Гордость, сила и зима: стирая границы

Глава двадцать шестая, об огородах и пирожных

Расписной потолок выглядел как-то удручающе, несмотря на то, что был стилизован под небо. Однако все эти облака нагнетали атмосферу и навевали тоску, заставляя думать о смысле жизни и прочих философских вещах. Но особо разлеживаться времени не было, поскольку уже через пару часов нам надо предстояло выезжать в замок короля Августина III. Скоро должен был появиться министр иностранных дел Ронии, некий Уильям Бэкон, чтобы сопровождать нас до места назначения. О том, что у нас будет провожатый, выяснилось во время моего отсутствия, за которое, кстати, я получила приличный нагоняй от Лекса и Чарли.

Сложив все свои вещи в седельные сумки, я еще раз окинула взглядом комнату, проверяя, не оставила ли чего. Выловив мальчишку-слугу, попросила отнести все в конюшню, а сама направилась вниз к остальным, чтобы позавтракать. Вчерашняя прогулка без верхней одежды, хвала Всевышнему, никак не сказалась на моем здоровье, зато отразилась на одном комплекте формы, превратив его в грязное недоразумение.

В столовой уже собралась вся семья губернатора, включая маленькую Мию, которая приветливо помахала мне и похлопала по стулу рядом с собой, приглашая присесть. А вот где пропадали все мои спутники — непонятно, потому что никого из ордена за столом пока что не было. Я заняла место рядом с Мией и начала неторопливо завтракать, попутно слушая рассказ девочки про пони, которого обещал ей купить папа. От моего взгляда не укрылось то, что Роза находилась в каком-то радостном воодушевлении, а вот ее сестра наоборот была на редкость задумчивой. Жаклин смотрела прямо перед собой, а ее руки крошили в тарелку кусочек хлеба. Заметив, что я ее разглядываю, она указала взглядом на выход, намекая, что желает переговорить после завтрака. Мой еле заметный кивок дал понять, что намек не остался без внимания, девушка заметно расслабилась и даже начала улыбаться. А, когда появились члены ордена, она засияла подобно начищенному подсвечнику.

— Привет, сестричка, — плюхнулся рядом со мной Эван и поцеловал в щеку. — Как спалось?

— Неплохо, а тебе? Слушай, ты причесывался вообще? — уставилась я на всклокоченного парня и попыталась пригладить торчащие во все стороны волосы. А заодно провести диагностику, но оба действия оказались безуспешны: силы пока так и не вернулись, а волосы Эвана остались растрепанными.

— Да заснул с мокрой головой, — фыркнул парень, а затем с наслаждением начал поглощать выпечку, лежавшую на его тарелке.

Краем глаза я заметила, что Жаклин поднялась из-за стола и направилась к выходу. Выждав немного времени, я, сославшись на то, что желаю проверить, все ли собрала, также покинула столовую. Девушка ждала меня прямо за дверью, нетерпеливо расхаживая из стороны в сторону. Увидев, как я появилась на пороге, она кивнула и повела за собой вверх по лестнице. Пока мы шли, Жаклин немного нервно озиралась по сторонам, а я еле за ней поспевала. Наконец мы вошли в ее спальню, и девушка жестом пригласила меня сесть в одно из больших кресел, которые стояли около окна. Комната Жаклин была просторной и светлой, как и все в этом доме, пожалуй, я бы назвала это помещение нежным, потому что в каждой детали чувствовалась рука хозяйки.

— Леди Валерия, — обратилась ко мне Жаклин, усаживаясь в кресло и нервно сцепляя пальцы в замочек, — могу я попросить вас об одной услуге?

— Смотря, чего вы желаете, — улыбнулась я.

— Ах, — встала девушка и прошлась по комнате. — Мне так неловко навязываться, но мне просто не к кому обратиться за помощью. Вы, как девушка, должны понять меня… Могли бы вы передать сэру Ричарду вот это, — Жаклин подошла к туалетному столику и взяла с него свиток, перевязанный розовой ленточкой.

Как-то не хотелось быть голубем с любовными записочками, вообще не хотелось вмешиваться во всю эту ситуацию, становясь третьей лишней. Но у старшей дочери губернатора было такое умоляющее лицо, что я невольно протянула руку и сжала послание. Жаклин так и просияла, а затем торопливо обняла меня, я только и смогла улыбнуться да ответить на ее объятие. Все-таки Жаклин Крид — очень хорошая девушка, светлая и чистая.

