула и печально улыбнулась. — У меня нет детей, но если бы у меня была такая красивая и смелая дочь, то я бы была самой счастливой матерью не свете. Лэс-Тера, останься с нами. Сюда не приезжают люди из Аулента и мало что о нас знают. Поэтому я могу выдавать тебя за свою дочь. Это никому не покажется странным, а твоя жизнь изменится и станет спокойной.

— Мне не нужен покой, — угрюмо возразила Лэс-Тера.

— Ты так говоришь потому, что не имела другой жизни.

— Откуда вам знать?

— Твоя правда, я ничего о тебе не знаю, но разве так уж плохо попробовать начать новую жизнь? С нами ты будешь в безопасности.

— Но шила в мешке не утаишь. Моя внешность слишком хорошо известна.

— Мы подрежем и перекрасим твои волосы и дадим другую одежду. Тебя никто не узнает, ведь твоё лицо не видел никто.

— Нет. Я никогда не изменю своей внешности. Я — Лэс-Тера, и этим всё сказано. Я всегда была такой и такой останусь. Лучше умереть, чем хитрить и менять цвета, как хамелеон. Люди из Аулента часто так поступают и часто похожи на пресмыкающихся, готовых лукавить, увиливать, лгать и убивать врага со спины. Но настоящий лесной зверь не меняет шкуру и повадки, даже если смотрит смерти в лицо. Я живу по Закону Природы и поступаю, как зверь, хоть рождена жить по человеческим законам. Люди часто меняют не только внешность, но и правила. Они подстраивают закон так, чтобы легче жилось им и сами же его и преступают. Зверь никогда не изменит Закон Природы. Могут проходить века и тысячелетия, сменяться поколения людей и гибнуть планеты, развиваться новые цивилизации и угасать древние, но Закон Природы един. Он везде одинаков и ему подчиняются все планеты и звери, даже если этот закон бывает жесток. Но ведь и хорошая мать не только ласкает и балует, но иногда и наказывает. Поэтому я должна вернуться в лес или уйти в горы.

— Тебе нельзя вставать! — запротестовала Элизабет, проявляя искреннюю тревогу. — Если ты встанешь, то раны откроются, и ты умрёшь. Я даже не успела сделать тебе хорошую перевязку. И раны ещё не промыты и не обработаны!

В это время в комнату вошёл муж Элизабет. Лэс-Тера инстинктивно схватилась за стилет, но Элизабет поспешила её успокоить:

— Это мой муж, не бойся. Тебе ничего не угрожает.

— Я должна уйти, — настойчиво повторила Лэс-Тера и сделала попытку встать.

Сильная боль и слабость заставили её лечь. Лэс-Тера чувствовала, что умирает, но умирать здесь ей не хотелось, и вновь её мысли обратились к кому-то невидимому: «Почему так?»

Ответа не последовало. Её словно оставили саму решать все проблемы. Как будто наказали за какую-то оплошность.

Лёжа с закрытыми глазами, она тихо произнесла:

— Мне нужно вернуться в лес, иначе я погибну. Я не должна терять связь…

— О чём ты говоришь? — спросила Элизабет, думая, что та бредит.

— Этого вам не понять, — ответила Лэс-Тера и открыла глаза. — Я чувствую, что опасность близка, и должна покинуть вас.

— Но всё спокойно, — возразил мельник.

— Вы не сможете понять меня, — спокойно произнесла Лэс-Тера, — но можете помочь. От того, как скоро я покину ваш дом, зависит моя жизнь. И ваша тоже. Помогите мне встать.

Муж и жена осторожно вынесли Лэс из дома.

— Дайте мне моё оружие и отойдите, — попросила она.

— Хорошо, — мельник поспешно принёс стилет, а затем отошёл от Лэс и вместе с женой принялся наблюдать за ней от дома.

Лэс-Тера в изнеможении села на траву и подняла голову к небу, глядя куда-то ввысь.

— Фауст… Фауст… — тихо говорила она время от времени.

Сначала где-то далеко послышалось ржание коня, а через несколько минут к Лэс-Тере уже мчались её чёрная лошадь и пантера.

Мельник отвёл жену ещё ближе к дому для безопасности.

Лэс-Тера встала и, держась на ногах уже довольно уверенно, погладила Фауста и села в седло. Громадная патера крутилась рядом, выражая свою радость от встречи с чёрной всадницей. Помахав рукой своим спасителям, она стрелой помчалась прочь.

Мельник и его жена смотрели вслед удалявшейся всаднице, направлявшейся в сторону гор. Что там было в этих горах? Никто не знал, люди туда не ходили.

— Мы должны молчать о том, что помогли Лэс-Тере, — сказала Элизабет, — и, быть может, когда-нибудь она снова посетит нас, и мы не будем так одиноки в лесу.

— Да, это правильное решение. Хотя я испытываю облегчения после её отъезда, — признался мельник. — От неё веет чем-то таинственным и неземным, а это наводит страх.

— Она не земное существо, она не пришелец на этой планете, — задумчиво промолвила Элизабет, глядя, как конь Лэс-Теры легко перемахнул через валун и исчез среди обломков скал, валявшихся у подножия гор.

— Что ты хочешь этим сказать?

— У Лэс-Теры голубая кровь, она терианка, — тихо произнесла женщина. — Я сама не поверила своим глазам, но её раны затягивались очень быстро, когда я их промыла. Под слоем грязи, пыли и пятен чей-то красной крови в ранах Лэс-Теры была её собственная голубая кровь.

— Значит, она из вымершей расы териан?

— Да, и, возможно, она последняя оставшаяся на свободе. По-видимому, она мстит землянам за свой народ. Вот и весь ответ на вопрос о её поведении, он очевиден, но его пока никто не видит. А истина так близка… — вдруг Элизабет замолчала и, что-то вспомнив, испуганно посмотрела на мужа. — Лэс уехала без вуали! Её вуаль осталась здесь.

Женщина бросилась в дом и взяла забытый терианкой предмет. Чёрная полупрозрачная ткань была в крови, чей цвет на ней уже не разглядеть — она засыхала. И её нужно было спрятать или уничтожить. Элизабет вышла к мужу и сразу же увидела его обеспокоенное лицо.

— Что случилось? — спросила она.

Мельник молча указал на дорогу.

По ней неслась большая собака. Животное часто останавливалось и крутило головой.

— Вероятно, этот пёс ищет Лэс-Теру, — предположил мельник.

Посмотрев на жену, он непонимающе добавил:

— Хотя собаки не должны были бы взять её след, ведь они боятся её.

— Нам надо сбить его с толку, — тихо, но решительно произнесла женщина и поглядела на вуаль, которую держала, а затем выбежала на дорогу и бросила её собаке.

Пёс схватил окровавленный кусок ткани, и стал мотать ею из стороны в сторону, словно вцепившись во врага.

Едва успела Элизабет вернуться к мужу, как на дороге показались всадники на взмыленных лошадях. Их было много и не оставалось сомнений, что это те самые люди, что гнались за Лэс-Терой.

Император, подъехав к собаке, забрал у неё вуаль и повернулся к своим спутникам.

— Смотрите, это вуаль Лэс-Теры! Не думал, что эта собака, которая сделана хуже остальных, сможет настичь Лэс. Интересно, где же она сама?

— Может, эти люди знают, — предположил один из телохранителей императора, указав на мельника и его жену.

— Да, да, мы всё видели! — поспешила ответить Элизабет, подходя к императору вместе с мужем. — Эта собака загнала Лэс-Теру вон на ту скалу, — женщина указала на одну из ближайших скал, расположенных у пропасти. — Лэс была сильно изранена и отбивалась, но пёс всё-таки столкнул её туда. А потом он прибежал сюда с этим клочком её одежды. Это, видимо, всё, что осталось от Лэс-Теры.

— Вы уверены в том, что говорите? — недоверчиво спросил император.

— Абсолютно. Мой муж может это подтвердить, — ответила Элизабет, незаметно толкнув мужа локтём в бок.

— Да, это действительно так, — с трепетом поддакнул мельник, моля всех святых, чтобы правда не открылась никогда. — Лэс-Тера погибла.

— Я же говорил, что мои биороботы расправятся с ней! — ликуя, воскликнул император, швырнув Артуру вуаль Лэс-Теры. — Вот её вуаль, пропитанная её же кровью! Непобедимых нет, и я доказал это. Так что можете возвращаться на Землю и в следующий раз не беритесь за дело, если вы не в состоянии его сделать.

С презрением бросив эти слова Группе Риска, император помчался в Аулент, чтобы сообщить радостную весть своим подданным.

Люди из ЦМБ, упав духом, смотрели ему вслед.

— Всё кончено, — произнёс Артур, глядя на вуаль.

— Судя по этой вуали, Лэс-Тера потеряла много крови. Эти биороботы сделали своё дело и весьма успешно. Нам так и не удалось решить всё мирным путём, она погибла, — вздохнул Том.

— Какие же мы миротворцы после этого, если не смогли спасти даже одного человека? — с горечью добавил добросердечный Рэм.

— Но мы сделали всё возможное, — сказал Том. — Теперь вернёмся в Аулент.

Группа Риска развернула коней и медленно направилась по следам императора и его телохранителей. Спешить им теперь было некуда.

Том 2

23. Тайна семьи Эриндо

Нейман вернулась домой и заперлась в своей комнате. Она ещё раз осмотрела рану на плече и убедилась в том, что кровь действительно голубого цвета. Стоило ей снять временную, сделанную наспех повязку, как кровь вновь потекла. Однако Нейман не могла не заметить, что хоть рана и была совсем свежей и глубокой, но её края уже начали зарубцовываться, и это предотвратило большую кровопотерю.

Сделав себе перевязку, Нейман целый час просидела неподвижно. Так много произошло за одни сутки, что она ещё не успела всего осознать и со всем смириться. Ей казалось, что жизнь кончилась или пришёл конец света. Нейман не представляла, как ей дальше жить и что делать. В её семье одновременно погибли двое, а теперь Нейман выяснила, что её кровь не красная. Если об этом узнает Аулент, то будет скандал или… Нейман тряхнула головой и отогнала от себя ужасную мысль о том, какой участи подвергнутся её сёстры и брат, не говоря уже о ней самой, о терианке голубой крови.

