32


Через час Реддвей уже знал, что Нортон и Гжижа прибыли в Женеву. Правда, вели они себя довольно скрытно и осторожно, да и встречавшие их проявили максимум подозрительности, долго крутили по городу, но разведка Питера сработала так четко и хитроумно, что никто ничего не заподозрил. В самой группе уже шла тотальная проверка всех боевиков, и агент Реддвея, внедренный туда, не мог поднять и головы. Всех бойцов держали в закрытой зоне, как бы под домашним арестом, никого не выпуская и перекрыв каждому все каналы связи с внешним миром. В Москве Питеру, казалось, уже нечего было делать.

Результат поездки особых успехов не принес, если не считать истории с Клюквиным, но и тут доказательства строились лишь на показаниях девочки-кассира. Правда, их было достаточно для того, чтобы допросить швейцарцев в качестве подозреваемых, протокол допроса капитана Гусельникова прибавлял многое. Но до сих пор грязновские сыщики не могли найти труп Клюквина, а без того трудно было расследовать это убийство. Единственно, чем мог гордиться Питер, так это неожиданным сближением с Надей, но и оно не очень его радовало. Вставал закономерный вопрос: а что делать дальше? Оставить все как есть, посчитав их связь легким командировочным романом? Надя ему нравилась, но и разрушать налаженный семейный быт, бросать сына Питеру не хотелось. Да и сложатся ли их отношения вообще? Он старше Павловой на семнадцать лет. Через десять ему будет под шестьдесят, а ей сорок, бальзаковский возраст, когда так обостренно хочется житейских перемен и новизны чувств. Сегодня разрушит все он, через десять лет она. Зато останется это десятилетие, которое он проживет ярко и насыщенно. Но как проживет эти десять лет его сын? Не нанесет ли он ему жестокую рану, которая отразится на всей его дальнейшей судьбе?

Эти вопросы мучили теперь опытного разведчика не меньше служебных проблем, узел которых так и не удалось развязать в России. Реддвей опасался откровенничать на личные темы с Турецким. Последний относился к своим амурным похождениям довольно легко, мучил ту же Лару, которая жертвенно все ему прощала. Надя этого не захочет. Да и Питер, как говорили в России, был сделан из другого теста.

Он уже собирал вещи, чтобы возвращаться домой, когда позвонил Грязнов и попросил заехать к нему на Петровку, 38. Рассказ гаишного капитана Гусельникова, его описание «Жигулей», на которых ехали в Москву Нортон и Гжижа, нервное поведение обоих выдавали их с головой. Только где они расправились с Клюквиным? Ясно, что не доезжая аэропорта, где-то в лесу, где есть удобный съезд с правой стороны.

Они тут же с муровским полковником наметили отрезок, на котором могли свернуть террористы. Вячеслав, не любивший откладывать дела в долгий ящик, схватил машину, посадил Питера, и они помчались на трассу.

Грязнов, как хорошая русская борзая, тотчас взял след, определив самый удобный съезд с шоссе, и медленно двинулся вдоль березовой рощицы, поглядывая назад.

— Надо было отъехать так, чтобы трасса практически была не видна, — размышлял он вслух, — а вон там рощица уже кончается… Так они ехали, теперь с шоссе их никто не видит, и до конца рощи им доезжать смысла не было… Значит, где-то здесь! Выходим!

Они вышли из машины, двинулись в глубь рощи.

Трава уже зеленела, и березки шумели буйной листвой.

— Ищи, где верхний слой был срезан! — бросил полковник Грязнов Реддвею.

Питер уже был недоволен его действиями. Чего проще взять человек десять и прошерстить рощицу. А они помчались вдвоем, словно им указали заданный квадрат. Реддвей вдруг увидел прореженные полоски травы, словно земля недавно была вскопана. Он кликнул Грязнова. Тот примчался, нагнувшись, походил вокруг, принюхиваясь, увидел старые следы и остановился.

— Стой и не двигайся! — приказал он. — Это здесь!

