Гранды. Американская сефардская элита

3. «НЕ ДРАГОЦЕННОСТИ, А ЕВРЕИ…»

Для американских сефардов испано-португальская часть их коллективного прошлого имеет непреходящее значение. Именно она дает этим старым семьям ощущение актуальности, значимости, осознания того, что они «вписываются в схему вещей», как выражается Эмили Натан. Это происходит потому, что и в Испании, и в Португалии в годы, предшествовавшие их вынужденному бегству, евреи — как народ, как раса — смогли достичь высот, не сравнимых ни с чем, что происходило в других странах за всю их долгую историю. Их положение было уникальным в мире. Кем, в конце концов, были пассажиры «Мэйфлауэра»? «Тряпичники и бобтейлы», — фыркнув, говорила тетя Элли. С другой стороны, первые евреи, прибывшие в Америку в 1654 году, были членами древних дворянских семей, людьми значительными, мужчинами и женщинами, обладающими собственностью и образованностью, которые по причинам, от которых они не зависели, оказались по ту сторону Атлантики, где и собирались жить. Верно и то, что, если бы не испанское наследие и опыт, сефарды вообще никогда не оказались бы в Америке. И интересно предположить, почему, учитывая огромную разницу во времени, месте, культуре, можно сказать, что евреи достигли наибольших успехов и обрели наибольшую свободу в контексте двух цивилизаций — современной Америки и средневековой Испании.

Слово «сефарды» происходит от слова «Сефарад» — земли, где, как считается, поселились еврейские скитальцы после захвата Иерусалима вавилонянами и разрушения Храма. В целом, хотя истина теряется в мифах и тайнах, считается, что Сефарад — это регион в Малой Азии. В Книге пророка Обадии эта информация изложена весьма туманно: «И пленение сего воинства сынов Израилевых овладеет Хананеями, даже до Зарефата; и пленение Иерусалима, который в Сефараде, овладеет городами южными». Однако на протяжении веков еврейская традиция — неумолимая и зачастую нелогичная сила — связывала Сефарад с другим полуостровом, расположенным в тысячах миль к западу, — Пиренейским. Высказывалось даже предположение, что испанские и португальские евреи, долгое время считавшие себя величайшими из великих, просто присвоили Сефарад себе. Сказали, что это Испания и Португалия, значит, так оно и есть.

Испаноязычные фамилии не обязательно указывают на сефардских евреев, хотя иногда и указывают. (Певица Эйди Горм — сефардская еврейка, хотя и не из семьи «первого класса»). Испанские и португальские еврейские предки часто могут быть обнаружены под различными номенклатурными масками. Например, фамилия Олпорт в некоторых случаях ранее была Alporto, что означает «из Португалии», то же самое можно сказать и о таких фамилиях, как Алперт, Раппапорт (которая сама пишется по-разному) и даже Портной.

Примером того, что может произойти с еврейскими фамилиями, может служить семья Сейшас, имеющая испаноязычную фамилию. Бежав из Испании во времена инквизиции, часть Сейксасов попала на территорию современной Германии, где фамилия превратилась в Sachs, Saks и даже попала в королевский комплекс Саксен-Кобург-Гота. При этом некоторые Сейксасы остались в Испании тайными евреями, а другие стали честными новообращенными — или, как мы полагаем, так как сейчас нет возможности проверить их искренность — в католичество, и фактически помогали инквизиционным судам против своих родственников и бывших братьев. Сегодня еврейские Сейксасы и католические Сейксасы могут быть оправданы тем, что при встрече они смотрят друг на друга с некоторой опаской. (Вик Сейксас, теннисист, сопротивляется попыткам нью-йоркских семей Сейксас и Натан установить с ним связь; он не отвечает на их письма. Сейксасы лукаво отмечают, что в книге доктора Стерна в XIX веке упоминается некий Виктор Монтефиоре Сейксас, так что имя Виктор было в семье уже тогда.) «Не все Сейксасы — настоящие Сейксасы», — говорила тетя Элли. С другой стороны, она не преминула упомянуть о некоторых выдающихся католических семьях как в США, так и в Европе и напомнить детям: «Мы тоже с ними связаны».

Хосе Фернандес Амадор де лос Риос, испанский историк, согласился бы с оценкой тети Элли ее семьи. Он сказал: «Невозможно открыть историю Пиренейского полуострова, будь то гражданская, политическая, научная или литературная, и не встретить на каждой странице какого-нибудь запоминающегося факта или имени, связанного с гебраистской нацией». Но и это еще мягко сказано. На протяжении шестисот лет — примерно с VIII по XIII век — евреи были историей Испании.

Евреи жили на Пиренейском полуострове с дохристианских времен. Существует предание, что евреи основали город Толедо, название которого, по мнению ученых, происходит от древнееврейского toledot, что означает «поколения». В темные века, последовавшие за падением Римской империи, Испания представляла собой разрозненное скопление примитивных вестготских городов-государств, управляемых множеством ничем не примечательных королей, каждый из которых имел свою крошечную область, которую пытался контролировать, и обычно боролся за власть с местной знатью и епископами церкви, иногда одерживая кровавую победу, иногда будучи свергнутым. Положение еврея зависело от прихоти короля, который либо преследовал еврея, либо использовал его в традициях «придворного еврея» — в качестве финансового посредника, через которого деньги проходили в своем бесконечном пути из карманов крестьянства в хранилища королевской казны. Налоги на евреев были скорее причудливыми, произвольными и капризными, чем конфискационными. Например, в Португалии при Санчо II евреи некоторое время были обязаны платить «налог на флот» и по закону должны были «поставлять якорь и новый трос для каждого корабля, оснащенного короной». В одном из многочисленных испанских королевств евреи облагались налогом на такие основные продукты питания, как мясо, хлеб и вода. В другом существовал еврейский «налог на очаг», а в третьем — «коронационный налог» плюс регулярный ежегодный налог «для оплаты обеда короля».