«А что, если у кого-нибудь из них тоже голубая кровь? — подумала Нейман, тревожась всё сильнее, чем яснее вырисовывалась реальность перед её глазами. — Ведь если у меня и Ноэми в жилах кровь коренных териан, то очень возможно, даже наверняка, такая же кровь у Изабеллы и Марии».

Нейман действительно не знала цвета своей крови и крови своих сестёр много лет. Она была врачом, но никогда не болела и специально свою кровь не изучала. У Нейман за свою жизнь получала небольшие раны и царапины, но в любом случае она видела свою кровь не иначе, как запёкшейся почерневшей массой. Нейман ещё в детстве сказали, что её кровь имеет невероятно быструю свёртываемость, полученную по генам от предков-альдерусцев, и едва выходит из тела на поверхность кожи и соприкасается с воздухом или одеждой, как тут же сворачивается и чернеет, уберегая организм от заражения и кровопотери. Эту специфику усиливали некоторые лечебные отвары альдерусцев, которыми те пользовались в сражениях. Нейман удовлетворилась этим объяснением и, леча других, никогда не интересовалась своим организмом, в точности похожем на землян и альдерусцев. И только сейчас, получив по-настоящему глубокую рану, она впервые увидела истинный цвет своей крови и задумалась над тем, почему та в этот раз не почернела и не свернулась сразу. Возможно, она давно не пила тот отвар…

Нейман в нерешительности и волнении прошлась по комнате, затем остановилась у окна. Предстояло решить столько проблем, а она не знала даже с чего начать и у кого искать поддержки. Беззаботная жизнь кончилась, и пришло время испытаний. Настала пора принимать серьёзные взрослые решения и драться за право существовать в этом жестоком мире. Нейман умела проявлять твёрдость и показывать зубы, когда это было необходимо, но сейчас она не была уверена, что сможет защитить своих родных от дальнейших бед, ибо она чувствовала, что её враг — это не только Хауцы. Что-то слишком подозрительно сильная конфронтация возникла между домом Эриндо и теми, кто жил в Ауленте. Это произошло не на пустом месте, должна существовать весомая и объяснимая причина, вызвавшая эту трагедию.

Несколько минут новая глава семьи графов де Эриндо смотрела вдаль. Там, за садом и плантациями роз, начинался густой лес, который тянулся до самых гор, видневшихся на горизонте. Тера была больше Земли в десять раз, и потому горизонт на этой планете казался недосягаемо далёким, а высоченные горы с такого расстояния — очень маленькими, окутанными голубоватой дымкой. Эти скалы были неприступны, и там пропало немало людей, а те, кто возвращались, рассказывали о бездонных пропастях и внезапных обвалах. Нейман захотелось бросить всё и уйти в эти горы как можно дальше и выше. Она готова отказаться от всего, лишь бы оказаться подальше от Аулента. Но сейчас это было невозможно, ведь только утром она похоронила мать и сестру. Нейман должна разобраться в причине их убийства и к тому же Мария ещё не проснулась, что очень тревожно. Нет, сейчас уйти нельзя. Сначала месть, а скорбь — потом. Нужно остаться здесь и пройти весь этот ад до конца.

Те, кто хоть раз почувствовал слабость противника, уже не остановятся, пока не покончат с ним — Нейман это знала, а потому сейчас немаловажно было показать свою силу и, если понадобится, жестокость. Тебя должны уважать и бояться, по-другому этом мире не выжить. Нейман понимала, что, прежде всего, должна заставить Аулент уважать её и считаться с ней, а иначе ей семью свою не спасти.

Нейман отошла от окна и позвонила в колокольчик.

Вошла рабыня.

— Нэринэ, позови сюда Райтису, но, чтобы об этом никто не знал, — приказала Нейман.

Нэринэ молча поклонилась и вышла. Без промедлений она вернулась в комнату вместе в Райтисой.

— Оставь нас, Нэринэ, и проследи, чтобы никто нам не мешал, — Нейман произнесла это, выразительно поглядев на Нэринэ, и верная служанка удалилась.

Шестидесятилетняя Райтиса происходила из землян, имела белую кожу и каштановые волосы. Она, видимо, была рождена свободной, но как часто бывает, в детстве её похитили и продали в рабство. Райтиса, очень добрая и терпеливая, любила детей графини Ронды, которых воспитала и многому научила.

— Райтиса, сядь возле меня, — Нейман указала на диван напротив своего кресла, — и расскажи кое-что, только правду.

Юная графиня была грустна и подавлена, но говорила с решимостью. Ей необходимо установить истину.

— Я чем-то провинилась?

— Нет, Райтиса. Хотя, молчание тебе и маме стоило нарушить раньше. Теперь уже ничего не исправить, и я сама буду платить за последствия, но правду я имею право знать.

— О чём ты говоришь, Нейман? — непонимающе спросила женщина.

Нейман взглянула на неё своим холодным, но глубоко спокойным взглядом из-под чуть нахмуренных бровей. Она смотрела пристально и проницательно, и Райтиса поняла, что её молодая госпожа уже не та девочка, которую она всегда знала. Нейман изменилась, изменилась очень сильно и эти перемены в ней произошли за последние часы. Она будто сразу повзрослела на несколько лет под тяжестью обрушившихся на неё обязанностей и горя. Графиня Ронда знала, кого оставить после себя хозяйкой, но сейчас Райтиса очень сомневалась, будет ли по плечу этой девушке тот груз, который на неё возложили.

— Я хочу узнать о том, почему у Ноэми была голубая кровь. Сегодня отрылась ещё одна тайна — я терианка тоже. Умирая, мама сказала, что ты всё знаешь, и потому не отговаривайся, это уже не имеет никакого смысла… Я хочу знать всё.

— Нейман, то, о чём ты просишь, являлось тайной много лет, и я не знаю, как ты всё воспримешь.

— То, как я к этому отнесусь, не должно тебя волновать. После того, что произошло, уже ничего хуже быть не может. Поэтому не молчи, Райтиса. Я не буду говорить об этом всем и каждому, но я сама должна знать, почему у меня кровь вымершей расы. Почему мама молчала все эти годы? Какая кровь у Марии и Изабеллы?

— Хорошо, Нейман, я тебе расскажу. Только вряд ли тебя порадует мой рассказ. Всё это началось двадцать лет назад. Графиня Ронда родила четырёх девочек и акушерка, у которой было много работы, осмотрев детей, сказала, что двое из них, вероятно, скоро умрут и им нельзя помочь. Врач уехала, а я осталась с молодой матерью, рыдавшей над своими умиравшими детьми. Через несколько часов обе девочки скончались. Была ночь и все слуги спали. Я долго утешала графиню и, наконец, взяв умерших детей, вышла из дворца, чтобы унести их подальше от матери.

Графа в то время не было дома, и я решила отнести умерших девочек в небольшой флигель за дворцом, чтобы похоронить их, когда вернётся граф. Возвращаясь во дворец, я услышала плач ребёнка. Остановившись, я сориентировалась в темноте и пошла на этот звук. Ночь выдалась тёмная, и мне пришлось очень долго шарить в темноте, пока я не наткнулась на что-то мягкое. В кустах роз лежала какая-то шкура, и из неё доносился плач. Мне стало жаль несчастное дитя, и я принесла свёрток во дворец в свою комнату, находившуюся возле спальни графини Ронды.

Когда я зажгла свет, то увидела, что принесла белую шкуру регетарка, очень хорошо выделанную. Развернув её, я чуть не упала от неожиданности: в шкуру был завернут не один, а два ребёнка. Это были две девочки в пелёнках из белого шёлка, рядом с ними лежало несколько терианских украшений из драгоценных камней.

— Что там, Райтиса? — услышала я голос графини и обернулась.

Графиня стояла на пороге и смотрела на детей. Конечно же, она понимала, что это не её воскресшие девочки, но сколько тепла было в её взгляде.

Я рассказала, как нашла девочек, и спросила, что с ними делать. Графиня Ронда подошла к ним, склонилась над плачущим ребёнком и взяла эту девочку на руки. В неё впился шип от розы, и потому она плакала. Графиня вытащила колючку, и мы увидели каплю крови. Эта кровь была голубого цвета. Графиня испуганно оглянулась и спросила:

— Райтиса, кроме тебя никто не видел этих детей?

— Я думаю, что нет, госпожа.

Испуг графини был понятен, да и я испугалась не меньше её. В то время немилосердно убивали и взрослых, и детей, если у них голубая кровь. Причиной их уничтожения служило то, что териане не так давно убили собственных короля и королеву, последних из древней королевской династии. Но мне кажется, что это с таким же успехом могли сделать и земляне, так что эта причина не могла служить оправданием той резни, что происходила повсеместно. Однако коренных териан убивали и убивали в течение следующих нескольких лет. Видимо, преступники, благодаря которым была открыта эта планета, не были обезврежены все и они, просочившись в круг мирных жителей, начали этот террор. Император Викул I, который стал править после того, как убили терианских короля и королеву, несколько лет боролся за права териан и, наконец, гонения были прекращены. Но людей с голубой кровью почти не осталось, а предрассудки против них сохранились до сих пор.

Графиня унесла детей к себе и положила рядом со своими.

— Эти дети посланы мне судьбой, — сказала Ронда. — Я воспитаю их, как своих собственных, и никто не узнает, что у них голубая кровь.

Найденные девочки тоже были новорожденными, как и дочери графини.

— Но это тяжело скрыть, госпожа. Если станет известно, что в вашем доме вы прячете детей голубой крови, да ещё воспитываете их, как своих собственных, то люди убьют всю вашу семью. Они не станут с вами церемониться и не посмотрят, что вы, госпожа, происходите из королевского дома Альдеруса, — предостерегла я графиню.

