В громадном камине дотлевали толстые поленья, изредка вспыхивая под легким сквозняком язычками пламени, отбрасывающими причудливые тени на каменную кладку стен и стоявшую посередине комнаты широкую кровать с наваленной на ней грудой мехов.
Неожиданно одна из шкур зашевелилась, а потом слетела на пол — на кровати резко сел худощавый мужчина. Он недоуменно повел взглядом по сторонам, остановил его на белоснежных, идеально очерченных женских нагих ягодицах, длинных ножках рядом с собой, досадливо поморщился и рывком встал с постели.
Ухватил серебряный кувшин с прикроватной тумбочки и долго, с наслаждением пил, расплескивая рубиновые капельки по аккуратно подстриженной бородке клинышком.
Затем небрежно отбросил кувшин в сторону, накинул на плечи бархатный халат и пошлепал ногами по пушистым магрибским коврам к затянутому слюдой окну.
С треском распахнул его, с наслаждением втянул в себя морозный воздух, ворвавшийся в комнату искристыми клубами, а потом вдруг задумчиво проговорил:
— Как же достало все. И, как назло, войну никому пока не объявишь. На Русь, что ли, смотаться?