Он бросился к машине, вызвал экспертов-криминалистов и оперативников.

— Может быть, нам еще стоит расширить поиск? — предложил Питер.

— Все уже нашли! — уверенно сказал Грязнов. — Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал!

— Кто танцевал? — не понял Реддвей.

— Учись, Питер, пока мы с Борисычем живы! — возбужденно отозвался он, даже не расслышав его вопрос. — Это у вас там всякие Мегрэ, а у нас любой русский человек, понюхав землю, тебе сразу скажет: копали неделю назад. И точка. А дальше уже дело техники, которая сейчас и подскочит.

Приехали оперативники и эксперты-криминалисты из криминалистического управления ГУВД, осторожно вскопали землю и, к удивлению Питера, извлекли труп. Эксперты сняли отпечатки хорошо сохранившихся следов ног, а один из экспертов нашел даже пуговицу иностранного производства и еще шерстяные ворсинки, скорее всего от свитера. То ли Гжижа, то ли Нортон оставили эти «визитки», когда возились с телом. Неподалеку были обнаружены следы шин с рисунком протектора «Жигулей». Как известно, рисунок протектора автомобильной шины состоит из рельефных деталей различной формы, расположенных в определенном порядке. Шины дорожной проходимости имеют мелкий и неглубокий рисунок. При осмотре измерили величину элементов рисунка протектора и сфотографировали их. Участки объемных следов были изъяты, а также скопированы при помощи гипса и полимерных материалов.

Грязнов, порывшись в соседних кустах, нашел небольшую саперную лопатку. Видимо, ребята торопились и не удосужились как следует замести следы. Лопатка как вещественное доказательство была немедля приобщена к делу.

Счастье сыщика похоже на любовную охоту. Оно улыбается лишь тем, кто верит, что рано или поздно своего добьется. Через день гаишники нашли и «Жигули» физика. Чеченцы, получив машину на запчасти, пожадничали и, перекрасив, толкнули ее заезжему «братку» из Твери, которого и прихватили шустрые постовые из Солнечногорска. Эксперты нашли на стекле пальчики, как выяснилось позднее, они принадлежали Нортону. Через пару дней, поняв, что ему шьют чужую мокруху, раскололся и «браток», вывел на чеченцев, которые опознали по фотографиям Нортона и Гжижу, заявив, что получили машину от них. Но того, кто их свел, они не знали. Сказали, что незнакомец позвонил от Толика, сказал, какой товар и сколько он хочет получить, назвал место, где им передадут «жигуленок». Толя же, почуяв недоброе, подался, видимо, в бега, потому что нигде отловить его муровцы пока не могли.

Эта раскрутка убийства заставила Питера притормозить с отъездом. Он лишь отправил Надю обратно в Гармиш. Провожая ее в аэропорт, Реддвей выглядел грустным. Надя понимала его состояние и на прощание сказала, что ему не нужно ничего менять, да и она не хочет строить свое счастье на несчастье его жены и сына.

— Берите пример с Турецкого, — усмехнулась она. — Он, по-моему, влюбляется во всех женщин, которых встречает на своем пути, и не мучается, когда с ними расстается.

— Но я же не Турецкий, — с обидой сказал Питер.

— Нормальный мужчина всегда чем-то похож на Турецкого, — рассмеялась Надя.

Реддвей, проводив ее, долго размышлял над последней ее фразой. Что она хотела сказать?.. Что она и сама такая же, как Турецкий, и не хочет себя сковывать обещанием, данным одному мужчине? Но Питер никогда не думал, что Надя такая легкомысленная. Наоборот, ему казалось, что Надя при всей своей красоте очень надежный и верный человек. За ней многие ухаживали в центре, но она никогда ни с кем не вступала в близкие отношения. Эти ее качества и подкупали Питера. А когда произошла их близость, он считал, что не вправе относиться к этому как к легкой интрижке, поэтому так тяжело все и переживал, предаваясь мучительным раздумьям о своем и ее будущем. Она доверилась ему, и он должен решить, как им быть дальше. И вдруг такое заявление, которое повергло его в растерянность. Но нашлись «Жигули» Клюквина, начались допросы покупателя, и личные проблемы на время отступили на второй план.