— И еще, леди Валерия, могли бы вы отдать письмо потом, когда вы уже на место прибудете. Или, если такое возможно, просто оставьте его где-то среди вещей, а не отдавайте лично в руки. Простите, что вмешиваю вас…

— Что вы, обещаю, это все останется нашим маленьким секретом. Пойдемте вниз, мы скоро выезжаем, — кивнула я в сторону двери, а потом убрала свиток в карман, стараясь не помять.

Когда мы подошли к столовой, то услышали, что там велись оживленные разговоры, кажется, Уильям Бэкон уже изволил приехать. Пора прощаться с семейством Крид и отправляться в дальнейший путь. Пройдя в столовую, я убедилась в своих предположениях — министр иностранных дел действительно почтил нас своим присутствием и теперь сосредоточенно знакомился со всеми. Жаклин прошла к своей семье и встала справа от отца, дожидаясь, пока он завершит разговор. Я же окинула равнодушным взглядом сэра Бэкона, но не смогла выявить для себя что-то интересное — с такой внешностью самое место в тайной канцелярии. В нем было все слишком обычным — обычные волосы мышастого оттенка, серые глаза, типичные черты лица. Пожалуй, встреть я его на улице, не обратила бы внимания. А вот этот мужчина, которому на вид было около пятидесяти лет, явно не упустил бы ни одной детали во внешности случайно увиденного на улице человека, уж больно пристально он осматривал всех нас, казалось, что он даже делает какие-то заметки в памяти.

— А это, сэр Бэкон, — кивнул в мою сторону Блейк, — леди Валерия Прайд.

— Рад знакомству, леди, — дежурно поцеловал мою руку сэр Бэкон, а затем пристально посмотрел в лицо, вызывая на поединок взглядов. Но наша негласная битва так и не успела начаться, потому что министр как-то странно выпучил глаза и начал судорожно кашлять.

Пока его отпаивали водой, я невольно покосилась на свое отражение. Вроде все нормально, глаза и нос на своих местах. Хотя, мне показалось, что сэр Бэкон как будто бы узнал меня, но мы до этого никогда не встречались, в этом я была уверена. Однако судорожно пивший воду министр так странно на меня косился, что я невольно начала вспоминать все свои прегрешения. Может, я вчера его обрызгала водой из луж, пока бежала к экипажу?

— Прошу прощения за заминку, — сдавленным голосом просипел сэр Бэкон. — Пройдемте же на выход. Ах да, забыл сказать, нас еще будет сопровождать мой сын Джереми, он должен подъехать с минуты на минуту. Леди, позвольте стать вашим спутником, — обратился ко мне министр и тут же практически потащил за собой, схватив за предплечье.

Чтобы не толпиться, мои спутники взяли куртки и отправились одеваться на улицу, а вот я и навязавшийся сэр Бэкон задержались и остались наедине. Министр начал помогать мне надевать верхнюю одежду, а затем я услышала, как он тихо сказал на ухо:

— Позвольте выразить свое восхищение, леди, эмоции вы контролируете просто замечательно. Но позвольте спросить, что в публичном доме делала девушка благородного происхождения?

Настал мой черед закашляться. Министр иностранных дел в публичном доме. В борделе. Да как угодно назвать — смысл не изменится.

— А вы что там делали? — только и смогла просипеть я, оборачиваясь и разглядывая сэра Бэкона.

— О, то, чем вы мне так любезно разрешили продолжить заниматься, пока вылезали в окно.

Краска стыда залила мое лицо, какой позор. Как можно было из всех комнат выбрать ту, где расслаблялся министр иностранных дел? Который еще и лицо мое запомнить умудрился. А я… А что я, я запомнила несколько другие части тела.

— Небо, леди Прайд, только не говорите, что вы действительно не запомнили моего лица, а я только что сам раскрыл все карты? — начало доходить до сэра Бэкона всё происходящее.

— Я как-то другое запомнила, — прокашляла я. Теперь настал черёд смущаться Уильяму Бэкону. Надо же, вогнала в краску человека, который мне в отцы годился. — А давайте, я вас не видела, вы меня не видели? И никому не будем говорить об этом досадном недоразумении?

