Глава 18

Кафе киностудии «Ленфильм» во вторник 9-го июня 1964 года гудело, шумело и смачно дымило сигаретами разных марок. Здесь с жаром обсуждались новые гениальные сценарии, новые творческие прорывные проекты, которые должны были потрясти мир. Впрочем, на этом обсуждении они подчас и завершались. И вот сюда, в это «творческое пекло», покончив с бюрократическими проволочками трудоустройства, в поисках идеи для 10-минутной кинокартины я и пожаловал.

Снять короткометражку — это дело серьёзное, это вам не в преферанс «пулю расписать». И самая большая загвоздка «короткого метра», конечно же, сценарий, написанный без единого лишнего эпизода, лишней фразы и лишнего слова. И при этом фильм должен быть не обрубком, а законченным произведением. В большом кино, я уж не говорю о сериале, есть, где «воду в ступе потолочь». Бывает, что во время финального монтажа картины вырезаются целые эпизоды, которые никакого вреда конечному результату не наносят. Из короткометражки в лучшем случае можно вырезать лишь конечные титры.

«Короткий метр — это не пасьянс косынка», — подумал я в поисках свободного столика, держа в руках кружечку кофе, салат с селёдкой и папку с бумагами. И на мою удачу, одна небольшая компания кинодеятелей мне этот столик около колонны предоставила. После чего, моментально рухнув на свободное место, на бумажном листе для печатной машинки я написал большими буквами слово: «СЦЕНАРИЙ», а затем ещё немного подумал и добавил: «ГЕНИАЛЬНЫЙ».

«Начало готово, — выдохнул я. — Осталось только решить, о чём будет будущий фильм или о ком? А если так? Нонна одна ночью идёт по пустынной улице. Светит большая круглая луна, тревожно кричит ночная птица. И вдруг из кустов выскакивает здоровенный мужик и спрашивает: „Девушка, закурить есть?“. И тут Нонна вытаскивает из сумочки зажигалку в форме пистолета и отвечает: „Пожалуйста, курите“. И здоровяк, увидев пистолет, начинает орать: „Спасите! Помогите! Честного пролетария ни за что ни про что убивают!“. Затем он с выпученными глазами бежит по улице, перепрыгивает через какие-то ящики и вдруг проваливается в открытый люк коллектора. После чего слышится жалобный предсмертный стон и на экране высвечивается надпись: „Смертельный случай в коллекторе“. А что потом? А потом идёт короткий рассказ о том, как этот здоровый, похожий на быка, мужик морально разлагался. Как не выполнял на заводе план, как грубил старшим товарищам по работе, как пил, как матерился, как поднимал руку на женщину. И вот логичный финал нахала, грубияна и хулигана — смерть в коллекторе».

— Н-даа, — протянул я и, отхлебнув из кружечки подостывший кофейный напиток, добавил, — голимая галиматья.

— Привет, старик, — неожиданно за мой столик плюхнулись два молодых паренька с кофе, закуской и графинчиком коньяка.

— Здорова, деды, — кивнул я двум коллегам, таким же молоденьким помощникам режиссёра, с которыми иногда приходилось сталкиваться в коридорах киностудии.

В одном я тут же узнал Алексея Германа, который в будущем снимет «Проверку на дорогах», «Моего друга Ивана Лапшина» и «Трудно быть богом». Его тяжёлое квадратное лицо и большой лоб выдавали человека непростого, вдумчивого и имеющего свой оригинальный взгляд на киноязык. Однако мне его творчество никогда не было близко. В этих безусловно сильных режиссёрских работах меня всегда напрягала излишняя реалистичность, которой и без того хватает в повседневной жизни, и от которой, посмотрев кино, намного чаще хочется отдохнуть, а не дополнительно загрузиться.

А вот вторым «стариком» оказался 25-летний Женя Татарский. Он в будущем снимет «Приключения принца Флоризеля», «Джека Восьмёркина — „Американца“» и несколько серий «Убойной силы». Татарский внешне был полной противоположностью Герману. Длинный нос, тонкий подбородок и большие смешливые глаза. Кстати, его будущие работы станут такими же легкими, юморными и немного бесшабашными.

— Слух прошёл, старик, что тебе доверили снять свою фильму, это правда? — спросил Женя Татарский. — Мы тут, понимаешь, с Лёшей на Венгерова горбатимся в поте лица, а тебе сам Киселёв всё на блюдечке с голубой каёмочкой преподнёс. Где справедливость?

