Гридень 5. Огнем и Словом

Глава 14

Рыжеволосая бестия лежала на расстеленном матрасе, набитым соломой, и стеклянными глазами смотрела на сероватую ткань потолка шатра. Мне было неинтересно смотреть на шерстяную ткань, я рассматривал женщину. Люблю, знаете ли, изучить женское тело после того, как в нем побывал.

Красива, да, но… Первоначальный флер, что окружал Алианору, слетел и теперь я видел не одну из самых знаменитых женщин в истории, а, всего лишь, женщину. Хороша, да, но полнушка. Яркая, безусловно, но в большинстве благодаря, приковывающим взгляд, рыжим волосам и глубоким глазам. А так… есть избыток жирка, по мне, так сильно мягкая, хотя для современных мужчин, именно такой типаж — самое то.

Теперь я могу сравнивать француженку, или, скорее, аквитанку, с теми женщинами, что у меня были.

И… она проигрывает даже Рахиль, чье тело красивее, изящнее, грудь упругая, а не такая… Евдокия? У нас с ней была страсть, сродни с той, что влекла меня в тот момент, как я начал раздевать и одновременно покрывать поцелуями рыжую королеву. Обладать императрицей, королевой, вот что влекло больше остального!.. Разве есть мужики, что не захотят, хотя бы разок с королевой, а с императрицей, тем более, что они хорошенькие?

А вот Теса-Мария… Она моя, родная, она лучше всех их. Стройна, можно сказать, спортивна, страстная, не менее, чем Евдокия и Рахиль; умна не менее, чем Евдокия; властна, не меньше, чем Алианора Аквитанская, но менее сумасбродна, чем рыжая королева.

А я… я чувствовал себя проститутом. Как там продажные мужики называются, те, которые с женщинами? Конечно, у других есть название, которое на «пи» начинается, на «дары» заканчивается.

— Проси! Теперь проси, все, что хочешь! Я… я такого не ощущала еще ни разу, — будто летая в облаках, то ли проговорила, то ли простонала Алианора.

Вот, значит как! Отработал своим молодым телом, используя сексуальные наработки из прошлой жизни, отпахал над рыжеволосой королевой за Русь-матушку, за веру нашу православную… Господи, прости меня, грешного! Но ощущения именно такие. И я не знаю, как правильно к такому относится.

— Что я прошу от ангела с золотыми волосами? Любви! — солгал я.

Меня одарили поцелуем, после Алианора прижалась плотнее своим пышным телом, и положила голову мне на грудь.

— Мне ничего не нужно, только чтобы войска твоего мужа перебрались в Азию и стали делать то, для чего вы сюда и пришли, отстаивать Гроб Господен, — сказал я в то время, как мою грудь покрывали королевскими слюнями.

— Людовика побуждают отомстить за единоверцев венецианцев, — призналась рыжая, привставая с нашего «ложе».

— Ты прекрасна, — продолжал я сыпать комплиментами. — И разве ты не повлияешь на Людовика, чтобы он отказался от идеи мести? Германцы уже переправились в Азию, помощи от них не будет. У василевса войска более ста тысяч, еще пятнадцать тысяч варангов, и я… Пойми, моя любовь, я скован цепями, это мой долг. Мое войско в десять тысяч идет через Венгрию и уже скоро, через неделю, или раньше, у меня будет одиннадцать тысяч, вместе с сербами Лазаря и гарнизоном Видина, так и вовсе… Но я убью любого, кто только посмеет посмотреть на тебя.

— Ты льешь в мои уши столько нектара, что я таю. Ты сможешь еще раз полюбить меня? Так страстно, как до этого? — спросила рыжая-бестыжая и встала в позу, которую я когда-то называл «позой собирания картошки».

Эх, работа! Снова к станку, снова полировать…

Я был мегакрут. Пот лился ручьем, но тренированное тело позволяло продолжать с высокой интенсивностью корпеть над телом женщины. Не посрамим славянство! Пусть знают наших! Удивительно, но именно это, желание не подвести всех мужиков русских, мотивировало больше всего. Я хотел и добивался того, чтобы Алианора, познав иных мужиков после, того же короля иерусалимского, из-за измены с которым Людовик и начнет бракоразводный, долгий, процесс, рыжая будет думать только обо мне.