— Неужели, Райтиса, ты хочешь, чтобы я сама пошла и отдала их властям? Ты думаешь, что я смогу спокойно перенести их убийство даже ради собственной безопасности?

— Я не говорила этого, госпожа.

— Райтиса, я христианка и сделаю всё, чтобы спасти этих девочек. Моим детям ничем нельзя было помочь, и они умерли. Но эти ведь живы, и я могу сохранить им жизнь и дать всё то, что не смогу дать умершим. Врачу известно, что я родила четверых детей и потому никто ничего не заподозрит, а все решат, что и те двое, что умирали, остались живы. Я назову этих девочек Нейман и Ноэми. Они происходят их расы териан и, следовательно, не так подвержены различным болезням, как другие дети. Они будут расти вместе с моими дочерями, и эта капля голубой крови, что мы заметили у Ноэми, будет первой и последней, которую увидят люди. Райтиса, ты будешь следить за каждым шагом Нейман и Ноэми, особенно когда они начнут ходить. Ни одна их них не должна пораниться, исцарапаться или получить ссадину. От этого зависит их жизнь и потому никто, даже мой муж, не должен знать, что у них голубая кровь. В эту тайну будем посвящены только мы — ты и я. О том, что у Нейман и Ноэми голубая кровь, не допустимо, чтобы узнали даже они сами.

— Боюсь, что это невозможно.

— Почему?

— Человек не может прожить жизнь и ни разу не пораниться, госпожа. К тому же бывают несчастные случаи…

— Да, ты права, — согласилась графиня Ронда, — этого избежать нельзя. Рано или поздно, но эти девочки и другие люди узнают истину.

— Не может же мы изменить цвет их крови.

Графиня на несколько минут задумалась, а затем сказала:

— Да, мы не можем изменить цвет их крови. Но мы попытаемся его скрыть. Знаешь, Райтиса, в семье, где я родилась, есть немало секретов и навыков, которые передаются из поколения в поколение. Один из них является рецептом изготовления отвара из трав, способным останавливать кровь и давать ей повышенную свёртываемость при травмах. Человек, употребляющий постоянно этот отвар, может не бояться ран, так как кровь, выходя из него, тут же сворачивается и чернеет. Так что кровотечение нестрашно человеку, если он хотя бы время от времени пользуется этим средством. Альдеруские воины славятся своей живучестью именно благодаря этому секрету, позволяющему им избегать кровопотерь при любых ранах. Я знаю этот рецепт и буду готовить отвар для Нейман и Ноэми. А чтобы усилить его действие, мы будем подсыпать в их еду один порошок, и они вообще никогда не узнают даже приблизительно цвет своей крови. Такие порошки из трав принимают воины Альдеруса, когда готовятся к битве.

— Идея не плоха, госпожа, но подействует ли отвар на девочек, ведь у них не красная, а голубая кровь?

— Не знаю, но попробовать стоит. Я верю в успех.

— Хорошо, госпожа. Вот только эти две девочки не будут похожи на ваших дочерей и одна из них светловолосая. Этого ведь не скроешь.

— У моего мужа светлые волосы и то, что одна из его дочерей будет блондинкой, его не удивит. А Нейман очень похожа на моих детей.

— Да, это верно, но так будет не всегда.

— Что ты хочешь этим сказать? — обеспокоено спросила графиня.

— Госпожа, я не раз видела людей с голубой кровью. Они все весьма похожи друг на друга, как братья и сёстры. Но не это страшно, ведь териане и земляне отличаются не только цветом крови, насколько мне это известно.

— Так в чём же дело?

— Дело в том, что териане имеют очень светлую кожу. Даже самые светлокожие земляне, по сравнению с ними, будут казаться смуглыми. Вы представляете, какой контраст будет между этими терианками и вашими дочерями?

— Да, это действительно проблема, — согласилась графиня, посмотрев на четырёх девочек. — Но ведь можно будет их почаще и подольше держать на солнце, и они загорят.

— Это не поможет, так как загар териан не берёт. Иначе они бы уже давно превратились в темнокожих, при таком жарком климате. Наверное, во всём виновата их кровь, придающая коже белоснежный, но не бледный оттенок.

— Тогда надо будет натереть их какой-нибудь тёмной мазью или кремом, — предложила графиня. — Ведь косметики огромный выбор!

— Это тоже не поможет, — сказала я вконец растерявшейся молодой матери. — Ведь крем впитается и всё. Конечно, можно их мазать каждый день, но они подрастут, и им будет казаться подозрительным, что их постоянно мажут кремом, а их сестёр нет. Тогда начнутся бесконечные вопросы.

— В таком случае оставим всё как есть, — решила графиня, — но будем одевать Нейман и Ноэми в белое, и их кожа не станет так сильно выделяться своим цветом. Я привью им привычку носить много драгоценностей, которые своим блеском тоже сгладят контраст их кожи. Особенно подойдут камни красных, жёлтых и коричневых оттенков, способных своим блеском и светом придавать коже смугловатый оттенок. И ещё нужно с малых лет надевать на них вуали. Сейчас многие начинают носить покрывала и вуали различной длины и расцветок. Вероятно, они на долго войдут в моду, и это поможет скрыть особенности внешности Нейман и Ноэми. Дворец, в котором мы живём, принадлежал людям голубой крови, и эти две маленькие терианки, возможно, принесут нам счастье. Териане считают, что драгоценные камни способны защищать от всего дурного и потому все мои дети, по-терианскому обычаю, не должны ни днём, ни ночью расставаться с ними. И пусть это будут местные украшения, а не альдеруские. Это убережёт нас от бед.

Графиня взяла с меня обещание, что я буду молчать. А драгоценные камни действительно много лет защищали этот дом и вас.

Вот так в семье графа и графини Эриндо появились ты и Ноэми. Граф ничего не знал и не подозревал о том, что его умерших дочерей заменили две девочки с голубой кровью. В те времена, как ты знаешь из истории, скрывать в своём доме териан было весьма опасно для всей семьи. Но граф не догадался об этом, и вы с Ноэми росли. Отвары и порошки графини Ронды сделали своё дело, но всё же опасность разоблачения оставалась. Мы знали, что если одна из вас получит настолько серьёзную рану, что в минуту будет вытекать больше стакана крови, то отвары не помогут, и вы увидите истинный цвет своей крови. Если бы вы заболели, то врачи тоже могли докопаться до истины, проведя медицинское обследование, но ничего такого не произошло.

В первое время я глядела на вас, как на бомбу замедленного действия, способную погубить всю семью в любую минуту, но потом успокоилась и смирилась. Умерших детей графини я тайно похоронила. Граф был без ума от своих дочерей. Ноэми, похожая на него, так, во всяком случае, он считал из-за её золотистых волос, стала любимицей графа. Всё шло прекрасно, а через несколько лет графиня Ронда родила сына.

Граф был счастлив и покупал жене дорогие подарки и безделушки. Но два дня спустя, после рождения Леонарда, он случайно услышал мой разговор с его женой. Графиня Ронда собирала все книги о терианах, какие только могла раздобыть, чтобы быть в курсе всего того, что могли вытворить ты и Ноэми. Граф услышал, как Ронда сказала мне что-то вроде: «Нейман и Ноэми имеют более светлую кожу, чем Изабелла и Мария, а я прочла, что взрослые териане ещё более светлокожи, чем дети. Уже сейчас они белее, чем мои родные дочери. А представляешь, что будет лет через десять? Райтиса, ведь всем станет ясно, что у них голубая кровь!»

«У них голубая кровь» — эти слова услышал граф и уже через полчаса, после серьёзного разговора с графиней, он всё знал, но не смог простить жену, хоть никому и не выдал её тайну. Он развёлся с ней и покинул планету, разрешив, тем не менее, детям, в том числе и вам, приёмным, носить его фамилию и титул.

Потом жизнь снова пошла обычным чередом, пока вы не стали ездить верхом, и графиня начала тревожиться за вас. Но она всегда была довольна тобой и Ноэми, и ни разу не пожалела, что оставила вас, даже когда распался её брак. Ты очень любила эту планету с детства, Нейман, а потому Ронда справедливо решила, что оставит это поместье тебе. В конце концов, ты и Ноэми терианки, и больше других имеете право жить на этой земле.

Когда Райтиса замолчала, Нейман посмотрела на неё очень внимательно.

— Ты всё рассказала? — спросила юная графиня рабыню, которая была для неё как вторая мать, а вернее третья, так как Ронда де Эриндо являлась второй, а настоящей своей матери Нейман не знала.

— Да, Нейман, это всё, что я знаю, — заверила Райтиса.

— И ты, зная всё обо мне, и дальше будешь терпеть мою власть в этом поместье?

— А почему нет?

— Я же никто.

— Ты — дочь графини Ронды де Эриндо! Она сама захотела, чтобы поместье досталось тебе, это была её последняя воля. Для меня достаточно знать это. Ты была и останешься моей госпожой.

С минуту Нейман отрешённо смотрела на портрет графини Ронды, висевший на стене. Она всю жизнь считала её своей матерью и любила больше всех. А теперь графиня мертва и причина её смерти — Нейман. Терианский подкидыш, воспитанный милосердной женщиной, как её родная дочь, стала причиной гибели Ронды де Эриндо. Нет, не принесли ей счастья двое терианских детей, которых она так любила и оберегала.

— Кто же я? — спросила еле слышно Нейман, скорее всего саму себя, а затем посмотрела на Райтису. — Скажи, ты не знаешь, кто моя настоящая мать?

— Нет, девочка моя, — покачала та головой, — но мне кажется, вряд ли она жива. Женщины-терианки часто подкидывали своих детей добрым землянам, в надежде, что те спасут их жизнь, а сами погибали от рук убийц, уводя их подальше от своих малышей. Очень много таких подкидышей земляне убивали, боясь, что из-за них пострадают семьи тех, кто их скрывает. Ведь кто не слышал о жестокости Красных Вампиров? Вероятно, и твоя мать, Нейман, подбросив вас, увела убийц подальше от этого дома и погибла.

— Райтиса, ведь у Ноэми были светлые волосы. Быть может, она тоже мне не сестра?

