Глава 20

С детства не переношу игры в шпионов, в разведчиков и в казаков-разбойников: один бежит, другой догоняет, третий требует какой-то пароль. Допустим, что я скажу пароль. Что с этим паролём дальше делать? Намазывать на бутерброд и орать: «сорок один — ем один»? Двор-то маленький, каждый каждого и так знает как облупленного по морде лица, тут и без пароля ясно — кто свой, а кто чужой.

— Куда идём мы с Пятачком — большой-большой секрет? — спросил я высокого в светло-сером костюме парня, с которым мы, покинув общий зал, углубились в служебный коридор ресторана «Нева».

— Сейчас-сейчас, минутку терпения, — усмехнулся незнакомец.

В странной записке говорилось, что со мной желает встретиться один мой хороший друг. Вот я и двинулся следом за этим верзилой. Меня просто разрывало от любопытства — какой такой хороший друг объявился в городе на Неве? Может, я чего-то о самом себе ещё не знаю? Может у меня, кроме дяди Йоси есть некий загадочный и богатый родственник? Ибо бедный родственничек поход в «Неву» позволить себе, увы, не мог.

Но сейчас в этом узком коридоре, в котором неприятно мигала одна из люминесцентных ламп, стало как-то неуютно, тревожно и появились первые нехорошие предчувствия. «Если это милиция, то там у меня друзей нет, — подумал я. — Если это бандиты, то кроме вора Горбатого я никого не знаю, да и он мне даже не приятель. Ну, всё, дальше не пойду!».

— Я дальше не пойду, — буркнул я и остановился.

— А мы уже на месте, — незнакомец загадочно улыбнулся и толкнул дверь в какую-то комнату.

— Здорова, дружище! — заорал я и, входя в комнатушку, развёл руки в стороны, чтобы обнять не пойми кого.

А внутри, как я уже успел догадаться, знакомых лиц не наблюдалось. В небольшом помещении находилось пятеро парней, одетых в одинаковые костюмы. «Сейчас двоих вырубаю, — моментально сообразил я. — А потом кричу, что караул, горим, в ресторане пожар! Пусть подумают, что я сумасшедший, ведь с нас, психов, взятки гладки».

— Предъявите ваши документы, товарищ, — сказал мне какой-то широкоплечий молодой человек.

— Сейчас, только в гардероб сбегаю, — пробормотал я и, сделав шаг к двери, уткнулся в высокого парня, который меня сюда и завёл.

Бросок через бедро вышел как-то сам собой. Я, конечно, не большой специалист по самбо или дзюдо, но уж больно дистанция была подходящая, да и фигура странного паренька оказалась не готова, что «птичка», попав в клетку, способна на такую прыть. Тем боле он сам схватил меня за плечо.

— Бубух! — раздался грохот от падения на пол незадачливого верзилы.

И тут же широкоплечий молодой человек, который сделал шаг ко мне, получил первоклассный хук справа. А вот остальные заметно перепугались и наоборот отступили на один шаг назад.

— Б…! — заорал широкоплечий, растянувшись на полу.

— Не подходи! Я — психованный! — заголосил я, чтобы смутить странную компанию незнакомцев и просчитать дальнейшие ходы для отступления, ведь верзила после моего броска заблокировал дверь собственными длинными ногами.

— Стой! Стой! Стой! — вдруг выскочил из шкафа певец Эдуард Хиль. — Ты чё, Феллини, шуток не понимаешь? Ну, ты и бешенный. Ха-ха!

— Ненормальный какой-то, — заныл широкоплечий паренёк, держась за скулу. — Как я сейчас с таким лицом выйду на сцену?

— Мужики, вы же сами виноваты, — улыбнулся я, опустив кулаки. — Только-только отгремел Карибский кризис — это раз. Стабильности в мире нет — это два. Террористы опять захватили самолёт — это три. Шутники, мать вашу, вы хоть знаете, что у меня чёрный пояс по айкидо? — соврал я, так как айкидо ни разу в жизни не занимался, после чего помог подняться длинному молодому человеку.

— Не знаю, какой там пояс, но кинул классно, подтверждаю, — закряхтел он и обратился к остальным членам музыкальной команды. — Дайте щётку, черти. Я это костюмчик первый день как надел.

— Парни, простите, — обратился к своим музыкантам Хиль, — я думал, посмеёмся.

