Гонцы смерти

12

Денис позвонил Маринке уже в двенадцать ночи. Та закатила ему легкую истерику. Она тут с ума сходит, а он не мог даже позвонить. Грязнов стал ее успокаивать. А когда Маринка выяснила, что ее возлюбленный в Кузьминках у своего приятеля да еще собирается остаться у него ночевать, то вообще бросила трубку, заявив, что между ними отныне все кончено. От былой хохотушки не осталось и следа. Вылезла разъяренная тигрица, о каковой Денис даже и не подозревал.

Ситуация была патовая. Гаврилов тоже злился, потому что приятель ему ничего толком не объяснял. Да еще дал его телефон каким-то двум ханыгам, за которыми охотится. И представился его именем. Лехе эти неприятности ни к чему. Ему не нужны и двести баксов, за которые могут по головке настучать. И Анька-переводчица ушла рассерженная. Не обласканная. Потому что они только собирались заняться здоровым рабоче-крестьянским сексом. За секунду до звонка Грязнова-младшего Аня ушла принимать душ. Соседка по коммуналке, в которой жил Леха, весь вечер стирала, заняв ванную, а Анюта была девушкой чистоплотной. И плескалась, назло соседке, целых полчаса. Великий детектив успел примчаться. Анька вышла мокрая, она и волосы заодно вымыла, а Леха огорошил ее приятной новостью. Сказал: собирайся, приятель вот по делу приехал. Анна даже не поняла поначалу, подумала, что Гаврилову еще полчаса потребуется, чтобы переговорить с приятелем, который так и впился в нее двумя черными жучками глаз, то и дело поправляя косую челочку. Нервный такой приятель. Но у Аньки роскошные каштановые волосы, а особенно когда она их помоет, они делаются пышные, и все ее подруги стонут от восторга. Видимо, поэтому нервный сыщик так нахально и впился в нее взглядом. Но Гаврилов, помявшись, уже внятно ей объяснил, что сегодня у них ничего не получится, ему надо ехать с приятелем по делу. Анька озверела, тотчас собралась, замотав в пучок свои роскошные волосы, и, выходя, выдала тупоумному менеджеру «Сникерсов»:

— Больше мне не звони. С идиотами я встречаться не хочу!

Четко и определенно. Леха забормотал всякие извинения, но Анна не стала его слушать. И Гаврилов взвился на дыбы. Потому что Анька не только занималась с ним сексом, но в обмен на ласки еще и английским. Причем совершенно бесплатно. А самое главное, что вперемешку с поцелуями и поиском новых поз, Леха неожиданно, несмотря на свою тупость к языкам, стал просекать инглиш и уже спикать с Анькой в постели. Кто ему теперь возместит эти потери?! Нет, куда ни кинь, всюду клин. Грязнов-младший все опошлил и разрушил. А извозом Леха свои двести баксов в неделю заколачивал без проблем. Поэтому он наотрез отказался ему помогать и грозился, если ханыги позвонят в отсутствие Дениса, послать их подальше. Грязнов часа полтора его уговаривал. И все без толку. Потом спохватился и позвонил Маринке. И тут она ему еще выдала.

Он продолжал звонить и после того, как его подружка бросила трубку, но никто не отзывался. Наверное, она выдернула шнур из розетки. Денис вспомнил, что могут позвонить Нортон с Гжижей и перестал висеть на телефоне.

Леха гнал его из дома. Грозил отключить телефон. Он до того разбуянился, что Денису пришлось его повалить на пол и связать. Детектив пообещал засунуть кляп в рот, если Леха начнет орать. А связав неудачливого сникерщика, стал втолковывать всю государственную важность своего вторжения в его личную жизнь. Пересказал события, связанные с убийством Шелиша. У Гаврилова сгорел телевизор, и он ничего не знал. Услышав про смерть Шелиша, который ему нравился своей напористостью, Леха смягчился, задумался.

