Гонцы смерти

29

Кузьма привез Нортона и Гжижу к отстойнику, где находился литовский поезд перед подачей на перрон вокзала, и стал уговаривать белокурую высокую проводницу впустить раньше срока в вагон двух приятелей иностранцев, рассказав, что бурно провожались, один из них оставляет в Москве невесту, вот и набрался с горя, а другой за компанию.

Иностранцы стояли за спиной Кузьмы, пошатывались и смотрели на проводницу бессмысленно-глупыми глазами.

— А если я их на перрон поташу, то вмиг менты загребут, у меня уже так было, — жалился он. — Да и с двоими я не справлюсь. А ребятам надо срочно в Вильнюс, там их ждут, они из Международного Красного Креста, мирные люди, врачи, никогда не пили, а тут купились на русское гостеприимство — и вот результат.

— Вы, русские, пьете как лошади, и других спаиваете! — зло, с акцентом проговорила проводница, и Кузьма подумал, что с пьянством немного перегнул: проводница сама оказалась пострадавшей. «Муж бросил, осталась с ребенком, это хорошо, значит, полтинник возьмет», — промелькнуло у него.

— Да они-то не виноваты, поскольку совсем не пьющие, они врачи, а наши их спиртом. Я сам вообще не пью, красавица, и с тобой полностью согласен. — Он маслено посмотрел на длинноногую, но с лошадиной рожей проводницу.

Она стояла у окна вагона, двери были закрыты, и все зависело от нее, от ее желания.

— Вот посмотри, билеты, паспорта, визы, все есть, они ж не «зайцы». — Кузьма вместе с билетами протянул ей пятьдесят баксов. — Я тебя умоляю, посмотри!

И он, подпрыгнув, как кошка, буквально впихнул ей в руку билеты и паспорта.

— В баскет играл? — оценив его кошачий прыжок, улыбнулась проводница.

— А как же, за сборную! — соврал Кузьма.

— Это еще что такое? — строго спросила проводница, наткнувшись на полтинник.

— Да это от нас ребенку на конфетки, скажете: дяди-врачи из Международного Красного Креста прислали подарок. — Кузьма нарочно два раза ввернул про Красный Крест, это действовало на всех успокаивающе.

Проводница помедлила, раздумывая брать — не брать. С одной стороны, она все же рискует, бригадир может пройти, проверить готовность, но она знала, что он почти никогда не ходит, девушки все серьезные, с работой в республике сложно, и они за свои места держатся, а сегодня он принимал какого-то гостя и вряд ли появится: ей уже доложили. А пятьдесят баксов на дороге не валяются, дочке она давно платьице обещала, и в театр ее сводит, у нее в воскресенье выходной. Поэтому она сунула деньги в кармашек, проверила билеты, паспорта, даже удостоверения МКК, которые имелись у Нортона и Гжижи. Да и парни были симпатичные, глупо улыбались, стоя за спиной у этого русского баскетболиста.

— Они тихие, — словно угадав ее мысли, рассмеялся Кузьма. — Выручи, родная моя!

Последнее ласковое слово решило все сомнения. Ее еще никто так не называл.

Она вздохнула и пошла открывать дверь. Как ни странно, но пьяненькие залезли без посторонней помощи и даже немного отрезвели. Кузьма завел их в купе, подмигнул.

— Завтра обязательно позвоните! — напомнил он. — Спасибо тебе, — ласково глядя на проводницу, заулыбался он. — Тебя как зовут?

— Аугуста…

— А меня Виктор. — Он нахально чмокнул ее в щеку. Проводница даже отпрянула в сторону. — Ну что ты, я же по-дружески!

Аугуста смутилась. «Совсем уже отвыкла от нормального обращения», — подумала она.

— Часто ездишь?

— Три раза в неделю здесь бываю.

— Может быть, встретимся как-нибудь? — Ножки и фигурка у Аугусты были просто загляденье. «Личико немножко подкачало, — отметил про себя Кузьма, — но с лица воду не пить».

— У нас часов шесть всего свободного времени получается.

— Ну и что? У меня машина, «мерседес», по Москве покатаю, не против? — улыбался Кузьма. — Не женат, чтобы ты не думала, что я какой-нибудь там бабник.