А я что? Два таланта золотом уплатить вперед, и на вечер я у рыжей. Шутка, конечно. Я не стану торговать телом. Тут по обоюдному согласию. Мне с ней так же очень даже неплохо, местами, так и хорошо. И этим «местам» я уделял особенное внимание.

— Я счастлива. Смогу ли теперь возлечь с Людовиком? А, нужно же, так господь прописал, — размышляла рыжая. — Кстати, он упился вусмерть, так расстроился из-за поражения своего вассала. Ты отдашь маркиза мне? Это будет очень хорошо для твоих планов. Людовик даст слово следить за грабежами, чтобы их не было. А за людей пленных даст по одной марке, это немало.

Когда я говорил о том, что не хочу иметь дело со сложным и неоднозначным процессом взимания выкупа за маркиза, упоминал, что собираюсь сделать некий неоднозначный поступок, знак «доброй воли». Так вот, я имел ввиду нечто подобное: отдать королевского вассала просто так, ну а за иных пленников взять символическую плату. Королева что? Не поняла, что я ее подвел к таким мыслям, что она сейчас озвучивает? Значит, я очень неплох.

Но не всех пленников я собирался отдавать обратно в доблестное крестоносное войско. Я уже отдал приказ узнать, кто их пленных владеет какими ремеслами, и сделать это до того момента, как они узнают, что выкуплены. Понятно, что тут больше одноконных рыцарей, или тех, кто ими называется, но и среди рыцарей могли быть люди, у которых с правильного места растут руки, да и всякие оруженосцы, слуги из обоза — они-то и могут быть теми, кого я переселил бы, скажем в междуречье Днепра и Дона. Под надзором, конечно. Пусть развивают ремесла, пашут землю. Сейчас время такое, что земли много есть, особенно после побед над половцами, а пахать ее и некому. Да и нечем, по сути, но эта проблема во Владово и Воеводина решается.

— Мне нужно уходить. Итак задержалась, но ни о чем не жалею и буду вспоминать, когда стану грехи отмаливать. — рыжая встала и криком, напоминающим чайку, не очень приятным, позвала прислугу.

— Ты не додумайся рассказать на исповеди о нас, — всполошился я.

— Я красивая, но не полная дура, — сказала Алианора, а после усмехнулась. — Если бы Людовик обо всем знал, то уже на коленях молил бы папу Римского позволить взять другую жену.

Две воительницы вошли в шатер, а с ними два моих охранника. По уставу они должны проводить гостей, убедиться, что со мной все в порядке, и после моего разрешения, удалиться. Двое мужиков и две молоденьких женщины по-разному удивились, завидев меня и королеву голыми, но четыре пар глаз оказались выпученными, а мужики, так и вовсе превратились в изваяния, пускающими слюни.

Чего мне стесняться? Все у меня более чем нормально. А вот Алианора зарделась, засмущалась. Пришедшие в себя девы-воительницы своими телами закрыли от мужских глаз госпожу.

— Уйдите! — не сумев сдержать смех, повелел я своим охранникам.

— Благодарю, сударь, — сказала рыжая. — Но я не вижу причин для смеха. Впрочем, когда еще твои воины увидят столь красивую женщину, как я.

А самооценка у мадам еще та! Но мне с ней детей не рожать. Как-то это прозвучало несколько напряжно. Я не особо сдерживался во время наших взрослых игр. Да, нет же!

— Тебя оставить, госпожа? — спросил я с почтением, даже обозначил поклон.

— Нет… — лукаво улыбнулась Алианора, посмотрев на прислугу.

Ну не предлагать же она будет мне своих служанок? Это уже какой-то вертеп образовывается, между прочим, в стане воеводы христианского Братства. Кто должен своим примером задавать тон моральной устойчивости.

— У меня нет секретов от подруг своих, — сообщила мне королева, после обратилась к девчонкам. — Вот он — лучший из любовников, обольститель и покоритель. Я буду помнить о нем.