Нейман перевела взгляд на портрет Ноэми де Эриндо, словно желая прочитать в нём правду и получить ответы на свои вопросы.

— Очень возможно, — ответила Райтиса, подумав, что раньше ей самой в голову это не приходило.

— Если тебе больше нечего мне рассказать, то можешь идти. Я хочу побыть одна.

Нейман выглядела уставшей и угнетённой. Она вся сжалась будто от холода.

Женщина удалилась, не смея надоедать своими заботами юной госпоже. Уж кому, как не ей, было знать, что Нейман ненавидела, когда её жалеют.

Нейман некоторое время сидела совершенно ошеломлённая тем, что услышала. Она даже не представляла, радоваться ей или плакать из-за того, что цвет её крови не такой, как у остальных Эриндо. Однако кое-что, мучавшее её давно, теперь обрело смысл, у Нейман словно глаза открылись. И всё же Райтиса оказалась права, говоря, что эта тайна не принесёт ей радости.

Сейчас всё вокруг Нейман изменилось до неузнаваемости так сильно, что она спрашивала себя, уж не умерла ли она и не возродилась ли неожиданно где-то в другом месте, где ей всё неведомо и непонятно. А иначе чем объяснить то, что счастье за считанные дни сменилось горем и неизлечимой болью от утрат близких? Тем, что её красная кровь вдруг стала голубой? Раньше она была Нейман де Эриндо, принадлежавшая к двум благородным родам, чьи родословные насчитывают не один век. А кто она теперь? Человек без роду и племени, не знающий даже, кто её мать и отец, не то, что дальние предки. У неё голубая кровь и она подлежит уничтожению, как и её народ. Даже имя у неё не терианское, а то, что она имеет, дано ей не по праву рождения, а потому, что добрая графиня удочерила её.

Что ей теперь делать? Стоит Ауленту узнать, что она терианка, и тогда станет ещё хуже, и спастись самой и защитить близких будет трудно, не говоря уже о том, что о восстановлении справедливости нечего и мечтать. Все рады будут задавить семью, осмелившуюся вырастить терианку. Так что же делать? Обо всём рассказать брату и сёстрам или сразу лезть в петлю, чтобы спасти остальных?

И вновь Нейман неудержимо потянуло в горы, в лес, куда угодно, только подальше от людей. Но она вовремя одёрнула себя и взяла в руки. Нет, она так просто не сдастся и уж тем более не покончит жизнь самоубийством на радость недругам. Нейман знала, что нужно бороться до конца и не показывать слабости, даже находясь на последнем издыхании. Стоит раз позволить ударить себя — и тебя забьют до смерти.

«Если я и умру, то Аулент захлебнётся моей кровью, потому что она станет последней каплей в том океане голубой крови, которую пролили пришельцы», — подумала Неман на грани отчаяния, но она твёрдо была уверена, что уж её-то гибель точно не останется не отомщённой.

А пока кровью истекала душа юной терианки, скорбя о прошлом. Мысли Нейман мимолётно обратились против её воли к кому-то, кого она так реально ощутила рядом. Что-то окутало её заботой, пониманием и притупило невыносимую боль души.

Но Нейман лишь на миг поддалась этому чувству, а потом она разорвала эту умиротворяющую тишину и спокойствие душераздирающим, страдающим и вместе с тем испуганным криком:

— Оставь меня, мне не нужна ничья забота!

И что-то невидимое, вздрогнув, отпрянуло от неё и ушло так же незаметно, как и появилось. Боль и страдания вернулись вновь, но Нейман больше не старалась успокоиться и забыться. Пусть сильнее болит, это не даст ей расслабиться и заставит идти вперёд, решила Нейман. Она ни на что не променяет свою боль, ибо пока она страдает — она помнит, а пока помнит — её враги не смогут спать спокойно.

Мысли рождались одни за другими, сводя с ума. Нейман больше не могла выносить всё это и, покинув дворец через чёрный ход, побежала в конюшню. Когда она ворвалась туда с потерянным выражением в глазах, кони в стойлах захрапели, встревожено водя ушами и раздувая ноздри. На миг её взор остановился на чёрном жеребце, который вёл себя спокойнее остальных, и смотрел на Нейман с достоинством уверенного в своей силе зверя. Он будто безмолвно манил её к себе.

— Нет, Нейман, это безумие, — сказала она самой себе, пятясь от вороного.

Верный Измаил радостно заржал, увидев хозяйку. Нейман погладила по голове своего любимца и оседлала его. Затем, взяв ружье, поскакала в лес. Ей хотелось убить кого-нибудь или быть убитой, и терианка гнала коня, в надежде столкнуться с регетарком.

Хищников с каждым днём становилось всё больше и это серьёзно тревожило пастухов. Эти твари быстро размножались и приживались везде. Наконец, Нейман увидела огромную крысиную голову с клыками, выглядывавшую из кустов. Резко осадив коня, Нейман остановилась в десяти шагах от свирепого зверя.

Регетарк был голоден, очень голоден. Это Нейман заметила сразу и стала ждать нападения. Измаил, несмотря на то, что чувствовал хищника, стоял смирно, как вкопанный.

Какое-то время всадница и регетарк смотрели друг на друга, словно оценивая силы противника. Нейман спешилась и сделала пару шагов вперёд, не поднимая оружия. Она неожиданно поняла, что у неё нет никакого желания защищать свою жизнь. Зверь был голоден, но вдруг, резко развернувшись, поспешно пустился в бегство и скрылся. Он пребывал в замешательстве и панике.

Нейман уронила ружьё, опустила голову и, закрыв лицо руками, заплакала. Потом она упала на тёплую от послеполуденного солнца траву и зарыдала ещё сильнее, чувствуя, что сердце вот-вот разорвётся от горя. Измаил с пониманием тыкался носом ей в плечо, словно пытаясь успокоить свою хозяйку, которую он понимал без слов.

Нейман было невыносимо тяжело и вот, впервые в жизни, ей захотелось, чтобы регетарк её загрыз, она бы даже не сопротивлялась, но свирепый и грозный зверь пустился в бегство, едва ли не пождав хвост. Она не смогла даже умереть: судьба ей этого не позволила. Хищник и тот убежал от неё. Впервые за всю историю Теры регетарк бежал не от вооружённых охотников, с которыми одному не справиться, а от девушки, которая даже не подняла на него оружие. Зверя обратило в бегство ни с чем несравнимое человеческое горе, которое буквально излучала Нейман. Регетарк, заглушив муки голода, скрылся в лесу, хотя добыча была близка.

А Нейман могла пока только плакать. Сегодня она стала терианкой и, похоронив мать и сестру, прощалась со счастливым прошлым, чтобы встретить безрадостное будущее, которое начиналось со слёз, траура и жестокой борьбы за жизнь…

Прошло три дня.

Нейман ничего не рассказала Изабелле и Леонарду. Она ждала, что вот-вот один из рабов, посланный в Аулент, привезёт весть о том, что Хауц и его сын сдались правосудию. Но гонца всё не было.

Нейман стояла на самой высокой башне дворца и смотрела в сторону Аулента. Дорогу, ведущую к городу, раньше оживляли крестьяне из близлежащих сёл, а теперь на ней не было видно ни одного живого существа. Крестьяне перебрались подальше от усадьбы Эриндо и обходили её дальними дорогами, словно великолепный дворец Эриндо заполонили прокажённые. Нейман часами стояла на башне и смотрела на дорогу. Ветер развивал её чёрные волосы и траурную одежду, а левая рука Нейман лежала на рукояти терианского стилета, висевшего в ножнах на поясе.

Нейман терпеливо ждала своего гонца, но он всё не появлялся. Ей не раз хотелось сесть на коня и самой отправиться в Аулент к Хауцам. Но она не спешила, рассчитывая на то, что убийцы сами сдадутся, хотя бы для того, чтобы не подвергать семью расправе, которую обещала Нейман. А она в гневе была способна на многое. Вот только время шло, а ничего не происходило.

«Когда же вернётся Гио? — теряя терпение, с волнением думала Нейман, глядя в сторону Аулента. — Хауц и его сын должны признаться в убийстве, ведь они знают, что я могу это доказать. Неужели они струсили? Или они хотят войны со мной? А может, они покинули Аулент? Нет, если бы это было так, то Гио давно бы вернулся и сообщил мне об этом… И почему Хауцы медлят? Если они рассчитывают, что я забуду о них, то ошибаются. Чем дольше я жду, тем хуже для них, и лучше бы им это понять. Я всю жизнь буду помнить горе, которое они нам причинили — такое забыть нельзя! — и, если сегодня не вернётся Гио, то завтра я начну свою месть и… Но почему у меня не поднимается рука на эту семью, почему я не перебила их тогда всех сразу, ведь я могла это сделать, не откладывая месть на потом и не давая им шанс оправдаться? Ведь они убили моих сестру и мать, пускай даже не родных, но заменивших их мне. Значит и Хауц должен потерять жену и дочь. Человека за человека… И всё же что-то меня останавливает. Но что? Наверное, моё христианское воспитание слишком сильно, и я не могу поднять руку на человека. Или ты уже становишься слабой, Нейман?

Нет, просто пройдя через боль утраты, я не могу причинить такие же страдания другим людям и даже своему врагу. Зачем мне прививали милосердие? Ведь я даже не альдеруска. В моих жилах течёт голубая кровь, но я мало что знаю о моей расе. Какая у неё религия? Райтиса говорила, что мама собирала книги о терианах. Нужно просмотреть их. Если вера моей расы допускает месть, я буду мстить. Если же она похожа на христианскую, то я смирюсь с судьбой, и пусть небо покарает виновных. Всё равно как, но Хауц и его сын получат по заслугам, как получали многие, ведь Лэс-Тера всегда находила убийц, даже когда её об этом не просили. Лэс! Ну, конечно же, она действительно может помочь, как я об этом забыла. Но почему она медлит? Ведь прошло столько времени! Наверное, Лэс-Тера порвала с Аулентом после того, как несколько дней назад её поймали, а затем она убежала. Быть может, Лэс-Теру убедили не вмешиваться в дела людей, и она затаилась в лесу и ничего не знает? Тогда моя единственная надежда на справедливость потеряна. Но не сходи с ума, Нейман! У меня есть кисть руки убийцы, и я могу доказать вину Хауца в суде. Тогда он не избежит справедливой кары».