Это было совсем не похоже на то тяжелое налоговое давление, с которым сталкивались евреи в других странах Европы, где, казалось бы, еврей должен был платить за каждый акт своей жизни от первого до последнего. Евреев облагали налогом за проход через определенные ворота, за проезд по определенным мостам, за пользование определенными дорогами, за вход в определенные общественные здания. Они облагались налогом за пересечение границ крошечных рейнских земель, за покупку или продажу товаров, за вступление в брак. Еврейские дети облагались налогом при рождении, и ни один еврей не мог быть похоронен до уплаты погребального налога. Еврейские дома облагались налогом в зависимости от количества и размера комнат, что побуждало семьи тесниться на как можно меньшей площади. В мирное время в еврейских кварталах размещались солдаты, там же размещались дома проституции, стремясь разрушить еврейскую семейную жизнь. Изнасилование или убийство еврейского ребенка не считалось преступлением.

Напротив, еврейские кварталы таких испанских городов, как Севилья, Кордова и Гранада, были лучшими районами этих городов, в них стояли самые красивые дома, изящно построенные вокруг просторных внутренних двориков, и христиане наперебой покупали там жилье. Это было далеко от гетто Рейнской области, где улицы были слишком узкими для разворота повозки, где протекала открытая канализация, где еврей платил налог, чтобы покинуть свой квартал, и еще один, чтобы вернуться, и где его запирали на ночь. Евреи остальной Европы, наслышанные о том, как живут их братья в Испании и Португалии, с тоской и завистью смотрели на то, что лежит за Пиренеями.

Затем, в начале VIII века, пришли мавры.

Сегодня в Испании популярно говорить о «годах арабской оккупации», подразумевая, что эти арабы ничем не отличались от неграмотных кочевников, которые бродят по африканской пустыне на верблюдах и носят бурнусы. Испанцу и сегодня трудно принять тот факт, что мавританское завоевание Пиренейского полуострова было первым со времен Римской империи завоеванием низшей земли высшим народом. Другие захватчики Европы — гунны, турки, норманны — были варварами. Но люди, которые в 711 г. одолели разрозненные города-государства Испании, были носителями великой исламской культуры, процветавшей в таких развитых городах, как Дамаск и Александрия. Они принесли с собой поток знаний из северной Африки в южную Европу — науки, с которыми Испания никогда раньше не сталкивалась, включая алгебру, химию (или алхимию), архитектуру, и даже ввели такие неслыханные удобства, как водопровод.

За полтысячелетия своего правления мавры превратили город Кордоба — один из нескольких испанских городов, сильно отреагировавших на мавританское влияние, — в один из самых блестящих и интересных в мире, с его великой мечетью, библиотеками, садами, дворцами, университетскими зданиями и самыми роскошными в то время частными домами в Европе. Мусульманские историки утверждают, что во времена мавританского владычества население города составляло более миллиона человек, а сейчас оно сократилось до 190 000. Считается, что в городе было более 3 000 дворцов, общественных бань и мечетей, а также более 80 000 магазинов. Главная библиотека насчитывала более 400 тыс. томов. В Гранаде мавры создали несравненную Альгамбру — сверкающий комплекс башен, павильонов, внутренних дворов, бассейнов, фонтанов и садов, каждое арочное окно каждого большого зала которого призвано обрамлять определенную картину изысканной красоты. Альгамбра — триумф мавританской эстетики, а ее фонтаны — чудо инженерной мысли: их градуированная тяга вверх зависит от силы тяжести, а источник воды расположен высоко на склоне горы — работают сегодня с той же точностью, что и семьсот лет назад. В одной из комнат Львиного двора на одной из стен висит мозаичная Звезда Давида, напоминающая о том, что евреи и мавры — семитские народы, имеющие общее древнее прошлое.

Вплоть до недавнего времени, когда противоположные националистические цели разобщили два народа, последователи иудаизма и ислама были глубоко взаимосвязаны. Никогда в своей истории евреи не имели более длительной и значимой встречи с другой религией, чем в Испании. По мере того как мавры продвигались вперед и вверх по Испании, достигая могущества и величия, они увлекали за собой евреев. По мере продвижения мавританской оккупации на север — в 719 г. мавры удерживали почти весь полуостров — евреи помогали захватчикам, открывая для них города и крепости, что позволяло им одерживать новые победы, и за это евреи были вознаграждены высокими должностями. О роли евреев в арабском завоевании вспомнят, конечно, позже, когда ситуация начнет меняться на противоположную.

Сразу же еврейское и мавританское уважение к образованию и культуре признали друг друга и пошли рука об руку. Еврейское и мавританское мастерство в политике и искусстве были родственными и сразу же нашли общий язык. Под властью мавров евреи Испании уже не ограничивались узкой ролью ростовщиков или сборщиков налогов. В списке популярных еврейских профессий «торговец слитками» опускается на двенадцатое место, уступая таким будничным профессиям, как «укротитель львов», «жонглер» и «продавец мулов». Лидером списка, напротив, является «врач», за ним следуют «государственный чиновник» и «служащий казначейства». Мавританская утонченность и широта мышления побуждали евреев становиться изобретателями, ремесленниками, воинами, любовниками, мистиками, учеными, выходя из темноты и одиночества, в которых всегда чувствует себя «чужак», в сияющие круги магии и поэзии.