— Вот мы и посмеялись, — проворчал широкоплечий молодой человек. — Плесните коньячка, здоровье поправить.

И только сейчас я разглядел, что на журнальном столике кроме початой бутылки коньяка, в тарелочках лежит нехитрая закуска, и что по углам стоят инструменты в чёрных футлярах. И мне стало смешно, что я простых музыкантов принял за каких-то мафиози. Вот что значит пережить лихие 90-е, когда легко можно было перепутать бандитов, ментов и музыкантов.

— Слушай, Феллини, а у меня к тебе дело, — сказал Эдуард Хиль. — У нас скоро гастроли, а я всё не могу взять в толк: песни, которые мы записали, я могу исполнять или нет?

— Требуется утвердить репертуар на худсовете? — закивал я головой. — В принципе…

«А ведь это идея! — в моём мозгу моментально зашевелились извилины, отвечающие за хитрожопость. — Дядя Йося Шурухт хотел, чтобы я сообщил Леониду Быкову про преждевременный выпуск пластинки. Меня ведь чуть что не жалко, подумаешь, я с Леонидом Фёдоровичем навсегда испорчу деловые отношения. А тут сам товарищ Хиль нарывается! Вот кто обрадует нашего главного режиссёра, хорошей вестью».

— Так да или нет? — певец толкнул меня в плечо.

— А вы сейчас здесь будете выступать? — спросил я, обдумывая как бы получше провернуть комбинацию.

— Так, одна небольшая халтурка, всего пару песен, — смутился Эдуард Хиль. — Один хороший человек, очень хорошо и убедительно попросил.

— Понимаю, — хмыкнул я, — цеховики снимают стресс, пока их не поймал обэхээс.

— Точно! — загоготал один из музыкантов и все парни разом согнулись пополам от хохота.

— Песни исполнять можно, но есть одно условие, — сказал я, похлопав Эдуарда Хиля по плечу.

* * *

Спустя примерно двадцать минут, когда дядя Йося Шурухт под столом отпинал все мои ноги, намекая, что пора бы сообщить Леониду Быкову пренеприятную и одновременно приятную новость про выход миньона, на сцене ресторана произошли некоторые изменения. Местные музыканты под недовольный гул танцующих людей, покинули свои рабочие места, а вместо них выскочил к микрофону конферансье.

— Спокойно, товарищи! Наш творческий вечер продолжается! — громко объявил он. — А сейчас специально для вас выступит…

— Танцы давай! — загорланил какой-то торопыга, обнимая одной рукой красивую даму. — А твои поэты пусть днём выступают! Правильно?

И на танцполе тут же раздался свист. Не то чтобы советский народ не любил поэзию, скорее наоборот, концерты Евтушенко, Вознесенского, Рождественского и других мастеров стихотворного слова собирали огромные залы. Однако публика в «Неве» подобралась слишком специфическая: цеховики, работники комиссионных магазинов, служащие продовольственных баз, снабженцы промышленных предприятий, гости с жаркого юга. Одним словом — коммерсанты, которые своей теневой деятельностью затыкали дыры в неповоротливой советской плановой экономике. И многим из них поэзия была до лампочки.

— Спокойно, товарищи! — рявкнул конферансье, перестав улыбаться. — Встречайте: звезда эстрады, Эдуард Хиль!

— Оооо! — разом выдохнул разволновавшийся народ.

И парни в светло-серых костюмах вылетели на сцену, задник которой напоминал парус. А сам Хиль, пока его ребята поднастраивали музыкальные инструменты, неожиданно для гостей произнёс:

— Сегодня состоится премьера песни. Но для этого мне понадобится помощь замечательного актёра и начинающего режиссёра Леонида Быкова, встречайте его!

Леонид Фёдорович за нашим столиком выпучил огромные удивлённые глаза, но услышав множественные аплодисменты, конечно же, проследовал на сцену. Ибо зрительский восторг приятен любому артисту.

— Ты когда скажешь Лёне про миньон? — мгновенно зашептал дядя Йося.

— Скоро, когда рак на горе свиснет, спляшет и споёт, — хохотнул я.

— Моя новая песня называется «Королева красоты»! — продолжил вещать со сцены Эдуард Хиль. — Это композиция написана специально для кинокомедии «Зайчик», которую снимает мой большой друг.