Аугуста пожала плечами.

— Значит, договорились. — Он снова чмокнул ее в щеку, но на этот раз она выстояла.

Кузьма ушел. Аугуста, улыбнувшись, помахала ему из окна. Виктор ей понравился.

Он неожиданно появился на перроне, принес ей шоколад и бутылку кока-колы. Ему надо было удостовериться, что ребята отчалят нормально, но он изобразил, что захотелось с ней снова повидаться, для этого и разыгрывал любовные пассы в вагоне.

Аугуста смутилась, когда он сказал, что хотел бы ее снова увидеть. Глаза ее заблестели, и она долго не могла прийти в себя. Понимала, что так быть не может, что она не из тех, в кого влюбляются с первого взгляда, но Кузьма даже не вошел в вагон, чтобы еще раз попрощаться с приятелями, лишь заглянул в окно и помахал им с перрона. Они еще немного поболтали. Кузьма сказал, что ему всегда нравились литовские девушки, что фигура у нее божественная и мужики ничего в бабах не понимают, пропуская мимо такие ножки. Аугуста лишь вспыхивала и улыбалась. Она готова была отдаться ему прямо сейчас, если б он отважился проехать с ней до соседней станции, но она понимала, у него машина у вокзала, он крутил ключами, и молчала.

Когда дали отправление, Кузьма потянулся поцеловать ее, но она сама поцеловала его в щеку и нежно посмотрела на него.

— Я буду через два дня, — сказала она. — Всегда этот же, шестой вагон.

— Договорились! — улыбнулся он.

Он дождался, пока поезд отойдет, а болтая с Аугустой, лучшего прикрытия нельзя было и придумать, осторожно проверил и милиционеров, шастающих по перрону, но те вели себя спокойно, точно никакой наводки не получали. Он знал, что транспортная милиция существует отдельно и, пока они получат информацию, пройдет не один день. А может быть, так умело менты работали, тихо и без напряга шерстя публику, во что Кузьма, конечно, не верил.

Теперь оставалось только ждать и надеяться, что гости успешно пересекут русско-литовскую границу, а в Вильнюсе их уже ждали. Кузьма попросил отправить ребят первым же рейсом куда угодно, хоть во Францию, лишь бы они выбрались за кордон.

Нервничал и Станкевич. Слишком много знали эти двое, чтобы отдавать их в руки прокуратуре. Он даже хотел позвонить Фомину, дабы тот проследил за их переправкой через границу, но Кузьма его отговорил. Ненужный шум ни к чему.

Геннадий Генрихович позвонил в Женеву, помощнику Редли, который курировал эту группу, и предупредил его: ребята наследили и их важно на время куда-нибудь отослать, изменить паспорта и внешний вид.

Наутро раздался долгожданный звонок из Вильнюса. Гости прибыли благополучно, в 12.45 они отбывали в Вену. Кузьма попросил позвонить, когда они улетят.

— Ну вот, а ты волновался! — весело сказал он Хозяину. — Ну что, ехать в Воронеж?

— Успеется. Надо решить все вопросы здесь.

Станкевич с утра был не в духе.

— Санин хоть и трус, но самомнение у него большое, — проговорил за завтраком Кузьма. — Убирать его, по-моему, нет смысла. Третий труп вице-премьера наделает много шума. Поэтому надо лаской и деньгами.

— Его — деньгами? — накалился Станкевич. — Я бы придушил этого ворюгу собственными руками.

— Э, да ты, брат, совсем не в форме! — удивился Кузьма. — Не забывай, там тесть — генерал МВД, и Санин считает, что с такой опорой он может спокойно послать тебя подальше. А начнутся разборки, тесть ввяжется, и мы заварим такую кашу из шрапнели, что все зубы переломаем. Все же нормально. Санин — наш. Ну повздорили немного, Виталик залупился, но он же понимает, что вытянул козырного туза. Тут мы его недооценили, надо это признать, умаслить его самолюбие, и он станет как шелковый. Я понимаю, что Шелиша с Кроминым купить было невозможно, хоть ты этого и хотел. И дал бы, сколько ни запросили. Так чем хуже Санин? Тем, что глупее и жаднее? Так это еще лучше.