— Ты пойми, я свою будущую невесту бросил, оставил одну, и она заявила мне сейчас о разрыве. Стал бы я из-за каких-то ханыг это делать? Я вообще собирался взять тебя на работу к себе в агентство. Думал, провернем эту операцию, как напарники, и дальше будешь со мной работать. Все другие ребята ведут свои дела самостоятельно. Я зашиваюсь, потому что дел невпроворот. А это настоящая мужская работа. Да, трудная, тяжелая, опасная. Меня вчера вообще чуть не пришили. Но зато когда я нападаю на след, то кайф выше крыши. Это как охота. Идешь по следу и берешь дичь. А с какими людьми работаю?! Суперпрофессионалы. Один Турецкий чего стоит! А бабы, коли не понимают таких вещей, значит, в жены нам не годятся, и хорошо, что мы расстались сейчас, а не потом, когда они случайно залетят и заявят: все, миленький, я рожаю, шагом марш в загс. Ты думаешь, она с тобой сексом занималась? Она тебя объезжала, как норовистого конька, чтобы проглотить потом и привязать к себе… Ну что, развязать тебя?

Гаврилов кивнул. Денис даже сам проникся собственными доводами о том, что Маринка ему не подходит и хорошо, что он с ней порвал. Грязнов-младший развязал приятеля.

— Извини, старик. Но на карту поставлено слишком многое.

— Ты что же, меня и замочить мог? — обиделся Леха.

— Ну замочить — это слишком. Но вырубить — да.

— Ничего себе! — криво усмехнулся Гаврилов. — В своей же комнате попал в заложники.

— Ну так получилось. Я же думал, что мы друзья! В одной школе учились, в одну девчонку по уши влюбились. На кого мне еще было положиться? А решение требовалось выдать мгновенно. Естественным путем выскочило: Леха Гаврилов.

— А что за ханыги?

Денис взглянул на часы: час двадцать ночи. Они не позвонили. Что ж, подождем до утра.

— Да два соколика, — ушел в сторону Денис. — Скажу одну фразу, которую ты тотчас должен забыть. И скажу для того, чтобы ты, если они позвонят без меня, говорил нормально, без фортелей. За ними Интерпол охотится. Поэтому ребята суровые, безжалостные, и не вздумай фордыбачить. Вот тогда уж точно попадешь в жуткую историю.

Гаврилов от страха застыл, раскрыв рот.

— У тебя пистолет есть? — помолчав, спросил он.

— Настоящий детектив ходит без оружия, — важно ответил Денис. — А так-то есть, конечно.

Гаврилов достал из холодильника бутылку «Метаксы», которую приготовил для Аньки. Она любила греческий коньяк.

— Ладно, давай тяпнем! — миролюбиво предложил он.

— Кто же коньяк в холодильнике держит? — вспомнив уроки Турецкого, заметил Грязнов-младший. — Его пьют теплым, чтобы букет распробовать. А с Анькой восстановишь. Хочешь, я сам к ней съезжу и все объясню?

— Сама позвонит, я ее знаю. На такую корову кто еще польстится? Сто десять килограммов, представляешь? И вялая. Сопит только. Я из-за английского с ней и валандаюсь, — разливая коньяк по стаканам, вздохнул Гаврилов.

Они выпили. Закусили сыром. Часы показывали 1.50. «Вряд ли террористы позвонят», — подумал Денис. Он помедлил и снова набрал домашний телефон. Трубку подняли сразу же. Маринка не спала.

— Ну чего ты, еще дуешься? — спросил он.

— А ты как думаешь?! — уже без воинственной прыти, хлюпая носом, ответила Маринка. Для нее что плакать, что смеяться было делом минутным.

— Ты же понимаешь, какой важности сложились обстоятельства, если я вынужден торчать здесь, а не с тобой! Лешке всю любовную жизнь поломал. Его тоже невеста бросила, которую в двенадцать ночи я должен был выставить за дверь…

Денис специально сказал «тоже невеста бросила» и почувствовал, как Маринка напряглась.