К XI веку еврейская печать прочно закрепилась на земле, а XII, XIII и XIV века в Испании и Португалии стали для евреев своего рода золотым веком. Начиная с 1200 года евреи практически монополизировали медицинскую профессию, что в дальнейшем должно было стать причиной серьезных проблем как для евреев, так и для христиан, а в королевстве Арагон говорили «Не было в стране ни одного знатного или прелата, который бы не держал у себя врача-еврея». Евреи украшали и другие профессии: на евреев-адвокатов, судей, архитекторов, ученых и писателей в значительной степени полагались суды как Арагона, так и Кастилии. Не менее важную роль евреи играли и в финансовом обслуживании королей Испании, где, согласно одному из отчетов, они занимали «ключевые позиции в качестве министров, королевских советников, фермеров государственных доходов, финансистов военных предприятий и главных управляющих имениями короны и высшего дворянства». Кроме того, евреи обеспечивали страну аптекарями, астрономами, картографами, штурманами, конструкторами навигационных и других научных приборов. Евреи были известны и как купцы, занимавшиеся торговлей серебром, пряностями, вином, мехами, лесом и рабами.

Периодически возникали отдельные вспышки антисемитизма. Крестовые походы XI–XII веков нередко служили поводом для погромов на местах, мотивируя это следующим образом: «Очистим свой дом, а также землю неверных». Число таких случаев увеличивалось по мере того, как христианская Испания вновь начинала свое долгое продвижение на юг, деля землю поровну между христианством и исламом, и по мере того, как влияние мавров стало ослабевать. Но в целом на протяжении этих столетий — со 1100 по 1390 год — в Иберии, казалось, дул свежий ветер веротерпимости и межсектантского взаимопонимания.

Отчасти это объяснялось тем, что христианские короли стремились следовать просвещенным примерам своих мавританских предшественников. Видя, что евреи сделали для мавров, христианские короли стремились к благосклонности евреев. Многие короли считали себя покровителями евреев, а во многих местах евреи буквально принадлежали короне. Два крупнейших короля — Яков I Арагонский и Фердинанд III Кастильский — были настроены явно просемитски. Фердинанд III яростно защищал своих евреев, которых он называл «моими евреями», и быстро пресекал любые попытки преследовать их. Он часто называл себя «королем трех религий», и в ответ на это один кастильский раввин с гордостью заявил своей пастве: «Короли и сеньоры Кастилии имели то преимущество, что их еврейские подданные, отражая великолепие своих господ, были самыми учеными, самыми выдающимися евреями, которые были во всех странах рассеяния; они отличались по четырем направлениям: по родословной, по богатству, по добродетелям, по наукам». После смерти Фердинанда III его сын Альфонсо X воздвиг монументальный мавзолей для своего отца и приказал написать на нем хвалебную речь на кастильском, латинском, арабском и иврите. После смерти Фердинанд стал известен как Фердинанд Святой.

Его сын, известный как Альфонсо Мудрый и Альфонсо Ученый, был во многом более выдающимся, чем его отец. Он взял за образец правление мавританского короля Абдуррахмана III, который отличался величественностью, широтой взглядов и терпимостью, а Альфонсо, возможно, превзошел Абдуррахмана по великодушию и влиянию. В своих исследованиях Альфонсо всегда обращался к еврейским ученым, «лучшим», и основал знаменитый центр астрономического образования в Толедо. Часть научных результатов этого учреждения — «Альфонсинские таблицы» — сыграла важную роль в навигационном мышлении молодого Христофора Колумба.

До времен Альфонсо официальным языком королевского двора, дипломатии и университетов была латынь. Поскольку это был язык церкви, язык их гонителей, евреи инстинктивно относились к нему с неприязнью. Евреи высшего сословия предпочитали кастильский язык, а низшие слои населения говорили между собой на ладино, или иудейско-испанском языке, написанном еврейскими буквами. Альфонсо и его ученые евреи, к большому удовольствию еврейской общины, кодифицировали кастильский язык, отменили латынь и объявили кастильский официальным языком христианской Испании[2].

Это были годы, когда, по словам историка Америко Кастро: «В коммерческой сфере не было видимых барьеров, разделявших еврейских, христианских и сарацинских купцов: христианские подрядчики строили еврейские дома, а еврейские ремесленники работали на христианских работодателей. Еврейские адвокаты представляли интересы язычников в светских судах. Еврейские маклеры выступали в качестве посредников между христианскими и мавританскими принципалами. Как следствие, такие постоянные ежедневные контакты неизбежно способствовали развитию терпимости и дружеских отношений, несмотря на раздражение, поддерживаемое во имя религии». На юге, в Андалусии, все еще находившейся под властью мавров, было то же самое: цивилизованное общество, не делающее различий по вероисповеданию, где еврей, мавр и идальго жили в согласии и взаимопонимании, хотя интересно отметить, что именно здесь зародился термин «голубая кровь». У тех, кто имел светлую кожу, сквозь нее проступали голубые вены на руках и запястьях. Мавры не были неграми, но они были смуглыми и загорелыми от солнца. Их «голубая» кровь не проявлялась.

В эти годы испанские евреи пользовались привилегией носить оружие, в которой почти повсеместно было отказано евреям в других странах. В современных рассказах описываются элегантно одетые еврейские рыцари, разъезжающие по городам на лошадях, со сверкающими на солнце мечами. Многие из них носили сложные многозначные имена и получали титул «дон». В донесении королю Иоанну II из Португалии отмечалось: «Мы заметили еврейских кавалеров, сидящих на богато убранных лошадях и мулах, в прекрасных плащах, рясах, шелковых дублетах, закрытых капюшонах и с позолоченными мечами». Евреи организовывали свои собственные виды спорта и развлечений, участвовали в поединках и турнирах, которые часто имели особый еврейский колорит. В одной из популярных забав еврейские рыцари под звуки рожков и горнов наклоняли деревянными шестами чучело библейского врага евреев Хамана из книги Эстер, а в конце игры сжигали Хамана на погребальном костре под всеобщее пение и пляски.