Режиссёр Владимир Венгеров, которого упомянул Татарский, сейчас только-только начинал работать над двухсерийной кинокартиной «Рабочий посёлок», у которой бюджет был в разы больше «Зайчика». Огромная массовка, съёмки на натуре, в заводском цеху, какая-то мутная история с религиозной сектой, и к тому же две серии — это почти два года работы. Между тем в будущем прокате кинокомедия «Зайчик» соберёт в два раза больше денег, а теперь с новыми песнями возможно и в три, и даже в четыре.

— Есть и блюдечко, есть и каёмочка, — кивнул я и прошептал, — скажу по секрету, мне доверили сделать 10-серийный сериал под рабочим названием «Тени исчезают в полдник». Детектив про диверсантов-поваров, которых сюда забросили проклятые англо-саксы, чтобы отравить весь наш генералитет. В общем, крайне запутанная история.

— Это отчего же такая честь? ­– криво усмехнулся Алексей Герман, который, между прочим, уже работал вторым режиссёром, а не каким-то там ассистентом или помощником.

— Какая честь, мужики? Это мой гражданский долг, — я постучал себя кулаком в грудь. — А у вас что, сегодня весь «Рабочий посёлок» сюда придёт остограмиться?

Но судя по толпе народа, которая ввалилась в кафе, на мой вопрос можно было не отвечать. И среди посетителей я разглядел Татьяну Доронину, Людмилу Гурченко, Олега Борисова и ещё множество замечательных актёров второго плана.

— Сегодня павильонные съёмки, — проворчал Герман. — Конец смены, слава Богу.

— Нет, нет, нет, не может такого быть, чтобы тебе дали 10 серий? — схватился за голову Татарский. — Это же бред!

— Мальчики, можно к вам? — лучезарно улыбнувшись, спросила актриса Елена Добронравова и, не дождавшись нашего согласия, присела напротив меня. — А то я смотрю — здесь сегодня аншлаг. И что вы, Женюра, считаете бредом?

— Кому-то всё, а кому-то ничего, — обиженно пробубнил Женя Татарский.

— Вот познакомьтесь, — сказал Алексей Герман, кивнув на меня, — это наш местный Феллини.

— Незаконнорожденный сын, — сделал я небольшую уточняющую ремарку. — Понимаете в чём дело, Елена Борисовна, мне директор киностудии разрешил снять 10-минутную короткометражку, а мои коллеги по ремеслу восприняли это как обиду.

— Ты же только что говорил о десяти сериях? — бросил на меня взгляд полный праведного гнева Татарский.

— Какая разница? — улыбнулся я. — Сегодня 10 минут, а завтра уже 10 серий. Жизнь не стоит на месте, старик. Я ведь сразу намекнул, что это запутанная детективная история.

— А вы, Феллини, смешной, — усмехнулась Добронравова и, сделав маленький глоток из рюмочки с коньяком, запила его таким же маленьким глотком кофе и лишь после этого приступила к десерту.

Кстати, Елена Борисовна была женщиной необычайной красоты и, родившись в семье МХАТовских артистов, артистический талант впитала с молоком матери. На данный момент ей исполнилось чуть больше 30-и лет, но выглядела Добронравова замечательно, максимум на 25. Другими словами, актриса была просто создана для главных ролей и большой работы в кино. Однако непростой характер уже помешал сыграть в знаменитой драме «Летят журавли», а в недалёком будущем Елену Добронравову снимут с главной роли в не менее известной кинокартине «Офицеры».

— Феллини у нас вообще большой шутник, — высказался обо мне в третьем лице Алексей Герман. — Недавно устроил прямо перед входом на киностудию конкурс красоты. Собрал несколько десятков молоденьких актрис и заставил их ходит туда и сюда, словно по подиуму.

— Это ещё что, — поддакнул Женя Татарский, — я слышал, что Феллини проигрался в карты, и для актрисы, которая уплатила за него долг, в готовый сценарий комедии «Зайчик» вписал роль.

— Чего? — пролетел я, чуть не разлив на себя кофе.

— Что, не так что ли было дело? — недоверчиво спросил Герман. — А почему тогда у вас Иринка Губанова снимается? Ведь никакой Губановой в сценарии изначально не было.

— А вы, Феллини, мне уже нравитесь, — стрельнула огромными глазищами Елена Добронравова.