Бэкон судорожно кивнул и открыл дверь. Наши лошадки были уже готовы, а мои спутники прощались с семьей губернатора. Мужчины воодушевленно целовали женские ручки и обменивались рукопожатиями с Освальдом Кридом. Поймав взгляд Жаклин, я коротко кивнула и похлопала себя по карману, намекая, что все будет выполнено в лучшем виде. Откуда-то подъехал молодой человек на сером коне. Остановившись, сын министра, начал спешиваться. И это ему почти удалось, но, когда мы столкнулись взглядами, он нервно дернулся и не очень грациозно бухнулся на каменную брусчатку. А я, пробормотав, что, кажется, забыла что-то в комнате, взлетела по ступенькам и захлопнула входную дверь. А потом три раза ударилась лбом о дерево. Медаль «Неудачница года» должна быть у меня в кармане.

Мало того, что видела министра не в самом приличном виде, так еще и его сын вчера пытался скрасить свой досуг в моем обществе. Ха, было бы весело, если бы они на выходе встретились, потому что вряд ли сэр Бэкон знал, что Джеймс, хотя, нет, Джереми, решил покутить в бордельчике. Яблочко от яблоньки недалеко падает. Сэр Бэкон, судя по всему, вдовец, кольца на пальце не было, а сын имелся, а то совсем неловко уж было бы смотреть в глаза матери семейства. Глубоко вдохнув, я переложила письмо из кармана штанов за пазуху, а потом вышла на улицу, сияя как будто бы искренней улыбкой. Все уже сидели на лошадях, кроме сына министра, который держал за уздечку моего Дьёго. Наскоро простившись с семейством Крид, я забрала поводья из цепких пальцев Джереми.

— Джиневра, значит? — с идзевочкой пропел рядом Джереми, откидывая назад светлые пряди. Его руки потянулись ко мне, подсадить решил, ну-ну.

— Молчал бы, Джеймс, — не менее язвительно протянула я, а затем откинула наглые руки. — И морковку свою попридержи, зайчоночек, если не хочешь в дальнейшем лишиться части своего огорода.

Нашу перепалку скрывал ото всех бок Дьёго. Джереми Бэкон окинул меня взглядом, а затем начал спиной отходить к своему коню, который стоял рядом. По его губам я четко прочитала: «Стерва». Нет, я не стала ругаться, а просто показала ему кулак. С оттопыренным пальцем. Выпрямившись в седле, я спиной ощутила, как Джереми изучал меня, и вся передернулась от омерзения.

Замок поражал своими размерами. Его высокие шпили мы заметили еще издалека, казалось, что башни заканчиваются под самыми облаками, а сам замок вот-вот окажется под самым носом. Но расстояние обманчиво, уже полчаса мы видели каменное здание, но так к нему и не приблизились. Построен замок был из белого камня, а вот крыша была черной, я невольно сравнила своего Дьёго с ним — белый с черной гривой. Всю дорогу я старалась держаться как можно дальше от Бэконов, знакомство с которыми напрягало все больше и больше. Если отец семейства еще мог претендовать на звание разумного человека, министр все-таки, то сын… Рядом с ним я ощущала резкие приступы ненависти ко всему, что шевелится, а шевелился обычно рядом, собственно, Джереми. Он, кстати, оказался ровесником Эвана, но мой друг никогда бы не позволил вести себя так рядом с женщиной.

Вблизи замок и вовсе давил своей массивностью, казалось, что сейчас он просто обрушится и завалит обломками. Издали заметив наше приближение, стража начала опускать подвесной мост, который обрушился на землю, разбрызгав грязь. Я краем глаза отметила, как Джейсон спустил с пальцев какое-то заклинание, а затем еле заметно кивнул, давая понять, что путь чист. Лошадей тут же увели в конюшню, а сумки начали оттаскивать по выделенным покоям. А нас уже повели в комнаты, чтобы немного отдохнуть перед аудиенцией у короля. Шли мы чинно и благородно, попутно слушая историю замка, которую я пропустила мимо ушей, потому что откровенно глазела по сторонам.

Во-первых, тут практически на каждом шагу стояли рыцарские доспехи. Пустые. Я проверила, украдкой отстав от остальных. Во-вторых, море гобеленов на стенах, в основном это были сюжеты из жизни предков короля Августина III, когда они совершали какое-то очередное славное деяние, вроде усекновения дракона или посадки дерева. В-третьих, слуги. Их было очень много, и они открыто таращились на нас и перешептывались между собой.