А, приятно же, черт побери!

Рыжая королева одевалась, а ее служанки, названные «подругами», видимо, скорее, фрейлинами, все посматривали на меня. Я же не спешил окутывать свое тело одеждой, а присел за маленький столик и, поедая финики, запивая их вином, наблюдал, как приводили в порядок Алианору Аквитанскую. Все же в одеждах, которые скрывают явные, для меня явные, погрешности в строении женского тела, она кажется более привлекательной. Не такая полная, нигде ничего не подвисает. Все равно, не моя женщина, хотя интересная, чего не отнять.

Королева, страстно поцеловав меня поцелуем, который, как я думаю, теперь может называться не «по-французски», а будет именоваться «русским», ускакала прочь. Я же, пропустив тренировку, проспал до самого утра.

А после пришли две новости и каждая очень даже хороша. Первая, для меня менее важная, это то, что Людовик поспешил к Константинополю. Судя по всему, он устремился не захватывать Великий город, а все-таки пересечь Босфор, ну или Дарданеллы, и попасть на азиатскую часть Византийской империи.

Я всегда верил в силу женского Слова, ну или не столько слова, как тела в качестве аргумента. Алианора убедила супруга, что нужно поспешать бить сарацинов и добывать славу и богатства. Может также дуэль более чем двух тысяч мужчин повлияла на решение французского короля, но все крестоносное войско, со всеми обозами и передвижными борделями, рвануло прочь с европейской части империи. Важнейшая проблема для Византии была нивелирована и я могу брать свой приз и так же идти домой. Да, они не убрались прочь, но все же никаких намерений грабить или попробовать «на зуб» империю, не высказывалось.

Из этого вытекает и вторая новость, хорошая, бесспорно, но кричащая о том, что я недостаточно хорошо планирую и анализирую обстановку. Семь тысяч войска Братства приближалось к границам Византийской империи. Вот зачем они мне тут сейчас?

Нет, конечно нужны. Важно показать силу, даже красоту моего воинства, так как до тысячи бойцов должны уже быть в «ангельском» облачении, а иные экипированы по последним достижениям европейской воинской науки, не нашей, русской, которая ушла уже вперед со своими панцирями и почти что бахтерцами, но все равно это сильно. Ну и половцы, их прибывает традиционно численно больше в моем войске, чем самих братьев и послушников. Хан Аепа, тесть мой, также имел возможность одеть своих воинов в лучшее. Все же трофеев мы набрали ранее очень много, и доля половцев в них была немалой.

Но вот кроме как демонстрировать силу и моду, мне все Братство тут уже не нужно. Оправдания найдутся, конечно, зачем шли воины через более чем тысячу верст. Но была бы возможность позвонить, или отстучать телеграмму, так все и устроилось наилучшим образом, остались воины тогда дома, но чего нет, того еще очень долго не будет. Не уверен, что проживи я и сто лет, то дойдем до производства проводов и телефонов. Хотя оптический телеграф… Можно подумать. Там же просто нужно видеть передающего. Если такое сделать, например между Выксой, Воеводино, Нижним Новгородом, Владимиром, то и отлично выйдет.

Ах, да, совсем об этом не хочется думать — Новгорода на Волге уже нет. Скребет по сердцу гвоздь от этого поражения Руси. Еще не знаю подробностей тех событий, так как получилось перехватить только один отряд Братства с вестовыми, а они несли новости о приближении войска, да и только.

Но одно я усвоил: в этом мире нужно жить несколько иными категориями, пора уже выбросить напрочь такое подсознательное мнение, что в то место, где рвется, то есть, где нависает опасность, можно быстро перебросить войска. Нельзя! В Ил-76 не загрузишься и с парашютом не прыгнешь прямо на голову негодяям. Хотя… Вот была бы потеха! Если «ангелы» на лошадях ввергают в ступор нынешнюю публику, то что будет от спускающихся с небес воинов⁈ Да ничего не будет: ни воли у противника, ни будь какого сопротивления. Рухнут на колени, бери их, пока теплые.