И я вспомнил, почему Добронравову сняли с главной роли в «Офицерах», хотя сам съёмочный процесс уже стартовал. Елена Борисовна хотела, чтобы её героиня Люба крутила роман с Иваном Вараввой, а с офицером Трофимовым жила из жалости, дабы не портить статистику разводов на душу населения. То есть ей хотелось сыграть роль бессовестной и падшей женщины. А режиссёр Владимир Роговой, стукнув кулаком по столу, заявил, что его Люба будет примерной женщиной-матерью, а не блудницей и эротоманкой.

— Коньяк будешь? — спросил Татарский, разливая по чуть-чуть себе, Герману и актрисе Добронравовой.

— Мне пить нельзя, — задумчиво пробурчал я. — Я от алкоголя косею.

И вдруг меня осенило! Ну, конечно же, мне нужен в короткометражку «джентльмен удачи» вор по кличке Косой, то есть Савелий Крамаров. И первый кадр будет таким: «По тюремному коридору караульный ведёт вора-рецидивиста Косого, который освободившись неделю назад из „профилактория“, грабанул квартиру и почти сразу же попался на какой-то ерунде».

Далее Косой заходит в камеру и знакомится там с другим преступником-неудачником. И этим неудачником станет… станет неудачником… дядя Лёша Смирнов, то есть хулиган Федя из «Операции 'Ы»«, который огрел соседа табуреткой. Но не насмерть! Дядя Лёша — хулиган трогательный и ироничный. А уже в камере вор-рецидивист Косой рассказывает свою историю дяде Лёше Смирнову. Получится и смешно, и поучительно, и начало для 'Следствия ведут знатоки», потому что Косого возьмёт с поличным Нонна Занаидовна Кибрит. Она с ним случайно познакомится в комиссионке, куда придёт искать сворованные вещи. Шикарно!

Я перестал пялиться в пустоту, весело подмигнул своим киношным коллегам и сделал маленький глоток практически холодного кофе. И вдруг я почувствовал, что в содержимое моего кофейного напитка, кто-то добавил несколько капель коньяка.

— Мужики, вы чего? — пролепетал я. — Мне же алкоголь категорически нельзя. Вы даже не представляете, что я сейчас могу натворить.

— Ты же сам сказал, что шикарно, — удивлённо усмехнулся Женя Татарский.

— Правда-правда, — кивнула головой Елена Добронравова. — Лёша спросил: «Коньяк будешь?», а вы ответили: «Шикарно».

— Я ведь совсем не коньяк имел в виду, — выдохнул я и тут же почувствовал, как кружится стол, кафе и вес окружающие люди перед глазами. — Я хотел сказать, что день сегодня шикарный, идеи в мою голову приходят шикарные. Вы, Елена Борисовна, — шикарная женщина, — последнее предложение выскочило из меня автоматически, помимо моей воли, так как окружающая действительность стала переливаться ядовитыми яркими красками и вибрировать, словно мир моментально погрузился в прозрачное желе.

— Слушайте, а чё мы тут сидим и киснем? А поехали в «Парус»? — предложил кто-то из парней. — Там музыка, танцы до утра, закуска нормальная.

— Точно. И Феллини с собой возьмём, пусть проветрится, — сказал не то Татарский, не то Герман. — Если по уму, то ему проставиться не мешало бы за первую индивидуальную работу.

— Протрезвеет, проставится, — ответил второй мужской голос.

— А девушку вы с собой возьмёте? — спросила Добронравова, которая попадала в фокус моего зрения. — А то после вашего «Рабочего посёлка» на меня накатывает смертельная тоска.

— Конечно! О чём речь? Принцесса! — затараторили наперебой сразу два мужских голоса.

После чего Татарский и Герман меня под руки приподняли со стула и удовлетворённо заметили, что я уверенно держусь на ногах. А мне подумалось, что если бы я выпил на граммульку больше, то стоял бы не менее уверенно, но на четырёх точках опоры. И моментально по всей студии разлетелся бы слух, что Феллини — алкоголик, который не умеет пить.

— Сейчас на воздухе, продышится, — сказал кто-то из них, сунув мне в руки мою папку с ценными бумагами.

Затем парни допили свой коньяк, толкнули меня на выход из кафе и я пошёл, передвигая ноги, словно робот, а окружающий мир всё так же продолжал вибрировать и играть ядовитыми яркими красками. И тут послышался другой женский звонкий голосок:

— Леночка, а вы куда пошли?