Часы показывали девять тридцать утра. Встреча Санина и Белова должна была уже начаться.

Премьер не стал ходить вокруг да около, а выложил ситуацию как она есть.

— У Президента есть сомнения относительно вашей кандидатуры, — заговорил он. — И не потому, что вы работаете в связке с Геннадием Генриховичем, наоборот, у нас в отличие от покойного Олега Дмитриевича и Кромина мнение о нем неплохое. Он толковый организатор, экономист, а то, что много заработал, как это волновало Шелиша, то тут мы ставим ему в плюс такую заслугу. Хватит юродствовать, прошли те времена, когда к богатым относились с подозрением…

Белов выдержал паузу. Санин знал, что у самого премьера на западных счетах имелось около трехсот миллионов долларов, и он не считал это позорным фактом своей биографии. Все американские президенты всегда были миллионерами, и это не мешало им работать на пользу своей страны. В этом отношении он полностью расходился с Сухановым и по этой же причине не хотел Кречетова, который имел дальнюю цель: занять его место.

— У меня лично одно сомнение: вы всегда работали в банке, коллектив там небольшой, а тут… — Премьер выдержал паузу.

— Я работал начальником управления, — начал было Санин, но Белов его перебил:

— Я знаю-знаю, но то было давно, и большую часть времени вы проработали в банке. Это, кстати, неплохо…

— Но мне приходилось участвовать и в различных акциях и проектах по возрождению тех самых предприятий, которые мы покупали. В частности, я поднял часть заброшенных медных и никелевых рудников в Красноярском крае, поднял «Азотрон», когда он был на грани краха…

— А почему не делаете вливания в «Азотрон»? Из обещанных ста миллионов вы пока не перевели ни копейки, — сурово напомнил премьер.

— Мы заключили сейчас договор с одной эстонской фирмой на проведение полной компьютеризации завода. Это сорок миллионов. И проведение ее позволит вдвое повысить рентабельность предприятия, — солгал Санин.

— Да? — удивился премьер. — Я не знал. Ну тогда хорошо, это разумный шаг. Правильно, что не перевели деньги на завод — их бы тут же разбазарили, а не вложили в дело.

Этот факт несколько затормозил наступательный напор премьера, он стал разговаривать в более дружелюбных тонах.

— Я, естественно, позвал вас не для того, чтобы отчитывать за предыдущие ошибки, их у вас, наверное, было меньше всего, а главная заслуга в том, что, начав с нуля, при вас банк вошел в тройку крупнейших в России и стал известен в Европе. Я тут читал отчет о ваших европейских связях и диву давался. Значит, и в России можно создавать такие компании, как «Форд», «Дженерал электрик» или «Мицубиси». Ваш банк сегодня способен создать в России такую фирму мирового уровня, и я-то лелею надежду, что вы, имея опыт и связи, наладите именно это дело, которое и государству будет давать солидные прибыли, и мы сможем за счет этого резко поднять социальный уровень жизни: повысить пенсии, платить людям по безработице, как это делается во всем мире. И поднять наконец-то культуру. А то сами видите, кино почти умерло, библиотеки на грани краха, театр еще как-то живет за счет энтузиазма. Вот с какой целью я вас приглашаю и почему у нас с Президентом пал выбор именно на вас.

— Спасибо, я думаю, что в этом плане у меня действительно есть опыт, и я сумею тут наладить работу, — проговорил Санин.

— Ну и второе. Шелиш и Кромин много сил вложили, подготовив проект по деприватизации. Вы, наверное, слышали?

Виталик кивнул.

— Мы хотим, чтобы он был осуществлен. Я надеюсь, Евгений Сергеевич все же справится с болезнью и поможет вам в этом. Не знаю, на каких началах, пока врачи склоняются все же к инвалидности, но хотя бы советами, консультацией… Мы хотим его запустить как можно раньше. Вы в принципе согласны с такой постановкой вопроса?

— В принципе — да, но тут надо хорошенько подумать, как бы не случилась вторая экспроприация. Я говорил с западными банкирами на этой неделе, они в панике, и подобный шаг оттолкнет многих, мы затормозим тот рост инвестиций в нашу экономику, который начался при вашей активной инициативе в этом вопросе. — Санин специально польстил премьеру, зная, что это была его любимая идея еще с давних времен.