— Жалко, что ты венчаный, друг мой! — пьяным голосом, при этом делая поползновения обнять, говорил Лазарь Милович.

Был бы в будущем, так агрессивно отреагировал на то, что после вопроса о венчании, ко мне лезет обниматься бородатый подпитый мужик. Но я в мире, где содомия — грех. И это одно из явлений, за что мне все больше нравится этот мир.

— Есть у меня племянница… Нет, дочка! Ей правда еще только четыре года, но красавица, что не чета этой рыжей королеве, — сватал меня сербский князек.

Да, победу нужно было праздновать. Уход из условно сербских земель крестоносцев — это безусловная победа. Получилось использовать и Слово и Огонь. Синергия этих явлений, мягкой силы и военной, приносит чаще всего больше, чем использовать только что-то одно.

— Я глубоко женат, — сказал я чуть отстраняясь от объятий.

Лазарь несколько «завис». Ему понадобилось до полуминуты, чтобы понять, что значит «глубоко» женат.

— Плохо. Мог бы получится добрый союз. Мы же словене, да и веры одной, — раздосадовано сказал сербский товарищ.

Я не из тех людей, кто кричит повсеместно фразу «Все есть Россия, кроме Косово, Косово — это Сербия». Ситуация в мире, да и между народами, в том числе и славянскими, намного сложнее. Людям свойственно все упрощать, кидаться громкими заявлениями. Я же предпочитаю думать.

Сербское государство уже было на политической карте средневековой Европы, было, да сплыло. В иной реальности уже случилось, а в этой весьма вероятно, что в конце этого века, сербы воспользуются слабостью Византии и вновь провозгласят себя независимыми, еще больше ослабляя империю.

И тогда вопрос: а что Руси нужно больше? Слабая Сербия, которая будет способна решать только региональные задачи, да и то не все, или же сильная империя, в союзе с которой можно выходить на европейский, да и на азиатский, политические театры?

Мне кажется, что второй вариант перспективнее. Когда придут монголы, а они придут, чтобы степняков остановить, нужны будут союзы с сильными. Сербы не пришлют на помощь Руси и двадцати тысяч воинов, не смогут они помочь и припасами, кораблями, конями. А Византия, сильная, конечно, все это сможет сделать.

Основа под будущий союз уже заложена, если наладить торгово-экономическое сотрудничество, да еще и попробовать «открыть» Америку, хотя бы для того, чтобы обеспечить продуктовый обмен, то с империей все срастется. Территориально с Византией нам почти что и нечего делить. Крым, если что. Но, как известно «Крымнаш». И переговоров по этому поводу быть не может! Это я выяснил еще в прошлой жизни. Но на полуострове может оставаться византийская фактория, тот же Корсунь-Херсон, из которой следовало бы сознать свободную экономическую зону. Всем от этого будет только хорошо, даже не нужны тогда отмены таможенных пошлин.

— У меня есть предложение к тебе, мой друг, — чуть поразмыслив, сказал я. — Присылай своих воинов ко мне в Братство послушниками. Пусть они отбудут наем, скажем — семь лет. За это я их одену в добрые брони, дам коней, обучу.

Задумался и Лазарь. С его подходом, который ранее уже озвучил серб, мое предложение более чем соотносится. Он хочет создавать войско? Но нету чем кормить этих воинов, обучать, экипировать, коней нет в достатке. У меня же все это есть, или будет куплено.

С теми деньгами, что уже получилось заработать, Братство становится одной из богатейших организаций этого мира. Сколько там нынче в казне тамплиеров, или ассасинов, я не знаю, но предполагаю, что основные заработки у храмовников должны начаться позже. У меня же только награбленного в Венецианском квартале больше, чем весь бюджет какого-нибудь Переславльского княжества, с Туровским в придачу.

Есть иные перспективные способы заработать деньги и пропитание. Развитое сельское хозяйство, производства — всего хватает, можно даже думать о том, чтобы создавать собственное государство. Но это не мой путь. Нельзя усложнять и без того непростую обстановку на Руси.

