Город неудачников

6. День птиц

Скоро мы были на площади, в самом центре толпы. Нас сдавили. Слева парень в фартуке, от него пахло кожами. Справа солдаты в кольчугах.

Все вытягивали головы в сторону ратуши, где покачивался шар.

Мария-Луиза работала локтями, мы протиснулись вперед, к самому ограждению.

Шар был величиной с дом. Он состоял из многих цветных кусков, вроде лоскутного одеяла. Из стыков с шипением выходил воздух.

– Жуть! – сказала Мария-Луиза.

– Нормально, – возразил ей рядом стоящий мужчина. – В такие сроки лучше не сделаешь.

– Вы кто?

– Я мастер.

– Но он же разобьется.

– Не исключено, – улыбнулся мужчина. – От смерти никто не застрахован.

Он достал сигарету и хотел было закурить, но взглянул на шар и поспешно загасил спичку.

Шар накачивали водородом из стальных баллонов, какими у нас пользуются при газовой сварке.

От баллонов к горловине шло множество шлангов.

Через них со свистом поступал газ.

– Не хватает еще горелки, – сказала Мария-Луиза. – Представляешь, что будет, если поднести спичку!

– Эй! – обернулся долговязый сержант. – Попридержи язык.

Воздухоплаватель, в лихо сдвинутых очках, бриджах и куртке-дутике, прощался с семьей.

Вот он поцеловался с женой. Подкинул в воздух сына.

Стрекотали кинокамеры, сверкали вспышки фотографов.

Но они почему-то снимали не воздухоплавателя, а мужчину во фраке, с белой гвоздикой в петлице.

Стоя на помосте, он произносил речь в огромный букет микрофонов:

– …человек не будет просить милостыню у природы, он возьмет ее сам, а потом завоюет все околосолнечное пространство… Он будет парить, как Икар, в не доступной птицам вышине и силой своих крыльев бросит смелый вызов вселенной!

– Мэр, – кивнула Мария-Луиза. – Вперед!

Я не успел опомниться, как она перепрыгнула через канат и подскочила к помосту.

– Отмените полет!

– Что-что?!

Мэр милостиво остановил подбежавших полицейских.

– Отмените полет. Он разобьется!

Мэр от удивления развел руками. Он оглянулся на свою свиту, как бы приглашая их посмеяться над Марией-Луизой.

– Да вы знаете, какой сегодня день? – спросил мэр.

Он выдержал паузу.

– Сегодня же День птиц!!

И все дружно расхохотались.

– Да, да… День птиц. Именно сегодня, в День птиц, мы проведем этот неудачный полет! Самый неудачный полет в мире, который прославит наш город!

– Но шар пропускает воздух! Он может погибнуть!

– К сожалению. Но воздухоплаватель возьмет запасной баллон… И если…

Мэр подмигнул свите.

– …и если наш герой не будет курить…

Свита дружно расхохоталась.

– …у него есть все шансы остаться в живых!..

Ну, а если…

Мэр вздохнул:

– Тогда он останется в наших сердцах. Навсегда, герои не умирают.

И, давая понять, что разговор окончен, он отошел к свите и во главе ее стал сходить с трибуны.

Мария-Луиза вернулась ко мне. Глаза ее сверкали.

Между тем наступали последние минуты церемонии.

Оркестр ударил марш. От горловины шара отсоединили шланги. Шар рвался в небо. Его сдерживал лишь канат, обмотанный вокруг каменной глыбы.

Воздухоплаватель подошел к корзине.

– Эй! – окликнула его Мария-Луиза.

Он оглянулся.

– Вы разобьетесь…

– Возможно, – ответил он. – Но я не делаю из этого трагедии…

– Почему?

– Я неудачник, – улыбнулся воздухоплаватель.

– Значит, судьба…

Оркестр заиграл что-то протяжное… Все запели.

Как мне объяснила Мария-Луиза, это был «Гимн неудачников». Слова гимна заглушала слишком громкая игра оркестра. Поэтому я мог расслышать лишь отдельные фразы…

«…не падай, приятель, духом… судьба-старуха, приятель, пускай себе идет… не в том, как говорится, дело… чтоб весело и смело… а в том, как говорится, чтоб пело все в груди…»

Не ручаюсь за правильное воспроизведение, но смысл был приблизительно такой.

Все пели дружно, с наслаждением, хотя и выходило не в рифму.

К воздухоплавателю подошел мэр и по-отечески обнял его. Снова застрекотали камеры.

Воздухоплаватель открыл дверцу корзины, сбросил оттуда веревочную, в несколько ступенек, лестницу. Он собирался забраться в корзину, но его остановили фотографы. Жестами они показывали, что первым должен подняться мэр – они хотят его сфотографировать.

Мэр протестовал, кокетливо отступал, но все же поднялся по лесенке. Застрекотали камеры, засверкали вспышки.

Мэр улыбался, смотрел в небо, брал и подносил к глазам бинокль, перегибался через борт, тянул на себя канат, подпрыгивал и хохотал…

И опять я не уследил.

Натянутый канат вдруг лопнул, корзина с недоумевающим мэром медленно поплыла вверх.

Мэр истошно кричал.

Полицейские крутились на месте, они не понимали, что случилось, отчего лопнул канат. И только один из них, тот, долговязый, который предупреждал про «язык», тыкал в Марию-Луизу пальцем и орал:

– Держи ее! Лови! Вяжи! Бери!

Мария-Луиза крикнула мне:

– За мной!

Я рванулся за ней, но запутался среди зрителей и потерял ее из вида…

Вскоре все разошлись.

На площади остались обрывки бумаги, фантики да несколько вялых зрителей.

Один из них, старик с тяжелым носом, подмигнул мне:

– Еще один неудачный полет сорван. Какая неудача!