Приглашенных на подписание договора прибыло более чем достаточно, поэтому со свободными комнатами была напряженка. Мне досталась смежная комната — с общей ванной, а вот кто мой сосед — пока загадка, потому что я засмотрелась по сторонам и не увидела, кто зашел в соседнюю дверь. Скинув сапоги, я прошлась по мягкому ковру, ощущая, как ворс приятно щекочет стопы даже сквозь носки, которые на этот раз были с рыбками. А потом начала вертеть письмо Жаклин Дику. Интересно, а что она там написала? Наверное, что-то про голубые глаза и сверкающую улыбку. Рука помимо воли потянулась к ленточке, но я вовремя остановилась. Меня не касается, что там написано, хоть мне интересно. А что Дик ответит ей на письмо? Что за мысли в голове. Меня это не касается. Успокойся, Прайд.

Сунув до поры до времени письмо в карман, я разложила вещи, а затем проверила кровать на мягкость. Не самая удобная, видимо, специально, чтобы гости не залеживались, но недолго перекантоваться можно. Я вообще плохо высыпалась, если спала не на своей кровати, а к дворцовой в Алии так и вовсе привыкала почти три месяца. И тут за дверью в ванную комнату послышалось какое-то движение, кажется, мой сосед объявился.

— Кто мой сосед? — заинтригованно спросила я, постукивая по двери. Открыть не решилась, вдруг, он уже успел оголиться.

— Сюрприз, — радостно распахнул дверь Эван. Одетый. — Я хотел помыться, но дамы вперед. О, у тебя тут уютненько, — заглянул он через мое плечо в комнату, опираясь рукой о косяк.

— А у тебя что? — поднырнула я под руку Эвана, пересекла ванную и вошла в соседнюю комнату. Почти так же, как и у меня, только кровать без балдахина. И мне почему-то казалось, что она удобнее. Быстро проверив свои догадки методом ощупывания матраса, я обернулась к другу и коварно предложила: — Может, поменяемся? Ты же знаешь, как я плохо засыпаю на непривычной кроватке, а у тебя тут помягче, вроде.

— Чего не сделаешь ради подруги, — охотно согласился Эван, а затем направился в ванную. — Вещи твои пойду перенесу.

— Тогда свои захвати сразу, — кивнула я на седельные сумки, которые лежали на кровати слева от меня.

— Кстати, спасибо, что напомнила. Это Дика, перепутали слуги.

Дождавшись, пока ясновидящий скроется, я начала расстегивать сумку, чтобы положить письмо Жаклин. Но пальцы почему-то тряслись, застежка никак не хотела поддаваться. Не хотелось, чтобы Эван застукал, как я копалась в вещах его старшего брата. Кое-как запихнув изрядно пострадавшую от моих действий бумагу, я привела сумку в порядок и приняла самый невинный вид, который только можно было придумать. Как раз вовремя, секунду спустя на пороге появился Эван с моими пожитками, быстро поменяв сумки местами, он вышел из комнаты, отправившись к брату. А я направилась в ванную, предварительно оставив записку другу, чтобы не вздумал ломиться. Наблюдая, как бадья заполняется водой, я решительно выгоняла из головы мысли, в которых, почему-то, были письмо Жаклин и Дик, радостно скакавший по комнате и кричавший о постигшем его счастье. Что за бред в голове?

Интересно, кто это только придумал — произносить витиеватые речи, одно вступление к которым доводит до зубовного скрежета? Явно какой-то человек с прогрессировавшей манией величия, потому что в нормальном состоянии слушать это все просто невозможно. Встреча с правящей династией состоялась на неофициальном уровне, то есть присутствовало всего около тридцати человек от двух стран. Короли Ламелии и Ронии торжественно обменивались приветствиями вот уже полчаса, но к основной цели нашего приезда так пока и не приблизились. Зато упомянули дедушек и бабушек, которые гордились бы своими потомками, решившими в такой «нелегкий для всех нас момент встретиться, дабы решить столь животрепещущие вопросы, которые уже не один десяток лет мешают нашим странам идти рука об руку…». Муть.

Лицо Филиппа Блейка выражало смесь обреченного смирения и тщательно замаскированного негодования, так уже поперек горла встали эти речи, после которых наш монарх, определенно, должен был обнаружить мозоль на языке. А вот ламельские советники, стоявшие рядом с Блейком, одобрительно кивали, довольные словами нашего молодого правителя. Приехавшие за несколько дней до нас советники уже успели установить контакты с политическими партнерами, во всяком случае, так они сами утверждали.

