Плавал я неплохо. И море было спокойное.
И держало хорошо. Я освободился от рубашки, штанов. Мария-Луиза тоже. Плавала она даже лучше меня. Мы хохотали, не думали о плохом, будто купаемся в Черном море…
И очень быстро из-за горизонта возник островок, и вообще все здесь происходило быстро. Пираты, горизонт, острова… Не как в жизни, а по-другому.
Но это я потом понял…
Мы вышли из пены прибоя на песчаный берег.
Песок, пальмы, хижина на холме.
– Отвернись! – сказала Мария-Луиза.
Она зашлепала по мокрому песку.
– Можно! – крикнула она чуть погодя.
Теперь она стояла в пальмовых листьях. Как туземка из «Клуба кинопутешественников».
– Сила! – только и сказал я.
Запахло дымком. Мы побежали на дым…
У костра, сидел человечек.
Когда подошли ближе, узнали мэра. Того самого, который улетел на шаре. Кстати, сам шар огромным одеялом лежал у порога хижины.
Мэр обрадовался встрече. Он прыгал, обнимал нас, хохотал, целовал.
– Ребятки, милые… Спасибочки вам, огромненькое.
Что улетел я из этого города. Я теперь, ну, самый счастливый. Ну, вот просто… Ну, такое вам… Просто огромненькое спасибочки… Живу в свое удовольствие… Хозяйство, дом, бананчики…
Ну, там: кофеечек, прямо с дерева в зернышках, ну, просто, ну, слов нет, как спасибочки… Две козы, творог, сыр, молоко.
И он стал показывать свое хозяйство, двух коз, дом, угостил сметаной, ватрушками, мясом куропаток, банановым вареньем на тростниковом сахаре…
– …а это… все… там, значит, бумаги… фотографы… ну их… пусть сами, без меня… не хочу, и не просите! Нет!.. Должности высокие… власть. От лукавого все…
Раздались позывные города Неудачников.
– Радио, – сказал мэр, – с шара приволок. Слушаю всю эту чертовщину. Хохочу – до смерти. Умираю как смешно… «Лучший город, единственный в мире…» Ложь! Ерунда на подсолнечном масле… Гордиться нечем – вот и придумали… Чтоб одни неудачники другими командовали…
Приемник стоял на ящике в тени пальмы. Из него доносились звуки траурного марша. Я так привык, что все совершается там весело, с шутками…
«…сегодня, – раздался сквозь треск эфира скорбный голос, – мы провожаем в последний путь нашего великого современника генерала Уилсона…
Генерал прожил большую и огромную жизнь… Ему не везло… Герой битвы при Лотреке доживал свои дни в бедности и нищете… Он был не просто неудачник, а Неудачник с большой буквы! Выдающийся неудачник нашего времени! Улыбнемся, друзья, в эту тяжелую минуту. Пусть везде расцветают улыбки…»
Звуки траурного марша перешли в легкий вальсок.
«Слово – племяннику генерала. Многие годы он делил с ним все неудачи…»
Мы услышали до противности знакомый голос:
«…друзья, близкие… Я не племянник генерала, я… я его дядя».
Раздался гул недоумения, и племянник стал рассказывать историю, хорошо знакомую мне по рассказу Марка Твена… Как человек стал дядей самому себе.
«…и теперь, как дядя… как дядя своего горячо любимого племянника… по совпадению, генерала… я хочу сказать… Мой племянник был генерал… Боевой генерал… Кто же тогда я, его дядя? Который руководил всеми его действиями?»
Раздались крики:
«Полковник!»
«Контр-адмирал!»
«Маршал!»
«Нет, – сказал племянник, – нет, друзья…»
Он выдержал паузу:
«Я ваш новый мэр… И… в эту тяжелую минуту… Я говорю вам всем. И себе тоже… Хватит неудач! Хва-тит! Мы должны сделать нашу неудачливую жизнь еще счастливей! Счастливей всех на земле».
– Этого нельзя допустить, – сказала Мария-Луиза.
– А-а, – махнул рукой бывший мэр. – Бросьте. Жизнь не переделаешь. Просто еще одному захотелось покомандовать. Плюньте. Слюной. Вот так…
И он сплюнул.
– Это подло, а потому неправильно, – сказала Мария-Луиза.
Мэр ткнул пальцем в небо:
– Когда я был там… на воздушном шаре, я поклялся… Если останусь жив. Если не окажусь еще выше. Вы понимаете?! И должность, и деньги, все! Все – к черту! И вы знаете? Я счастлив. Впервые в жизни. И я…
Мэр оглянулся по сторонам, как будто кто-то мог нас подслушать.
– И я… Я не считаю себя больше неудачником…
Он визгливо засмеялся, подпрыгнул, посмотрел направо-налево и бросился бежать прочь. Все время оглядываясь, бросаясь в разные стороны, будто по нему стреляли…