Почему же он закончился? Что привело к тому, что три спокойных века внезапно превратились в нечто совершенно иное, настолько жестокое и кровавое, и настолько продолжительное, что это продолжается и в наши дни? Что направило Испанию в новое и ужасное русло? На самом деле, это было сочетание многих сил — очевидных, тонких, спланированных, случайных, — которые полностью изменили жизнь евреев Испании. Правда, власть мавров, которая помогла евреям прийти к власти, пошла на убыль. К 1480 г. Гранада стала последним оплотом мавров на полуострове. Но еще задолго до этого начали накапливаться факторы, направленные против евреев.

Хотя Испания и Португалия были изолированы и отрезаны как эмоционально, так и географически от остальной Европы, они не могли не знать о том, что происходило в других странах, где условия жизни евреев постоянно ухудшались. Возникла проблема одежды, идентификации. Когда в 1215 г. папа Иннокентий III ввел еврейский значок, он особо подчеркнул, что причина в том, что евреи одевались и выглядели слишком похожими на других людей, в результате чего происходили межнациональные браки с христианами. Преобладало мнение, что евреи «не такие, как все», и что их отличие должно быть очевидным. Желтый значок стал самым большим оскорблением для евреев, «знаком избиения, поношения, презрения, надругательства над всеми», по словам одного средневекового писателя. О положении еврея в разных странах можно было судить по размеру значка, который предписывался каждой из них. Во Франции и Италии круглый значок был сравнительно небольшим. Германия требовала самых больших значков, а в наиболее реакционных городах-государствах Баварии значок вскоре посчитали недостаточно унизительным, и были приняты законы, предписывающие евреям носить только желтый и черный цвета и ходить босиком.

По горячим настояниям испанских евреев папская булла, предписывающая ношение значка, в Испании XIII в. не исполнялась. (В некоторых городах евреям разрешалось покупать освобождение от нагрудного знака, в других эдикт просто игнорировался). В течение многих лет еврейские ученые и раввины носили накидку — длинный вышитый плащ, открытый спереди и застегивающийся у горла брошью, — когда ходили по улицам. Они считали плащ соответствующим церковным одеянием, хотя он и принадлежал к костюму христианской церкви.

Тем не менее, евреи должны были понимать, что ситуация начинает складываться против них. Многие испанские ростовщики по-прежнему были евреями, как и сборщики налогов — две профессии, которые никогда не пользовались популярностью среди населения. Старые мрачные мифы о мерзостях, которые якобы происходили в синагогах, о том, что в Страстную пятницу евреи распинали молодых христианских мальчиков и пили их кровь, снова стали всплывать на поверхность. По несчастливому стечению обстоятельств, в то время как раздавались эти слухи и бормотания, по европейскому континенту шествовала «черная чума», и еврейских врачей, беспомощных на ее пути, обвиняли в отравлении своих пациентов-христиан. Фанатизм, питаемый страхом, процветал.

Седьмой, и последний, крестовый поход закончился неудачно в 1270 году. Дух крестовых походов всегда был не столько религиозным, сколько коммерческим: выгодное разграбление и грабеж земель неверных были не менее (если не более) важны, чем завоевание их бессмертной души. Седьмая была неудачной с точки зрения людских и финансовых потерь, и во всей Европе преобладающие настроения в отношении неверных становились все более жесткими и ожесточенными. Очищение крови и однородность веры стали двумя основными задачами. Если восточный неверный теперь слишком дорог, то где же его искать? Взоры обращались на родину, и он находился там. Таким образом, столетие, последовавшее за 1270 г., вполне можно назвать «домашним крестовым походом», главной темой которого стало избавление родины от «чужаков».

Тем временем власть мавров в Испании ослабевала. Исламская рука, которая тянула евреев вверх, больше не была протянута. И евреи, и мавры, видя, что на стене написано, начали переходить в католичество, и теперь конверсо, или новые христиане, создавали свою собственную проблему. Нередко именно конверсо становились главными врагами своей прежней религии, самыми ярыми антисемитами и брали на себя инициативу по борьбе с «жидами-отступниками». Таким обращенным был дон Пабло де Санта-Мария, который до своего обращения в начале 1400-х гг. носил имя Селемох ха-Леви[3]. Бывший главный раввин Бургоса, теперь он стал епископом Бургоса. Чудовищная ирония заключается в том, что этот бывший раввин, прославившийся на всю Испанию своей ученостью, должен был стать бичом евреев.

Особенностью дона Пабло было обвинение конверсо, к которым относился и он сам, в тайном предательстве веры, в «иудаизме». Он первым провел различие между «верными» и «неверными» конверсо, между истинными и ложными христианами. Чем больше христианского рвения проявлял конверсо, отмечал дон Пабло, тем выше была вероятность того, что этот конверсо — тайный еврей или маррано, что в переводе с испанского означает «свинья». (Говорят также, что евреев называли «марранос», потому что они «ели свинину на улицах», настолько сильно они хотели и нуждались в том, чтобы их принимали за истинных христиан). Дон Пабло, очевидно, не хотел, чтобы его крайнее рвение рассматривалось в таком свете.

Он быстро возвысился и стал воспитателем принца Иоанна, будущего Иоанна II Кастильского, отца Изабеллы. Он также занял высокие посты в церкви и правительстве среди членов своей большой семьи, многие из которых разделяли его антисемитские наклонности. (Дон Пабло неоднократно призывал к восстановлению старых вестготских законов, по которым новоиспеченный христианин, перешедший в иудаизм, мог быть наказан смертной казнью, и писал такие мрачные пророческие слова: «Я верю, что если бы в наше время была проведена настоящая инквизиция, то среди тех, кто действительно был бы уличен в иудаизме, было бы бесчисленное множество тех, кто был бы предан огню; которые, если они не будут здесь наказаны более жестоко, чем государственные евреи, будут сожжены навечно в вечном огне».