Мысли Нейман прервали чьи-то шаги.

Башня, где находилась Нейман, стояла несколько в стороне от дворца и соединялась с ним мостом. Он тянулся с башенной площадки, окружённой низкой ажурной балюстрадой и имевшей крышу из голубого мрамора, до верхнего этажа дворца. Башня и почти стометровой длины мост были построены из того же камня, что и дворец.

Нейман повернула голову и увидела Нэринэ. Девушка была бледна и испугана, так как у неё всегда кружилась голова, когда она ходила по этому мосту, который хоть и был прочный, широкий и ограждён перилами, но находился на головокружительной высоте. Нейман обеспокоено посмотрела на свою служанку, так как та могла отважиться пройти этот путь только в случае крайней необходимости.

— Что случилось, Нэринэ? — с тревогой спросила Нейман.

— Принцесса Изабелла прислала меня к вам, чтобы сообщить о том, что госпожа Мария пришла в себя. Вы должны быть там, — сообщила Нэринэ, но Нейман уже мчалась во дворец, оставив свою служанку в одиночестве возвращаться обратно по мосту.

Нейман прибежала в комнату Марии и увидела Изабеллу, сидевшую возле сестры. Кроме них никого в спальне не было, все оставались за дверью. Мария выглядела слабой и казалась бледной, как покойница, в своём траурном платье.

— Как ты, Мария? — и радостная, и обеспокоенная, спросила Нейман, приступая к обязанностям врача.

— Не стоит волноваться. Мне уже лучше, только голова кружится и слабость, — ответила Мария, пытаясь привстать с постели и показать всем, что она сильнее, чем они думают.

— Лежи! — приказала Нейман, поспешив снова уложить сестру. — Тебе нужно вылежаться и немного поесть.

— Я не хочу есть, — запротестовала Мария и тихим голосам прошептала: — Мама, Ноэми… они умерли… Я хочу их увидеть…

— Это невозможно, — возразила Нейман как можно мягче.

— Почему? Разве я не могу с ними проститься?

Нейман промолчала, и Изабелла знала, что та не скажет ни слова. Просто не скажет, и всё, потому что она тоже человек и, как и всем, ей трудно сдерживать слёзы. Но Нейман не может рыдать поминутно, а потому она замыкается в себе и молчит. Изабелла поняла, что отвечать придётся ей, ведь, в конце концов, не может же Нейман нести весь этот груз одна.

— Мария, мы их уже похоронили, — с трудом вымолвила Изабелла сквозь ком в горле.

— Без меня? — со слезами и болью, почти крикнула Мария.

Нейман занервничала, боясь, что у сестры будет нервный срыв или очередной сердечный приступ.

— Мария, ты могла проспать очень долго, и мы не могли ждать, — сказала Нейман после того, как увидела устремлённый на неё беспомощный взгляд Изабеллы.

— Сколько я проспала?

— Четыре дня.

Мария закрыла глаза и отвернула голову от сестёр. По её лицу текли слёзы.

— Нейман, Мария будет жить? — шёпотом спросила Изабелла, глядя на Нейман так, как будто та могла оживить и мертвеца.

Терианка отвела глаза от сестёр. Она встала, делая вид, что чем-то занята и проверила снова пульс у Марии. А затем заметила умоляющий взгляд Изабеллы, с надеждой устремлённый на неё.

«Ну почему все смотрят на меня так, словно я всемогущая?! Я ведь не чудотворец, а врач-недоучка», — подумала она, ощущая, что так же беспомощна, как и все остальные.

Да и чем она собственно отличалась от других? Только голубой кровью.

Нейман вздохнула, снова села на край кровати Марии и взяла Изабеллу за руку.

— Чудес не бывает, Изабелла, — произнесла терианка. — Ещё рано делать выводы, но у Марии слабое сердце. Она не умрёт, если её не тревожить, не волновать, и если ничего больше с ней не произойдёт. У тебя, Мария, было осложнение на сердце…

Но договорить Нейман не смогла: её слова потонули в криках, донёсшихся со двора. Изабелла перепугано посмотрела на Нейман, инстинктивно ища у неё поддержки и защиты, как у более сильной. Мария побледнела ещё больше, её глаза расширились от ужаса. Нейман осознала, что если она сейчас запаникует, то сёстры совершенно растеряются.

Все трое молчали и напряжённо ждали, надеясь, что это всего лишь взбалмошная выходка слуг и ничего страшного не произошло, ведь они и так слишком многое пережили.

А где-то во дворце раздался приближающийся топот бегущих ног и возгласы. Потом дверь с шумом распахнулась и вбежала плачущая Нэринэ. Она что-то пыталась сказать, но рыдания и испуг мешали ей. Рабыня указывала на дверь, что-то бессвязно выкрикивая. Сёстры ничего не могли разобрать из слов Нэринэ, но догадались, что случилось нечто серьёзное.

— Где Леонард? — встревожилась вдруг Нейман, похолодев и вспомнив, что брата с утра не было дома и вероятно именно с ним что-то произошло.

— Изабелла, останься с Марией! — крикнула Нейман, выбегая из комнаты.

Она неслась по залам и лестницам дворца, чуть не сбивая людей, попадавшихся ей на пути. Ноги Нейман едва касались пола, но ей казалось, что она бежит медленно, а дворец как никогда казался ей большим и бесконечным. Но вот длинные анфилады комнат кончились. Нейман выбежала на террасу и увидела, что у лестницы стоят две лошади, окружённые рабами. Перескакивая через несколько ступеней, Нейман спустилась к ним. Увидев её, внизу все умолкли.

Люди расступились и глазам Нейман предстали Гио и Леонард.

Гио слез с коня, держа мальчика, завёрнутого в свой плащ.

— Он ещё жив, — сказал Гио, опуская Леонарда на широкую ступень лестницы и разворачивая плащ, пропитанный кровью.

Реальность для Нейман вновь превратилась в кошмарный сон. Леонард истекал кровью и на нём, казалось, не было ни одного живого места. В его левом боку торчал кинжал, который ритмично вздрагивал в такт ослабевающим ударам сердца. Ран было слишком много и некоторые, как Нейман сразу определила, являлись следами работы собачьих зубов.

Нейман не произнесла ни слова, а села на мраморные плиты возле брата и поспешно принялась делать ему перевязку и стараясь остановить наиболее сильные кровотечения. Мальчик лежал на ступени, на плаще Гио и находился в бессознательном состоянии, но Нейман не теряла надежды, хоть для неё было очевидно, что раны смертельные. Наверное, ещё никогда её руки не двигались так быстро, спасая человеческую жизнь.

Леонард медленно открыл глаза и посмотрел на сестру, старавшуюся облегчить его страдания и остановить и без того большую кровопотерю. У неё не было времени даже перенести брата в комнату, где она обычно лечила своих пациентов, и потому ей приходилось работать прямо здесь.

— Не надо, Нейман, — хрипя, прошептал Леонард.

Девушка продолжала перетягивать раны, отрывая кинжалом полоски ткани от своей длинной юбки.

Прибежавшая Изабелла увидела Леонарда, окровавленного и на вид уже почти неживого, Нейман, лихорадочно и быстро перевязывавшую ему раны, и слуг, стоявших позади них с опущенными головами. Всё указывало на то, что несчастья ещё не собирались покидать этот дом.

— Нейман, что с ним? — спросила дрожавшая Изабелла, но та ей не ответила, а сосредоточенно и молча продолжала свою работу.

Ответил Гио:

— Я следил за Хауцами и сегодня увидел, что Леон Хауц вышел из дома, сел на коня и уехал. Я подумал, что он решил поехать в полицию и во всём признаться, но вскоре сообразил, что он направился не в ту сторону и тогда я последовал за ним. На какое-то время я потерял его из вида, однако я понял, что он выехал из города. Я пришпорил коня и, оказавшись на загородной дороге, увидел следы коня Хауца, параллельно которым шли следы крупной собаки. Они вели сюда, и тогда я продолжил ехать за ним, подумав, что вряд ли он поехал на прогулку, хоть с ним и была собака, которую он успел где-то взять. Я мчался по его следам и вскоре услышал крики. Свернув с дороги, я углубился в лес. Там я увидел, что Хауц натравил своего пса на Леонарда. Вероятно, молодой господин решил наведаться в школу, и этот убийца его подстерёг.

— Почему никто не следил за Леонардом? Как вы позволили ему уехать одному?! — закричала Изабелла на рабов.

Те чувствовали, что впервые заслужили недовольство своих хозяев. Однако, гнев убитой горем Изабеллы был для них не так страшен, как молчание Нейман, которая никого из них не собиралась карать и ругать за нерасторопность. Для терианки сейчас ничто не имело значения, кроме жизни брата. Она даже не пыталась остановить Изабеллу, срывавшую своё отчаяние и беспомощность на слугах.

— Госпожа, я выстрелил и убил собаку, но Хауц скрылся, успев вонзить кинжал в Леонарда, — ответил Гио. — Догонять этого злодея я не стал, так как молодой господин истекал кровью и потому я поспешил с ним домой. Если бы я приехал раньше, то этого бы не произошло. Это я во всём виноват. Почему я не понял всё сразу и не остановил Хауца?

— Не казни себя, Гио, ты не виноват, — сказала плачущая Изабелла, и обратилась к сестре: — Его раны серьёзны? Есть ли хоть надежда?

— Слишком серьёзны, — ответила Нейман, не глядя на Изабеллу, словно говоря самой себе.

Изабелла заплакала навзрыд — уж если и Нейман не питает надежд, то уже никто не поможет.

Леонард дёрнулся и застонал.

— Он потерял много крови. Очень много, — добавила Нейман.