— Да, я тоже сегодня всю ночь ворочался, мне уже шлют письма, звонят западные инвесторы и предприниматели, поэтому и здесь я рад, что мы понимаем друг друга. Вы не такой экстремист, как Кромин. Он тут такой список подготовил, что даже Президент, просмотрев его, усомнился: стоит ли вообще затевать эту деприватизацию, не есть ли это зловредная акция. У первой жены Шелиша отец ярый коммунист, и хоть Шелиш развелся с ней, но тестю симпатизировал, и вообще, он к концу жизни резко полевел и стал относиться к частной собственности как ко злу.

— Я этого не знал, — удивился Санин.

Он действительно был поражен, услышав от премьера такую характеристику Олега.

— Открыто он это не высказывал, но в приватных разговорах меня это настораживало. Он как-то сказал мне, мы сидели на даче, жарили шашлыки и вдруг такая тирада: «А коммунисты в общем-то правы, Владимир Алексеевич, наша попытка скопировать американский опыт и стиль жизни обречена на неудачу. Народ это не принимает». Я был удивлен, попытался с ним даже поспорить, но он с таким азартом полемизировал, что я растерялся. Поэтому он и Кромина сагитировал под эту коммунистическую идею, нас с Президентом увлек легкой возможностью пополнить казну, но чем больше я сегодня думаю об этом, тем осторожнее, считаю, надо осуществлять эту программу в жизнь. Вот такие мои соображения по этой части, хотя сама идея плодотворна и кое-где мы просто профукали, отдали за бесценок огромные сырьевые ресурсы, и тут надо решительно все изменить. Как говорят, пусть господа капиталисты делятся! — Белов засмеялся.

Вошла Людочка, принесла на подносе чай и печенье.

— Вы согласны со мной?

— Да, я полностью согласен с вами и сам хотел высказать вам те же самые мысли.

— Спасибо, Людочка.

Секретарша ушла.

— Рад, что мы тут сходимся! — Владимир Алексеевич посмотрел на часы. — Ну что же, Президент нас ждет, он мне доверяет в моем выборе, и я надеюсь, что я в вас не ошибся.

— А я хочу вас заверить, что постараюсь оправдать ваше доверие, — заверил премьера Санин.

— Еще один щекотливый вопрос. — Белов выдержал паузу. — Президент может спросить, поэтому вы должны быть готовы к нему. Этот средневековый замок рядом с Барвихой — он как бельмо на глазу. Чего это вы так? Журналисты в первый же день начнут драть вас за уши!

Владимир Алексеевич засмеялся.

— Дело в том, что… — начал Санин, но Белов его перебил:

— Поймите, я не против, чтобы богатые люди строили себе такие хоромы, и когда вы были банкиром, то никто даже не заикался, но теперь, как говорится, любое лыко в строку.

— Кстати, деньги давал дочери не я, — усмехнулся Санин. — У нее есть дед, он долгое время проработал в ГАИ, причем постовым на серьезных трассах и скопил себе немалое состояние…

Белов нахмурился.

— Да, мне уже докладывали о нем. Я министру сказал, чтобы он по-тихому проводил его на пенсию. Вы не будете возражать? Как-никак, и эти вопросы будут вас отчасти касаться.

— Не буду, — ответил Виталик.

— Вот и договорились! Поехали!

Они поднялись. Санин облегченно вздохнул.

— Не волнуйтесь, все будет в порядке! — улыбнулся Белов.

Станкевич с Кузьмой продолжали завтракать. Кузьма ел, как всегда, много, с аппетитом, причмокивая, а Геннадий Генрихович еле проглотил бутерброд с осетриной и выпил полстакана фруктового чая.

— Где же наши ребятки засветились? — снова озаботился Кузьма. — Если в роще, где они труп закапывали, это хреново, могут затребовать их через Интерпол. А если в кассах, то тогда еще ничего. Подумаешь, попросили Клюквина подвезти, это не факт.

— Съезди в кассы и узнай.

— Сам не поеду, это опасно. Да и фотографии нужны. Хотя есть один вариант. У моего приятеля там одна девчонка работает. Разузнаю через нее. — Кузьма проглотил многослойный бутерброд с маслом, ветчиной, сыром и зеленью в два приема.