— А что за обстоятельства?

— Я не могу по телефону о них говорить.

Она помолчала.

— Ты когда появишься? — спросила она уже примирительным голосом.

— До утра я тут как на привязи, — тяжело вздохнул Денис.

— А я утром уйду на работу, — сказала она, точно он об этом не знал.

— Я тебе позвоню и постараюсь за тобой заскочить.

— Я завтра до шести. У нас на весь день все расписано. — Маринка работала стоматологом у своего дяди, который имел небольшую собственную поликлинику, и заочно заканчивала медицинский. В принципе она была неплохим стоматологом и имела свою клиентуру среди продавщиц соседнего супермаркета. Несмотря на это, Денис полтора года не мог запломбировать себе зуб, Маринке никак не удавалось затащить его в свое кресло. — Ладно, заезжай полшестого, я тебе дупло закрою, — уже хихикнув, миролюбиво сказала она. — Заедешь?

— Постараюсь, — сказал Денис.

— Не постараюсь, а полшестого жду! — ультимативно заявила она, и в голосе снова послышались жесткие нотки.

— Целую!

— Пока, — нейтрально ответила Маринка. — Тебе дядя звонил и ругался, что ты им не доложился.

— Он из дома звонил?

— Он не сказал. Пока. — И она положила трубку.

За всей этой суматохой Денис напрочь забыл про дядю и Питера. Такой прокол с ним случился впервые. Видимо, память до сих пор не восстановилась. Леха с горя налегал на коньяк.

— Все нормально? — усмехнулся он.

— Попробовала бы взбрыкнуть только. В двадцать четыре часа с вещами вытурил бы ее обратно к матери, — чокаясь с Лехой, грозно проговорил Грязнов-младший. Выпив, он набрал номер домашнего телефона дяди. Но трубку никто не снимал. Денис набрал номер Питера. Трубку взяли сразу. И взял дядя, устроив ему сразу же маленький бенц по поводу его молчания. Грязнов-старший уже поднял на ноги всю ГАИ, чтобы они искали Денискину «четверку».

— В чем дело? — прорычал дядя, и Денис сразу понял: Иваныч круто набрался.

— Обстоятельства, — философски сказал племянник, помня замечание Турецкого, что телефон Питера прослушивается.

— Какие обстоятельства, мать твою так?! Совсем крыша из-за баб поехала?

— Примерно.

— У тебя что, язык отсох? — снова и нецензурно выругался дядя.

— Не телефонный разговор, — отрезал Денис. — Все в порядке. Александр Борисович в курсе.

Упоминание про Турецкого слегка отрезвило Грязнова-старшего. Он помолчал, сообразив наконец, почему его племянник говорит столь лаконично.

— Ну ладно, чтоб завтра же к 9.00 был у меня в кабинете. Все понял?

— Так точно, товарищ полковник, — последнюю фразу он сказал больше для Гаврилова и положил трубку.

Они допили коньяк и завалились спать. Но и утром, до восьми, до отъезда Дениса, никаких звонков не было. Сыщик приказал Гаврилову посидеть у телефона до двенадцати и поехал к дяде. На первом же перекрестке гаишник его тормознул: его «четверка» была в розыске. На Дениса тут же нацепили наручники. Денис потребовал тотчас отвезти его к дяде: удостоверение с фамилией «Грязнов» подействовало, но полковника на месте не оказалось, и молодого сыщика, несмотря на все его протесты, не отпустили. Хотя наручники сняли и даже принесли стакан чаю с бутербродом.

Вячеслав Иванович в те драматические минуты мчался в Мытищи. Утром позвонили из ГАИ и сообщили, что на голубом «рафике», принадлежащем ресторану «Голубые зори», обнаружены шины именно с таким рисунком, какой им прислали из Москвы. Грязнов, предчувствуя удачу, помчался сам.