Хиль приобнял несколько смущённого Быкова и предложил ему сказать пару слов.

— Признаться честно, — ещё сильнее смутился перед микрофоном Леонид Фёдорович, — работа над кинокартиной только-только началась. У нас великолепный актёрский состав, прекрасный оператор, хороший сценарий. И для кинокомедии уже действительно написано несколько замечательных песен, и одна из них — «Королева красоты».

— И кстати, через неделю на фирме «Мелодия» выходит миньон, маленькая такая пластиночка с этими песнями! — выкрикнул Эдуард Хиль. — А теперь мы исполним «Королеву красоты» вместе с Леонидом Быковым!

— Давай, Перепелица! — заорал кто-то из образовавшейся перед сценой толпы, так как народ перестал жевать закуски и деликатесы и в большинстве своём переместился на танцевальную площадку, которая чем-то напоминала цирковую арену.

А когда заиграл заводной твист, то лицо нашего главного режиссёра надо было видеть — губы улыбаются, а глаза вопрошают: «что за хрень здесь происходит?». Но запели Хиль и Быков вполне дружно и органично, без лажи:


По переулкам бродит лето,

Солнце льется прямо с крыш…


— Учись, дядя Йося, как дела надо делать, — захохотал я, увидев физиономию своего дальнего родственника.

— Пошли танцевать! — схватила меня за руку Нонна и потащила на танцпол.

* * *

— Безобразие, — возмущался наш главный режиссёр, когда через полчаса Хиль со своими ребятами покинул сцену, и на их место вернулись прежние музыканты. — Иосиф Фёдорович, вы знали, что фирма «Мелодия» собирается сделать?

— А что я могу? — развёл руки в стороны дядя Йося. — У них план горит. Их можно понять.

— Лёня, не надо так волноваться, — вмешался дядя Лёша Смирнов, — подумаешь, песни выйдут чуть раньше срока.

— Лёша! Комедии ещё нет! — вспылил Быков. — Я так этого не оставлю. Я буду жаловаться.

— Бесполезно, — хмыкнул я, — наше Госкино и фирма «Мелодия» — это же государственные учреждения, которые относятся к единому Министерству культуры. Вот сейчас Екатерина Фурцева всё бросит и будет разбираться с какими-то песнями. Утопия.

— Что ты тогда предлагаешь? — уставился на меня Леонид Быков.

— Я предлагаю — фирме «Мелодия» отомстить, — ухмыльнулся я.

— Как это, интересно? — заулыбалась Нонна Новосядлова.

— Ну-ну, — хмыкнул дядя Лёша Смирнов, — предлагаешь напугать ежа голым задом?

— Хорошая идея, ха-ха! Но нет. Завтра у нас съёмка финального эпизода, где все актёры будут танцевать под «День на двоих», — сказал я. — Следовательно, нужно пригласить фотографа и сделать несколько хороших общих фотографий. А затем, категорически потребовать, чтобы фирма «Мелодия» разместила наше общее фото на обложку миньона, и большими буквами написала, что песни из кинокомедии «Зайчик».

— И в чём же тогда наказание? — пролепетал Быков, почесав свой затылок.

— А они, может быть, планировали на обложку какую-нибудь финтифлюху пришпандорить, — ответил я. — Нам, я извиняюсь спросить, какая от этого польза? А так, для кинокомедии пластинка станет рекламой. Фильм ещё только снимается, а люди его уже ждут. Мы примерно в октябре закончим монтаж и озвучание, пока худсовет, пока незначительные переделки, месяц другой пролетят незаметно. А уже в январе толпы народа ринутся во все кинотеатры страны, чтобы слушать любимые песни и смотреть любимых актёров. Без рекламы на «Зайчика» придут 20 — 25 миллионов человек, а с рекламой 40 — 45.

— А может быть и пятьдесят, — поддакнул дядя Йося Шурухт, одобрительно пнув меня ногой под столом.

— Кстати, после такого успеха можно просить у директора киностудии что угодно, на любой новый фильм деньги найдутся, — добавил актёр Игорь Дмитриев.

— 40 или 50 миллионов — это большой успех, — закивала головой актриса Ирина Губанова. — Почти всем актёрам наверняка предложат новую работу.