И, конечно, факт остается фактом: возможно, он был прав. «Бесчисленные» евреи, возможно, действительно сделали жест обращения только потому, что сочли это благоразумным, и просто убрали свою старую религию в подполье. Другие же, возможно, искренне обратившиеся вначале, могли передумать. Конверсо сразу же стал объектом крайнего подозрения, поскольку благодаря усилиям дона Пабло «новый христианин» стал синонимом «лжехристианина». Бывшие единоверцы Конверсо не нашли в нем никакой пользы, и он стал своего рода социальным изгоем. Если у него был статус иудея, то он, должно быть, стал мало думать о религии, которая относилась к своим новообращенным так немилосердно. Кто может винить его за то, что он в частном порядке вернулся к своей старой вере?

Для распространения своих взглядов дон Пабло использовал кафедру — самое эффективное средство коммуникации того времени. Когда один из его коагитаторов заявил в проповеди, что у него есть доказательства того, что сыновьям иудаизированных христиан было сделано сто обрезаний, прелат был отчитан королем и назван лжецом, но этот эпизод свидетельствует о другой силе, действовавшей против евреев. Средневековая Испания была ареной непрекращающейся борьбы за власть, причем не только между христианами и маврами, но и между королями, церковными епископами и феодальной знатью. Мавры и, в свою очередь, короли были покровителями евреев. Теперь, когда испанские города росли и приобретали все большее значение, герцогства XIV–XV веков стали объединяться. Короли использовали евреев и буржуазию в борьбе с мелкой знатью, а дворяне, в свою очередь, были на стороне церкви. Теперь дворяне встали на сторону дона Пабло де Санта-Марии и других епископов, чтобы отбить евреев у королей.

В основе разбушевавшегося антисемитизма лежала, конечно, зависть — человеческая черта, преобладающая в том, что называют испанским нравом. Просто евреи стали слишком богатыми, слишком влиятельными, слишком значимыми в самых разных сферах жизни. Как крестовые походы имели смешанную религиозно-коммерческую подоплеку — обратить неверного было не важнее, чем разграбить его поля и опустошить его хранилища, — так и эпизоды предрассудков и разрозненные антиеврейские погромы, вспыхнувшие в XIV веке, имели лишь частичное отношение к вопросам веры. Они были предприняты из ревности, с целью вернуть силой то, что, по мнению менее удачливых неевреев, было отнято у них по праву. Как записал в своем дневнике канцлер Педро Лопес де Айала после особенно жестокого погрома в Севилье, в ходе которого был разграблен богатый еврейский квартал города и многие были убиты: «И все это было сделано из корысти, а не из преданности».

Погромы распространялись как огонь, и было ясно, что наступили страшные сумерки. В 1390 г. евреям Майорки было запрещено носить оружие. Вопрос о еврейском значке — «желтом, в окружности четырех пальцев, для ношения над сердцем» — приобрел конкретный характер. В ряде городов произошли беспорядки, и вдруг в 1391 г. в Севилье священник дон Ферран Мартинес, прямо нарушив приказ своего короля, привел вооруженную толпу в судейский дом. Разогнав солдат короля, Мартинес и его люди расправились с более чем четырьмя тысячами евреев, разграбили и сожгли их дома. Погромы стали обычным явлением по всей Испании, они вспыхивали в Толедо, Валенсии, Барселоне. После каждого погрома оставшиеся в живых евреи подвергались массовому насильственному крещению и обращению в другую веру. Этих евреев, получивших веру с крестом в одной руке и ножом в другой, стали называть конверсо, и, надо сказать, они перешли в отдельную категорию.

В течение последующих двадцати лет условия жизни неуклонно ужесточались, и тысячи евреев эмигрировали из Испании, рассеиваясь по всей Европе. В 1421 г. святой Винсент Феррер и канцлер Кастилии продиктовали длинный ряд антисемитских и антимавританских законов. И евреи, и мавры должны были носить опознавательные знаки, им запрещалось занимать должности и иметь титулы, они не могли заниматься такими профессиями, как бакалейщик, плотник, портной, мясник. Они не могли менять место жительства. Они не могли нанимать христиан для работы на себя. По новым законам они не могли есть, пить, разговаривать и мыться с христианами. Им запрещалось носить что-либо, кроме «грубой одежды». Один еврей жаловался:

Они навязали нам странную одежду. Они отстранили нас от торговли, земледелия и ремесел. Они заставляли нас отращивать бороды и волосы. Вместо шелковых одежд мы вынуждены были носить жалкую одежду, которая вызывала презрение. Непричесанные, мы были похожи на скорбящих. Голод смотрел всем в лицо…

Тем не менее, законодательство дало желаемый эффект. Количество обращений в другую веру заметно возросло, а грань между «верными» и «неверными» конверсо стала очень тонкой. В годы, последовавшие за доном Пабло де Санта-Мария, легче было предположить, что все являются неверными, и кровавые битвы продолжались — в Толедо в 1467 г., в Кордове в 1473 г., а в 1474 г. произошло невероятное восстание, когда молодой конверсо возглавил кровожадную толпу в Сеговии, совершив набег на других конверсо. В центре этого водоворота, этого буйства перекрестных и встречных течений, враждующих факторов, верований и идеологий, противоположных амбиций и стремлений к власти и деньгам, оказалась молодая пара королевских молодоженов — королева Изабелла Кастильская и король Фердинанд Арагонский.