Августину III наш король годился в сыновья — правителю Ронии перевалило за шестой десяток, на троне он уже сидел более двадцати лет. Король Августин из рода Кэрролов смотрел на окружающих уже немного поблекшими глазами, в которых, я готова была поклясться, была скрыта вековая мудрость. Он как бы взглядом говорил Блейку: «Что такого ты, мальчик, можешь сказать, чего я не знаю? Но я принимаю твои правила. Пока принимаю». Военный мундир, в который обрядился король Ронии ради такого случая, сидел на раздобревшей фигуре слишком плотно, казалось, что пуговицы сейчас отлетят и попадут какому-нибудь незадачливому министру по лбу. Седые волосы Августина III были уложены таким образом, чтобы прикрывать лысину, а тяжелая корона, переливавшаяся в свете, только помогала фиксировать прическу.

А вот королева Виктория выглядела просто замечательно для своего возраста. Ей нельзя было дать на вид больше сорока лет, хотя в этом году отмечали ее пятьдесят пятый юбилей. Высокая, стройная, с безукоризненно прямой спиной, она возвышалась над подданными и скользила по лицам взглядом равнодушных зеленых глаз. Какие это глаза, они были так прекрасны, что за один взгляд не жалко и умереть. Но на лице королевы нельзя было прочитать никаких эмоций, только светский интерес, который на деле и гроша ломаного не стоил. Виктория Кэррол явно скучала на этой встрече. Или делала вид, что скучала, потому что иногда она позволяла себе одобрительные кивки, когда ее муж говорил особо душещипательные строки из своей речи.

Наследник престола разглядывал Филиппа Блейка с уважением, приправленным толикой зависти. Еще бы, они были ровесниками, но Блейк — уже король, а Эдвард Кэррол — пока только принц. Вряд ли принц Ронии желал смерти своему отцу, но, думаю, не отказался бы, если бы тот добровольно отрекся от короны в пользу сына. Кстати, принц Эдвард вел занимательную беседу с министром Бэконом. Столкнувшись со мной взглядом, сэр Бэкон как бы случайно дотронулся пальцем до подбородка, намекая, что наш негласный договор в силе. Рядом с этими двумя стояла девушка, беспечно обмахивавшаяся веером и изучавшая людей в зале. Выглядела она, как ожившая картинка из сказок о принцессах, наверное, потому что ей и была. Аннабель Кэррол внешне была очень похожа на своего старшего брата, если бы не разница в возрасте, то их легко можно принять за близнецов. Светлое платье, отделанное кружевами, делало принцессу похожей на облако или на пирожное, щедро украшенное кремом. Словно подтверждая последнюю мысль, желудок коротко проурчал, заставив Дика покоситься на меня, закатить глаза и произнести одними губами фразу: «Ты безнадежна».

А по обрывкам фраз становилось понятно, что скоро вся эта пытка речью подойдет к концу, потому что доносились слова «подпишем» и «очень рад». Мысленно я исполнила веселый танец и покосилась в сторону дверей. Но кое о чем я забыла: о том, что должно быть торжественное завершение, подводящее итоги этой встречи. Минус еще полчаса из жизни, которые растянулись на целую вечность для моего окончательно прилипшего к спине живота. И вот, когда уже произошло торжественное пожатие рук и целование ручек, когда уже всех оповестили о том, что вечером состоится бал в честь прибывших гостей, когда все уже практически рванули к дверям, король Филипп сделал жестом знак, что хочет еще что-то сказать. На какой-то момент мне даже почудился хоровой стон, но это было только разыгравшееся воображение, а вот вопрос нашего короля заставил меня всю обратиться в слух:

— Могу я узнать, какова судьба Эрвина Роуга?

О да, что стало с послом Ронии, который чуть было не устроил массовое отравление, интересовало всех, кто прибыл. Меня — особенно, как-никак, главная пострадавшая, хотелось какой-то моральной компенсации хотя бы.

— Он скончался, — неожиданно сказала королева Виктория низким, утробным голосом.

— Мир его праху, — без особого сожаления сказал Лекс так, чтобы его услышала только я.

— Сэр Роуг должен был отправиться на каторгу за то, что он сделал, — продолжила королева, задержавшись взглядом на мне, — но его нашли мертвым в камере.

Что ж, Роуг легко отделался, вряд ли бы его изнеженный дворцовыми прелестями организм выдержал испытание каторгой. Конечно, о мертвых либо хорошо, либо ничего, но только вот покойный Роуг был совсем уж мрачной и неприятной личностью. Наверное, все же нехорошо так ругать его, пусть даже и в мыслях, но, с другой стороны, я имела право испытывать неприязнь к послу. Так и достигнув равновесия между совестью и обидой за моральный ущерб, нанесенный несколько месяцев назад, я, подталкиваемая в спину Лексом, направилась к выходу.

А еще предстояло вытерпеть бал.