Кровь Леонарда стекала по ступени и плащу, на котором он лежал. Нейман перевязывала раны, но кровь уже текла медленно. Всем было ясно, что мальчик умирает.

«Почему Леонард уехал один в лес? — думала Нейман, ругая себя. — Как могло случиться, что Хауц наткнулся на него? Почему я не уследила за братом? В этом несчастье есть и моя вина. Мама, прости меня, я не уберегла Леонарда…»

— Не мучайтесь, госпожа, — обречённо произнёс Гио, обращаясь к Нейман, — он умирает.

— Нет! Нет! — рыдала Изабелла, а Нейман упрямо продолжала свою работу.

Леонард снова тихо застонал и открыл глаза.

— Мама… — прошептал он, глядя невидящим взглядом куда-то в небо, безоблачное и чистое, а несколько секунд спустя его сердце остановилось.

Нейман это почувствовала сразу. Она перестала перетягивать раны и медленно подняла голову. Её глаза были полны слёз.

— Он умер, — прошептала Нейман, смотря на Изабеллу, её взгляд вдруг стал потухшим, пустым и безжизненным.

Вокруг воцарилась тишина, и Нейман закрыла брату глаза.

В ту же минуту на лестнице кто-то душераздирающе вскрикнул и, посмотрев в ту сторону, все увидели Марию. Нейман быстро накрыла Леонарда плащом, но Мария уже заметила его и, потеряв сознание, упала на руки подбежавшей Нэринэ.

— Мария! — крикнула Изабелла и бросилась к ней на террасу. — Нэринэ, почему ты ей позволила встать?

— Я не смогла удержать её в комнате, — оправдывалась та.

— Нейман, иди сюда! — позвала Изабелла, находясь уже на гране нервного срыва. — Я не могу привести её в чувство!

Но Нейман не шелохнулась. Она неподвижно сидела возле Леонарда и не имела сил встать. Бледная, подавленная и потрясённая этой трагедией, она сама едва была жива. Почему именно она должна быть сильной в этот момент? Ей казалось, что все, к кому она прикоснётся, умрут. Оцепенев, Нейман боялась подойти к Марии, чувствуя себя посланницей смерти.

— Нейман, ну что же ты медлишь! — срывая голос, вновь закричала Изабелла.

Нейман вздрогнула и, встав с голубых плит мрамора, залитых кровью Леонарда, словно в трансе поднялась по лестнице и подошла к сёстрам и Нэринэ.

Изабелла тормошила Марию и рыдала. Нейман молча взяла руку Марии и проверила пульс. Затем поднялась и, сняв с себя полупрозрачное траурное покрывало, накрыла им Марию, лежавшую, как и Леонард, на голубом холодном мраморе.

Сделав это в полном молчании и без слёз, Нейман, опустив голову, медленно побрела во дворец, оставив позади онемевших от горя Изабеллу и слуг. Сказать Изабелле о том, что сестра скончалась, у Нейман не хватило сил, но траурное покрывало, накрывшее Марию, было красноречивее любых слов. Для терианки время словно остановилось, а всё пространство слилось в одну безграничную пустоту. Медленно и пошатываясь, Нейман вошла в свою комнату и потеряла сознание.

Марию и Леонарда похоронили рядом с графиней Рондой и Ноэми. Это подорвало последние силы Изабеллы и Нейман. После похорон Изабеллу увели рабыни, которые страдали не меньше её и ни на миг не покидали свою госпожу. Она теперь боялась оставаться одна, тишина просто сводила её с ума. Нейман наоборот уединялась и никого не желала видеть, она совершенно отказывалась от еды и ничего не говорила, нося своё горе в себе.

Похоронив брата и сестру, Нейман в одиночестве села на верхней ступени парадной лестницы дворца. Сложив руки на коленях, она опустила на них голову. У Нейман уже не осталось слёз, чтобы плакать, их она уже все выплакала, но тяжесть потерь меньше не стала. Ещё так свежи были воспоминания о матери, сёстрах и брате. Она никогда не сможет их забыть, но сможет отомстить. Теперь сердце Нейман не воспринимало милосердия, ей хотелось крови Хауца. Леона Хауца и его семьи. За что же эти люди так ненавидели Эриндо? Что же на самом деле крылось за этой непостижимой ненавистью и хладнокровными убийствами?

Нейман подняла голову и посмотрела на самую нижнюю ступень лестницы. Кровь Леонарда так и не смогли смыть, и пятно осталось на плитах там, где он лежал. И этот кровавый след убитого ребёнка взывал о мести. Нейман ещё некоторое время размышляла, а затем решительно встала и пошла к своему последнему уцелевшему близкому человеку.

Изабелла, увидев вошедшую в комнату сестру, отослала рабынь. Она постаралась придать себе более бодрый вид, хотя видеть молчавшую, как рыба, Нейман сейчас ей было тяжелее всего.

«Ну почему она не умеет изливать своё горе как все нормальные люди? Она словно окаменела, я с ума с ней сойду! Ну что за странная у меня сестра? Лучше бы она перебила все вазы и зеркала во дворце, только бы не молчала и не слонялась как тень неприкаянная», — с отчаянием подумала Изабелла, опасаясь, как бы Нейман не тронулась рассудком от всего этого.

Нейман не то с задумчивым, не то отрешённым видом прошлась по комнате и остановилась неподалёку от Изабеллы, с волнением взиравшей на неё.

— Нейман, ты что-то хочешь мне сказать? — спросила Изабелла, вытирая слёзы. — Не молчи, скажи же что-нибудь! Ты не произнесла ни слова, с тех пор, как умерли Леонард и Мария. Возьми себя в руки, ведь ты всегда с достоинством и мужеством переносила все горести. Ты и я — мы остались вдвоём, но мы должны выжить, хотя бы ради друг друга и памяти наших родных.

— Да, Изабелла, ты права, я должна поговорить с тобой, — с трудом произнесла Нейман, будто она молчала целую вечность, — но только пошли на башню. Не хочу, чтобы нас услышали слуги.

Изабелла возражать не стала, словно чувствуя, что стены дворца теперь угнетающе давят на Нейман. Но ей сейчас уже было достаточно и того, что сестра хотя бы преодолела шок и стала снова говорить.

Сёстры поднялись наверх и прошли по мосту на площадку, находящуюся на башне. Изабелла села в одно из трёх кресел, стоявших там, а Нейман прислонилась спиной к одной из колонн, располагавшихся по всему периметру и поддерживавших крышу. Несколько минут обе молчали. Изабелла догадывалась, что Нейман хочет сказать нечто важное, и уже не плакала. Терианка стояла неподвижно, глядя вдаль. Она колебалась произнести то, что решила сообщить Изабелле. У неё не доставало мужества известить сестру о принятом решении. Ветер, царивший на этой высоте, обвевал последних из Эриндо своими холодными порывами. Терианка предчувствовала, что судьба ещё долго не подарит им тепла и радости, а потому…

Наконец Нейман повернула голову и посмотрела на сестру.

— Изабелла, ты должна покинуть Теру, — эти слова Нейман прозвучали как приговор Изабелле.

— Покинуть Теру? — непонимающе переспросила Изабелла.

Она готова была услышать что угодно, только не это. Слова сестры вызвали в ней недоумение и растерянность.

— Да. И чем скорее, тем лучше.

— Но ведь всего за одну неделю мы с тобой похоронили всех родных. И теперь ты хочешь, чтобы я уехала? — спросила Изабелла с болью и едва ли не обидой в голосе.

— Я не хочу похоронить тебя рядом с ними! — крикнула Нейман, срывая голос, и на минуту закрыла глаза, чтобы сдержать слёзы.

Никто не знал, как ей было тяжело принять это решение, и ещё труднее говорить о нём, буквально выгоняя сестру из дома. Но она должна спасти хотя бы эту, последнюю, дочь графини Ронды.

— Но почему? — спросила Изабелла.

— Изабелла, — тихо произнесла умаляющим голосом Нейман, — сделай, как я прошу. Ты многого не знаешь, но поверь мне, я хочу спасти тебя.

— Спасти? Но от кого?

— От Хауца, от людей, от Аулента, от смерти.

— Что ты говоришь, Нейман? Ты просто перенервничала и, наверное, бредишь.

— Нет, Изабелла. Я в своём уме, и он ясен, как никогда. Хотя именно сейчас я хотела бы сойти с ума и всё забыть. Но я не могу ни помешаться, ни умереть. Желание спасти тебя, ярость и жажда мести удерживают меня в этом мире. Я не могу покинуть этот свет, пока меня держат здесь незавершённые дела. Смерти мамы, Ноэми, Марии и Леонарда не были случайными.

— Ты хочешь сказать, что их убили не случайно и даже не из зависти к нашему положению в обществе и богатству? Если это так, то я хочу знать всё!

Изабелла перестала мять пальцами край своего покрывала и требовательно посмотрела на сестру.

— Это грязная игра, Изабелла, непонятная до конца даже мне. Тебе лучше ничего не знать.

— В таком случае, я останусь здесь и никуда не поеду. Тут похоронена наша семья, и ты не можешь выгнать меня отсюда, ведь ещё не кончился даже траур.

— Нет, ты уедешь, Изабелла! Ты будущая королева Альдеруса, и я обязана сохранить тебя живой и невредимой.

— Но ведь ты, Нейман, остаёшься здесь, и тебе тоже угрожает опасность. Ведь тебя тоже могут убить!

Нейман вздохнула и, отойдя от колонны, подошла к сестре.

— Изабелла, если бы меня убили, то сейчас были бы живы и мама, и Мария, и Леонард, а возможно, и Ноэми.

— Что? — удивлённо протянула Изабелла, глядя на сестру, стоявшую перед ней. — Тебя тоже хотели убить, а я даже ничего не знаю?

— Да, — сказала Нейман, опускаясь в соседнее кресло. — И я предпочла бы, чтобы ты ничего не узнала об этом.

— Но зачем и кому нужна твоя смерть? Кому ты помешала?

— Тебе хорошо известно, что Илария нас ненавидит. Вот, правда, за что — мне не известно. Так вот, это она подстроила ту аварию в институте.