— Мальчики пригласили меня в «Парус», — ответила, кажется, Добронравова.

— Танечка, а поехали вместе с Леночкой?

— Ой, Люда я не знаю, я сегодня так устала, мне так сложно даётся роль, — включился в разговор ещё один женский низкий и грудной голос.

— Поехали, поехали, Татьяна Васильевна, — сказал кто-то из парней, — посидим под хорошую закуску, обсудим будущий сценарий, отдохнём.

— А когда отдохнём, потанцуем, — добавил, кажется, Татарский.

— Какие у нас оказываются шустрые и молоденькие помощники главного режиссёра? — усмехнулся низкий женский грудной голос. — Что сказать, Люда? А поехали. Тем более «Парус» находится в гостинице Европейской, а от неё и до нашей гостиницы всего два шага.

— Правильно, девочки, нечего киснуть в гостинице, — сказала Елена Добронравова.

Поэтому я попытался оглянуться, чтобы рассмотреть новеньких «девочек» нашей компании, но лучше бы этого не делал, так как моментально всё завертелось и закружилось перед моим затуманенным взором. Однако ноги прочно удержали тело в вертикальном положении, что было уже неплохо, а сильные руки Татарского и Германа подтолкнули меня в нужном направлении.

— Какой-то странный у вас товарищ, что с ним? — спросил звонкий женский голос.

— Это наш ленфильмовский Феллини, немного перебрал, сейчас продышится и будет порядок, — ответил, кажется, шутник Женя Татарский.

— Я его незаконный сын, — удалось пробурчать и мне, пока мы спускались на выход из главного корпуса киностудии.

И только я обрадовался, что начинаю трезветь, как в моей памяти наступил внезапный кратковременный провал. Коридоры «Ленфильма» — я отчётливо помнил, а как оказался на дорожке Александровского парка на пути к станции метро «Горьковская», которая внешне напоминала летающую тарелку — уже нет. Солнце постепенно клонилось к закату. Хотя ночь сегодня предполагалась светлой и короткой. А вот людей перед станцией метро и в самом парке было как-то немного.

— Феллини, вы как себя чувствуете? — спросила артистка Добронравова, которое всё это время, оказывается, вела меня под руку. — У вас взгляд какой-то стеклянный.

— Уже лучше, — пролепетал я, оглянувшись по сторонам.

«Ё-моё!» — вскрикнул я про себя, разглядев сквозь вибрирующее пространство, из каких «девочек» состоит наша компания. Женю Татарского держала под руку Татьяна Доронина, а Алексея Германа Людмила Гурченко. Количество звёзд отечественного кино на нескольких квадратных метрах просто зашкаливало. И неожиданно, мне показалось, что всё это уже было. «Сейчас Татарский предложит всем: сесть и покурить, так как в подземке нельзя», — подумал я.

— Товарищи, а давайте покурим, — сказал Женя Татарский. — В подземке ведь нельзя.

— Правильно, — кивнула головой Люда Гурченко. — И ваш Феллини пусть немного свежим воздухом подышит, а то он какой-то не такой, как про него рассказывают. Вон и скамейка свободная.

И вся компания тут же двинулась в направлении скамеечки. «Дежавю, — догадался я, почти автоматически передвигая ноги, — психологическое состояние, что когда-то уже был в подобной ситуации. Учёные утверждают, что в основе дежавю лежит одно из свойств человеческого мозга, который постоянно ищет закономерности. Однако одну закономерность мой мозг давным-давно уже отыскал — если учёные что-то утверждают, то это 100% ложь. Товарищи учёные, доценты с кандидатами, запутались вы с иксами, и с игреком, и с зет».

— Интересно, а что про меня ещё рассказывают? — спросил я уже более уверенным голосом.

— Говорят, что вы в карты у бандитов одну местную ленинградскую актрису отыграли, это правда? — поинтересовалась Татьяна Доронина.

— Конечно же ерунда, Татьяна Васильевна, точно такая же, как и три тополя на Плющихе, — хмыкнул я. — Потому что кафе-стекляшка «Три тополя» стоит на Шаболовке.

— Ну, причём здесь тополя? — фыркнул Герман. — Не обращайте внимания, девушки, сейчас он продышится и расскажет, как выиграл в карты Иринку Губанову.