Теперь в руках Питера и Турецкого были веские доказательства причастности двух женевских бойцов к убийству русского гражданина Анатолия Клюквина, и Генеральной прокуратуре можно было выписывать постановление об аресте убийц и о выдаче Швейцарией двух преступников. А когда они попадут в руки российского правосудия, то и у Турецкого возникнет надежда на хорошую сделку. В обмен на сохранение жизни — получить у террористов сведения о всей террористической группе. Вот тогда это была бы очень успешная акция, которая подняла бы престиж и Антитеррористического центра в Гармише. Питер сейчас нуждался в таком успехе, потому что американская власть в целом, и ЦРУ в частности, скептически относились к его затее с этим центром, и вопрос о дальнейшем финансировании этой организации, которой руководил Реддвей, висел на волоске. Для Турецкого это тоже было выигрышно, он мог бы стать одним из заместителей Питера от России, где преступные террористические группировки наращивали свои мускулы. А чем плохо еще некоторое время пожить в Гармише? На этот раз он мог бы взять с собой семью, и они с Питером ходили бы друг к другу в гости.

Об этом мечтал Питер, надеясь на успех, когда ехал сюда. Но потом пришли разочарования, а сейчас надежда снова расправляла свои крылышки.

Когда только раскручивалась история с найденными «Жигулями», Александра Борисовича вызвал к себе генеральный. Время, отпущенное им лично на расследование загадочной смерти Шелиша, истекало, но веских улик в руках у Турецкого до сих пор не было. Перед встречей с ним он мучился одной дилеммой: посвящать генерального в версию причастности Станкевича или нет. «Важняк» боялся преждевременной утечки информации. И не потому, что он не доверял генеральному прокурору, считая его ставленником мафиозных сил, нет, новый руководитель прокуратуры пытался в меру сил бороться со злом. Но в силу своих обязанностей не имел права скрывать полученные факты от сопредельных силовых ведомств, а это означало, что Станкевич сразу же будет об этом знать и предпримет срочные контрмеры.

— Мне нужна еще неделя, чтобы во всем разобраться, — вздохнув, объявил Турецкий, когда, поздоровавшись, генеральный спросил о результатах расследования.

— А что удалось выяснить? Удалось ли собрать улики в пользу вашей версии, о которой вы так широко объявили журналистам? — спросил генеральный.

— Пока ничего убедительного я сказать не могу. Словом, мне нужна еще неделя, чтобы аргументированно доказать свою версию.

Генеральный нахмурился.

— Это дело на контроле премьера и Президента, — решительно проговорил он. — И я не могу прийти к ним и сказать: у меня есть очень опытный следователь — Турецкий, который просит отсрочку в расследовании, он немного расслабился: коньячок попивает, с девушками болтает и за десять дней ничего толком не смог расследовать!

Замечание о коньячке и девушках покоробило Турецкого. Даже Меркулов помрачнел, не ожидая от генерального такого грубого выпада. «Интересно, кто же ему доносит всю эту чепуху? — усмехнулся про себя Александр Борисович. — Что за гнида?»

— И вообще, Константин Дмитриевич, я недоволен работой вашего следственного управления. Вы у нас шеф следствия? — Генеральный поморщился, вытащил таблетку, запил ее водой. У него была язва, она время от времени давала о себе знать, и весь аппарат об этом был осведомлен. — Прошло то время, когда результата нужно было добиваться любой ценой. Но когда результативность раскрытия преступлений на нуле, то это свидетельствует о плохой работе не только подчиненных, но и руководства. Я в данном случае говорю и о себе. Значит, мы не умеем руководить. И все прошлые заслуги, которые имеете вы, Константин Дмитриевич, и вы, Александр Борисович, не могут перекрыть данный позорный факт и волокиту по важному делу. Я тут еще прочитал справку Поздеева по делу об убийстве директора Красноярского алюминиевого завода Токмакова. Следствие проведено неплохо, но убийца опять-таки не найден. А утверждение Поздеева, что действовал профессионал, да еще из другой страны, этот вывод, извините, звучит неубедительно. Нам только не хватало сегодня все списывать на зарубежных террористов! Да газеты просто засмеют нас!