Это был династический союз, спланированный, как не перестает ирония судьбы, небольшой группой евреев из самых высших придворных и банковских кругов Испании. Двумя главными сватами были дон Авраам Старший из Кастилии и дон Селемох из Арагона, люди настолько известные, что они так и не удосужились принять крещение. («Да, — уверяла детей тетя Элли, рассказывая об этих великих людях. „Мы связаны, мы связаны“.) Они задумали объединить два великих королевства, которые постепенно складывались из множества мелких, в единое, еще более великое целое. Их идея представляла собой раннюю форму национализма, не похожую на идею де Голля в современной Франции: оба они были ярко выраженными шовинистами и стремились сделать Испанию самой могущественной нацией в мире. Именно дон Авраам Кастильский пригласил Фердинанда в свой дом и поселил его там, пока Фердинанд оказывал формальные услуги Изабелле, и именно он привез Фердинанда в первый тайный визит, чтобы осмотреть будущую невесту. Именно дон Селемох был посредником при вручении Изабелле великолепного золотого ожерелья — подарка Фердинанда на помолвку, купленного, разумеется, на еврейские деньги. Именно дон Авраам в беседе с гостем королевского дома первым высказал мысль о том, что один из будущих отпрысков Фердинанда и Изабеллы может быть женат на португальском принце или принцессе, что позволит подчинить весь Пиренейский полуостров единому правлению. Они обговорили все детали, касающиеся приданого Изабеллы за ее мужем.

В Гранаде над местом, где в простых свинцовых гробах покоятся католические монархи, возвышается великолепный катафалк. Король, или, по крайней мере, его мраморное изображение, лежит, сложив руки на груди, и выглядит очень царственно, его голова даже не вмяла каменную подушку под ним, что, как говорят, свидетельствует о его черепной коробке при жизни. Его царица лежит слева от него, сложив руки, и по какой-то причине, которую так и не удалось объяснить, ее голова отвернута от мужа, глаза как бы задумчиво устремлены вдаль, придавая ей одновременно задумчивый и отчужденный вид, и тревожное настроение, создаваемое этой парой, — настроение разлада и недовольства. Конечно же, именно таким было отношение королевы к своему мужу при жизни. Он был вечным прелюбодеем, и многочисленные любовницы, а также внебрачные дети, которыми он осыпал испанские пейзажи, должны были стать тяжелым крестом для королевы. Это был крайне несчастливый брак, причем Изабелла оказалась более интересным партнером в нем.

Эта суровая, практичная, набожная, основательная женщина, дорожившая своей рентой и «властью, которой боялись», благодаря усилиям дона Абрахама Старшего и дона Селемоха Арагонского вышла замуж за человека, почти полностью ей противоположного. Там, где Изабелла была прямой и откровенной, Фердинанд был коварен и хитер. Там, где Изабелла была простой, Фердинанд был щеголеват и красив. Современник описывает его «веселые» глаза, «волосы темные, прямые, с хорошим цветом лица». При всей своей ревности Фердинанд, по словам современников, «очень любил королеву, свою жену, но при этом отдавался другим женщинам». Кроме того, «ему нравились всевозможные игры, такие как бал, шахматы или королевские столы, и он посвящал этому удовольствию больше времени, чем следовало бы». В то же время «он был склонен следовать советам, особенно королевы, так как знал ее большую компетентность». Кроме того, она была старше его на два года.

Хотя в истории Фердинанда и Изабеллу называют заклятыми врагами евреев, трудно поверить, что они сами были антисемитами. В королевском доме было очень много евреев, и король с королевой были буквально окружены евреями. Некоторые из них, как, например, дон Авраам Старший, не приняли гиюр, другие были конверсо. Среди них были Эрнандо де Пульгар, тайный секретарь королевы, и духовник королевы, фра Эрнандо де Талавера. Король и королева очень зависели от этих людей, а также от руководства и поддержки других советников-конверсо, и еще до того, как Фердинанд вступил на трон своего отца, он официально усилил власть конверсо при дворе. Генеральный судебный пристав Арагона, великий казначей и рачительный хозяин — все они были членами семьи Санчес, крещеными евреями. Конверсо также занимали три высшие военные должности в командовании Фердинанда — возглавляли крепости Перпиньян и Памплона, командовали флотом у Майорки. Личный камергер короля, Кабреро, был бывшим евреем.

В семье Изабеллы не было ничего особенного, и среди конверсо, находившихся рядом с ней, была ее ближайшая подруга, маркиза де Мойя, которая закрыла глаза Изабелле после ее смерти. То же самое происходило в Испании повсеместно. В Арагоне вице-канцлер королевства, генеральный контролер королевского дома, казначей королевства Наварра, адмирал, вице-ректор Сарагосского университета — все они были членами многочисленной и влиятельной семьи Ла Кабальерия, как и несколько ключевых членов совета Фердинанда. Дон Хуан Пачеко, маркиз Вильены и Великий магистр ордена Сантьяго, происходил с обеих сторон от бывшего еврея по имени Руй Капон, а брат дона Хуана, дон Педро Хирон, был столь же высокопоставленным Великим магистром ордена Калатравы. Их дядя был архиепископом Толедо и бывшим евреем — об этом знали все. По меньшей мере семь главных прелатов королевства имели еврейское происхождение, в том числе не менее двух епископов. Почему же, когда евреи и бывшие евреи служили им во многих важных сферах, Фердинанд и Изабелла позволили развиваться политике, которая была столь очевидно разрушительной и подрывала их самые могучие амбиции — великую и единую испанскую нацию? Как можно было считать практичной, а тем более мудрой политику выискивания и отделения истинных христиан от ложных, верных новообращенных от тайно «иудаизирующихся»? Решающим и практически безответным стал вопрос: кто был евреем, а кто нет? За три поколения, прошедшие после резни 1391 г., тысячи евреев приняли крещение. На протяжении XV века многие из наиболее состоятельных новохристиан вступали в браки с представителями старой католической знати.