«Уже старушке Лизе подключили интернет, а Германа всё нет и нет, — проворчал я про себя. — И я тоже хорош, зачем с тополями высунулся? Этот же фильм ещё не сняли, его даже пока и в проекте нет! Проклятый алкоголь». И только я проклял алкоголь, как мир перед моими глазами снова завибрировал и покрылся помехами, словно сбоившая компьютерная игрушка. «А сейчас Герман скажет, что не все люди созданы по образу и подобию Бога, а только режиссёры», — откуда-то вспомнил я.

— Мне вот какая интересная сейчас пришла мысль, друзья мои, — затянувшись сигаретой, произнёс Алексей Юрьевич, — в Библии сказано, что Бог сотворил человека по образу Своему. Но разве это так?

— Точно, не так, — захихикал Женя Татарский, — человек сотворён наподобие обезьяны, только без шерсти.

— Ха-ха-ха! ­– разом захохотали актрисы.

— Грубо, Женюра, очень грубо, — обиделся Герман. — Бог, как бы это сказать, знает наперёд, что будет с каждым из нас. И кто как не мы, сценаристы, режиссёры, писатели, знаем, что будет дальше с нашими героями?

— Ты, Лёша, хочешь сказать, что вы, режиссёры, созданы по подобию Бога, а остальные нет? — догадалась Людмила Гурченко.

— Верно, Людочка, — обрадовался Герман.

— Ну, старик, тебя и занесло, — отмахнулся Татарский. ­– Всё гораздо проще, в ком-то образ Бога проявлен больше, а в ком-то меньше.

— Очень интересно, но ничего не понятно, — засмеялась Татьяна Доронина.

— Не знаю, как насчёт Бога, — сказал я, вновь увидев перед глазами компьютерные помехи, — но мне иногда кажется, что наш мир — это иллюзорная игра. А в каждой игре есть такая функция, как автосохранение. К примеру, серьёзные шахматисты всегда записывают свои ходы.

— Ну, и к чему ты клонишь? — опять почему-то занервничал Алексей Герман.

— А к тому, Алексей Юрьевич, — с нажимом проговорил я, — что если мы живём в симуляции, то Бог в любой момент может всю игру отмотать назад и её переиграть. Как режиссёр, которому не понравился сыгранный дубль, берёт и переснимает его.

— А как же мы? — неожиданно спросила Елена Добронравова, — мы разве ничего не заметим?

— Кто-то ничего не почувствует, а кто-то испытает дежавю, — буркнул я. — Вот у меня сейчас именно такое ощущение, что всё это уже было. Вы впятером курили, я стоял напротив вас, чтобы не дышать сигаретным дымом, мы говорили про Бога, и сейчас что-то нехорошее должно произойти.

— Закусывать надо больше, а пить надо меньше, — хмыкнул Женя Татарский.

— Вы будете смеяться, но у меня тоже есть такой ощущение, похожее на дежавю, — призналась Гурченко. — И я предлагаю побыстрее отсюда пойти.

— Опачки! — гаркнул чей-то мерзкий голосок, и раздалось дикое ржанье. — Вы смотрите, пацаны, какие у нас тута люди отдыхают? На нашей скамейке, между прочим.

Я резко обернулся и увидел компанию из пяти человек. Уж не знаю, по какому образу и подобию создавал их Бог, но настругал он этих хулиганов из одного материала, замешенного на наглости, тупости и мерзости. Вихляющие походки, сутулые спины, широкие штаны и кепочки натянутые на глаза, и в дополнение ко всему непременная борзая распальцовка.

— Бааа, да это Гурченко? — присвистнул другой паренёк и пропел, — пять минут, пять минут.

— Мальчики, мы вас не трогаем, идите своей дорогой, — испугано пробубнила Людмила Марковна.

— Да не проблема, но за нашу скамеечку придётся заплатить, — сказал лидер этой кодлы. — И кстати, к девушкам у нас претензий нет. Я правильно сказал, пацаны?

— Точняк! Пусть мужички платят за нашу скамеечку, по трёшке с носа, ха-ха, — добавил «певец» и тут же загорланил воровскую песню, — а на черной скамье, на скамье подсудимых, сидит дочка красотка и молоденький вор.