Генеральный выдержал паузу. Он в силу старого воспитания очень серьезно относился к печатному слову.

— Словом, пишите рапорт на мое имя, приводите объяснения, почему вам не удалось найти убийцу вице-премьера. Я же склоняюсь к мнению Фомина из ФСБ о том, что здесь естественная смерть. Словом, прекращайте это дело! Мы не можем отвлекаться на неперспективные дела, когда следственное управление буквально завалено работой, и я никого даже в отпуск не могу отпустить! — приказал он.

Конечно, Турецкий мог рассказать о своих подозрениях, причастности двух швейцарцев к убийству Анатолия Клюквина, а тот вместе с убитым Старостиным создавали «фантом Володина», который использовали как орудие убийства, и прекрасную историю, подаренную Эллой Максимовной, о мотивах Станкевича. Он даже хотел все это выложить, если генеральный посоветует ему прекратить дело, но упоминание о Фомине вызвало настороженность. Турецкий вдруг вспомнил, как недавно на одном из расширенных совещаний силовых ведомств в правительстве, куда пригласили и его, Фомин и генеральный сидели рядом и о чем-то постоянно перешептывались. «Они если не друзья, то хорошие приятели, может быть, учились вместе, — подумал Турецкий. — Вместе собираются, чтобы пропустить рюмочку-другую, отметить праздник, и завтра же все это узнает Станкевич. Какие его действия?»

Он вспомнил налитые кровью глаза Шелиша, и ему стало не по себе.

— Я могу обратиться за советом к премьер-министру? — спросил Турецкий.

У генерального от такого вопроса даже округлились глаза.

— Что это за совет? — не понял он.

— Это чрезвычайно деликатная ситуация. В моей следственной практике я еще не сталкивался с подобными проблемами. Они касаются важнейших вопросов экономики государства, и я обязан строго конфиденциально сначала доложить об этом премьер-министру, тем более что Владимир Алексеевич в личном разговоре со мной такое право мне дал, — жестко заявил Александр Борисович.

Генеральный несколько секунд молчал, не зная, что ответить своему подчиненному.

— Я как бы действую через вашу голову, но это ни в коей мере не является ущемлением ваших прерогатив как руководителя прокуратуры. Больше того, если премьер-министр согласится, я готов изложить данную ситуацию в вашем присутствии, но когда вы выслушаете, вы поймете, почему я настаивал именно на такой встрече. Речь идет о безопасности как самого Белова, так и Президента.

От последних слов у генерального пересохло в горле, и он снова налил себе минералки.

— Константин Дмитриевич докладывал вам о тех подслушивающих устройствах, что были обнаружены у меня в кабинете, — не дав генеральному опомниться, заявил Турецкий. — Я тогда посоветовал не поднимать шума, но осторожно провести служебное расследование по этому поводу. Оно проводилось?

Генеральный посмотрел на Меркулова. Константин Дмитриевич развел руками. Турецкий знал от Кости, что именно в этом кабинете ему посоветовали не заниматься ерундой, а проверить лишь безопасность кабинетов. Но чтобы провести даже такую проверку, требовалось просить технику у ФСБ. Только там имелись такие приборы, которые могли бы обнаружить низкочувствительных «клопов», но генеральный не захотел беспокоить начальника ФСБ по таким пустякам. Александр Борисович сознательно свел разговор к этому инциденту, чтобы намекнуть своему высшему начальнику о допущенной им халатности.