— Хорошо, — крякнул Леонид Быков, — завтра утром ты, Феллини, первым делом найдёшь фотографа. Если процесс нельзя остановить, то его нужно возглавить. Верно? Ха-ха!

— Правильно, — захлопал в ладоши дядя Йося.

— Считайте, что фотограф нас уже фотографирует, — хитро улыбнулся я.

* * *

На следующий день в четверг 11-го июня моя взмыленная физиономия мелькала то в одной части «Ленфильма», то в другой. Сначала криворукий Шевчуков расколотил один осветительный прибор, когда мы перевозили технику из БДТ. И мне пришлось, ситуацию разруливать, чтобы техника не лишили его крошечной премии, и писать объяснительную на нашего героического кота Чарли Василича, дескать — это он неудачно погнался за мышью. После чего денежная компенсация пошла отдельной строчкой в бюджет фильма.

Затем костюмерша где-то посеяла два сценических костюма, один из которых принадлежал Георгию Вицину, а другой Алексею Смирнову. Скорее всего, в БДТ решили, что это необычные костюмы из их гардероба, и по ошибке нашу одежду прибрали себе. Поэтому почти час я бегал и вызванивал администрацию театра.

И наконец, дети, которые по сценарию должны были прыгать вокруг танцующих актёров, неожиданно уехали на гастроли в какую-то деревню, так как руководитель детского ансамбля перепутал день недели. Пришлось потерять ещё один час, чтобы раздобыть детей из ближайшего детского сада. И хоть за это время оператор Сергей Васильевич успел перед главным корпусом киностудии разложить рельсы, расставить диги, огромные осветительные прожекторы, и установить киношный кран, общему делу это не помогло. Потому что налетели тучи и пошёл внезапный ленинградский дождь. Единственная проблема, которая решилась сама собой — это фотограф. Наш главный оператор сам взялся отснять общие постановочные фотографии.

— Что делать, ума не приложу? — пробормотал Леонид Быков, рассматривая как огромные капли воды барабанят по аллее, где должен был состояться финальный танец.

— Сейчас загоняем весь народ в первый павильон, и будем репетировать, — тяжело вздохнул я. — В данный момент очень важно занять каждого делом, чтобы от безделья чего-нибудь этакого не произошло.

— Логично, — согласился главный режиссёр и тут же спросил, — слушай, а что ты намереваешься на следующей неделе в среду снимать?

— Короткометражку. Сам Илья Николаевич Киселёв разрешил. Грех профукать такой замечательный шанс.

— И кто у тебя работает?

— Нонна согласилась на один день приехать из Москвы, — удивлённо пробормотал я, так как не ожидал, что моя параллельная работа заинтересует Леонида Фёдоровича, тем более в среду в павильоне будет строиться декорация и моего присутствия там не потребуется.

— Кто ещё? — внимательно посмотрел на меня Быков.

— Дядя Лёша Смирнов, — буркнул я. — У него среда — свободный день. Ещё Эдуард Хиль со своими музыкантами, сделаю с ними эпизод в ресторане «Нева». Плюс два замечательных московских актёра, а больше никого. Для десяти минут экранного времени более чем достаточно.

— А я?

— Вы? — я ненадолго задумался, и вдруг меня буквально осенило, что в короткометражке, которая предшествует «Следствиям ведут знатоки», пока засвечивать Павла Знаменского не имеет смысла. — Хорошо. Сыграете мне подполковника Петренко, начальника районного отделения милиции?

— Какого района, Петроградского? — Леонид Фёдорович моментально ухватился за роль.

— Для короткометражки это не важно, чтобы потом было пространство для манёвра.

— Ну, не знаю, — пожал плечами Быков. ­– Если только попробовать ради эксперимента. Текста много?

— Текста пока нет вообще, он ещё в процессе, — ответил я, и тут же к нам подбежала воспитательница детского сада и затараторила, что детей нужно возвращать на обед.

— Разберись, — коротко скомандовал Леонид Фёдорович.

— Спокойно, Марья Ивановна, сейчас я вызову автобус, он вас увезёт, дождётся и, как только закончится дождь, привезёт обратно, хорошо? — улыбнулся я.

— Хорошо, — кивнула полненькая и улыбчивая воспитательница. — Только я не Марья Ивановна, а Марина Васильевна.