Я краем глаза заметил, что наши актрисы не на шутку перепугались, а Лёша Герман и Женя Татарский, тяжело вздохнув, полезли в карманы за деньгами. По сути, решение откупиться — было верным, у этих «божьих созданий» наверняка имелись и заточки, и ножи. Но вдруг внутренний голос мне шепнул: «Бей первым, если хочешь жить». К этому моменту я практически уже протрезвел, поэтому папку с бумагами бросил на асфальт вполне осознано. И как только хулиганы опустили глаза вниз, я выдал такую мощную и стремительную комбинацию, которую начал левым прямым, а продолжил правым, что сегодня наверняка бы сдал на КМС.

Четыре резких и хлёстких удара — двое лежат, двое держаться за лицо, из которого капает кровь. К сожалению, моя левая более слабая рука чуть-чуть подвела. Но и без того молниеносный выпад произвёл на противника ошеломляющее впечатление. Плюс на помощь вовремя пришли наши замечательные актрисы, которые так звонко и громко заорали: «Милиция! Помогите!», что пятый хулиган бросился бежать.

Только вожак кодлы, которого я первым зацепил слабой левой рукой, успел вытащить заточку и ткнул ей меня в живот. Как я ушёл с линии атаки, как выполнил правый апперкот, сам не разобрал, настолько всё быстро произошло. Хулиган хряпнулся на попу и удивлённо захлопал глазами, так как его заточка застряла во внутреннем кармане моего расстёгнутого пиджака. И лишь тогда он бросился бежать, тем более остальные его подельники уже мелькали пятками вдоль аллеи Александровского парка.

— Лихо, — потрясённо пролепетал Женя Татарский.

— Во-во, не буди лихо пока оно тихо, — буркнул я и, вытащив воровскую заточку, спрятал её ручкой вниз в пробитый внутренний карман. — Товарищи, ко всем одна большая просьба, никому на киностудии об этом инциденте не рассказывать. И так уже про меня сочиняют чёрт-те что.

— А я теперь думаю, что про карты — это была правда, — высказалась Татьяна Доронина. — Вы же сами всё видели, девочки.

— Не знаю, не знаю, — помотала головой Елена Добронравова, — возможно про карты — это была сплетня.

— Хватит спорить о пустяках, поехали в ресторан, — проворчала Людмила Гурченко, — пока сюда ещё кто-нибудь не нагрянул.

* * *

Домой, в родную коммуналку, я вернулся примерно к девяти часам вечера. У меня после конфликта с хулиганами вообще не было никакого настроения, чтобы ехать в «Парус». Единственный пиджак порван, к старым пятнышкам крови на нём, добавились новые пятна той же самой красной субстанции. Левый кулак опух из-за того, что в пылу драки произошёл самый обычный ушиб костяшек. Поэтому до ресторана, который располагался на Невском проспекте в гостинице «Европейская» я проехался скорее в качестве охраны.

А там, выпив кофе и посмотрев, как мои коллеги заливают стресс коньяком, я быстро откланялся, сославшись на то, что надо работать над сценарием. Правда, ещё полчаса меня уговаривали остаться, особенно настаивал актриса Елена Добронравова. Но когда я выложил последний козырь, что меня дома ждёт невеста, Елена Борисовна отступилась и произнесла слова Фаины Раневской: «Хороших мужиков разбирают ещё щенками». Я же заметил, что не из каждого хорошего щенка вырастает хорошая собака, и потом мужчины — это тоже люди, а не бессловесные друзья человека.

Хотя надо признать, что про невесту я соврал. Во-первых, подобного разговора между мной и Нонной пока ещё не состоялось. А во-вторых, Нонна Николаевна сегодня работала допоздна и должна была со съёмки поехать в гостиницу, чтобы как следует выспаться и отдохнуть. Однако когда я переступил порог коммуналки, дверь в мою комнатушку была подозрительно чуть-чуть приоткрыта. На моём лице мгновенно нарисовалась хитрая улыбка, ведь один ключ собственноручно был торжественно вручён Нонне. Поэтому я распахнул дверь и громко продекламировал:

— Кто лежал на моей кровати и помял её⁈ Или завтра разберёмся? — пролепетал я в следующий момент, потому что за письменным столом кроме Нонны сидел и дядя Йося Шурухт, нежданные гости пили кофе с пончиками и о чём-то мило общались. — Это как следует понимать? — пробурчал я.

— А так и понимай, — всплеснул руками дядя Йося, — завтра рано утром тебе нужно быть на съёмочной площадке, иначе беда.

— И не подумаю, — хмыкнул я в ответ.

Загрузка...