— Ту самую, в которую ты попала?

— Да. Всё было рассчитано идеально, Ноэми должна была погибнуть или пострадать. Но вместо Ноэми в ловушку угодила я. Иларии всё равно, кто из нас пострадал бы, главное, она хотела причинить нам боль. Через два дня Ноэми случайно услышала один разговор. Это был тот самый день, когда поймали Лэс-Теру и в связи с этим отменили лекции.

— Да, это случилось в понедельник. Но о чём шёл разговор?

— Ноэми узнала, что в несчастном случае замешана Илария, которая всё спланировала.

— Почему Ноэми нам ничего не сказала?

— Она была в растерянности. Всё бы обошлось, ведь я почти не пострадала, но Ноэми выдала себя. Илария поняла, что её разоблачили, и всё рассказала отцу. Тот, видимо, решив помочь дочери, берёт кинжал и идёт к Ноэми, но он не смог убить её с одного удара и потому возвращается. Он естественно услышал, что Ноэми перед смертью всё мне рассказала. Он убивает Ноэми и скрывается, убив при этом и мою собаку. Хауц, оставшись без руки, видимо, передаёт дело в руки сына и посылает его устранить меня, как последнего свидетеля, и заодно отомстить за себя. Его сын берёт пистолет, садится на коня и мчится сюда, чтобы покончить со мной, пока я ничего не рассказала полиции. В это время я была с мамой в саду, в сумерках мы расстались, и я пошла к Измаилу. Но, едва сделав несколько шагов, я слышу, как мама кричит, назвав моё имя, а вслед за этим раздаются выстрелы и через секунду она падает. Этот убийца должен был убить меня, но мама ценой своей жизни спасла мою. Сын Хауца, стрелявший с большого расстояния в сумерках, не знал или не сразу понял, что попал не в меня, а в мою маму.

— Нейман, почему же ты ничего не сказала полиции? Ты знала, кто убийца и молчала? Как тебя понимать?!

— Я не хотела, чтобы убили ещё кого-нибудь. К тому же, кто убийца, я точно узнала лишь после похорон. Я дала шанс Хауцам самим сдаться, но они этого не сделали. Я допустила ошибку, Изабелла, непоправимую ошибку.

— Значит, Гио следил за Хауцами по твоему приказу?

— Да.

— Что же их побудило убить Леонарда? Ведь Гио сказал, что Леонарда убил Хауц.

— Не знаю, Изабелла, я сама такого не ожидала. Как только мы похоронили Ноэми и маму, я отправилась к Хауцу. Увидев меня, он удивился, так как считал, что я мертва. Я ему пригрозила расправой, если он и его сын не сдадутся полиции сами. Видит Бог, я не хотела крови, но желала справедливости. Но, видимо, Хауц не думал сдаваться и в доказательство того он убил Леонарда. Я предполагаю, он искал встречи со мной, но ему попался Леонард и он убил его. Хауц этим дал мне понять, что будет бороться со мной и не боится разоблачения. Это всё означает, что Хауц имеет что-то способное спасти его шкуру. Но что это такое? Чем он владеет, раз не боится закона? Что может вынудить человека пойти на столько убийств? Неужели просто желание угодить обиженной дочери? Я не могу ответить на это и потому прошу тебя, Изабелла, покинуть Аулент и Теру. Я боюсь, что следующей жертвой станешь ты.

— В таком случае, уедем отсюда вместе.

— Я не могу, — прошептала Нейман, опустив голову.

— Почему?

— Ты не должна задавать больше вопросов, — голос Нейман вдруг стал ледяным. — Ты покинешь Аулент и вернёшься на родину своей матери. Король Альдеруса с радостью примет тебя, ведь он уже не раз сообщал, что болен и может умереть.

У Изабеллы перехватило дыхание, она замерла, посмотрев на Нейман так, словно видела её впервые в жизни. Что стало с её сестрой, почему она так держится и говорит? На какой-то миг Изабелле показалось, что перед ней совершенно незнакомый человек. Да и кто вообще мог похвастаться тем, что знает Нейман? Она всегда была окутана тайной.

— Ты сказала «твоей матери»? — удивлённо и настороженно переспросила Изабелла.

Нейман медленно повернула голову и посмотрела на неё каким-то пустым взглядом, невозможно было определить, что творилось сейчас в душе терианки. Она будто старалась отгородиться от всего мира.

— Что ты скрываешь, Нейман?

Изабелла уже не на шутку тревожилась. Она вдруг поняла, что подобное поведение Нейман не обусловливается даже временным помешательством, её сестра говорила совершенно серьёзно и отдавала отчёт своим словам. Что-то пока ещё неведомое Изабелле должно было выплыть сейчас на свет.

Нейман встала и прошлась без всякой цели несколько раз по площадке. Она не решалась сказать всего Изабелле, но та уже поняла, что сестра чего-то недоговаривает. Наконец Нейман остановилась, посмотрела на горизонт и глубоко вздохнула.

«Хуже уже не будет», — подумала терианка.

— У меня голубая кровь, — произнесла Нейман, не смея поглядеть в глаза Изабелле, боясь увидеть в них презрение и возмущение.

«Узнав, что я ей не сестра и что её здесь уже ничего не держит, Изабелле легче будет покинуть Теру и меня», — пронеслось в голове у Нейман.

Когда же она повернулась к Изабелле, то увидела её растерянное, недоумевающее и изумлённое лицо. Казалось, смысл слов не дошёл до неё в полной мере.

— У меня голубая кровь! — повторила громче Нейман. — Я не твоя сестра, я — терианка, но мы выросли вместе, и ты единственный близкий мне человек во всей Вселенной. Кроме тебя, у меня никого не осталось, и я не хочу тебя потерять.

Нейман села в кресло и заплакала. Это признание далось ей нелегко.

Совершенно ошеломленная Изабелла подошла к Нейман и погладила её по голове.

— Не плачь, Нейман, — сказала она, — я всегда буду считать тебя своей сестрой, даже если твоя кровь станет зелёной.

— Изабелла, но ведь ты почти королева, а я подкидыш без роду и племени.

— Это не имеет значения.

— Ты не понимаешь, что это значит!

— Я всё понимаю, Нейман. Для меня это большой удар, но я не отвернусь от тебя.

— Ты ведь не знаешь всего… — простонала Нейман, вспомнив, что говорила Райтиса о том, как тут появились она и Ноэми.

— Я человек и не такая, как большинство аулентцев. Ведь ты, Нейман, тоже единственный мой близкий человек, так как моя родня на Альдерусе даже никогда меня не видела.

— Тогда, Изабелла, покинь эту планету. Беги отсюда, пока не поздно.

— Ты хочешь, чтобы я оставила тебя одну, после того, как мы столько вместе пережили? Нет, этого не будет. Ты поедешь со мной. Я тоже не хочу, чтобы тебя убили!

— Я должна остаться. Здесь моё место. На этой планете жили люди моей расы, и я тоже останусь здесь. Быть может, моя настоящая мама ещё жива, и я смогу найти её или она сама придёт ко мне. Пойми, я не могу пойти с тобой.

— Не строй иллюзий, Нейман. Твои мечты останутся всего лишь мечтами. Люди с голубой кровью уже все погибли. По последним данным их осталось не больше двадцати и все они рабы, за которыми пристально следят. Надеяться на то, что среди них твоя мать, это безумие!

— Но в Ауленте, возможно, живут такие же люди, как и я. Они скрывают цвет своей крови, но всё же они есть. Ведь не могла же во времена террора уцелеть я одна. Я и Ноэми. Таких, как мы, часто подкидывали в те времена. Так если смогли выжить беспомощные младенцы, то и взрослые териане тоже могли уцелеть, тем более что эта планета им знакома лучше, чем землянам. Во всяком случае, если мои надежды не оправдаются, то я умру на Тере, но не буду спасаться бегством. Я так решила.

— А я?

— Ты покинешь Теру. О том, чтобы ты здесь осталась, не может быть и речи.

— Нейман, за что на нас свалились все эти беды? — уже не сдерживая слёзы, рыдала Изабелла. — Неужели мы так мешали людям на этой планете, что нас теперь уничтожают, как людей с голубой кровью? Неужели этому кошмару не будет конца?

— Не плачь, Изабелла, — Нейман вдруг стала пугающе спокойной. — Ты будущая королева, а королевы нее плачут. Покинь Теру и улетай на Альдерус. Я уверена, что ты станешь самой доброй и справедливой королевой, какой ещё ни разу не существовало во Вселенной. Перенеся все беды здесь, на Тере, ты будешь помнить о них на Альдерусе и никогда не допустишь войн, расовых дискриминаций и убийств невиновных. Прошу тебя, будь суровой, но справедливой, не теряй достоинства, но помни о милосердии. Не забывай того, чему учила нас наша мама. Улетай, принцесса Изабелла, и помни, что здесь на Тере, у тебя есть верная Нейман, которая будет предана тебе до конца жизни. Я пойду за тобой в огонь и в воду, я сделаю всё, чтобы уберечь тебя, ибо такова была последняя воля графини Ронды де Эриндо. Если я тебе когда-нибудь понадоблюсь, то позови меня, и я приду по первому твоему зову, даже с другого конца Вселенной, чтобы пройти вместе с тобой через все твои несчастья и беды, как прошли мы их здесь.

Изабелла рыдала, обняв Нейман, которая говорила тихо, успокаивающе и обречённо. Да, терианка чувствовала меч судьбы, занесённый над нею, но не хотела, чтобы под него попала и Изабелла. Обеим было тяжело, но Изабелле не хотелось покидать родной дом и сестру, последнюю, которая у неё осталась.

— Нейман, я не могу оставить тебя одну, — сквозь слёзы произнесла Изабелла. — Я чувствую, что стоит мне покинуть дом, как ты сорвёшься с тормозов благоразумия и начнёшь мстить всем подряд, как Лэс-Тера, и, в конце концов, погибнешь.