Шофер, пожилой мужик лет пятидесяти, костерил гаишников последними словами. Ему только что подвалила везуха. Генеральный директор одного из закрытых акционерных обществ справлял на своей даче свадьбу дочери и подрядил Рашида Галиулина, как звали шофера, вместе с «рафиком» обслуживать это мероприятие. Рашид сделал две ходки, отвозя продукты на дачу, как его тормознули, арестовали машину и его самого. Мало того что ему ничего не заплатят, так еще крутой босс за то, что сорвал столь торжественный момент, и неустойку может потребовать. Рашид помимо завоза продуктов должен был везти гостей в загс, потом на дачу, а вечером развозить по домам. За день работы хозяин обещал двести долларов. Такой халтурой не бросаются. Но гаишники не обращали на Галиулина никакого внимания, лишь пригрозили, что, если он не умолкнет, они его отправят на пятнадцать суток за оскорбление чести мундира.

Примчавшись, Славка первым делом осмотрел шины: рисунок, без сомнений, был тот же. Об этом свидетельствовали дефекты, характерные только для этих протекторов. Об индивидуальных признаках шин на колесах транспортного средства судят по степени стертости протектора и отдельным дефектам, которые остаются на следах. Грязнов вызвал к себе Галиулина.

— Твои шины? — спросил он.

— Мои, — зло ответил Рашид.

— Та-ак, — заводясь, протянул полковник. — Где был два дня назад с двенадцати до трех дня?

— Я что, арестован? — возмущенно спросил шофер. — Покажи ордер на арест?

— Ты хочешь, чтоб все по закону было? — распалился Грязнов. — Сейчас будет!

Он открыл дверь.

— Прапорщик!

В комнату вошел сотрудник ГАИ.

— Посторожи его, я сейчас! — Славка выскочил из комнаты.

Прапорщик сел напротив Галиулина.

— Ты что, очумел, Рашид? — прошептал прапорщик. — Это же начальник МУРа полковник Грязнов! Сам прикатил. Ты понимаешь, куда ты вляпался?!

— А я ничего не делал! — с вызовом ответил Галиулин, но в его глазах блеснули испуганные огоньки.

— Ты-то, может, и ничего, а машина, видно, замазана! Угоняли?

— Да нет вроде…

— «Вроде»! — передразнил прапорщик. — Он тебя сейчас заберет в Москву, в Бутырку, и тридцать дней от звонка до звонка имеет право держать без всякого, а потом еще на тридцать продлит. А там…

Прапорщик махнул рукой. Галиулин облизнул запекшиеся губы.

— Да я ни сном ни духом, а машина в гараже, сам знаешь.

— Второй ключ у кого?

— У директора, он сам иногда ездит.

— Тогда все понятно, — вздохнул прапорщик. — Либо сбил кого-то и смылся, либо еще какие-нибудь темные дела проворачивал. Он-то откупится, а тебя посадят.

— Да ты что, Григорьич? — со стоном в голосе воскликнул Галиулин. — Да я-то тут при чем?!

— Ты-то! Твоя машина? Никто не имеет права к ней прикасаться! Ни директор, никто!

Славка курил, стоя на крыльце. Он и не собирался никуда звонить, хотя мог бы спокойно брякнуть Косте Меркулову, а тот имел право санкционировать арест. Все же речь шла о покушении на начальника Международного антитеррористического центра Питера Реддвея. Но он нутром чувствовал: мужик случайный, не той компании, которую он ищет. И такого эти бы не наняли. Он просто выжидал, что Галиулин, поостынув, выложит все, что ему известно. Если Турецкий прав, а он редко когда ошибается, то работали квалифицированные мафиози, они эти колеса выбросили на свалку, а шофер подобрал, потому что резина еще нестарая, колеса импортные и к этому полуразвалюхе-«рафику» никакого отношения не имеют. Была еще одна надежда на то, что шофер, кому приказали выбросить эти колеса и купить новые, пожадничал и толкнул их тому же Галиулину. Ради этого стоило немного помурыжить татарина.