Просто ли Фердинанд и Изабелла поддались народным настроениям, что было им совсем не свойственно, или же они действительно считали, что в Испании завелись евреи и их необходимо изгнать? То, что антисемитизм стал популярным, не вызывает сомнений. Не исключено также, что, когда придворный врач-еврей не смог спасти жизнь одного из ее сыновей, инфанта дона Хуана, Изабелла могла озлобиться на евреев и вспомнить старые мифы о евреях как отравителях колодцев и детей. А антисемиты из числа конверсо стали рассказывать монархам, что большинство обращений было лишь притворным, и напомнили древнюю кастильскую легенду, сложившуюся во времена Петра I. Петр, мол, носил на поясе пояс, подаренный ему женой, доньей Бланкой, которая хотела изгнать евреев. Его любовница, донья Мария де Падилья, достала этот пояс с помощью старого еврея, имевшего большое влияние при дворе, и тот наложил на него проклятие, так что когда Петр в следующий раз надел его — во время придворной церемонии, когда он был в полном облачении, — пояс вдруг превратился в змею, которая на глазах у перепуганных зрителей обвилась вокруг шеи царя и задушила его.

Предложение об инквизиции было сделано королю и королеве доминиканским приором Святого Павла в Севилье, поддержанным папским нунцием Николао Франко. Король и королева, как говорят, «неохотно» согласились на проведение «инквизиции», или расследования, но передали руководство ею в руки великого кардинала Испании, архиепископа Севильи Педро Гонсалеса де Мендосы, который заверил их величества, что подход к иудаизации конверсо будет евангелическим — через просвещение, аргументы и проповедь, а не через силу. Однако низшее духовенство, мелкие дворяне и общественность быстро устали от мягких методов кардинала и потребовали более жестких мер. Историк Андрес Бернальдес писал о методах кардинала: «На все это было потрачено два года, и все безрезультатно, потому что каждый делал то, что делал раньше, а изменить свои привычки — это гаечный ключ, который хуже смерти». В 1479 г. король и королева, все еще не желая этого, поддались давлению окружающих и учредили инквизицию.

Антисемитизм стал официальным, и правители начали проводить политику систематического изгнания евреев. В 1481 г. евреев было приказано заточить в судейские дома. Затем было принято решение о частичном изгнании всех евреев Андалусии. В 1483 г. было принято решение об изгнании евреев из Севильи и Кордовы, а в 1486 г. — из Сарагосы, Абарана и Теруэля.

2 января 1492 г. Изабелла и Фердинанд прибыли в Гранаду, последнее государство, находившееся под властью мавров, чтобы принять ее окончательную капитуляцию и получить ключи от нее. Над Альгамброй медленно поднималось знамя с крестом и так же медленно опускался полумесяц ислама. Должно быть, это был момент беспрецедентных эмоций и огромного воздействия, когда мавританский король Боабдил Молодой двинулся пешком к конному Фердинанду, чтобы предложить символ капитуляции после более чем семисот лет мавританского владычества. Его голова была высоко и гордо поднята. Христианская Реконкиста была завершена. Средневековая эпоха Испании подошла к концу. Когда крест и королевское знамя поднялись над башней Комареса, рыцари королевского ордена скандировали: «Гранада, Гранада для короля Фердинанда и королевы Изабеллы». Вокруг нее капелла певчих королевы начала петь торжественный благодарственный гимн «Te Deum Laudamus». Падение Гранады, наверное, действительно казалось предначертанным божественной волей. Королева, пораженная, упала на колени и разрыдалась. Ей не было и сорока одного года.

В этот волнующий момент, когда к ней медленно шел молодой король в тюрбане, неся ключи, когда она бросилась на колени, убежденная в том, что является свидетелем акта святой Божьей воли, вспомнила ли она старые обвинения в том, что семь веков назад именно евреи «открыли ворота» безбожным маврам? Придала ли она значение мощному и длительному союзу двух культур и стала ли рассматривать евреев и мавров как неразделимые враждебные силы? Убедила ли она себя в том, что все, что говорили ей церковники и дворяне, было правдой, что Испания сможет победить только в том случае, если навсегда очистится от всех необращенных мавров и евреев? Это более чем вероятно, ведь уже через три месяца после падения Гранады был издан знаменитый Эдикт об изгнании 1492 года с торжественными словами:

Цифры недостоверны, но, по разным оценкам, за последующие месяцы с полуострова эмигрировало от 165 до 400 тыс. человек. Очевидно, что цифра тех, кто выбрал альтернативу и остался, чтобы принять крещение, еще более зыбка, но, как правило, она составляет около 50 тыс. человек. Султан Турции Баязет II, по преданию, заметил, что он «очень удивлен изгнанием евреев из Испании, поскольку это означало изгнание ее богатств». Он сказал: «Король Испании, должно быть, сошел с ума. Он изгоняет из страны своих лучших подданных», и обратился к желающим евреям с предложением приехать и поселиться в Турции.

Не случайно экспедиция Колумба была начата в тот же злополучный год. Она тоже была продолжением крестовых походов с теми же смешанными религиозными и торговыми мотивами; после падения Гранады можно сказать, что «крестовый поход» был завершен. Следующий логический шаг был сделан на запад, через Атлантику.

Одна из очаровательных легенд, связанных с королевой Изабеллой, гласит, что она импульсивно, можно даже сказать, по-девичьи, предложила заложить (или продать — истории расходятся) свои драгоценности, чтобы финансировать путешествие Колумба. Как и многие очаровательные легенды, эта оказалась не более чем легендой. Правда, казна Изабеллы была почти пуста. Но ее казна быстро пополнялась за счет имущества, конфискованного у уезжавших евреев. Евреи играли в экспедиции и другие роли.