Зазвонил телефон. Станкевич, сидевший до этого в напряжении, схватил трубку.

— Они поехали к Президенту, — доложила Людочка. — Беседовали сорок минут. Вышли оба сияющие. Премьер представил Санина как будущего заместителя, попросил любить и жаловать. До этого я приносила им чай и слышала, как твой Санин сказал, что во всем согласен с Беловым. В чем конкретно, я не расслышала. Но то, что они обо всем сговорились, это ясно, и, видимо, вопрос с Президентом согласован заранее. Я тебя поздравляю.

— Мы увидимся?

— А ты все еще хочешь? — вопрос прозвучал кокетливо, Людочка сама хотела этого больше всего.

— Конечно.

— Тогда да.

— Когда за тобой заехать?

— Я заканчиваю в шесть-полседьмого. Если буду задерживаться, позвоню.

— Коля подъедет, ты его знаешь.

— До встречи. К тому времени будет все уже известно.

— Целую.

Он положил трубку. Несколько секунд напряженно молчал. Ему хотелось знать, о чем они сговорились. Неужели Санин дал согласие проводить в жизнь программу деприватизации? А может быть, он специально вчера пошел на обострение? Чтобы легче потом было оправдаться?

— Санин в полном порядке? — заинтересованно спросил Кузьма.

Станкевич кивнул.

— Смотри-ка, как мужик пошел. Надо спешно играть мировую.

— Успеется. Пусть заглотит поглубже свой вице-премьерский крючок, — усмехнулся Станкевич. «Ничего, — подумал он, — тот компромат, который у меня есть, заставит его снова быть послушным! Или он исчезнет, как другие».

— Только я тебя прошу: обойдемся без силовых приемов, — с грустью проговорил Кузьма. — Военные действия надо на время приостановить. На твой компромат он выложит свой — на тебя. Он тоже немало знает. Ты пригрозишь его утопить, он пригрозит тебе. Выход останется один — его убирать, а это, как я уже сказал, не выход. Если третьего вице-премьера замочим, правительство озвереет.

Станкевич поморщился.

— Я понимаю, ты его считаешь дерьмом, плебсом, вором, кем угодно. Он такой и есть. Но сейчас он нас переиграл. И весьма неплохо. И тут не важно, использовал ли он твои заслуги или пробил брешь своей головой и покорностью…

— Может быть, хватит меня учить?! — перебив «гуру», зло огрызнулся Станкевич.

— О'кей! — Кузьма поднял руки, улыбнулся, схватил с тарелки кусок ветчины, соленый огурчик, густо полил кетчупом и засунул все в рот. Станкевича уже коробила прожорливость его помощника. — Ладно, я съезжу по делам.

Он поднялся и вышел из гостиной.

Станкевич и сам понимал, что надо переменить тактику в отношении Санина, он действительно знает о нем столько, что лучше бы ему умереть, но Кузьма прав: они могут подрубить сук, на котором сидят. Да и силовые методы Геннадий Генрихович никогда не любил и редко ими пользовался. Но тут в отношениях с Саниным что-то случилось. Сыграл эффект наращивания кристалла. Докладные главбуха, нарастающая день ото дня строптивость управляющего, его жадность, слабость к бабам — все это и привело к конфликту. Станкевич ничего не мог с собой поделать. Его точно несло, и он никак не мог себя утихомирить.

Зазвонил телефон. Станкевич поднял трубку. Звонила Вика Корецкая, сказала, что ее уволили по сокращению штатов и она теперь безработная.

— Берите в помощницы, — нагло заявила она.

Станкевич сделал кислую гримасу.

— Я хотела бы подъехать, переговорить, — настаивала она.

— Сегодня это невозможно. Но работу я тебе подыщу, — пообещал он. Санин все равно уходил из банка, а значит, не нужно будет держать его куколок. Вика — девочка расторопная, смазливая и хваткая, будет за всем приглядывать. — Так что не суетись и живи спокойно.

— Тем более надо встретиться, — уже кокетливо промурлыкала она, видимо, давно наметив оседлать богатого покровителя.

— Сегодня никак, — отрезал Станкевич. — Позвони завтра, договоримся.