— Да, я буду мстить, но я буду осторожна, я узнаю, где тут собака зарыта. Ведь я всегда выходила победительницей из схватки с регетарками, даже когда они нападали стаями.

— Люди хуже регетарков. Они убьют тебя, Нейман! Умоляю тебя, лети со мной на Альдерус или я останусь здесь.

— Изабелла, своим присутствием ты связываешь мне руки, пойми это, наконец. Пока ты здесь, я ничего не могу сделать, так как буду бояться, что с тобой что-нибудь случится.

— Я не буду выходить из дворца, и со мной ничего не случится, — пообещала та, всё ещё надеясь уговорить Нейман изменить решение.

— Если наши враги захотят, то они доберутся до тебя и во дворце. Ведь Мария была не убита, но она умерла от того, что её сердце не выдержало. В её смерти косвенно, но виноваты Хауцы. Они очень хитры и не боятся закона. Я не знаю, почему они ведут себя так, но уверена, что за их ненавистью к нашей семье стоит теперь нечто большее, чем то, что я могу погубить карьеру Иларии и будущее её семьи. Я должна узнать, что именно, но для этого тебе надо удалиться отсюда. Потому что вести с ними борьбу и знать, что ты рядом, это всё равно, что фехтовать, держа в одной руке шпагу, а во второй хрустальную вазу, которая может в любую минуту разбиться, стоит лишь сделать неверное движение.

— Но, Нейман…

— Никаких «но»! Мама оставила меня главой семьи и мой долг спасти хотя бы тебя, раз я не уберегла остальных. Я остаюсь здесь, а ты завтра же улетаешь. Когда корабль тонет, капитан уходит последним или гибнет с кораблём. Я тоже останусь тут до конца, ведь я не только терианка, но хозяйка этого дворца и поместья. Если мы улетим вместе, то бросим на произвол судьбы не только дворец, где выросли, но и слуг, животных и сады. У нас больше десяти тысяч рабов, и ты представляешь, что с ними будет, если их покинуть на растерзание хищникам из Аулента? Нет, Изабелла, я останусь здесь. Я обязана защитить наших верных слуг и восстановить справедливость. Сейчас я отдам распоряжение, чтобы собрали все драгоценности, золото и одежду твою и твоей матери. У нас в сокровищнице и во дворце слишком много ценных вещей и потому тебе понадобится две тысячи коней, чтобы увезти всё отсюда.

— Две тысячи? Но зачем мне столько?

— Я не хочу, чтобы в случае моей смерти, что-либо досталось врагам. С тобой уйдут три тысячи самых преданных людей. Некоторые из них побывали в пустыне, сопровождая меня, и они смогут довести тебя до космодрома. Там ты увидишь космический лайнер с нашим гербом. Он самый большой из всех звездолётов, стоящих на космодроме. Возле этого лайнера стоит маленький корабль, он тоже принадлежит нам. Экипаж лайнера всегда готов к полёту, и ты, взяв с собой слуг, коней и то, что они привезут, улетишь на Альдерус.

— Но разве в один лайнер могут поместиться две тысячи коней, три тысячи людей и вся поклажа? — усомнилась Изабелла, ни разу в глаза не видевшая космический транспорт.

— Да, там все поместятся. Ты нигде дальше Аулента не была и даже не знаешь, каким огромным лайнером мы владеем. Да ты и вообще почти представления не имеешь о космических кораблях. Может, будет тесновато, но вы потерпите недельку. Лайнер огромен, но ты возьми и маленький корабль. Он тоже не должен здесь оставаться. Когда прибудешь на Альдерус, сразу же пошли сюда ещё пару лайнеров, чтобы они забрали с Теры и остальных наших рабов. Эти люди верно нам служили и давно заслужили свободу, а потому подари им всем вольные. И ещё об одном не забудь: я обещала Гио отдать своё поместье, которое принадлежит мне на Альдерусе. Пусть он станет там хозяином… Изабелла, что с тобой? На тебе лица нет!

— Я боюсь.

— Чего?

— В пустыне часто пропадают караваны. Вот и Льдиянэ уже десять дней как ушли в пустыню, а с космодрома сообщают, что они туда так и не прибыли, а ведь они наняли самых лучших проводников. Я тоже могу пропасть без вести.

— Ты не заблудишься.

— Откуда такая уверенность? — разнервничалась Изабелла.

— Я дам тебе рацию и ты, войдя в пустыню, свяжешься с командиром лайнера. Вы будете поддерживать связь друг с другом и там, благодаря особому радару, будут знать о вашем местонахождении и станут давать указания в какую сторону двигаться.

— Ничего из этого не выйдет. Другие тоже держат связь с космодромом, но едва караван углубляется в пустыню, как всякая связь исчезает, — Изабелла от отчаяния стала постепенно переходить к истерике от страха перед пустыней, о которой рассказывали столько ужасов. — Нейман, можно я останусь с тобой? Я не перенесу этого путешествия! Я боюсь!

— Нет, здесь ты не останешься. Я несколько раз, как тебе известно, пересекала пустыню и ни разу не заблудилась. Ты тоже доберёшься до космодрома живой. Этот радар и передатчик с рацией несколько лет назад изобрела Ноэми, а я его установила на лайнере. Об этом никто не знает и не должен узнать. Так что всё будет хорошо.

— Нейман, но если я заберу и лайнер, и корабль, то ты не сможешь в случае угрожающей тебе опасности покинуть Теру. Ты окажешься отрезана от других планет.

— Я не покину Теру при любых обстоятельствах. Здесь мой дом и моя родина, здесь я и умру, если надо, но никто не сможет выгнать меня отсюда. Ты же улетишь.

— Но я боюсь и лететь, ведь я ни разу даже лайнера в глаза не видела!

— Ничего страшного нет. Я ведь была на других планетах и всегда возвращалась живой. Помнишь, когда я приезжала, то привозила много подарков, и ты тоже мечтала побывать в других мирах, хоть никогда и не отваживалась. Свет клином не сошёлся на Тере. Поверь, Альдерус — очень красивая планета, а твой дядя — добрый человек и хорошо меня принимал. Ну, улыбнись, Изабелла. Хватит плакать, ведь твоя жизнь только начинается.

— Хорошо, Нейман, я покину Теру, если ты на этом настаиваешь. Но ты должна дать мне одно обещание.

— Что ты хочешь?

— Нет, сначала скажи, что ты сделаешь то, что я попрошу. И ты обязана сдержать своё слово, иначе я не уеду.

Нейман колебалась, чувствуя подвох, но решила, что нужно любой ценой отправить Изабеллу на Альдерус.

— Я исполню то, что ты попросишь. Говори, — произнесла терианка.

— Нейман, наша мама любила нас всех одинаково и воспитала христианами, верными закону Божьему. Я хочу, чтобы ты добилась справедливости законным путём, никого не убивая и никому не мстя. Если ты ничего не добьёшься, то не теряй голову и помни о том, что даже врагов нужно прощать.

— Изабелла, ты просишь меня о невозможном! Я могу обещать тебе что угодно, но только не это!

— Да, я знаю тебя, и предвидела твою реакцию. Именно поэтому я и захотела, чтобы ты обещала мне то, что я хочу, ещё не зная о моей просьбе.

— Я не смогу простить Хауцам!

— Сможешь. Не становись жестокой, Нейман, иначе ты уподобишься своим врагам.

— Это выше моих сил!

— Ты дала мне обещание, Нейман, и должна сдержать своё слово, иначе я никуда не уеду.

— Не суди, да не судим будешь, — с вздохом произнесла Нейман, словно пойманная в ловушку. — Если тебе нужно только это, то я обещаю тебе, что буду этого придерживаться.

— Я верю твоему слову, Нейман, и уезжаю со спокойной совестью.

— Когда весь этот кошмар кончится, ты сможешь вернуться, ведь здесь похоронена твоя семья.

— Наша семья, Нейман, — поправила её Изабелла, — она всегда будет нашей, и никто не посмеет сказать, что ты мне не сестра.

— Пусть будет так, — качнула головой Нейман. — Я же останусь здесь верным сторожем, и всегда буду помнить о тебе.

— Я тоже, Нейман, ведь ты единственная, кто меня теперь связывает с моим прошлым, с Терой и с нашей погибшей семьёй, — сказала Изабелла, и вместе с Нейман отправилась готовиться к отъезду.

Рано утром длинный караван, спешно нагруженный драгоценностями и всем самым ценным, что имелось во дворце, отправился в путь. Сокровищ в караване — хотя всё из дворца увезти так и не смогли — оказалось больше, чем можно было собрать во всём Ауленте. Но об этом не знал ни один житель спящего города, как и никто не догадывался, что принцесса Изабелла де Эриндо покидает Теру.

Нейман ехала рядом с Изабеллой во главе каравана. Люди и животные шли тихо, не издавая ни малейшего шума. Доехав до границы владений Эриндо, Нейман остановила коня.

— Дальше ты поедешь одна, Изабелла. Я возвращаюсь во дворец, — сказала она, избегая смотреть на сестру.

Несколько минут обе молчали, не решаясь поглядеть друг на друга. Мимо них шёл караван, и рабы отдавали молчаливую дань печали своим молодым хозяйкам. Нейман и Изабелла потеряли своих родных, а теперь и сами расставались, быть может, навсегда.

— Тебе пора, — произнесла, наконец, Нейман и сёстры обнялись в последний раз.

В глазах Изабеллы стояли слёзы.

Нейман подняла руку и стегнула коня Изабеллы. Лошадь рванула с места в карьер. Нейман знала, что поступила жестоко, не выслушав и не успокоив сестру на прощание, но кто-то первым должен сделать шаг к расставанию, а сделать его было очень тяжело.

Посмотрев вслед Изабелле, которая мчалась вперед, чтобы занять место во главе каравана, Нейман развернула своего коня. Золотистый в чёрных пятнах Измаил рысью направился домой вдоль каравана, ищущего в противоположную сторону. Нейман оглянулась и увидела, что в тот же миг, остановив коня, оглянулась и Изабелла. Обменявшись последним прощальным взглядом, сёстры направили своих коней в противоположные стороны.