В камере нас человек десять. У каждого своя история.
– …копаем, копаем – воду ищем – нет воды… и вдруг… как жахнет из-под земли фонтан… черный, жирный… Я кричу: нефть! Это же, братцы, нефть… А они – какая нефть?.. Здесь по плану вода! И в трубы ее. В городскую баню… Люди моются, хохочут… Черные, как негры… Не выдержал я… Подошел ночью к водяной колонке. Открыл кран и спичку – туда!.. Ка-ак эта вода шарахнет… Небо осветило, как днем. Ну, а меня, стало быть, за поджог водопровода… Ха-ха…
Тяжелая дверь открылась:
– Кто тут новенький? На выход!
Скованные наручниками с полицейским, мы вышли.
Смотритель подмигнул:
– Князь в гости просит.
Мы прошли по коридору, смотритель осторожно постучал в обитую кожей дверь.
– Разрешите, Шота Гонотарович?
– Открыто! – раздался красивый тенор.
Мы вошли.
Конечно, вряд ли роскошные апартаменты можно было назвать камерой. Ковры, белый телефон, белая, опять же, кровать. Телевизор с огромной линзой. На столе зелень, капуста, перец, рыба, графины с вином…
– Шашлыки прикажете внести? – спросил смотритель.
– Постой. Куда торопишься? Нам еще сидеть и сидеть…
И князь весело рассмеялся. Ему вторил визгливый смех смотрителя.
Все было вкусно. Я лопал за обе щеки, хватал с тарелок двумя руками. Князь сразу освободил меня от наручников и разорвал нашу с полицейским связь. Он достал из тумбочки связку ключей, и среди них, конечно, нашелся и от наручников.
Заметив мой взгляд, князь небрежно бросил:
– Чтоб каждый раз к коменданту не бегать. – И помахал связкой.
Князь с улыбкой наблюдал, как мы утоляем голод, а потом, капая вином с усов, поведал о своих невезениях:
– …сын у меня… У всех сыновья как сыновья. Неудачники! А мой… В пастухи пошел… «Хочу, – говорит, – отец, честно жить!» Ну, мало ли идиотов?..
Поехал мой брат от первой матери в горы на шашлык… Кто же, когда в горы на шашлык едет, шашлык с собой берет?.. Ну, подходят они к моему идиоту… «Привет». – «Привет…» – «Дай нам вон того, испачканного, с отметиной на задней ноге…»
«Нет, – говорит мой идиот, – не дам…» «Он все равно испачканный, дай…» «Не дам», – говорит мой идиот… «Ну, дай того, плешивого…» – «И этого не дам…» – «Тогда ту, хроменькую, которой все равно не жить?!» «Не дам…» – говорит мой идиот.
Брат жены со всеми друзьями прямо с гор ко мне.
Как снег на голову. «Слушай, – говорят, – Шота… Мы думали, человек ты, а теперь, когда ты сына такого вырастил… У всех – дети как дети… А твой…» И – бац! Моего лучшего петуха, как бешеную собаку, подстрелили… Кровь ударила мне в голову. Купил я пушку… Подкатил к дому брата… И – на клочки! Ну, схватили меня. Мне, конечно, плевать… Судья – родной шурин племянника… А если б и не был шурином, то стал… Когда есть деньги, и шурином могут стать, и братом, и сестрой… Шурин, судья этот… то есть… мне и говорит: «Я тебя, конечно, Шота, могу оправдать… За отсутствием улик… Поскольку все улики пушкой по ветру развеяны… Но лучше, дорогой… Посиди годок… Это в твоих интересах… Тут ты под охраной. Случись что, отобьем». Вот и сижу из-за сына, идиота. Чтоб маме его вместе с дедом отца…
И князь принялся вспоминать всех родственников, желая им всего самого-самого…
Плита в полу приподнялась, и показалась обросшая голова…
– Опять пол портишь, – недовольно сказал князь. – Опять перестилать?..
Голова увидела меня, исчезла, а на ее месте появилась Мария-Луиза:
– Бежим!
– Зачем бежать? – удивился князь. – Посидим, поужинаем. Потом я сам двери открою!
И он потряс связкой ключей.
– В следующий раз! – сказала Мария-Луиза.
Она потянула меня за брючину. Я спрыгнул в холодное подземелье.