— Вы считаете… — смутившись, начал разговор генеральный, и Турецкий, не дожидаясь продолжения фразы, утвердительно качнул головой.

Положение было затруднительное. Выручил Меркулов.

— Раз премьер сам дал Александру Борисовичу такое право, то, я думаю, тут не будет большого нарушения субординации, если он им воспользуется, — мягко сложил фразу Константин Дмитриевич.

— Пожалуйста, воспользуйтесь этим правом, — согласился генеральный, — но я бы хотел присутствовать при этом разговоре.

— Хорошо, — ответил Турецкий.

Вопрос о прекращении дела Шелиша был временно приостановлен до консультации с премьер-министром.

Они вышли с Костей из кабинета генерального, зашли к нему. Меркулов закрыл дверь на ключ, вытащил из сейфа бутылку кизлярского «Юбилейного», который предпочитал всем остальным сортам коньяка, наполнил две двадцати граммовых рюмочки. Они молча выпили.

— Что за осведомитель у нас появился? — сердито поинтересовался Костя.

— Тут можно грешить на кого угодно, — махнул рукой Александр Борисович. — Секретарша генерального Вера в курсе, потому что в последнее время зачастила к Ларе: то зовет ее покурить, то показать модную тряпку, то подарила ей помаду, потом тени. Откуда такая внезапная любовь?

— Ты серьезно? — удивился Меркулов. — Думаешь, он сам?

— Трудно сказать. Но думаю, носит сплетни наверх не она. Ее используют другие.

— Кто?

— Полагаю, что полковник Фомин из ФСБ. Мне Лара сказала, что Вера захаживает на Лубянку. А уж Фомин в элегантной упаковке преподносит нашему. Меня настораживают его симпатии к этому пройдохе. Тот же действует тихо и осторожно, шпигуя шефа «наушной» информацией о пошатнувшейся дисциплине в подведомственном аппарате. А генеральный — человек строгий, принципиальный, ему не нравится, что следователи позволяют себе пропустить рюмочку в течение рабочего дня. Раньше за это с работы снимали. Хотя он и не ханжа, он демократ, он за справедливость. А Фомин тихо гадит. И происходит процесс наращивания кристалла. Видишь, и в тебя камешек уже пущен…

— Да я хоть завтра на пенсию. Мы уже поругались. Вроде была устная договоренность относительно Скопина, приношу приказ о прикомандировании Льва к следственной части, не хочет подписывать. Сказал, за два месяца заплатите, а в штат не возьму! Кого-то своего хочет перетащить из глубинки. Не знаю теперь, как Леве в глаза смотреть. Выдернули парня из аспирантуры!

— Что же ты мне раньше не сказал?! — возмутился Турецкий.

— Он поставил в известность об этом за секунду до твоего прихода к нему.

— Черт! — Турецкий налил себе еще рюмку и залпом выпил.

Подошел к окну и несколько секунд стоял молча.

— Зачем тебе встреча с Беловым? — спросил Костя.

Турецкий тяжело вздохнул.

— Пойдем ко мне.

Костя взглянул на потолок и кивнул. Они зашли в кабинет к Турецкому.

— Мне надо ехать с Питером в Женеву и арестовать этих мерзавцев. Иначе мы ничего не докажем. А они прямые свидетели. Я думаю, что и аппарат они увезли с собой. А бездоказательные показания того же Володина ничего не решат, ты же понимаешь. И естественно, я буду расследовать это дело в нормальный двухмесячный срок, как и предусмотрено УПК!

Зазвонил телефон. Турецкий поднял трубку.

— Сергей Басов никуда не уезжал, — доложил Скопин. — Он и сейчас дома.

— Ты где?

— Я звоню из автомата напротив.

— Я еду, жди! — сказал Александр Борисович. — Встретимся у подъезда.

Он положил трубку.

— Лева? — спросил Меркулов.

— Володин дома. Едем к нему.

— Ни пуха!

— К черту! — Турецкий подмигнул Косте, и первым вышел из кабинета.

Загрузка...