— Простите, закрутился, сами видите, какой бардак, — виновато развёл я руки в стороны. — Через полчаса, максимум через час, и дождь закончится, и всё отснимем.

* * *

Однако спустя три часа съёмки финального эпизода кинокомедии так и не начались. У ленинградского дождя почему-то окончательно испортилось настроение и вместо того, чтобы мирно сойти на нет, он забарабанил с удвоенной силой. Зато приехали дети из танцевального кружка. Поэтому надобность в детях из детского сада отпала. Я позвонил воспитательнице Марине Васильевне и столько интересного о себе и нашей киностудии узнал, что на вопрос Леонида Быкова: «ну, как?», ответил, что это была непереводимая игра слов.

— Если через час дождь не прекратится, то технику, которая у нас мокнет под укрывным материалом нужно убирать, — проворчал главный оператор Василич. — А съёмку отменять и переносить на другой день.

— Не-не-не, ­– запротестовал я, — дождь сейчас утихнет, у меня чуйка.

— Тогда будем ждать, если у Феллини чуйка, — засмеялся Георгий Вицин, поглаживая кота Чаплина.

Кстати, к этому времени все актёры первого и второго плана, а так же дети перебрались в кабинет нашей съёмочной группы. Дядя Йося Шурухт где-то раздобыл кофе, чай, какао, печенья и пончики, и поэтому ожидание солнечной погоды не выглядело таким катастрофичным. А ждать стоило, ведь могли быть не сняты ценнейшие кадры, на которых Вицин танцует твист в обнимку с котом, где отплясывают здоровяки Филиппов младший и дядя Лёша Смирнов и то, как двигается под музыку Филиппов старший.

«Только на снегу, чёрные подковы, — пропел я про себя, — но от них вовек не будет счастья никакого. Стоп! А где дядя Серёжа Филиппов?».

— Товарищи, а где наш товарищ Филиппов старший⁈ — я буквально подскочил со стула. — Любочка?

— Я ему не нянька, — обиделась ассистентка режиссёра.

— Наверное, ему с нами стало скучно, и он пошёл в кафе, — предположила Нонна.

— Ну, что же вы⁈ — всплеснул я руками и выскочил из кабинета.

Мысль о том, что кроме меня никому и ничего не надо, немного угнетала. Подумаешь перенос съёмочного дня на неопределённый срок? Такое в киноиндустрии сплошь и рядом. И что за беда, если Филиппов старший окажется не в форме и не попадёт в данную сцену? Как будто в первый раз. Но мне именно сегодня хотелось, чтобы всё было на высшем уровне. «Ведь это важнейшая финальная сцена, — думал я, прыгая по лестнице с четвёртого на третий этаж. — По так называемому эффекту края, всегда лучше всего запоминаются начало и конец. Допустим, посмотрел человек красивый и светлый финал кинокомедии, он и уйдёт из кинотеатра с ощущением красоты и света».

— Товарищи, кто видел товарища Филиппова старшего? — заголосил я, влетев в кафе киностудии.

— А средний не подойдет? — откликнулся какой-то шутник.

— Сергей Филиппов даже когда выпивший — актёр не средний, — отмахнулся я.

— Да вон он, у окна, — подсказал мне тот же шутник, — успевай, может, ещё перехватишь.

— Сергей Николаевич, Сергей Николаевич, — затараторил я, подбежав к столику, где сидел наш актёр и где ему щедро наливали коньячок, — всё, погода солнечная, пойдёмте в кадр.

— Какая же она солнечная, когда за окном дождь? — Филиппов старший схватился за рюмку, но я поверх наложил свою мощную лапу и сдвинуть рюмочку с алкогольным напитком не дал.

— Мне только что пришла эсэмэска из гидрометцентра, что сейчас будет солнце, — буркнул я и, увидев вытянутые лица мужиков за столиком, добавил, — то есть телеграмма из Москвы молнией прилетела. Пойдёмте в кадр, коньяк не медведь в лес не убежит.

Я приподнял Сергея Филиппова из-за стола, и пока тот не опомнился, потащил к выходу.

— Подожди, — сказал он и, обернувшись к мужикам, проворчал, — не по таланту пьёте. Врёт твой прогноз погоды, не будет сегодня солнца, — пробурчал он уже для меня.

И тут как по команде дождь за окном прекратился и даже показались слабые солнечные лучи.

Загрузка...