При прокладке курса Колумб пользовался картами, составленными Иудой Крескушем, известным как «картографический еврей», главой португальской навигационной школы в Лиссабоне. Альманах и астрономические таблицы, которые Колумб собирал для путешествия, были составлены Авраамом бен Закуто, еврейским профессором университета Саламанки. Именно сеньор Закуто познакомил Колумба и офицеров его экспедиции с известным еврейским банкиром доном Исааком Абраванелем, который одним из первых предложил Колумбу финансовую поддержку. Когда потребовалось еще больше денег, и Изабелла уже была готова отказаться от проекта из-за отсутствия средств, Абраванель обратился к другим еврейским банкирам, в том числе к Луису де Сантангелю, Габриэлю Санчесу и Абрахаму Сениору, сыгравшим столь важную роль в приведении Изабеллы и Фердинанда к алтарю. Именно благодаря этим банкирам экспедиция смогла покинуть Испанию под испанским флагом, а первое сообщение Колумба о своем открытии в Испанию было адресовано не королеве, что было бы вежливо, а сеньорам Сантангелю, Санчесу и Сениору, его банкирам, что было практично. Результат этой деятельности профессор Х.П. Адамс из Университета Джона Хопкинса прокомментировал следующим образом: «Не драгоценности, а евреи были реальной финансовой основой первой экспедиции Колумба».

Существует также большая вероятность того, что Колумб сам был марраном, сыном родителей по фамилии Колон, бежавшим из Испании в Геную во время одного из погромов. Безусловно, он был очень странным генуэзцем. Почему, например, он так плохо писал и говорил по-итальянски и в то же время так свободно владел кастильским испанским, что мог с легкостью передвигаться в высших кругах испанского двора? Ничего, кроме загадок и тупиков, не таит в себе место и обстоятельства рождения Колумба. Португалия веками отказывалась чествовать Колумба, утверждая, что он «иностранец», а между тем известно, что несколько лет до экспедиции он жил в Португалии и был женат на португальской девушке (в 1968 г. Португалия исправила ситуацию, установив его статую на португальском острове Мадейра). Был ли Колумб тайным евреем? Многие специалисты считают, что да. Он, безусловно, окружал себя марранами и конверсо, когда формировал свою команду. На борту «Санта-Марии» и врач Местре Берналь, и корабельный хирург Марко были евреями. Первый человек, сошедший на берег в Новом Свете, вероятно, также был евреем: Луис де Торрес, официальный переводчик экспедиции. Он был взят с собой в плавание, поскольку экспедиция рассчитывала достичь Востока.

Несмотря на то, что эдикт монархов о высылке был достаточно конкретным, в его толковании существовала определенная свобода действий. Взяточничество в XV веке не было редкостью, а португальских чиновников подкупить было даже легче, чем испанских, что говорит о многом. Первыми евреями, которых затронул эдикт, стали самые бедные, которые не могли позволить себе взятки; более богатые и знатные люди могли договориться. Например, королевский сват Абрахам Сениор, который так хорошо служил королю, помогал ему расплатиться со многими любовницами и приходил на помощь, когда его любовные похождения грозили опасностью, был в числе евреев, которым разрешили вывезти из страны любое личное имущество, после того как были сделаны обычные пожертвования определенным министрам и общественным деятелям. Долг правительства перед Сениором — ошеломляющая сумма в 1 500 000 мараведи — также было приказано выплатить. Однако Сеньор, поразмыслив, сообщил своему старому другу и бывшему гостю королю Фердинанду, что предпочел бы остаться в Мадриде, а в качестве цены согласился бы на крещение. Король был в восторге, и семья Сениора приняла крещение во дворце, сменив название на Коронель. Дон Абрахам, в конце концов, был уже пожилым человеком и, возможно, устал от борьбы. Его друг и бывший коллега дон Исаак Абраваналь, которому предложили те же условия, предпочел покинуть Испанию, а не переходить в другую веру, и таким образом великая фамилия Абраваналь была перенесена в Европу и, в конце концов, в США.

Евреев, не сумевших выторговать себе взятку, выгоняли из Испании как скот. Им разрешалось ничего не брать с собой. Чтобы продать свой дом или товар, они были вынуждены брать все, что покупатель соизволит им дать, а все, что они получали, было приказано передать королю. По словам одного из летописцев: «Они ходили и спрашивали покупателей и не находили никого, кто бы купил; некоторые продавали дом за осла, а виноградник за немного сукна и льна, так как не могли взять золота».

Пока Колумб собирал свой флот в Кадисе, он наблюдал за гаванью, которая была заполнена крошечными лодками, ожидавшими, когда их увезут евреи. Если он действительно был сыном родителей, которые были подпольными евреями, то, должно быть, смотрел на эту суматошную сцену со странными смешанными чувствами. Корабли, назначенные для перевозки беженцев, были переполнены, плохо управлялись и в конце зимы попали в шторм. Те, кто садился на турецкие корабли, посланные самим султаном, находили турецких моряков менее гостеприимными, чем их лидер. Некоторые евреи придумали глотать золотые и серебряные монеты, чтобы забрать с собой деньги. Об этих евреях раввин, отец которого был одним из первых изгнанников, писал: «Некоторых из них турки убили, чтобы вытащить золото, которое они проглотили, чтобы спрятать его; некоторых убил голод и чума, а некоторых капитаны бросили нагими на морских островах; некоторых продали в рабыни и служанки в Генуе и ее деревнях, а некоторых бросили в море».

Когда тетя Элли доходила до этого момента в своих рассказах, глаза детей становились широкими, как блюдца.