— Зачем тебе это? Я же понимаю, знаю, что твое Братство будет существовать и в империи. Тут найдется много желающих в него вступить на тех условиях, что ты только что озвучил. Так зачем? — спрашивал Лазарь.

Вид мужчины был серьезный, он даже отставил кубок с вином в сторону.

— Я не хочу засилья ромеев в Братстве. Сам я буду находится далеко, не знаю когда и приеду вновь в Византию. Может, через два года, или три. Не хочу, чтобы тут находились за мой счет не мои люди. Если в Братстве будет много сербов, еще немного болгар, русичи, то ромеям сложно приручить Братство. Да, будут ротации, это когда я стану менять воинов живущих здесь на иных, а здешних забирать на Русь, но лучше перестраховываться во всем и всегда. Так что скажешь? — выдал я монолог.

— Я не вижу причин отказываться. Бери на семь лет хоть бы и тысячу воинов, которые не могут купить себе добрые брони, одевай их, используй всяко, но только поцелуй крест, что никогда не станешь направлять против меня свой меч, — последние слова Лазарь произнес жестко, бескомпромиссно.

Но для меня всегда есть компромисс. Я могу просто не брать сербов, да и все.

— Ты не станешь с меня что-то требовать! Есть цели у Братства, если на пути их достижения встанет хоть бы кто, то я буду драться и с тем, кого называл своим другом. Пусть слезы будут течь из моих глаз от горечи, но я буду драться, — с пафосом отвечал я.

Наступила пауза. Лазарю вновь потребовалось время, чтобы осмыслить то, что только что прозвучало.

— Но воины вернуться ко мне? Уже одетые и с конями? — уточнял Лазарь.

— У тебя останутся их семьи, ты можешь каждого убедить вернуться. Но не начинай войну с империей, она мне нужна сильной. После… Не при твоей жизни и не при моей, мои потомки, я оставлю им завещание помочь твоему народу обрести независимость, — сказал я.

— Вот что ты за человек такой? Я уже соглашаюсь, а тут опять условия, — сетовал серб.

Можно было наобещать в три короба, а после найти отговорки, почему все вышло не так, а этак. Но я не хочу без меры лгать. Так можно полностью потерять доверие. Но и не лгать не могу, ибо такой важный инструмент достижения цели нельзя игнорировать. Я придерживаюсь философии еще нерожденного Фридниха Ницше: достижение цели любой ценой. Но я бы чуть изменил слова философа и подставил одно слово «почти» любой ценой.

— Хорошо, — согласился все же Лазарь.

По сути, куда ему деться? Воины, которых собрал местный князек по требованию василевса, никудышние. Я не про их боевые качества. Это мы проверим чуть позже, устроив, в некотором роде, турнир. Я про снаряжение. Копья? Серьезно? Нет, это отличное оружие, но когда в войске лишь разрозненные отряды пехотинцев-копейщиков в стеганках?.. Мда. Или я, так сказать, зажрался?

Выпили, подрались, женщин только не было. А так, словно на Руси оказался. И даже не в этой, что нынче, а в том, собранном у меня в голове, образе, где питие — есть великая забава на Руси. Сейчас почти что и нет такой забавы. Но подраться русские люди любят, нет в них ни грамма рабского, покорного.

Три дня пробыли еще на месте, немного потренировались, после Лазарь передал мне сразу же восемь сотен воинов. Спешил князек избавится от части своих бойцов, не так у него хорошо с продовольствием, а крестоносцы еще раньше распугали в округе всего зверя, да выловили рыбу. Так что отряды охотников приходили чаще всего ни с чем. Даже Ярл, мой сокол тут с голоду помер бы, ну или каких мышей грыз. Вот этих гадов полно.

На четвертый день я увидел, как передовые отряды легкой конницы из половцев, начали разведку. Меня разведывали мои же отряды.

— Я рад видеть вас, братья, — сказал я и обнял Никифора с Алексеем. — Как там моя жена? Небось живот уже огроменный?

— Все живы и здоровы были, когда мы уходили. Но мне есть в чем перед тобой повиниться и за что принять наказание, — сказал Алексей, понурив голову.