Славку колотил даже озноб от предчувствия, что такой шанс у него еще имеется. За что он любил свое дело, так за эти минуты, когда появляется один шанс из тысячи. Один. Он докурил свой «LM», они тут с Турецким во вкусах не расходились, зашел к начальнику отделения ГАИ, выпил у него минералки. От коньяка отказался, потому что с утра никогда не похмелялся, хотя надрались они вчера с Питером на убой. Хорошо хоть виски, продукт качественный, и голова наутро не болела. И лишь после этого вернулся к Галиулину.

С первого же взгляда полковник понял: водила готов, родного отца сдаст. Славка подмигнул прапорщику, и тот послушно вышел из комнаты.

— Ну что, приятель, вляпался? — потирая руки, зычно проговорил Грязнов, усаживаясь напротив. — Ты еще не знаешь, в какое дело влетел!

— Я готов, товарищ полковник, все рассказать без утайки, что знаю. Все до последней капли!

— Ну если до последней…

— Два дня назад с двенадцати до трех, — затарабанил шофер, — был у тещи в гостях. Отмечали трехлетие внучки. Диляра зовут. Молодые немного посидели и убежали, у них там тоже у друзей праздник намечался, а мы с женой остались. Теща у нас хорошая, ветеран труда, на химкомбинате работала, имеет награды. Все свои собрались, но зашел сосед, он шеф-повар девятой столовой, пришел с бутылкой, понятно, за стол посадили, он подтвердит: я никуда не отлучался. Ну выпили с ним, перебрал, как всегда малость, и у тещи прямо заснул на пару часов, а потом жена разбудила, отвела домой. Мы рядом с тещей живем, она к вокзалу ближе…

— Ты мне про тещу не заливай! — рассердился полковник. — Шины откуда?

— Шины… — Галиулин запнулся, и у Грязнова екнуло сердце: что-то тут нечисто. Вячеслав Иванович специально дал ему немного выговориться, чтобы потом, ошарашив резким вопросом, взять тепленьким.

— Шины-шины, — не сводя глаз с Галиулина, проговорил Грязнов. — Только вот здесь не ври мне: не надо сказок, что на свалке нашел, мы это проходили!

— Да случайно встретились с мужиком, я на машине был, он посмотрел на мои колеса, стал их охаивать, они у меня взаправду лысые были, на честном слове ездил, ну и предложил. По дешевке. Сто тысяч за колесо. Я посмотрел: а они новые совсем, импортные, как не взять. Я тут же погнал сюда, к директору, уговорил его, вот и купили. Он, правда…

— Что?! — ухватился Славка.

— Говорит, ты не болтай, где взял, скажи, мол, у ханыги на шоссе. Я пообещал.

— А где этот мужик находится? Где брал?

— Мы в Измайлове, на рынке встретились. Он туда и подвез. У него «фольксваген»-фургон темно-синий…

— Номер запомнил?

— Номер? Да нет, я как-то…

— Ты вспомни! — потребовал Грязнов. — Вспомнишь, отпущу!

— Какой же номер? — Галиулин даже вспотел. — Первая «Е» вроде, а потом «Р» и три, пять — тридцать пять, а третья цифра то ли шестерка, то ли девятка. Триста пятьдесят шесть или триста пятьдесят девять, точно не могу сказать.

— А марка, говоришь, «фольксваген», темно-синий? — радуясь, как ребенок, этому признанию, переспросил Грязнов.

— Да, «фольксваген», я еще посмотрел и позавидовал: вот бы мне такой!

— А номер триста пятьдесят шесть? — не унимался Грязнов.

Галиулин с мольбой посмотрел на полковника.

— Триста пятьдесят шесть или девять, тут точно не помню!

Славка еще полчаса пытал его относительно номера, но Галиулин твердил как попугай: «триста пятьдесят шесть или девять».

На прощание он забрал у Галиулина одно колесо и уехал, оставив водителя в расстроенных чувствах: вся его халтура накрылась медным тазом.